© Craig McLay 2014
© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016
* * *
Глава 1
Как и многие великие идеи, эта родилась благодаря чрезмерному количеству выпитого – в данном случае пива.
Произошло сие знаменательное событие десять лет назад. Мне было девятнадцать, и я учился на втором курсе факультета журналистики в университете Райерсона. Сначала нас было пятеро. В тот вечер мы сидели, набившись в кабинку «Прожектора», ныне давно забытого паба на Квин-Вест. Только что сходили на показ киноклассики – Фрэнсис Форд Коппола, «Апокалипсис сегодня». Демонстрировалась расширенная версия с улучшенной цветопередачей, вырезанными сценами на плантации и целой компанией обнаженных зайчиков «Плейбоя». Мнения о просмотренном разделились. Я от новой версии пришел в восторг. До этого доводилось смотреть галлюциногенную экранизацию романа Конрада о войне во Вьетнаме только на старых, затертых видеокассетах и в пятничном эфире канала Citytv, который имел привычку до десяти часов вечера запикивать слово «мать» в выражении «твою мать» и слово «господня» в выражении «срань господня». Сидя же в битком набитом зале кинотеатра и имея возможность во всех подробностях лицезреть атаку вертолетов под музыку Вагнера, грохотавшую в ушах благодаря цифровой системе объемного звучания, включенной на уровень громкости 11, я понял, что до этого фильма вообще не видел.
– Полный улет! – воскликнул я, отпив большой глоток от первой пинты.
В те времена маленькие частные пивоварни в моду еще не вошли, поэтому в большинстве заведений на выбор предлагались одни и те же пять сортов в разных вариациях – смотря с каким поставщиком владельцы заключили контракт. «Прожектор» также не был исключением из правил. Самое экзотическое, что там можно было заказать, – пиво «Старая Вена», которое теперь мы требуем исключительно шутки ради. Например, если пригласят на свадьбу к дальним родственникам и проходит торжество в маленьком провинциальном городке, в зале Королевского канадского легиона.
Также за столом в тот исторический вечер собрались Руперт Трелфолл, Костас Ксенопулос, Тео Ломан и Дэйв Окслейд – отцы-основатели.
Немудрено, что с такими именем и фамилией Руперт с шести лет настаивает, чтобы к нему обращались исключительно РТ. Дружим мы с четырех лет. Трелфоллы были первыми соседями, с которыми мы познакомились в новом городе, когда наша семья переехала в Уэстхилл. Впрочем, ничего удивительного – мы с РТ были ровесниками, учились в одной школе и играли в одном парке. Остальную часть населения района составляли главным образом пенсионеры, поэтому наша дружба была, можно сказать, неизбежна. Мы с РТ играли в одной бейсбольной команде и вместе поступили в старшую школу, где у нас обоих развилось непреодолимое желание при первой возможности свалить из нашего болотца. РТ тоже был на втором курсе, только изучал музыку. В группе «ООН» РТ начнет играть только через несколько лет. Потом покинет коллектив из-за творческих разногласий. Через полгода альбом группы займет первое место в хит-параде журнала «Биллборд».
РТ с детства был музыкальным мальчиком. Когда нам исполнилось семь, родители записали нас обоих на уроки игры на фортепьяно. В отличие от меня РТ не только сумел продержаться больше пяти занятий, но вдобавок освоил скрипку, гитару и барабаны, причем с такой легкостью, будто с рождения на них играл. В вопросах, касающихся музыки, у РТ на все есть свое мнение. По мере того как росло его мастерство и профессионализм, РТ избавился от застенчивости новичка и начал смело делиться своими взглядами с преподавателями. Те в ответ советовали ученику реализовывать свой творческий потенциал в другом месте. Постепенно эта склонность в любой ситуации высказывать свое мнение распространилась на все сферы его жизни, в результате чего РТ стал известен как человек с невыносимым характером. Зная его много лет, могу подтвердить, что репутация эта заслуженная.
