Страшные истории для маленьких лисят

Беспокойное время настало в Лесу Оленьего Рога.

Небо сделалось серым, листья вспыхнули красным, туманы вились между деревьями, будто живые. Даже тыквы начали гнить, показывая своё истинное лицо.

Такими зябкими осенними вечерами лисёнышам лучше всего оставаться возле норы на опушке леса. Здесь можно полакомиться яблоками, опавшими с высоких ветвей. Можно устроить охоту на жёлуди, отдающие дымом, или на хрустящих палочников, или на сочных мышей. А когда закат сменится звёздным сиянием, можно вернуться в нору, забраться к маме под шубку и умиротворённо слушать стук её сердца.

– А расскажи историю, – однажды туманным вечером попросил маму лисёныш-альфа.

– И пострашнее! – тявкнул, подпрыгивая, четвёртый.

– Да! – прорычала третья. – Такую страшную, чтоб глаза выпали из головы.

– Не надо кусать мне лицо, дети, – сказала мама.

И пока она расправляла на ночь постель, лисёныши вели себя тихо.

– Так, подумаем, – начала мама. – Может быть, про… Гремучие Кости?

– Ну, ма-ам! – протянула бета, закатывая глаза.

– Ты рассказывала эту историю, когда нам было две недели, – подхватил альфа.

– Она скучная! – добавил четвёртый.

– Ну, хорошо… – мама принялась обрывать корни, которые тайком проникли в нору сквозь стены. – Может, про Кенгурёнка Виллоби и Плавучую Лапу?

– Шутишь? – возмутился пятый.

– Даже у полевой мыши не поднимется шерсть на загривке! – добавил четвёртый.

– Это сказочка для лисёнышей, – воскликнула третья.

– Что ж, – ответила мама, – других я не знаю.

Семеро лисят разочарованно вздохнули.

– Ну, простите, – сказала мама, укладываясь спать. Она помолчала и посмотрела на лисёнышей со всей серьёзностью. – Занимайтесь чем пожелаете, только пообещайте мне не ходить к Болотной Пещере.

Лисёныши навострили уши.

– А что это за… Болотная Пещера? – поинтересовался альфа.

– Там живёт старая рассказчица, – ответила мама. – Если туда пойти, можно услышать историю, да такую страшную, что побелеет хвост.

Вытаращив глаза, лисёныши посмотрели на свои тоненькие бурые, как песок, хвостики.

– Подожди-ка, – призадумался вдруг четвёртый, разглядывая пышный белый кончик маминого хвоста. – Ты что, ты её слышала, эту историю?

– Только часть, – ответила мама. – И я не стану повторять то, что услышала, даже за тысячу мышей.

Лисёныши многозначительно переглянулись. Не нужны им эти детские потешки вроде «Кенгурёнка Виллоби». Ну, подрожишь немного, выпьешь молока, мама в щёку лизнёт – всё и забудешь. Им нужна история настоящая, да такая страшная, чтоб проявить свою храбрость и навсегда измениться.

Всем, кроме самой младшей, конечно. Ей больше нравилось слушать, как стучит мамино сердце.

Да, когда начинают опадать листья, лисёнышам разумней всего оставаться поближе к норе. Но болото, мороз и кроваво-красная луна на ущербе будто тянули их за усы. И они дождались, пока стихнут все звуки, кроме маминого сонного дыхания. И тогда семеро лисят выскользнули из норы с решимостью испугаться так сильно, чтобы у них побелели хвосты.

Семеро лисёнышей крались в ночи – через поваленный ствол, вокруг камня, над ручьём, сквозь траву… глубже и глубже в Лес Оленьего Рога.

Деревья устрашающе вздыбили ветви, словно выпроваживали гостей восвояси.

Их предостережения заставили самую младшую замедлить шаг.

– Давай, липучие лапы! – прошептала лисёныш-бета.

Так семеро лисёнышей пробирались по лесу – под белыми, словно кость, сучьями, мимо сломанного капкана, за храпливый грот, над человеческими костями… ко входу в Болотную Пещеру.

Корни над входом в пещеру струились, будто вода. Жерло сочилось туманом. Лисёныши сощурили глаза в темноту, но не увидели ничего, кроме кучи костей и шкуры.

