Хамелеон

Пролог

– Ты когда-нибудь видел, как танцуют мотыльки?

Она сидела рядом с ним на бетонном блоке в поле у дороги и куталась в шерстяной плед, пытаясь согреться под тусклым светом звездного неба.

– Не знаю. Да, наверное. А что? Это красиво?

Она затянулась сигаретой и передала ему со следами сиреневой помады у фильтра.

– Мой дедушка считал, что да. Я сама никогда не обращала на них внимания, но он говорил, что это нормально, ведь они красивы только в один момент твоей жизни.

Даже будучи в паре дюймов от нее, ему приходилось напрягать слух, чтобы сквозь стрекот сверчков и стрекоз слышать полушепот ее тонкого высокого голоса. Он выдохнул дым в звездное небо и посмотрел на ее профиль, обрамленный лунным светом, только подчеркивающим ее красоту. Красоту, которую не все признавали и которая оставалась скрыта для многих, но не для него. Он чуть наклонился, увлекаемый еле уловимым ароматом духов с ее черных локонов.

– В какой момент?

Она посмотрела на него, окунув в бездну своих черных глаз.

– Дедушка говорил это самое красивое, что можно увидеть перед смертью.

Он стоял в одиночестве под фонарем, и над головой его танцевали мотыльки. В конце улицы горела неоновая вывеска «Обелиск» – лучшее казино в городе, и сегодня там не играла музыка и не доносился искренний беззаботный смех, как в любой другой день недели, – сегодня там было тихо. «Маленький Лас-Вегас», как говорили о нем местные из-за сочетания большой площади и огромного ассортимента развлечений и выпивки, но именно сегодня – в вечер вторника – там было тихо. У него вздулись вены на лбу, и он только сейчас заметил, что пытается успокоиться незажженной сигаретой. В руках он крепко, до бледноты костяшек, сжал тяжелый револьвер. Рука окостенела и отказывалась разжать холодную рукоятку, будто примерзла к ней. В голове пронеслась наивная мысль, что, может, действительно виноват холод? «Нет, нет. Тогда почему ты вспотел?» Молодое тело, на вид не больше тридцати, дрожало под светом фонаря, а к спине его липла красная клетчатая рубашка. В попытке успокоиться он сделал глубокий вдох, провел рукой по гладко выбритому худому лицу и обнаружил, что по щекам текут слезы. Он протер глаза левой рукой, словно мальчишка, который не понимает, как он вообще может плакать. Разве он не из тех, кто никогда этого не умел? Он что, боится? Нет, глупость! Не страх привел его сюда посреди ночи, и сейчас не время для страха. Воспоминания потоком пронеслись в его сознании, гримаса гнева исказила лицо. Сжав отполированное дерево револьвера покрепче, словно он был во сне и это единственное, что было настоящим, единственное, за что стоило держаться, он шагнул вперед, заставляя свои ватные ноги слушаться, затем еще раз и еще, лишь бы не повернуть назад. В один миг сработали инстинкты, и он замер, затем резко повернулся влево. Он мог бы поклясться, что слышал что-то в переулке. Слишком темно. Вот опять. Он присмотрелся: что-то шагало к нему из мрака к свету – темная, сгорбленная фигура, все ближе и ближе, не спеша, уже можно различить силуэт. Это явно человек и, похоже, раненный. Он держался рукой за живот и капал кровью на тротуар. Взгляд раненого упал на револьвер. Он не знал почему, но стоило ему увидеть эти глаза, как он вздрогнул и, повинуясь внезапному порыву, нацелил на незнакомца револьвер. Между ними три метра, он может сделать точный выстрел. Хромая, раненый казался совсем слабым. Два метра. Опустив голову, раненый сделал, с явным усилием, дружеский жест – вытянул свободную руку, тоже заляпанную в крови. Полтора метра. Раненый хромал к нему, всем своим видом пытаясь показаться простым слабым человеком, которому нужна помощь, но глаза его выдали – это был взгляд, полный отчаяния и боли, и там, в глубине, за всеми этими живыми эмоциями, читалась холодная решимость. Метр. Раненый резко шагнул в его сторону и выбросил вперед руку, которой зажимал рану, в темноте мелькнула сталь вперемешку с кровью. Он нажал на курок, но слишком поздно. Несколько мотыльков кружили в танце вокруг мнимого солнца.