Зато Костас – совсем другой типаж. Познакомились на первом курсе университета. Оба в качестве предметов по выбору предпочли гуманитарные науки. Кажется, Костас тогда усиленно добивался исключения с факультета международных отношений. С экономического в Торонтском университете его уже попросили. А до этого – с факультета бизнеса и делового администрирования в Мохоке. Как нетрудно догадаться, получить образование было не главной целью Костаса. Для него весь смысл студенческой жизни заключался в том, чтобы пьянствовать, знакомиться с симпатичными девчонками и отрываться по полной. Разумеется, насколько позволяют возможности организма. И учебного заведения.
Все это сходило Костасу с рук, потому что его отец Ставрос – управляющий хедж-фондом и состояние его оценивается в миллиарды долларов. Костас по-прежнему живет с родителями в огромной усадьбе в Роздейле. Для того чтобы ее построить, пришлось выкупить и снести три дома. Своими глазами видел, как Костас за один танец запихнул стриптизерше в стринги сумму, которую среднестатистический канадец зарабатывает за год.
До сих пор удивляюсь, почему он тусовался с нашей компанией. Когда напрямик поинтересовался у Костаса, что мешает ему нежиться на палубе собственной яхты где-нибудь в Адриатическом море, тот ответил, что другие представители золотой молодежи нагоняют на него скуку. Мол, этим лишь бы засветиться на престижном благотворительном аукционе или балу. Конечно, сам Костас в бедности не рос. Отец разбогател, когда сыну было лет тринадцать – четырнадцать, но и до этого семья, мягко говоря, не голодала. Тем не менее в великосветских кругах бедняга чувствовал себя не в своей тарелке.
Рядом с Костасом сидела полная его противоположность. Тео Ломан был на три года старше нас и уже устроился на солидную, настоящую работу – служил актуарием в крупной компании, занимавшейся перестрахованием. Что такое «перестрахование», я не знал. Пришлось спрашивать. Тео пустился в подробные объяснения, в общих чертах сводившиеся к тому, что их фирма продает страховки страховым компаниям. Остальная же часть рассказа оказалась невыносимо скучной, полной профессиональных подробностей и слов вроде «суброгация» и «дифференцированные резервы». Все, кто не являются коллегой Тео, значения этих слов не знают – и знать не хотят.
Большего интроверта, чем он, не встречал никогда. Остается только удивляться, как мы умудрились не только познакомиться, но и сдружиться. Одно время РТ работал неполный день в музыкальном магазине «Ультразвук» в районе Аннекс – ныне заведение закрыто. Кажется, однажды Тео заглянул туда в поисках самоучителя игры на электрогитаре. РТ предложил давать ему уроки. Так и разговорились. Дальше основ Тео не продвинулся. Впрочем, для того, чтобы вдохновенно рубить на подключенной к усилителю гитаре песню «Разрушитель», наш Тео недостаточно крепок духом. Однако друга в результате музыкального фиаско приобрел.
Примерно в это же время Тео сделал предложение девушке, с которой встречался еще со школы. Родители невесты, радикальные католики, категорически не желали, чтобы их дочурка жила во грехе в большом городе. Поэтому Тео каждый день приходилось мотаться на поезде из Ньюмаркета в Торонто и обратно. Поскольку у Тео была постоянная работа и пусть маленький, но собственный домик, мы глядели на него снизу вверх, как на взрослого человека, случайно затесавшегося в наш детский сад. Но, несмотря на все признаки зрелости и состоятельности, Тео был робок, как нищая церковная мышь, и собственное мнение высказывал, только если на него хорошенько надавить. Я тогда частенько шутил, что, если столкнуть Тео с Костасом, они аннигилируют, как частица и античастица.