– А что, рассказчица… умерла? – прошептал пятый лисёныш.

Четвёртый принюхался. Шмг шмг.

– Мёртвым не пахнет.

– Пойдите кто-нибудь ткните носом, чтоб разбудить! – предложила третья.

– И не смотри на меня! – ответила бета. – Нос мне дороже.

– Ш-ш! – прошипел альфа.

Кости шевельнулись и подскочили так резко, что лапы у лисёнышей сами собой оторвались от земли. Самая младшая тут же спряталась позади сестры-беты.

Кости уселись прямо, наподобие силуэта лисицы. Зелёным цветом вспыхнули в темноте глаза.

– Что это у нас тут? – проскрипела рассказчица шершавым, как песок, голосом. Шмг. Шмг. Шшшмг. – Хмф! Низкопоклонники.

Бета ткнула в бок альфу.

– Ой, э-э, – надтреснутым голосом заговорил альфа. – Расскажите нам страшную историю… э-э… пожалуйста!

Рассказчица снова принюхалась.

– Маленькие ещё. Приходите, когда выпадут молочные зубы.

Лисёныши захлопнули пасти и сжали зубы покрепче. Самая младшая надеялась, что ответ рассказчицы заставит братьев и сестёр броситься поскорее домой, но никто не двинулся с места.

Альфа прочистил горло и произнёс речь, которую приготовил заранее:

– Мы, э-э, не такие уж глупые и понимаем, что от историй вреда не больше, чем от ветра в листьях. Они же не выдернут нам усы, не переломают кости, не, э-э, сдерут с нас шкуру.

За корнями установилась тишина, да такая глубокая, что казалось, она вот-вот затянет лисят во тьму.

– Вы так думаете? – спросила рассказчица.

Семеро лисёнышей попытались не задрожать. У двоих получилось.

– У каждой страшной истории две стороны, – пояснила рассказчица. – Как у луны: светлая и тёмная. Для тех, кому хватит храбрости слушать и хватит ума выслушать до конца, история прольёт свет на всё самое доброе, что есть в мире. Она поведёт за собой ваш нос. Она поможет вам остаться в живых.

Луна выскользнула из-за облака, и тени вокруг пещеры поднялись на дыбы. Под лунным светом Лес Оленьего Рога казался ещё темнее.

– Но, – предостерегала рассказчица, – если не слушать внимательно, если от страха вертеть хвостом, если не высидеть до конца, тогда тёмная сторона истории поглотит всякую надежду. Страх поселится в вас так глубоко, что вы даже носа больше не высунете из норы. Вы растеряете всю свою жизнь под боком у матери, и от вас всегда будет пахнуть её молоком.

Ветер царапнул когтями листву. Луна пролилась на седой мех на лице у рассказчицы.

– Ну что? Всё ещё хотите страшную историю?

У семерых лисят перехватило дыхание. И только альфа кивнул.

– Тогда садитесь поближе, – подозвала рассказчица. – И мы узнаем, кто из вас выдержит до конца.

Альфа твёрдо шагнул вперёд. Третья немного поколебалась и пошла следом. За ней, подрагивая, двинулись бета, четвёртый, пятый и шестой.

Самая младшая лисичка оглянулась и задумчивым взглядом пробежала по Лесу Оленьего Рога – над костями, за грот, мимо капкана, под сучьями, сквозь траву, над ручьём, вокруг камня, через поваленный ствол – в сторону дома. Глубоко вздохнув, она подошла к пещере, поближе к братьям и сёстрам.

Семеро лисят уселись и приготовились слушать.

– Эта история, – заговорила рассказчица, – началась в Венцовом Лесу…

Мисс Лисс

1

Солнце ещё только показалось над вершинами персиковых ив, но от жары уже хрустела листва, над ручьём поднимался пар, а умирающие поля сияли так, что было больно смотреть.

Роа, Марли и Мия, высунув языки, спешили оказаться в пёстрой тени Венцового Леса. Трава вокруг заманчиво стрекотала, но в такие дни, когда солнце светило высоко, кузнечики становились сухими и горькими, как кора у берёзы.

– Что, интересно, мы сегодня будем учить? – спросил Роа.