Глава 1

Доктор Стэрон прошел по коридору мимо своих коллег, зашел в лифт и нажал на кнопку третьего этажа. Пять минут назад ему сообщили, что пациент пришел в себя и начал буянить. Встав с кровати, пациент на шатающихся ногах подошел к зеркалу. Он издал истошный хрип, что в его случае, скорее всего, являлось криком. Несмотря на уговоры медсестры, пациент не захотел лечь обратно в койку, а, напротив, начал крушить все вокруг себя и вскоре попытался сбежать из больницы, что, по опыту доктора Стэрона, повлекло бы за собой еще больше проблем как для пациента, так и для больницы. Благодаря вовремя среагировавшим санитарам этого удалось избежать. Они скрутили его прямо у выхода, пока тот вырывался. Быстро подоспевший анестезиолог смог усыпить пациента уколом пропофола в вену, пока четверо санитаров пытались зафиксировать его. Все происшествие заняло от силы десять минут, однако за это время пациент успел разбить оборудования в палате на три тысячи долларов и избить трех санитаров – не сильно, но достаточно, чтобы им пришлось выплачивать компенсации за полученный ущерб на рабочем месте – плюс еще минимум тысяча долларов. Однако пациент мог оказаться невменяемым, что затруднило бы ситуацию с взысканием штрафа. Но доктора Стэрона, вопреки его навыкам в области психотерапии, которым он обучился на курсах одного из самых именитых психологов страны, вызвали не из-за опасений насчет психического состояния пациента – для этого в больнице имелся дипломированный специалист, а из-за проблемы, входящей в юрисдикцию его официальной должности в этой больнице, – у пациента разошлись швы. Доктор Стэрон миновал отделения венерологии, травматологии и педиатрии. Затем вышел из лифта и направился прямо в хирургическое отделение. Через полминуты он уже просовывал шовную полинить через иглу, стоя над изрезанным телом, которое он еще две недели назад зашивал на протяжении девяти часов.

Стэрон стоял у кровати своего неудачливого пациента. Несколько приборов констатировали стабильное состояние, капельницы мирно кормили пациента отмеренными дозами плазмы и эритроцитной массы. По заявлению медсестры, больной пришел в сознание, но Стэрон видел перед собой все то же перебинтованное лицо, что и позавчера на столе, с одним лишь отличием – теперь глаза были чуть приоткрыты. Пациент словно побоялся открыть их полностью, но и закрыть снова не решился. Был ли он в сознании или еще только на полпути к нему? В любом случае, Стэрон имел инструкции на этот случай и потому, недолго думая, включил карманный фонарик и посветил им в приоткрытый глаз.

– Вы меня слышите? – мягко и тихо, чуть ли не шепотом, спросил Стэрон.

Пациент закрыл глаза и отвернулся от света, однако перед этим Стэрон успел заметить, что зрачок уменьшился до размеров точки.

– Зрачки реагируют… Вы меня понимаете? Подайте знак, скажите что-нибудь.

Пациент набрал в грудь немного воздуха, и Стэрон чуть ли не вплотную приблизился к потрескавшимся губам больного.

– Да, я слышу…

Слабый голос, больше походивший на предсмертный хрип старика, прорезал тишину в палате, и Стэрон невольно опустил взгляд на перебинтованную шею. Грудь снова поднялась, закачивая в легкие воздух.

– Это… это я сказал? Это мой голос?

– Успокойтесь, все в порядке.

Пациент попытался встать, но Стэрон рефлекторно положил руки ему на плечи и мягко прижал к кровати.

– Нет, нет. Вы пока дезориентированы, лучше полежите.

Пациент вдохнул так резко, что Стэрон в опаске бросил взгляд на грудь пациента, ожидая увидеть проступившую кровь на бинтах под свежезашитыми ранами.

– Что со мной? Что с моим голосом?

– Все хорошо. Вы помните свое имя?

– Да, я… – Пациент внезапно замер, уставившись в пустоту. Так же внезапно его взгляд снова обрел ясность, но голос теперь звучал не столь уверенно. – Я Алекс. Алекс Дорвин.

– Да, верно. Итак, Алекс, вы знаете, где вы?

– В больнице? Вы врач? Что с моим голосом? – Вопрос был задан невинно, будто ребенок потерялся и теперь ищет, на что опереться.

– Все в порядке, Алекс. Вам прорезали гортань, но…

– Что сделали?!

– Но теперь все в порядке! Дышите ровнее!