И наконец, в нашу компанию входил будущий муж моей сестры. В те славные деньки он был просто Дэйвом. В Дэвида С. Окслейда превратился, когда вступил в Гильдию режиссеров. Кажется, в списке уже был Дэйв Окслейд. А может, и нет. В любом случае уже тогда он был редкостным занудой, способным вынести мозг кому угодно, и не утратил этой потрясающей способности по сей день. Вот только волос у Дэйва было чуть-чуть больше, поэтому в те времена он не так сильно смахивал на певца Моби, как сейчас. Кинематографическое мастерство Дэйв изучал в колледже Хамбера и искренне полагал, что этого достаточно, чтобы сделать его суждения истиной в последней инстанции.
– Оригинальная версия лучше, – произнес он, наградив меня снисходительной улыбкой, после которой захотелось надеть грейпфрут ему на нос и использовать в качестве соковыжималки. – Сцены на плантации добавляют исторический и политический контекст, который, на мой взгляд, представляется излишним. А зайчики «Плейбоя», продающие себя за две бочки топлива? Сексистские мотивы фильм совершенно не украшают. Но хуже всего сцена, в которой Мартин Шин крадет доску для серфинга. Он смеется! Нет, серьезно – смеется! Как вам это нравится? А потом Роберт Дюваль отправляется искать доску на вертолете. Вся история превращается в чистой воды фарс! Почему бы тогда просто не переснять фильм с Джимом Кэрри в главной роли?
– Сначала собирались снимать Харви Кейтеля, – робко вставил Тео. – Но у него случился сердечный приступ.
– Нет, – поправил я. – Сердечный приступ был у Шина. А Кейтель просто не подошел.
– Костасу понравились сиськи, – сообщил Костас, помахав в воздухе стодолларовым банкнотом, чтобы привлечь внимание официантки.
Уже тогда у Костаса была привычка говорить о себе в третьем лице. Должно быть, нахватался от отца, так толком и не освоившего английский. Но мы на такие мелочи внимания не обращали, потому что имелась у Костаса еще одна неистребимая привычка – платить за всю компанию. К тому же с ним было весело, и денег у него было больше, чем у легендарного Креза.
– Еще всем пива! Выпьем за сиськи!
К тому времени Дэвид встречался с моей сестрой два месяца. Она только что получила диплом повара в колледже Джорджа Брауна и устроилась на работу в ресторан в Данфорте. Недавно они стали жить вместе. Сняли крошечную квартирку в районе Этобико, потому что оттуда Дэйву близко было ездить на учебу. Сестра же добиралась на работу на нескольких видах транспорта и в среднем тратила на дорогу туда и обратно по два часа в день. Мне Дэйв сразу не понравился. Во-первых, он был убежденным консерватором, меня же, наоборот, всегда тянуло налево – в политическом смысле, разумеется. А еще была у него привычка вечно жаловаться на мошенников, получающих пособие обманом, дефицит бюджета и разорительные социальные программы, из-за которых налоги все больше бьют по карману. И это притом, что ни работы, ни недвижимости у Дэйва не было, поэтому налогов он вообще не платил – ни муниципальных, ни региональных, ни федеральных. Вдобавок Дэвид, не чувствуя иронии и нисколько не смущаясь, рассуждал о своем намерении поучаствовать во всех существующих конкурсах на гранты, чтобы добыть денег на свой первый киношедевр. Охватить он собирался и Совет Канады по искусству, и студию «Телефильм». У Дэйва к тому времени были готовы два полноценных сценария: для малобюджетного фильма ужасов и оптимистичной семейной комедии. В первом главный герой, заключенный, вынужден был есть сам себя, чтобы не умереть с голоду. Название у сценария было назидательное – «Диета убивает». А в комедии для всей семьи кошка, больная лейкемией, принимала участие в танцевальном конкурсе. Тут Дэйв решил не изобретать велосипед и назвал свое произведение просто – «Танцующая кошка».
Единственная причина, по которой Дэйв водил с нами компанию, – он недавно приехал из Калгари учиться и никого здесь не знал. Сестра буквально на коленях умоляла взять его с собой в кино. Пусть Дэйв почувствует себя в Торонто как дома. А то он уже стал поговаривать о переезде в Нью-Йорк или Лос-Анджелес, а сестра не хотела срываться с места, пока не встанет на ноги в плане карьеры. Несмотря на то что в Торонто ежегодно проходит кинофестиваль, Дэйв насмешливо именовал наш город «кинематографическим захолустьем». Забавно слышать такое от уроженца городка со звучным названием Коровий Брод.
