Посвящается Джессике Ландерс
Ты моя правая рука и правое полушарие, мой психолог и моя самая главная группа поддержки, моя преданная подруга. Меня бы не было без тебя – в прямом смысле.
Jamie McGuire
Almost Beautiful
Copyright © Jamie McGuire, 2022
This edition published by arrangement with Synopsis Literary Agency
Перевод с английского Юлии Бабчинской
© Бабчинская Ю., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Глава 1
Молодожены
Эбби
Наконец мы остались наедине.
Трэвис склонился над нашей постелью и багажом, молча откладывая в сторону грязную одежду.
Стремительная поездка в Лас-Вегас была даже не вихрем, а настоящим ураганом, и на горизонте не ожидалось прояснений. Мы сбежали, чтобы тайно пожениться, приготовившись объясняться с Шепли и Америкой, а также с Трентоном и Кэми, чтобы поведать новую легенду о нашем местонахождении. Теперь мы остались в нашей квартире одни, в самом эпицентре бури. Конечно, сейчас настало затишье, но мы знали, что ждало впереди, и от этого было не лучше.
Трэвис молчал весь путь, пока мы возвращались домой, сообщив своему отцу о нашей женитьбе.
Джим воспринял новость хорошо. Даже больше – он пришел в восторг, но понял, что нас что-то гнетет. Теперь во всех новостях говорили о пожаре, и Джим, скорее всего, просто не хотел спрашивать лишнего.
– Трэв, ты что-то притих. О чем задумался?
Он держал перед собой мое свадебное платье, которое в следующее мгновение аккуратно уложил на одеяло.
– Ни о чем.
– Ни о чем? – с сомнением переспросила я.
– Между свадьбой и возвращением прошло всего несколько часов. Это не так долго.
Я забралась на кровать, подползла к нему, сминая вещи, и сомкнула руки у него на шее.
– Согласна. Мы будто побывали в другом измерении. Но если посмотреть на все с хорошей стороны, мы можем провести вдвоем столько ночей, сколько захотим.
Трэвис натянуто улыбнулся и снова посмотрел на мое платье. Атлас и фатин немного помялись, отчасти после поездки, отчасти и после нашей брачной ночи.
Мой муж был прав, прошло еще не так много времени – между волшебными, просто идеальными мгновениями, когда мы давали друг другу клятвы, и нашим полетом домой – но мы время зря не теряли.
И хотя Трэвис уже не раз целовал меня и обнимал, но благодаря его восторгу от свадьбы и возможности назвать меня женой все привычное вдруг обрело новые краски. Мы снова и снова скрепляли наш брак близостью, и Трэвис не переставал доказывать, что ему больше никто не нужен, а быть моим мужем – самое важное для него во всем белом свете.
Я поцеловала его в щеку, а потом вернулась на свою сторону кровати, наблюдая, как он раскладывает вещи для стирки. По правде говоря, одежды тут было не так уж и много, но он выворачивал каждую вещицу и разглаживал, чего никогда не делал раньше – об этом свидетельствовали четыре огромные кучи одежды на полу.
Трэвис будто хотел погрузиться в бытовые дела, чтобы не впускать в свои мысли терзавшие его вопросы и тревоги.
Я подняла левую руку, любуясь кольцом с бриллиантом точно так же, как Трэвис совсем недавно любовался моим свадебным платьем. Пошевелив пальцами, я с наслаждением увидела, как камень сверкнул на солнце, а потом заметила, как внимательно смотрит на меня Трэвис. Уголок его губ пополз вверх, и муж усмехнулся.
– Ты как, в порядке? – спросил он уже в третий раз после нашего возвращения домой.
– Я все еще миссис Мэддокс, – сказала я. – Так что… да. Но жаль, что у нас нет побольше времени перед началом учебы.
– Мы можем прогулять несколько дней, – усмехнулся он.