Пациент нервничал, что неудивительно, но что было странно, так это то, что и Стэрон тоже нервничал. Чтобы снова зашить этого Франкенштейна, у него ушло четыре часа – раны открылись и стали вновь кровоточить, а пациент и так потерял немало крови. Теперь же, когда он проснулся, он первым делом начал паниковать, рискуя этим вновь лечь на хирургический стол. Однако нужно отдать должное – организм у него крепкий и быстро заживает, не смотря на многочисленные ножевые ранения. После недавнего инцидента прошло тридцать часов, но уже можно сделать вывод, что пациент вскоре полностью оправится. Скорее всего, если перестанет дергаться и хоть немного успокоится. Стэрон думал, что сказать, и решил понадеяться на здравый смысл пациента.

– Алекс! Буквально позавчера вам провели сложную операцию, а до этого еще более сложную, в ходе которой вас еле вытащили с того света! При резких движениях и больших нагрузках велики шансы, что у вас вновь разойдутся швы, и вы лишь усугубите свою ситуацию. Лучшее, что вы сейчас можете сделать, – это успокоиться и послушать меня, понимаете?

Видимо, Алекс Дорвин относился к тому малому проценту граждан, которые могли трезво оценить свои шансы в критической ситуации, ведь, хоть в глазах и читались страх и паника, потное дрожащее тело замерло, а затем медленно и осторожно опустилось обратно в койку. Отлично. С этим можно работать. Стэрон поправил рукава халата и продолжил как ни в чем не бывало.

– Алекс, две недели назад двое прохожих нашли вас на улице Стрегенс в критическом состоянии со множеством ножевых ранений и травмой головы, явившейся причиной сотрясения. Приехавшая бригада врачей оказала вам первую медицинскую помощь и доставила в центральную больницу, где вам и провели первую операцию. В данный момент вы в стабильном состоянии и идете на поправку. Ваши раны хорошо затягиваются, в основном, конечно, благодаря грамотному плану лечения и крайне успешно проведенным операциям. – «Сам себя не похвалишь – никто не похвалит», – подумал Стэрон и дружелюбно улыбнулся. – Я постараюсь выписать вас как можно скорее, однако вы должны понимать, что если повторите нечто подобное недавнему инциденту, то вновь ляжете на операционный стол. А зашивать вас с каждым разом все труднее. – Последнее предложение он произнес медленно, чтобы придать словам весу.

– Недавнему инциденту? – По растерянному взгляду можно было догадываться, что последствия сотрясения могли быть хуже, чем они предполагали.

– Позавчера вы вышли из комы. Зеркало, побег, санитары, операция – помните?

Алекс Дорвин медленно перевел взгляд на свой торс, почти весь покрытый бинтами. В данный момент пациент напоминал Стэрону кролика на бойне, постепенно осознающего свое положение, – испуганный, рассеянный, с беспорядочно бегающими глазами и непрекращающейся дрожью. С трудом верилось, что этот человек, две недели пролежавший без движения, потеряв два литра крови, с тремя десятками порезов разной степени тяжести, еще недавно разнес палату и пытался сбежать. Стэрон вспомнил эпизод с зеркалом.

– Алекс, что вы помните из недавних событий?

– Помню? Что?

Вопрос вывел его из мрака отчаяния, заставив отвлечься на время, но тут же вверг в новую пучину. Стэрон уже видел подобное: ты помнишь, что это когда-то было, но абстрактно, будто тебе об этом рассказали, не вдаваясь в подробности, и в результате у тебя в голове лишь мутная картина без четких образов – все равно что спрашивать старика с болезнью Альцгеймера.

– Я помню, что… – Губы замерли на полуслове – застыв, он будто силился вспомнить детали тех событий, и в этот момент в глазах пациента можно было видеть нарастающую панику по мере того, как он осознавал, что не может придать резкости той мутной картине, не может поймать те события, что ускользают во тьме разума. Об этом Стэрон судил по суженным глазам, которые постепенно расширялись, подрагивающей нижней губе и учащающемуся дыханию – все это предшествовало новому приступу паники.

– Алекс! – Стэрон положил руку на плечо пациента, пылавшее жаром, и тот резко повернулся и сфокусировал на нем взгляд. – Все в порядке. Потом вспомните. В вашем состоянии это нормально – такое часто случается после комы. Как я уже говорил, для вас сейчас главное сохранять покой и самообладание.

Алекс Дорвин неуверенно кивнул – доверие. Хорошо.

– Мы не стали вас связывать, понадеявшись, что прошлый эпизод был следствием посттравматического стресса, Алекс, но если подобное повторится, нам придется принять соответствующие меры, и о возвращении домой в этом случае и речи быть не может. Вы понимаете, Алекс?