– Хорошо, признаю: улучшенная цветопередача и в самом деле радует глаз, – смягчился Дэвид. – Но если интересуют вырезанные эпизоды, лучше разыщите пиратскую версию продолжительностью двести восемьдесят девять минут.
– В первый раз про такую слышу, – сказал РТ.
– Сам не смотрел, – вынужден был сознаться Дэвид. – Но вступительный монтаж там длиннее, и вообще, много всего другого… Кажется, песня «The Doors» в этой версии использована полностью, а не частично.
– «The Doors». – РТ презрительно хмыкнул и покачал головой. – Самая переоцененная группа в истории музыки. Правда, потом еще появилась «Nirvana»…
– Думаешь, группу «Nirvana» превозносят незаслуженно? – уточнил Тео.
– Ясное дело! – возмутился РТ. – Группа одной песни. Конечно, никто не хочет в этом признаваться, но если бы не «Повеяло молодостью», кто бы их сейчас знал? Кобейн сам не отрицает, что гитарист из него хреновый. Больше скажу – признался, что стиль позаимствовал у группы «Pixies». Громко-тихо-громко. А вообще, и то и другое – барахло.
– Зато телочки в клипе зачетные, – возразил Костас. – Чирлидерши. Ох и горячие штучки. Костас любит татуировки.
– Значит, «Pixies» тоже не одобряешь? – приуныл Тео.
Недавно он начал интересоваться музыкой, и «Pixies» стали для него потрясающим открытием. До этого слушал только исполнителей, которые нравились его девушке, – то есть главным образом Нила Даймонда и Тома Джонса. Только сейчас Тео начал понимать, что музыка может быть громкой, нахальной, вызывающей и даже опасной. Свои любимые альбомы Тео покупал в одиночестве и наслаждался ими тоже втайне, как другие порнографией.
– «Surfer Rosa» еще ничего, – продолжил РТ. – Но в последнее время и у них пошла тоска зеленая. Из всего альбома «Дулитл» только четыре песни приличные.
– А по-моему, режиссерская версия все равно круче основной, – объявил я, чтобы вернуть беседу в кинематографическое русло. По опыту знал: если позволить РТ сесть на любимого конька, остальным придется до конца вечера выслушивать обличительную речь о том, почему наши музыкальные вкусы скоро погубят западную культуру. Не то чтобы РТ считал, будто с кино дело обстоит лучше, но, по крайней мере, тут я был на твердой почве. Про большинство любимых групп приятеля даже не слышал.
– Не думаю, что сцены на плантации лишние. Наоборот, они многое объясняют. А кража доски для серфинга – эпизод скорее сатирический, чем юмористический. Ну а по поводу сисек… Что ж, эти сцены наглядно демонстрируют, ради чего мужчины, собственно, воюют.
– Неужели ради сисек? – спросил Тео.
– А что, сам бы не отказался! – оживился Костас. – Ради сисек Костас на Марс полетит! Заплатит по тысяче долларов всем женщинам мира, чтобы показали Костасу свои дыньки!
– Когда тусовались в прошлые выходные, – припомнил я, – ты почти достиг этой цели.
– Костас трудностей не боится. Через тернии к звездам!
– В твоем случае – через персональных ассистенток к звездам, – пробормотал я.
– Ну, с кем на этот раз замутил? – поинтересовался РТ.
– Костас своими победами не хвастает.
– Ага, особенно когда нарежется так, что их не помнит, – прокомментировал я и повернулся к РТ: – Знаешь такую симпатичную брюнетку? Детскую программу ведет? Забыл, как называется. Она там еще в фуражке, как у кондуктора, и танцует с тремя куклами. Ну, танцует – два притопа, три прихлопа. И студия так стремно оформлена, в стиле доктора Сьюза – пестренько, аж в глазах рябит…
– «Веселые дразнилки»! – радостно воскликнул Тео, хлопнув рукой по столу.