– Что-нибудь, надеюсь, про тень, и про норы, и про то, как там можно вздремнуть, – тяжело дыша, ответила Мия.

Марли, забыв обо всём, катался в чём-то вонючем и не слышал вопроса.

– Пошли, Марли! – окликнул Роа. – А то опоздаем.

Каждое утро, когда просыпалось небо, белое и водянистое, когда совы уже попрятались в старых деревьях, а змеи ещё не отогрелись, лисёныши собирались под Учебным Деревом на урок. Учительницу звали мисс Лисс; она учила их всему, что необходимо знать, пока мама занималась охотой или поддерживала порядок в норе.

В первые недели, когда лисёныши только выбрались из норы, мисс Лисс научила их шевелить хвостом камыши, поднимая звонкие тучи насекомых, которых можно хватать прямо в воздухе. Она научила их во время охоты вытягивать морду на север и ждать, когда коготь Небесной Лисы очертит добычу едва заметным багровым кружком.

Она научила их, как будет по-птичьи «орёл» и «змея» – чтобы знали, когда нужно прятаться, а когда подпрыгнуть, если рядом появится хищник. А если в верхушках деревьев не окажется птиц и некому будет подать сигнал тревоги, тогда, учила мисс Лисс, надо навострить уши и прислушаться, не метут ли по ветру огромные перья, не шуршат ли по земле золотистые чешуйки.

Через несколько месяцев, когда дыхание осени напоит листья красным, лисёныши отпразднуют День Золотистых Глаз, а потом отправятся в путь – чтобы найти собственную территорию. Но пока этот день не наступил, они будут учиться, как стать настоящими лисами.

Кто-то неуклюже прошлёпал через тропинку, по которой шли три лисёныша.

Роа почуял запах мокрой кожи, отдававший прудом, и рыгнул.

– Бя-а! Жабья слизь.

– Кто поймает, тому брюшко! – крикнул Марли, ёрзая задними лапами.

Мия в изнеможении упала в тени увядающего розового куста.

– Очень жарко.

Марли ускакал за жабой, а Роа задумчиво посмотрел вдаль на Учебное Дерево и вздохнул.

– Не волнуйся, – сказала Мия, не сводя с него цепких голубых глаз. – Мисс Лисс останется такой же красивой, а твои глаза – такими же голубыми.

Роа нахмурился. Пока он думал, чем бы ответить, у него задёргалось ухо.

Мию чуть не разорвало от хохота.

– Значит, правда!

Она перекатилась на спину и заговорила с ним, лёжа вверх тормашками:

– Хочешь жениться на ней! Хочешь устроить норку с мисс Лисс! Какая прелесть!

Роа бросился на сестру, и они сцепились друг с другом молочными зубами. Но жара быстро заставила их уняться, и вскоре, тяжело дыша, они оба растеклись по земле.

В пруду неподалёку что-то шлёпнулось в воду, и, отряхивая с морды грязь, прискакал назад Марли:

– Склизкая оказалась.

– Пфе, – усмехнулась Мия. – Да эта попрыгушка сухая, как песок.

Она заторопилась к Учебному Дереву и крикнула Роа:

– Идём, мистер Лисс!

Роа с недовольным ворчанием двинулся следом.

Это правда, что у мисс Лисс медовые глаза, и пушистые чёрные уши, и золотистый мех, который пахнет, как пыльца бабочки. И это правда, что кончик её хвоста белый, как пушистое облачко, а сапожки чёрные, как небо вокруг звезды.

Но Роа не хотел устраивать с ней норку. Он хотел быть похожим на неё, когда вырастет. Ему нравилось, как учительница выгибает спину, набрасываясь на добычу… как она умеет почуять след на расстоянии трёхсот хвостов… и как она однажды стянула у барсука еду – нагибалась между барсучьих ушей и отщипывала по кусочку, пока тот не погнался за ней.

Трое лисят, тяжело дыша, продолжали путь. Они прошли вдоль ленивой речки, в которой поблёскивала под солнцем рыба. Они прошли вдоль кустов со сморщенными ягодами малины, которые были на вкус как удар молнии. И вдоль Бугорчатой Прерии, где сезон охоты на кроликов давно подошёл к концу. Трава сделалась ломкой, и крольчат уже не насобирать гроздьями, будто ежевику с куста.