Легкий, еле заметный кивок. Казалось, паника отступила, но в глазах остался след бесконечной тревоги. Стэрон хотел бы спросить, что ввергло его в это состояние, но понимал, что пациент, скорее всего, сам задается тем же вопросом. Алекс Дорвин посмотрел на него взглядом одинокого потерянного ребенка и издал неуверенный хриплый стон, смысл которого Стэрон еле смог уловить.

– А…

– Да, Алекс, спрашивайте.

– Моя жена, Хьюги.

Это было сказано так тихо, что Стэрон не был уверен, смог бы он разобрать, не прочитай слова по губам.

– Вашу семью оповестили, как только вы очнулись. Скоро они будут здесь. – Поправив очки, он уставился в стену с отрешенным видом. – Они приходили сюда позавчера, после инцидента – ваша жена и несколько друзей. Хотели остаться на ночь, но я запретил. В тот момент решался вопрос о переводе вас в психиатрическое отделение. Признаться честно, с момента операции у двери палаты дежурит несколько санитаров. На всякий случай, конечно же.

Стэрон вспомнил матерящихся санитаров, изукрашенных синяками, и поймал себя на мысли, что дольше положенного разглядывает изрезанное тело своего пациента. В этот момент Алекс Дорвин поднес руки к лицу и стал осторожно ощупывать многочисленные раны под бинтами. Сам Стэрон насчитал на лице дюжину, самая крупная, вдоль щеки и виска, была из тех, что открылась. Вспомнив фотографию, которую ему дали перед операцией, чтобы хоть как-то ориентироваться, сшивая болтающиеся и расплывшиеся куски кожи, Стэрон с грустью отметил, что до всего этого кошмара его пациент обладал довольно симпатичной приятной внешностью, от которой теперь не осталось и следа. Алекс поднес дрожащие пальцы к неровным бугоркам швов и провел ими вдоль раны вверх к голове. Тело пациента задрожало, и Стэрон уже приготовился вновь взывать к спокойствию, но тот лишь посмотрел на него и хрипло произнес:

– У вас есть зеркало?

Стэрон сухо поджал губы.

– Думаю, это подождет. Для начала пусть вас увидят родные.

Пациент хотел что-то возразить, но, увидев, что в этом вопросе Стэрон непреклонен, смиренно кивнул.

– Также с вами хочет поговорить полиция. Вы помните, кто на вас напал?

В этот момент Алекс Дорвин замер, уставившись перед собой.

– Я запомнил его лицо, – произнес он после долгой паузы.

Стэрон в замешательстве посмотрел на своего пациента – он ожидал, что события того дня напрочь стерлись из его воспоминаний, однако он почему-то запомнил лицо. Пациент удивленно посмотрел на него – видимо, пауза затянулась дольше, чем ожидал Стэрон.

– Хорошо, что вы помните. Постарайтесь зафиксировать детали, инспектор приедет через час. Я решил, что вам лучше сначала увидеться с родными. – Пациент никак не реагировал, продолжая пялиться в пустоту. – Они уже, наверное, ждут в холле. Я их встречу. – Тут пациент посмотрел на него. Стэрон ожидал какого-то вопроса, но тот лишь вновь промолчал.

Немного потоптавшись на месте, Стэрон вышел из палаты, прошел по коридору и, выйдя к посту, увидел, что медсестру за стойкой атакует вопросами толпа из четырех человек. Одна из двух женщин, молодая брюнетка, заметив доктора, бросилась к нему. Стэрон сразу узнал жену своего пациента, чьи влажные глаза, полные горя, ему приходилось видеть каждый раз, как он наведывался в палату, пока однажды не убедил остальных членов семьи, что девушке лучше оставаться дома. Горе оставило на лице миссис Дорвин свой отпечаток: взъерошенные черные волосы, круги под глазами и бледная кожа заметно состарили ее, хоть Стэрон и знал, что она на год младше своего мужа, а значит, ей не могло быть больше двадцати шести. Резким жестом руки остановив девушку, Стэрон громче, чем он думал, произнес:

– Опережая ваши вопросы, миссис Дорвин: да, мы перевели вашего мужа в другую палату и не сказали вам, так как хотели для начала убедиться, что он достаточно вменяем, и да, он очнулся и чувствует себя вполне удовлетворительно в его состоянии. – Встретив непонимающий взгляд, Стэрон поспешил объяснить: – Вернее сказать, учитывая степень тяжести травм, можно надеяться на очень оптимистичный прогноз…

– Где мой муж?!