– Да, что-то вроде того.
– Секундочку, – вмешался РТ. – А ты-то с какой радости так хорошо в детских программах разбираешься?
Тео смутился и пожал плечами:
– Случайно видел. Мельком. Как-то раз переключал каналы и наткнулся.
– Не гони! – отмахнулся РТ. – Каналы он переключал! Спорим, каждую неделю на эту цыпочку любуешься?
– Между прочим, она там даже не каждый раз! – вяло отбивался Тео. – В программе трое ведущих!
– Так и знал! – обрадовался РТ. – Прямо перед теликом себя ублажаешь или все-таки в ванную уходишь? Ах ты, извращенец… педофил…
– С каких пор одним глазком взглянуть на симпатичную девушку – извращение? – отбивался Тео. – А педофилия здесь вообще ни при чем!
– Одним глазком, как же. Ври больше!
– И вообще, ведущей, которую мы обсуждаем, никак не меньше двадцати, – прибавил Тео.
– Надеюсь, – произнес я. – Иначе нашего друга Костаса упекут за решетку.
– Костас не хочет в тюрьму, – подключился к обсуждению тот. – Хотя в старших классах Костас сказал консультанту по выбору профессии, что мечтает работать охранником в женской тюрьме.
Между тем принесли еще пива, и Костас вручил официантке стодолларовую купюру. Бедняжка даже растерялась – сначала лишилась дара речи, потом собралась бежать за сдачей. Костас сказал, что если она за чем-то и должна сбегать, так это за новой порцией пива, а насчет сдачи может не беспокоиться. Девушка ответила чуть испуганной улыбкой и поспешно скрылась в кухне.
– Надо придумать какой-нибудь повод, чтобы почаще собираться, – произнес Тео, окинув взглядом выставленные перед ним две с половиной пинты. Судя по выражению лица, он явно сомневался в своих силах.
– Отличная идея, – поддержал Костас, уже расправившийся с первыми двумя пинтами и принявшийся за третью.
– Какой, например? – спросил Дэвид.
– Моя невеста Дориан состоит в книжном клубе, – проговорил Тео. – Сначала выбирают книгу, которую все должны прочесть, а потом через месяц собираются у кого-нибудь дома и обсуждают. В прошлом месяце хозяйкой была Дориан.
– Извини, приятель, но Костас не читает.
– Нет-нет, я не к тому веду, – возразил Тео. – Просто хотел сказать, что в университете состоял в киноклубе. Очень хорошая организация – обстановка расслабленная, неформальная… Впрочем, нас там было всего шесть человек.
– И что, вы раз в месяц все вместе ходили в кино? – уточнил я. – Как же в феврале и марте выкручивались?
Прокат в это время в помойку превращается – валят в одну кучу фильмы, которым не досталось кинопремий, и разную ерунду, которую только затем и выпускают, чтобы напихать побольше рекламы летних блокбастеров. Ну, организуем мы общество, а в кинотеатрах ничего стоящего.
– Нет, фильмы смотрели у кого-нибудь дома – как с книжным клубом, – ответил Тео. – Собирались и устраивали свой собственный киносеанс.
– Между прочим, классная мысль! – оживился РТ. – Какие фильмы смотрели?
– Любые. Какие угодно. Правда, у нас был клуб любителей кино семидесятых, поэтому единственное условие: чтобы фильм был снят или выпущен в семидесятые.
– Да, хорошего кино тогда было много, – кивнул я. – Но, если подумать, зачем ограничиваться десятью годами?
– Согласен, – подхватил Дэвид. – Ведь тогда за бортом останутся все фильмы французской новой волны! Не говоря уже о немецком экспрессионизме!
– Да-да, именно это и имел в виду, – язвительно пробормотал я.
– Я не предлагал накладывать жесткие рамки, – оправдывается Тео. – Будем смотреть все, что захотим.