– Жарища, – пробубнил Марли.

– Пекло, – буркнула Мия.

Роа лишь тяжело вздохнул.

Птицы не щебетали в Венцовом Лесу в то утро. Листья скрежетали, как старая подыхающая змея.

2

После короткой пробежки под испепеляющим солнцем Роа, Марли и Мия запрыгнули на ствол поваленного дуба на границе между лугом и лесом.

– Хм, – скривила губу Мия. – Народ, вам не кажется, что тут как-то – шмг-шмг – странно пахнет?

Роа смахнул с глаз тени. Принюхался к деревьям. Запах бабочки, который исходил от мисс Лисс, развеялся по ветру. Вместо него потянуло чем-то тёмным. Чем-то… жёлтым.

Фр-р-р-р-р! Марли басовито фыркнул.

– Я ничего не чувствую.

Он спрыгнул с поваленного дуба. Мия переглянулась с Роа, и они двинулись следом. Трое лисёнышей пришли под сень Учебного Дерева и остановились возле кустов боярышника, где мисс Лисс встречала их каждое утро.

Учительницы нигде не было видно.

Перед кустами, склонив голову набок, сидела Бизи, их сестра-альфа. Каждое утро, когда они выходили из норы, Бизи убегала вперёд, будто участвовала в состязании, которое заканчивалось возле Учебного Дерева.

– Ты опять победила, Бизи, – сказал, задыхаясь, Марли.

Бизи мельком взглянула на них, но не стала, как обычно, хвастать своей победой. Она сидела, уткнувшись глазами в кусты боярышника. Ветки тряслись.

Роа принюхался – шмг-шмг. Жёлтое зловоние заползло в ноздри и скрутило живот.

– Фу, – заворчал Марли, зажимая нос лапой. – Там кто-то подох?

– Как землеройку стошнило, – наморщила морду Мия.

– Это… – замотала головой Бизи. – Это м-мисс Лисс.

У Роа оборвалось сердце. Он навострил уши.

– И какого брёха мы нынче проходим? – не унималась Мия. – Как навонять так сильно, чтоб распугать всю добычу?

Марли расхохотался. Роа ещё раз принюхался к кустам. Под жёлтым он уловил слабый запах, знакомый и сладкий, как пыльца. За трепетавшей листвой мелькала золотистая шубка. В тени ветвей виднелся едва различимый силуэт лисицы. Голова раскачивалась взад и вперёд, словно угорь в воде. Пасть открыта, будто пробует на вкус воздух.

– Это же не мисс Лисс… – растерялся Роа. – Нет ведь?

Он сделал шаг к кустам, но что-то острое прижало ему хвост. Он извернулся и повалил Бизи на землю. Та схватила зубами его за лапу:

– Мифф Лифф фказала туда не фодить!

Роа высвободил лапу из её пасти и лизнул.

– Может, это игра! – сказал Марли, виляя хвостом.

– Точно! – кивнула Мия. – Называется «Кто сильнее воняет».

Шмг-шмг.

– Марли выиграл!

Марли бросился на неё, и они покатились прочь.

Роа даже не обернулся, глядя во все глаза на раскачивающийся силуэт. За шорохом листьев он слышал клацанье зубов – клац… клац-клац – от которого шерсть поднималась дыбом.

– Биз, что она там делает? – спросил Роа свою сестру-альфу.

Бизи прижала уши.

– Когда я пришла, всё было к-к-как обычно. День как день. Мисс Лисс к-к-как мисс Лисс… – она перевела дух и посмотрела на кусты. – Всё, кроме Алфи.

Алфи, может, и был среди них недоростком, зато славился неуёмной тягой к приключениям. Мама никогда не могла удержать его возле норы и давно махнула на это лапой. Алфи пропадал где-то часами и возвращался пропахший то оранжевой грязью, то ворсистыми листьями, а как-то раз даже медвежьим помётом.

– Он прятался в к-к-кустах, – заикалась Бизи больше обычного. – И от него так странно пахло. М-мисс Лисс уговаривала его в-выйти. Она вс-вс-всё спрашивала: «Тебе больно? Тебе б-больно?» А он всё молчал, и тогда она с-с-схватила его за хвост и в-вытащила.