Стэрон оглядел взволнованные лица вокруг, вперившие в него взгляды, снял очки и произнес в гробовой тишине:

– Для начала я должен предупредить вас, миссис Дорвин: ваш муж получил серьезную травму головы. – Остальные – девушка и два парня – подошли и обступили его полукругом. Все, затаив дыхание, слушали доктора. – Из-за этого, а также из-за пережитого стресса у вашего мужа развилась травматическая, а также, возможно, антероградная амнезия. Если говорить прямо, то ему очень повезло, так как органы и двигательные функции не были задеты, лишь внешний кожный покров и мышцы, но болевой шок, что он испытал, серьезно отразился на психике.

– То есть он ничего не помнит? – Вопрос прозвучал от мужчины в твидовом костюме, который вкупе с красивой внешностью придавал ему солидный вид обеспеченного человека. А то, как он держался рядом с блондинкой, которая, судя по схожим чертам лица, очевидно, являлась родственницей больного, говорило о том, что они, скорее всего, женаты или помолвлены, а значит, сам мужчина кровным родственником не являлся.

– Понимаете, мистер…

– Карвин Локкер. – Стэрон пожал протянутую руку, бросив мимолетный взгляд на швейцарские часы стоимостью в три его зарплаты. – Я зять больного. Мы с вами говорили по телефону.

– Ах да, точно. Так вот, мистер Локкер, амнезия Алекса в основном связана с событиями нападения: вашему шурину пришлось пережить нечто ужасное, и его мозг оградил его от этих событий. К сожалению, это распространенное явление в подобных случаях: мозг стирает травмирующие воспоминания во избежание стресса. К тому же у Алекса обширная черепно-мозговая травма, что лишь усугубляет ситуацию.

– Он нас узнает? Он помнит нас? – Стэрон, к удивлению для себя, еле сдержался, чтобы не улыбнуться: вопрос, заданный наивным тонким детским голоском, вкупе с миловидной внешностью вызывал лишь умиление этой феей. При этом миссис Локкер не выпускала из объятий руку мужа, а в голосе ее чувствовалось искреннее переживание за брата, что только добавляло ей очарования. Сделав серьезное лицо, Стэрон произнес как можно более деловито:

– Не могу сказать наверняка, миссис…

– Алиса.

– Не могу сказать наверняка, Алиса, но, скорее всего, да. Во всяком случае, вас, миссис Дорвин, он упоминал. – Женщина вздрогнула и взглянула Стэрону в глаза, готовая вот-вот разрыдаться. – Травма могла затронуть гиппокамп, однако, исходя из личного опыта, могу предположить, что в подобных случаях основной удар приходится на кору головного мозга, а значит, долговременные воспоминания не должны быть затронуты. Но ничего не могу утверждать наверняка.

– А кратковременные? – Голос худого мужчины с взъерошенными волосами прозвучал тихо, с нотками тревоги. Стэрон встретился взглядом с этим грустным человеком, от которого веяло холодом и меланхолией. – Насколько я знаю, также частое явление, когда при подобных травмах нарушаются ассоциативные связи, верно?

– Простите, а вы…

– Эспен Вансент – друг Алекса. – Стэрон ожидал, что тот протянет руку, но парень даже не шелохнулся. – Вместе заканчивали медицинский, – только и добавил он.

– Алекс Дорвин – врач?

– Фармацевт. Так что, доктор?

– Конечно, при подобных травмах возможны и такие последствия. Возможно, вы правы, но, пока он не пройдет психологическое обследование, ничего нельзя утверждать наверняка.

Эспен поджал губы и кивнул.

– А после вы, разумеется, направите его на терапию, которую порекомендует психолог.

Стэрон холодно улыбнулся. Как бы этот парень не пытался спрятаться под маской безразличия, дрожь в голосе выдавала его, но истинную цель этих странных расспросов Стэрон уловить не мог, да и не особо хотел.

– Поговорим об этом после, согласны? – Стэрон, не дожидаясь ответа, повернулся к миссис Дорвин и, видя весь ее ужас перед страхом грядущего, постарался изобразить искреннее сопереживание. – Хьюги, вас же так зовут? Ваш муж упоминал вас. Он сейчас переживает сильный шок, и ему важно избегать эмоциональных потрясений. Постарайтесь не говорить о нападении или о ранениях, по возможности избегайте негативных воспоминаний. Словом, меньше стресса, понимаете?