Поначалу я решила, что он пошутил, но когда наши взгляды встретились, он отложил в сторону вещи и обошел кровать, садясь рядом со мной. Он внимательно посмотрел на меня своими теплыми карими глазами, его подбородок покрывала легкая щетина. Трэвис был столь же притягательным, что и в день нашей встречи, татуировки украшали его гладкие рельефные мускулы.
В татуировке на его руке смешались стили «артистик» и «трайбл», но больше всего он ценил надпись с моим прозвищем, выполненную изящным курсивом на запястье, а еще фразу на иврите, протянувшуюся под ребрами. Там говорилось: «Я принадлежу своей любимой, а она мне», как, собственно, и было. Теперь официально.
В Вегасе даже я сделала себе тату: «Миссис Мэддокс». Для той, кто и подумать раньше не мог о татуировке, я теперь с восторгом пялилась на нее, как и на своего новоиспеченного мужа.
Муж. Уверена, от этого слова у меня всегда будут мурашки по коже.
Трэвис потерся носом о мою шею, покрывая поцелуями нежные участки кожи.
– У меня еще не было большего искушения, но в этом семестре у нас статистика. Я не собираюсь пропускать занятия.
– Ты справишься, – сказал он. – Ты решаешь задачи так же отлично, как я размахиваю кулаками.
– Нет ничего прекраснее.
Он отстранился, чтобы уловить мое выражение лица, и я увидела в его глазах смешанные эмоции. Брови Трэвиса поползли вверх, а на лице отразилось полное обожание.
– Значит, моя жена.
– Вряд ли ты устанешь это повторять, да?
– И хорошо. Может, не буду чувствовать себя глупо от того, как сильно я счастлив.
Он чуть повернул мою голову и прижался к губам, потом подхватил под ягодицы, разжигая во мне желание.
– У нас есть на это время? – спросил он.
– Мы же молодожены, найдем, – сказала я, откидываясь на матрасе.
Трэвис стянул с себя футболку и бросил к куче других вещей, которые лежали на кровати. Он с легкостью снял с меня черные легинсы, вновь поцеловал и только потом скользнул ладонью под мои хлопковые трусики.
Я ахнула, с губ сорвался стон. Услышав это, Трэвис лишился всякого самообладания, наспех избавился от боксеров и без промедления погрузился в меня.
Устроившись поудобнее, он все же заставил себя остановиться. Его жаркое прерывистое дыхание горячило мне кожу.
– Мне нужно… медленнее… или я…
– Не останавливайся, – сказала я, обхватив его ногами. – Не в этот раз.
Он помедлил всего пару секунд, чтобы поцеловать меня, но стоило ему вновь пошевелиться, и он уже не мог останавливаться. Трэвис вновь и вновь входил в меня, руки его тряслись, он настолько отдался чувствам, что больше не сдерживал себя, позволяя каждый клеточке тела насладиться прикосновениями к моей коже.
– Голубка…
– Не останавливайся, – прошептала я.
Он казался каким-то другим и в то же время родным, теряя контроль над собой и достигая пика.
– Боже, с тобой так хорошо… так чертовски… – Он застонал, испытывая оргазм, дрожа и все еще оставаясь внутри.
Мы оба тяжело дышали, но потом он сделал глубокий вдох и проговорил:
– Черт подери, прости меня.
– За что простить? – спросила я и, улыбнувшись, поцеловала мужа в щеку.
– Я немного увлекся.
– И это плохо? – спросила я, все еще обвивая его ногой.
Трэвис лег рядом и уставился в потолок.
– Я не занимался с тобой любовью, а просто спускал пар.
– И я совсем не злюсь.
Он бросил на меня взгляд:
– За что ты так сильно меня любишь? Я же полный придурок… но ты понимаешь меня. Читаешь мои мысли задолго до того, как я озвучу их.
– Не знаю, – сказала я, касаясь его щетины.
– Это не к добру, – сказал он, но шутил лишь отчасти.