– Ну, совсем без ограничений не обойтись, – возразил РТ. – А то вместо фильма кто-нибудь притащит музыкальный клип. Или покажет полсезона телесериала.
– Конечно, – кивнул Тео. – К показу будут допущены только фильмы.
Так родился наш киноклуб. С тем, что без правил далеко не уедешь, согласились все, поэтому решили тут же их сочинить. Весь список кое-как нацарапали на обратной стороне меню. Ныне он висит в рамке на почетном месте в редакции интернет-журнала, который мы с РТ вместе учредили. Брызги пива и пятна от соуса, с которым ели куриные крылышки, давно выцвели, но принципы остались нерушимы.
Киноклуб
Правила
1. Никому не рассказывать о киноклубе.
2. Правило № 1 обязательным к исполнению не является.
3. К показу будут допущены только полнометражные фильмы (то есть продолжительностью не менее семидесяти минут), которые демонстрировались (либо должны были демонстрироваться) в кинотеатрах. Телесериалы, ролики с YouTube и короткометражки не допускаются.
4. Запрещается устраивать просмотр фильма, который уже показывал другой член клуба (бывший или нынешний).
5. Запрещается ругать выбор других членов клуба, даже если в создании представленного фильма принимал участие кто-то из следующих лиц (либо все сразу): Стив Гуттенберг, Уве Болл, Том Шадьяк, Манодж Нелльятту Шьямалан, Адам Сэндлер (исключение допустимо в случае, если режиссером выступал П. Т. Андерсон), Майкл Бэй, Энди Уорхол, Лорна Майклсон, Роб Шнайдер. То же самое касается фильмов, чей рейтинг на сайте IMDb составляет 5 из 10 или ниже.
6. Член клуба, показавший что-то из перечисленного в пункте 5 (не считая исключения), будет немедленно изгнан из наших рядов.
Предлагали и другие правила. Например, специально для Костаса – «никакой порнографии». Однако его любимый киножанр в список решили не вносить, сочтя, что предупреждения вполне достаточно. Когда мужская компания традиционной ориентации устраивает совместный просмотр порнушки, ничего хорошего из данной затеи не получается. В этом пришлось убедиться на собственном опыте на вечеринке в честь дня первокурсника. Сказать, что атмосфера сразу становится неловкой, – значит ничего не сказать. Все сидят молча, уставившись прямо перед собой и избегая встречаться взглядами с другими присутствующими. Начинаешь чувствовать себя как в вагоне метро.
Кто-то предложил установить максимальный лимит на продолжительность фильма – не более трех часов. У этой идеи нашлись и плюсы и минусы. С одной стороны, не придется высиживать киномарафоны вроде «Берлин-Александерплац». С другой, исключается классика вроде «Лоуренса Аравийского» или второй части «Крестного отца». Поэтому данное предложение решено было отклонить. РТ требовал запретить фильмы с субтитрами, но мы с Дэвидом в кои-то веки были единодушны и вместе выступили против. Не хотелось перегружать устав запретами и строгими правилами, превращая чисто развлекательное мероприятие в собрание совета директоров. К тому же свободного места для новых правил на меню не осталось. И вообще, по мере возрастания количества выпитого предложения вносились все более экзотические. Например: «В каждом фильме должны быть сиськи!» или «В каждом фильме должны быть сиськи Дженнифер Коннелли!».
Первый кинопоказ в будущем месяце предстояло организовывать мне. Мы с РТ снимали на двоих крошечную двухкомнатную квартирку на втором этаже старого здания на Голден-авеню в районе Маленькая Италия. На первом этаже располагался рыбный магазин, а напротив – автомастерская, поэтому плату с нас требовали более чем скромную. Однако нет в мире совершенства: из-за двух вышеназванных обстоятельств шум и запах в квартире царили невыносимые. Цитируя поэтическое сравнение Костаса, воняло, «как у Анджелины Джоли между ног». Кстати, РТ живет на том же месте по сей день. Условия, правда, с тех пор улучшились: и рыбный магазин, и мастерская приказали долго жить. Теперь на первом этаже располагается редакция интернет-журнала «Крик Вильгельма», который мы с РТ основали после окончания университета. Но об этом позже.