Все четверо посмотрели друг на друга и понимающе закивали.

– Хорошо, доктор.

Стэрон хотел было уже повернуться, но его окликнул мужчина, представившийся как Карвин Локкер.

– Доктор… Стэрон. Там внизу нас встретил человек в костюме и устроил допрос. Сказал, что ведет это дело. Вы не могли бы…

– В костюме? Это, наверное, Харди. Я вызвал его, не думал, что он так скоро приедет. И в костюме? Может, мы оторвали его от важного мероприятия?

– Нет, доктор, я знаю Харди Виннера. И всех полицейских в городе. Тот парень нездешний.

– Тогда… Даже не знаю. Может, кто-то из охраны приехал из-за взлома. У нас недавно третий этаж ограбили. Или, может, кого-то из разведки прислали?

– Может. В общем, если вы говорите, что Алексу сейчас лучше избегать неприятных моментов, не потолкуете с тем парнем, чтобы отложил свой допрос? Я всегда ратую за правосудие, но не думаю, что тот парень примет во внимание ваши слова об избегании стресса.

Стэрон ответил, чуть замешкавшись.

– Да, конечно. Скажу, как только он появится.

Стэрон повернулся и направился в палату, а через секунду услышал топот четырех пар ног, следующих за ним. Краем глаза он заметил в конце коридора приоткрытую дверь, но, не обратив внимания, вошел в палату и замер, увидев пустую кровать и валяющиеся на полу шприцы от капельниц.

Стэрон обернулся и наткнулся на лица, столь же озадаченные, как и он сам. Растолкав всех, не обращая внимания на вопросы, он вышел в коридор, огляделся и остановил свой взгляд на двери в конце коридора. Остальные, видимо, проследили за его взглядом, и теперь вся пятерка молча уставилась на приоткрытую дверь мужского туалета. Преодолев расстояние до двери в пару быстрых шагов, Стэрон остановился, осторожно взялся за ручку и со скрипом открыл дверь. В свете моргающих люминесцентных ламп он увидел своего пациента, стоящего к нему спиной, опершись руками о белую раковину. В отражении зеркала возвышалась гора запачканных красным бинтов в раковине. Стэрон шагнул вперед и остановился, увидев в отражении лицо своего пациента. Невольно возникла мысль, что еще секунда, и он сорвется на крик, полный боли и ужаса, или забьется в угол и тихо заплачет, бормоча себе под нос, что все это сон. И Стэрон не стал бы его осуждать. Лицо в отражении слабо походило на того белокурого счастливого юношу с фото: шрамы и соединяющие их швы, пересекающие друг друга, непропорционально натянутая кое-где кожа, грубо обросшая борода, которая не скрывала и половины этого безобразия, наоборот, выделяя белыми пробелами самые глубокие раны. Алекс Дорвин хватал ртом воздух, разглядывая каждый шрам, не отрывая взгляд от своего лица, даже когда Стэрон подошел к нему вплотную и положил руку на плечо, почувствовав ладонью, как все тело дрожит и пылает, словно в лихорадке. Он принялся отрицательно качать головой, а красные глаза наполнились влагой, и Стэрон уже было хотел вызвать медсестру, как вдруг увидел, как к ним из-за спины подходит жена пациента. Надрывающимся голосом она тихо окликнула мужа:

– Алекс?

Одно слово, произнесенное супругой, заставило пациента замереть, а затем стыдливо опустить голову, спрятав лицо. Хьюги Дорвин подошла к своему мужу, обняла его со спины, и в момент прикосновения Алекс вздрогнул всем телом. Стэрон отступил на шаг и стал наблюдать, как она крепко сжала его в объятиях и уткнулась лицом в больничный халат, оставив на том мокрые пятна. Алекс дотронулся пальцами, а затем крепко сжал ее руку. Она скользнула ему под руку, провела ладонью по мокрой щеке и запустила пальцы в растрепанные волосы, но он все так же стыдливо прятал лицо, не решаясь открыть глаза, пока вновь не услышал ее голос, в котором угадывались утешение, любовь и искренняя и самая наивная вера.

– Алекс. – Едва она вновь произнесла имя, как он поднял на нее взгляд и увидел ее улыбку и глаза, полные слез. Пару долгих мгновений они смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова, и в конце концов он прижал ее к изрезанной шрамами груди, стискивая зубы от боли. В этот момент Стэрон невольно подумал, что подобные объятия вполне сойдут за клятву больше никогда ее не отпускать.