– Я люблю тебя не за твою внешность, тогда это была бы страсть. Люблю тебя не за ту «химию», которая возникла между нами, – это похоть. Люблю тебя не за то, что ты любишь меня, – это снисходительность. Люблю тебя не за то, что ты можешь дать мне или сделать для меня, – это выгода. Люблю тебя не за то, как ты ко мне относишься, – это благодарность. Не за то, что защищаешь меня, – это стремление к безопасности. Не знаю, почему я тебя люблю, дорогой. Просто знаю, что это чувство настоящее.
Трэвис поджал губы и покачал головой, касаясь моего носа своим.
Я сощурила один глаз.
– Возможно, нам стоит…
Он перевернулся на спину и застонал:
– Знаю, знаю… Почему бы нам на выходных не устроить себе разгрузочный день?
– Я только за.
Трэвис поднялся, нащупал мою руку и потянул за собой. Мы одевались, не переставая глупо улыбаться, но потом я окинула взглядом нашу спальню и поставила руки в боки, сдувая с лица непослушную прядь.
– Здесь не так уж много всего, голубка. Вечером все уберем.
– Знаю, просто… ничего. Не бери в голову. – Я снова внимательно осмотрелась. – Но меня поражает, насколько изменилась твоя комната со дня нашего знакомства.
Трэвис внимательно посмотрел на покрашенные стены. Всего несколько месяцев назад на стене висело одинокое сомбреро, теперь повсюду красовались черно-белые фотографии в рамках. Запечатленные моменты наших отношений: друзья, враги, любовники. Неудивительно, что на каждом снимке мы улыбались или Трэвис старался прикоснуться ко мне.
Я соскучилась по нашей спальне, но когда мы были здесь в последний раз, я сделала Трэвису предложение, вглядываясь в его перепачканное сажей от недавнего пожара лицо. В воздухе все еще витал едкий запах дыма.
– Что за взгляд? – напряженно спросил Трэвис.
– Ничего, – ответила я.
– Не думаю. Я собираюсь сделать тебя счастливой, хочу, чтобы ты знала. Чтобы верила мне. Все останется по-прежнему, разве что каждую ночь мы будем возвращаться домой друг к другу. Но это не так плохо…
Я склонила голову набок.
– Плохо? Трэвис, да брось. Ты ведешь себя так, словно я могу в любую секунду передумать.
– А это не так?
Я нахмурилась, и его плечи поникли.
– Прости. Ничего не могу с собой поделать.
Я сделала несколько шагов к нему навстречу, останавливаясь совсем близко.
– Посмотри на меня, – сказала я, показывая двумя пальцами на свои глаза. – Трэв, я не передумаю. Я безумно счастлива! Обещаю.
Он чуть расслабился.
– Я пытаюсь выкинуть эту мысль из головы, но она не уходит.
– Мы прошли огонь и воду. Я не виню тебя за эти чувства.
Муж кивнул и хитро улыбнулся.
– Хорошо. Я больше не буду об этом говорить.
– Еще как будешь. Иначе я не смогу утешать тебя. А я готова делать это миллион раз, если понадобится.
– Боже, голубка, я люблю тебя.
Я поднялась на носочки и чмокнула мужа в нос.
– И я тебя люблю. Нам лучше побыстрее разделаться с вещами, чтобы вечером отдохнуть.
Трэвис отнес в конец коридора пустую корзину. Открылась дверца сушилки, потом стиральной машины, и муж вернулся с теплым, свежим и сухим бельем, передавая мне его сложить.
Я дотянулась до полотенца, складывая его.
– Похоже, что Шеп и Мер в деле.
Трэвис кивнул и снова спрятался в свой панцирь так же быстро, как до этого позволил себе расслабиться.
– Твой отец счастлив, и что бы там ни говорила Америка, она тоже. Шепли снял комнату в Хелмс Холл. Все будто к этому и шло.
– Было тяжко… – проговорил Трэвис.
– Что именно?
– Просить Шепа и Мер врать – не говорить отцу правды.
– Их там не было. И они не врут, а просто… забыли тот телефонный разговор до нашего отъезда. Все были на эмоциях. Они просто ничего не помнят.