Бизи перевела дух.

– Алфи был какой-то… другой. Шубка вся грязная, мех зализан назад. Лапы из-изъедены в розовое. Весь мех на хвосте облез, кроме маленькой к-кисточки на конце. Губы трясутся, з-з-зубы торчат, и дышит так часто, ш-шумно. И зрачки – широченные, как ночное небо…

Бизи всхлипнула, и Роа, чтобы утешить, вылизал ей уши. Тёмный силуэт в кустах боярышника вдруг подпрыгнул, будто наступил всеми лапами на муравьёв.

– Мисс Лисс стала зализывать Алфи р-раны, – сказала Бизи, – а он у-у-укусил её за лапу. Сильно. И у-убежал. Мисс Лисс полизала лапу, и я увидела, что из лапы к-капает кровь.

Бизи повернулась носом к маленькому чёрному пятнышку на земле. Роа тоже посмотрел туда.

– Я с-спросила у неё, что случилось, – снова заговорила Бизи, – а она с-стояла и молчала, её всю т-т-трясло. А потом сказала: «У-урок окончен» – и уползла в кусты.

Силуэт пошевелил лапами. От лёгкого ветерка листья тёрлись друг о друга, затачивая края. Роа едва сдерживал дрожь. Неужто Алфи опять где-то шатался и вернулся пропахший жёлтым? Неужто он заразил жёлтым мисс Лисс, когда укусил?

– Всё ещё играете в вонючие игры? – спросила Мия, возвращаясь после сражения с Марли.

Роа посмотрел в кусты.

– Я пойду узнаю, что с ней.

– М-может, не надо? – засомневалась Бизи.

– Давай! – оживился Марли. – Я бы сам пошёл, да у меня зад не пролезет.

Силуэт по ту сторону листвы перестал раскачиваться и сидел совершенно неподвижно… будто прислушивался. Роа помедлил.

– А вдруг это экзамен? – сказала Мия, сощурив голубые глаза. – Нам же нельзя ходить в незнакомые места, где воняет. А вдруг ты пойдёшь, а мисс Лисс укусит тебя за холку? И ты навсегда завалишься.

Роа перекатился с лапы на лапу.

– А вдруг я завалюсь, если не пойду?

Силуэт как будто уставился на него в ожидании ответа.

Роа решительно кивнул:

– Я пошёл.

– Ты два раза уже повторил, – усмехнулась Мия. – А сколько сходил? Ноль.

Роа, сам того не желая, коротко взвизгнул. Он облизал губы и, поёрзывая, слегка отступил назад. Потом прижал уши, плюхнулся на живот и пополз в кусты.

3

В кустах боярышника было темно. Мягко дунул ветерок, колыхая листьями, и свет разогнал тени, укрывавшие силуэт.

Это была мисс Лисс.

Роа ни разу не видел учительницу расстроенной. Укусы и царапины от лисёнышей она всегда сносила с терпением весны. Но сейчас, под кустами боярышника, её губы перекосились, обнажив черноту дёсен и белизну зубов. Глаза сузились в тёмные липкие щёлочки.

– Мисс Лисс! – прошептал Роа.

От ушей до кончика хвоста по учительнице пробежала судорога. Она попыталась шагнуть на голос, но её качнуло и повело в сторону. Описав полукруг, она снова села. Липкие глаза уставились в пустоту.

Роа посмотрел учительнице на лапу, заляпанную чёрным.

– Вам больно, мисс Лисс? Хотите, я найду Алфи и тоже укушу?

Голова мисс Лисс безвольно раскачивалась. Нос сопел, будто заложенный паутиной.

– Что она делает? – шепнула Мия из-за кустов.

Роа ничего ей не ответил.

– Мисс Лисс, – спросил он. – Что с вами?

Мисс Лисс подняла морду. И сквозь липкую пелену разглядела его. Нос сморщился, чтобы зарычать, но она вдруг затрясла головой взад и вперёд, словно прогоняла желание расчихаться.

Из горла вылетел булькающий звук:

– Беги.

Роа прижал уши.

– Куда?

В Венцовом Лесу он никогда ничего не делал без разрешения учительницы.