Сам удивился, сколько времени решал, какой фильм выбрать. В конце концов остановился на «Касабланке».
Знаю, о чем вы сразу подумали: струсил и нашел самый безопасный, беспроигрышный вариант. Фильм, стабильно занимающий место в первой пятерке по версии Американского института киноискусства. Одинаково любимая и критиками, и зрителями черно-белая классика с величайшими кинозвездами в главных ролях. Кино, подарившее нам множество запоминающихся цитат (хотя большинство их почему-то цитирует неправильно), и так далее, и тому подобное. Если хотел подобрать беспроигрышный вариант, было только два пути: или «Касабланка», или «Гражданин Кейн». Последний, по общему мнению, следует считать лучшим фильмом всех времен и народов.
Но вот в чем штука. Сейчас сделаю шокирующее признание: ну не люблю я «Гражданина Кейна», и все тут! Строго говоря, это гораздо более амбициозный, сложный и смелый фильм, чем «Касабланка», снятая Майклом Кертисом год спустя. «Гражданин Кейн» был выпадом против Уильяма Рэндолфа Херста – человека, который в те времена считался кем-то вроде Руперта Мердока, братьев Кох и Билла Гейтса в одном лице. При съемках Грегг Толанд применил много новаторских методов, в том числе впервые использовал линзы с глубоким фокусом, благодаря чему стало возможно выстраивать композиции кадра, о которых до этого и не мечтали. Так был создан визуальный стиль, элементы которого до сих пор можно встретить практически во всех фильмах. Сценарий Орсона Уэллса и потрясающе талантливого Хермана Манкевича одновременно и блестящ, и бесстрашен. Услышав о проекте, Херст пустил в ход все свое немалое влияние, чтобы остановить съемки и запретить показ фильма. А когда «Гражданин Кейн» хоть и не без большого труда, но все же вышел на экраны, Херст наложил строжайший запрет на рекламу фильма в принадлежавших ему СМИ – а тогда это были почти все газеты. Магнат даже пытался выкупить у студии пленку, собираясь сжечь ее. Тем не менее в прокате картина провалилась, а Оскар за лучший фильм достался драме «Как зелена была моя долина». Карьера Уэллса, и до того не слишком успешная, резко пошла вниз. Последующие фильмы выходили в сокращении, безжалостно порезанные продюсерами. В других случаях ему ставили палки в колеса, в результате чего съемки оказывались сорваны. А от остальных проектов Уэллс отказался сам.
«Касабланка» же, наоборот, представляла собой очередную шаблонную мелодраму, из тех, которые студия «Уорнер Бразерс» стабильно выпускала штук по двести в год. Фильм был снят по мотивам пьесы, спектакль по которой поставить еще не успели. Называлась она «Все приходят к Рику», однако из-за успеха фильма «Алжир» сценарий решили переименовать. Увы, даже тогда студии во всем, что касалось маркетинга, следовали принципу стадного инстинкта. «Африканские названия – это тема!» Над сюжетом поработала большая группа сценаристов, после чего снимать фильм доверили режиссеру, для которого английский был не родным языком. Богарт тогда уже стал звездой, но первой величины еще не достиг. Заполучить на главную роль его экранную партнершу Бергман считалось гораздо большей удачей. По ходу дела в сценарий неоднократно вносились изменения, в результате чего многое приходилось переснимать. Чем закончится эта успевшая всем опостылеть история, никто из участников съемок понятия не имел. И вообще, ничего особенного от фильма не ждали.
Результат известен всем – даже тем, кто «Касабланку» не смотрел. Без сомнения, ни один фильм в истории мирового кинематографа не пользуется настолько всеобщей любовью. Причем совершенно заслуженно. Больше великолепных сцен за минуту экранного времени ни в одном фильме не найдете. Хотя надо признать, что в этом смысле картине почти наступает на пятки «Крестный отец».