– Не хочу, чтобы кто-то из-за меня попал в беду. Уж тем более ты.
– Никто не попадет в беду. Все решено.
Трэвис встретился со мной взглядом:
– Решено, значит?
– Сам знаешь, о чем я.
Я взяла в охапку гору белья и повернулась к двери. Интересно, Трэвис тоже испытывал одновременно удовольствие и смятение от нашего брака?
– Куда направляешься? – напряженно спросил Трэвис.
Я чуть дернула плечом в сторону коридора.
– В прачечную.
Он состроил рожицу, и я засмеялась:
– Я всего лишь пройду по коридору, дорогой.
Он кивнул, но я видела его тревогу: он боялся, что наш брак испарится, будто и не было его вовсе. Что стоит мне исчезнуть из его поля зрения, и он проснется в кровати один.
Я перешла в гостиную и остановилась перед складной дверью, за которой стояла стиральная машина с сушкой. Прибор был громким, ржавым, старше меня, но тем не менее работал исправно. Я заложила половину принесенного белья, зная, что крохотный барабан большего не выдержит. Как только я налила средства для стирки, повернула ручку и закрыла люк, в дверь постучали.
– Здравствуйте, – сказала я, стараясь изобразить удивление.
Офицеры полиции были одеты в штатское – а значит, пожаловали детективы, и они совсем не удивились при виде меня.
– Мисс Эбернати? – спросил тот, что слева – кругленький, с животом, нависавшим над бляхой ремня, в поношенном твидовом блейзере, который был ему явно мал. Значок, пристегнутый к карману пиджака, гласил «Гейбл».
Его напарник, Уильямс, был одет в деловой костюм с фиолетовой рубашкой и галстуком в тон. Он скрестил руки на груди. Его ровная темная кожа контрастировала с румяным веснушчатым лицом Гейбла.
– Была ею. Теперь я миссис Мэддокс, – сказала я, хотя Гейбл не спрашивал, а утверждал.
– Да? А мы ищем Трэвиса Мэддокса. Он ваш… муж?
– Да, он здесь, в ванной, – сказала я, надеясь, что из-за шума стиральной машины Трэвис не услышит нас.
Намного проще прикрыть его, если он останется в спальне. Мне следовало подготовить его. Он не был таким отличным лжецом, как я, ведь ему не приходилось врать. Не помню, что бы за те семь месяцев, что мы знакомы, он врал.
– Могли бы мы зайти на минуточку? Нам нужно с ним поговорить, – сказал Уильямс.
– Это насчет пожара? – спросила я.
Детективы обменялись взглядами, чувствуя, что они на шаг впереди.
– Да, – ответил Гейбл. – Что вы можете об этом рассказать?
– Я видела по новостям. Как только мы распакуем вещи, то навестим дом его братства. Он потерял в том пожаре друзей и очень переживает, – сказала я, зная, что в этом плане никого не обманываю.
– Вы сказали, что вы его жена, – проговорил Гейбл. – Вы молодожены?
– Мы поженились на выходных. В Вегасе. Вернулись домой раньше из-за пожара.
Гейбл сощурился.
– У нас есть несколько свидетелей, которые утверждают, что Трэвис мог находиться в здании во время пожара. Они заявили, что он являлся постоянным участником в… э… – Он посмотрел в блокнот. – Мигрирующем борцовском ринге. – Детектив выговаривал каждое слово так, будто оно было иностранным.
– Полагаю… врать вам незаконно, – сказала я, прислонившись к двери. Мужчины подались вперед, желая услышать мое признание. – Мы были на нескольких таких боях. В Икинсе особо нечем заняться.
Я фыркнула со смеху, а потом притворилась, что мне неловко из-за того, что они не восприняли мою шутку.
Гейбл выглянул из-за меня, заметив за моей спиной движение.
– Мистер Мэддокс?
Я повернулась и увидела Трэвиса, замершего в дверном проеме.