Зубы мисс Лисс несколько раз страшно клацнули. Клац-клац – клац-клац. От этого звука у Роа заныли когти.

– Куда надо бежать? Мисс Лисс?

Её дыхание сделалось шумным. Вместе с шумом появилось зловоние, тёмное и тёплое. Пыльцой бабочки больше не пахло. Как будто жёлтое поглотило учительницу изнутри.

Роа упал на живот и что было сил пополз из кустов боярышника назад.

– Сдал экзамен? – спросила Мия насмешливым голосом. – Теперь вы женаты?

Затрещали ветки, и из кустов пошатываясь вышла мисс Лисс. Смешки тут же оборвались. Увидев липкие глаза учительницы, её перекошенные губы, лисёныши попятились назад, насторожив усы.

Бози расхныкалась, поднимая передние лапы:

– М-может, пойдём?

– Да, – закивал, соглашаясь, Марли. – И мама, вроде, зовёт.

Роа врос лапами в землю.

– Я остаюсь.

Мия нерешительно постукивала хвостом.

Учительница уставилась на них чёрными липкими глазами. С зубов у неё капало.

– Хва-а-а-а-а-а-а-атит с меня на сегодня уроков, – протянула Мия.

Она хотела пуститься наутёк, но мисс Лисс бросилась как змея и схватила Мию за хвост. Мия оглушительно завизжала и, ударив учительницу по зубам задними лапами, вырвалась и исчезла в кустах боярышника, не издавая больше ни звука.

Бизи жалобно заскулила. Марли в знак подчинения повалился на бок. Роа оцепенел. Учительница никогда никого из них раньше не кусала.

В липких глазах мисс Лисс вспыхивали отражения лисёнышей, а в клыках торчал клок шерсти из хвоста Мии. Мисс Лисс кидалась по очереди на каждого из троих. Роа. Марли. Бизи. Стоило одному лисёнышу увернуться от ощеренной пасти, как её внимание привлекал другой, и мисс Лисс набрасывалась на него.

Роа отступил от учительницы подальше. Сердце отчаянно колотилось. Ему не хотелось двигаться с места. Ему хотелось принюхаться и услышать под жёлтым покровом пыльцу бабочки, уговорить учительницу сбросить этот зловонный покров, но… лапы его предали. Он повернул морду и потрусил обратно к норе.

Сзади до него долетели чавканье и тоненький визг.

– Ай!

Бизи. Она даже не успела отпрыгнуть.

Роа бросился бежать.

Позади началась драка, и раздался ещё один визг.

– У-у-у-у!

Марли. Он больше не смеялся.

Роа мчался что было сил.

В ушах звенели три пронзительных визга. Жёлтое зловоние поглотило мисс Лисс. А теперь оно поглотит сестёр и брата.

Роа миновал ажурную тень Учебного Дерева и запрыгнул на залитый солнцем мох поваленного дуба. В тёплом утреннем свете он чувствовал себя виноватым и оглянулся на кусты боярышника. Ещё столько всего предстояло узнать! Мисс Лисс хотела научить их приёму «усни-хватай». Хотела научить их, как распознать, что мышь только притворяется мёртвой. Хотела научить их плавать.

Боярышник за стволом Учебного Дерева было плохо видно. Никакого движения, только чуть колышется тень от листвы.

– Бизи? – хрипло окликнул Роа. – Марли? М-Мия?

Из-за поваленного ствола выскочила учительница и, оскалив клыки, с которых ручьями текла слюна, впилась липкими глазами в Роа.

Лапы Роа принялись месить мох.

– Я сдаюсь, мисс Лисс!

Она подбиралась ближе. Вот её заложенный паутиной нос. Вот окровавленная лапа. Вот её жёлтое зловоние.

– Я завалил! – закричал ей Роа. – Я не сдал! Я… не хочу я больше!

Едва она оторвалась от земли и прыгнула, сверкая зубами и кривя губы, в ушах Роа послышался слабый отголосок памяти.

«Только не в поле, – говорила учительница, когда от неё ещё пахло пыльцой бабочки. – Для открытого пространства у вас очень короткие ноги, вам не сбежать от охотника. Если вас кто-то преследует, бегите туда, где проще спрятаться. Вы запомнили?»