А реплики! Одна лучше другой! «В Нью-Йорке есть кварталы, майор, в которые я бы не советовал вторгаться». «Кто вы по национальности? – Пьяница. – Это дает Рику право считаться гражданином мира». «Ты ведь меня презираешь? – Если бы я хоть иногда вспоминал о тебе, то, наверное, презирал бы». Заметьте: это даже не самые знаменитые и цитируемые реплики. К сожалению, те фразы якобы из «Касабланки», которые чаще всего цитируют, отношения к фильму не имеют. Например, за всю картину никто из героев не произносит фразу: «Сыграй это снова, Сэм!» Наиболее близкая по смыслу реплика: «Если она это выдержала, то смогу и я. Играй!» Все самые забавные шутки приписывают сценаристам-близнецам Джулиусу и Филипу Эпштейнам. Говорят, на съемочной площадке братья своими розыгрышами доводили Джека Уорнера до белого каления. В конце концов он не выдержал и в отместку заявил на них в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Когда во время разбирательства близнецов спросили, состоят ли они в организациях, ведущих подрывную деятельность, Эпштейны бодро ответили: «Да. В «Уорнер Бразерс».
Для меня – и наверное, для многих других зрителей – остроумные реплики в «Касабланке» – основа, на которой держится весь фильм. Возможно, именно благодаря им он даже спустя столько лет остается все таким же популярным и любимым. Можно сколько угодно петь дифирамбы «Гражданину Кейну», но этот фильм относится к собственной персоне очень серьезно и по части самоиронии определенно проигрывает. Не говоря уже о трогательности и сердечности. Обычно над фильмами не плачу, но сцена в «Касабланке», когда все в кафе хором затягивают Марсельезу, чтобы заглушить поющих нацистов, каждый раз превращает меня в сопливый студень.
А основная ирония заключается в том, что по жанру «Касабланка» – романтическая мелодрама. Но, должен признаться, для меня любовная линия – самая неубедительная часть фильма. Верю ли я, что герои Богарта и Бергман безумно влюблены друг в друга? Нет. Имеет ли это значение? Ни в малейшей степени. Короче говоря, сводится все к тому, что я уважаю «Гражданина Кейна», но не люблю его. Так же героиня Бергман восхищается благородным борцом чешского Сопротивления Виктором Ласло, но сердце ее безраздельно принадлежит простому и прямолинейному американцу Рику Блейну.
Единственным членом клуба, который уже смотрел фильм, естественно, оказался Дэвид. В ходе дискуссии он пренебрежительно критиковал «Касабланку» за «конвейерную сентиментальность» и утверждал, что, если фильм приподнялся чуть-чуть выше среднего студийного уровня, это еще не повод его превозносить. Излишне говорить, что после таких рассуждений сам Дэвид в моих глазах отнюдь не поднялся. Кажется, именно в этот момент я понял, что мы с Дэвидом С. Окслейдом смотрим на одни и те же вещи под совершенно разными углами, объединить которые – задача из разряда невозможных. Но, к счастью, «Касабланка» в защите не нуждается. Фильм стабильно занимает верхние позиции в десятке лучших фильмов всех времен. Чаще всего «Касабланка» на третьем месте, но ниже пятого не опускается никогда. С человеком, который не любит «Касабланку», приятельствовать можно, но крепко дружить – никогда. В чрезвычайных обстоятельствах, когда дружба проверяется на прочность, одни хором запоют «Стражу на Рейне», а другие – Марсельезу. У нас же с Дэвидом никакого дуэта не получится, каждый затянет свою песню.
Но остальные фильм хвалили. Дэвид, конечно, настоял, что теперь его очередь. Заниматься угощением предоставил моей сестре – ну хоть в чем-то повезло. Для показа выбрал очень некачественно переписанную копию «Четырехсот ударов». Причем название подчеркнуто произносил исключительно на французском языке.