Сам-то Роа, может, и не запомнил, а вот лапы запомнили точно. Когда тень учительницы пролетела над ним, он скользнул за поваленный дуб, шмякнулся на землю и понёсся к норе быстрее, чем мог даже представить. Он слышал, как хрустнул ствол, когда лапы мисс Лисс опустились на него и тут же оттолкнулись в новом прыжке. Левым усом Роа почувствовал её тень, и ноги сами собой свернули и помчали его направо.

Скачками, прыжками он летел, петляя, между деревьев, но вскоре почувствовал, как горячее дыхание её клац-клац-клац обжигает хвост. Он перебирал в голове знакомые места, пытаясь найти такое, где проще спрятаться.

Заросли шиповника!

В лесу всё сливалось в глазах и сбивало с толку. Роа никак не мог понять, в какой стороне что. Тут он вспомнил, как мисс Лисс учила их определять направление.

Если повернуться мордой на север, глаза затуманит багровым светом.

Роа повертел головой налево, потом направо, пока взгляд не заволокло дымкой, будто сбоку горел закат. Роа полетел на багровый свет, пересёк Бугорчатую Прерию и наконец добрался до зарослей шиповника. Он пролез в узкую, на ширину усов, щель и забрался в самую сердцевину колючей тени.

Он упал на землю, переводя дыхание.

Спасся…

Спасся…

Р-р-р-р-р!

Роа вскочил, едва клыки мисс Лисс продрались сквозь колючие ветки. Она метнулась к нему, даже не дрогнув, когда шипы впились в её липкие глаза.

Роа выскочил из зарослей и бросился наутёк. Учительница гналась за ним по лугам, где учила их рыть мордой мягкую землю. Она гналась за ним по канаве, где они копали земляных червей. Она гналась за ним вдоль кустов ежевики, где они рвали десерт, вниз по Падучему Холму, где они играли в охотников и ястребов.

У подножия холма в овраге протекал ручей. Роа хотел перескочить на другую сторону, но ударился рёбрами о подводные камни, тихонько взвизгнул и запрыгал, поднимая брызги, обратно на мелководье. Он выбрался из тины и вжался в тень осыпающегося берега, пытаясь отдышаться, унять дрожь и не наделать шума.

– Ну, пожалуйста, пусть это будет экзамен, – шептал он. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Пролетали мгновения. Жужжали мухи. Закаркал ворон.

Роа метнул глазами по сторонам. Если остаться в овраге возле ручья, мисс Лисс может напасть на него сверху. Но в каком направлении бежать? Вверх по течению или вниз? Что-то подсказывало ему: в одну сторону – путь к свободе, в другую – к учительнице.

Роа приподнял усы. Он не замечал тени мисс Лисс на том берегу, не слышал за журчаньем воды её дыхания, сдавленного паутиной. Из-за мёртвой рыбы в ручье не чувствовал жёлтого зловония. Откуда ему было знать, в какую сторону двинуться?

– Кар-р! Кар-р!

Чёрные крылья ворона поблёскивали на высокой ветке. У птиц в лесу самый лучший обзор. Они могут подсказать, кто когда идёт и откуда. Но птичьи языки трудные. Надо выучить, какую песню поёт каждая птица, да ещё запомнить тончайшие переливы трелей и что они значат. Роа, в отличие от Мии, не так уж плохо выучил песни, но даже ему было далеко до Бизи, у которой будто у самой на ушах росли перья.

– Кар-р! Кар-р!

– Надеюсь, ты говоришь, она справа, – прошептал Роа птице.

Он направился по ручью вверх. Правда ли мисс Лисс научила его немного разбираться в птичьих повадках, или это было чистое везение, Роа никогда не узнает. Он вывернул на высокий уступ над оврагом и вдалеке увидел учительницу. Она уставилась в воду, а исколотая шиповником морда сочилась кровью.

Её голова медленно поднялась. И как только они с Роа встретились взглядами, она перемахнула через овраг и погналась за ним.

Роа снова бросился бежать. Дышать из-за духоты было трудно. Сердце колотилось, готовое разорваться. Если это экзамен, можно сдать его однажды и навсегда? Надо бы отыскать, где спрятаться, куда учительница наверняка не пролезет.

– Всегда найдутся кротовьи ходы, – рассказывала мисс Лисс. – Там тесно, но если пролезут усы, пролезете и вы сами.

На этот раз Роа мчался на юг, в другую сторону от багрового, туда, где река была мелкой. Он проскакал по заросшим илом камням – каждый из них норовил столкнуть его в воду, но Роа оказывался проворней. Он не слышал позади себя всплесков воды, но не останавливался, пока не добрался до противоположного берега. Только тогда он отважился посмотреть назад.

Мисс Лисс заскользила по берегу и резко остановилась. Липкие глаза уставились на реку. Она ступила на первый камень, но едва коснулась лапой воды, как всё её тело сжалось и отпрянуло назад, будто её схватили за морду и чуть не утащили на дно, а спина выгнулась так, будто мисс Лисс решила цапнуть себя за хвост.

Сбитый с толку, Роа покачал головой. Мисс Лисс никогда не боялась воды. Ему хотелось вернуться к ней, провести по её спине мордой, утешить. Но страх погнал его дальше к кротовьему ходу.

Входом служила неприметная щель, зажатая в корнях дерева. С прошлого раза, когда учительница отправила всех лисёнышей в кротовий ход, Роа немного подрос, но всё же попытался протиснуться внутрь. Усы цеплялись за земляные края. Корни заставляли прижимать уши. Камень царапал шкуру и давил на живот так сильно, что Роа едва не расстался с мышью под ежевикой, съеденной на завтрак.

Застрял.

Роа скрёб когтями и извивался, но никак не мог проскользнуть глубже. Камень больно впился в бедро. Роа брыкался задними лапами и размахивал хвостом, коченея от страха, что его сейчас укусят. И замер, выдохся. Он вспомнил медовые глаза мисс Лисс, её золотистую шубку – какой она когда-то была – и снова принялся брыкаться и извиваться, всем своим существом желая сдать этот экзамен.

Камень вдруг подался и раскрошился. Роа скользнул во тьму. Подступившие слёзы не давали дышать. Корни и сырая земля укутывали его со всех сторон. Уютно, темно, спокойно. В прохладе подземелья шерсть поднялась иголками, дыхание успокоилось, а сердце забилось наконец ровно.

Спасся…

Спасся…

…

Роа не сводил глаз с маленького каменистого входа. Он ждал, что мисс Лисс сунет морду внутрь и скажет, что он сдал экзамен. Он ждал, что она поможет ему выбраться на солнышко, вылижет грязь из его шерсти, вытащит из хвоста шипы и скажет, что он быстрее и сообразительнее всех остальных лисёнышей.

Снаружи засвистел ветер. С ветром прилетел звук. Кто-то громко сопел. Будто дышал сквозь паучье гнездо. И опять жутко клацал зубами.

Клац. Клац-клац.

Сердце едва не выпрыгнуло. Роа успокаивал себя тем, что мисс Лисс внутрь не поместится. Что она очень большая.

Клац-клац-клац.

Он передёрнул ухом. Невидимые зубы клацали как-то иначе. Невидимый нос сопел, присвистывая чуть звонче.

Клац-клац, клац-клац.

В каменистую щель скользнула чья-то морда, наполняя подземелье жёлтым зловонием. Роа прижал уши. Морда принюхалась.

Шмг-шмг.

Сердце Роа похолодело. Нос принадлежал не мисс Лисс. Он был маленький. И сухой.

Шмг-шмг-ш-ш-шмг.

Шерсть на морде лоснилась от грязи…

Ш-ш-шмг.

– А-Алфи? – пробормотал Роа.

На недоростка было страшно смотреть. Лапы изъедены в кровь. Язык, весь чёрный, болтается между зубами. Шея дёргается, будто сломанная ветка на ветру.

Роа прижался задом к земляной стене. Выхода не было. Некуда бежать. Там, где казалось уютно и безопасно, стало вдруг чересчур тесно, когда Алфи, хрипя и выгибаясь, втиснул туда своё маленькое искалеченное тело. Последнее, что увидел Роа, было собственное отражение в чёрных глазах брата – широких и пустых, как беззвёздное небо.