– Привет, дорогой, – сказала я, – этим офицерам сказали, что на выходных ты был на боях. Они задают вопросы.
– Можем мы зайти внутрь? – спросил Уильямс.
– Конечно, – ответил Трэвис, переступив через гору одежды, которую я оставила на полу.
Он вытер ладони о брюки и крепко пожал руку сперва Уильямсу, потом Гейблу, которые представились детективами.
– Трэвис Мэддокс.
– Рад с вами познакомиться, сэр, – сказал Гейбл, поморщившись от слишком крепкого рукопожатия Трэвиса.
Гейбл зашел внутрь, минуя меня, очевидно опасаясь моего мужа.
– Вы уже познакомились с моей женой, – сказал Трэвис, когда я закрыла дверь за детективами.
Мужчины кивнули.
– Вы добирались до Вегаса на машине или на самолете?
– На самолете, – одновременно сказали мы, потом улыбнулись друг другу. Трэвис взял меня за руку и усадил на диван.
Уильямс устроился в кресле, а Гейбл занял почти всю кушетку.
– Правда говорят, что он был там? – спросила я.
– На самом деле, что вы оба были, – сказал Гейбл, сделав пометку в блокноте. – У вас остались посадочные талоны?
– Да, – сказала я и встала.
Прошла в спальню, где выудила из сумочки талоны и чек из отеля. Я намеренно оставила все на тот случай, когда приедут детективы и станут задавать вопросы Трэвису о его местонахождении. На обратном пути я прихватила свадебное платье. Мне не хотелось оставлять Трэвиса наедине с детективами.
– Быстро вы, – с подозрением сказал Уильямс.
– Мы вернулись всего пару часов назад, – уточнила я. – Все лежало у меня в сумочке. Вот, – сказала я, передавая детективу талоны и чек отеля.
– Это ваше… э… – Гейбл указал на платье, перекинутое через мою руку.
– Да, – ответила я, поднимая его и улыбаясь от чувства гордости. – Ох! – воскликнула я, заставив Трэвиса вздрогнуть. Я вновь заторопилась по коридору, бросая платье на кровать и возвращаясь в гостиную с DVD-дисками.
– Хотите посмотреть церемонию?
Прежде чем кто-то из них успел ответить, я вставила диск в проигрыватель и взяла пульт. Потом уютно устроилась рядом с Трэвисом, глядя, как нервно он переминается перед священником. Я поцеловала Трэвиса в щеку, он повернулся ко мне и крепко поцеловал.
– Хорошо, – сказал Уильямс, поднимаясь. Его телефон зазвонил, и он прижал трубку к уху. – Уильямс. Что? Когда? Это чушь собачья, сам знаешь.
Трэвис бросил на меня взгляд, но я сжала его руку, не переставая улыбаться. Повернулась к экрану телевизора – так было легче притвориться, что я не прислушиваюсь к каждому слову Уильямса.
Гейбл беззвучно спросил напарника: «Что такое?»
Уильям покачал головой.
– Да, сэр. Мы сейчас здесь. Понимаю, сэр. Да, сэр. – Он вздохнул и убрал телефон, раздраженно глянув на Трэвиса. – Это дело отдали Федеральному бюро расследований. Уверен, у них будет куда больше вопросов к вам.
– ФБР? – спросил Трэвис.
Уильямс хмуро посмотрел на своего ошарашенного напарника.
– Похоже на то. Хорошего дня, мистер Мэддокс. Примите наши поздравления и удачи.
Трэвис поднялся, потянув меня за собой. Мы проводили детективов взглядом, после чего муж принялся расхаживать по комнате.
– Трэвис, – сказала я, желая остановить его, но он не позволил мне. – Трэвис, постой. Все будет хорошо. Обещаю.
Он сел на диван, поставив локти на колени и накрыв лицо рукой. Муж дергал коленями и тяжело дышал.
Я готовилась к эмоциональному всплеску. Села рядом с ним, прикасаясь к крепкому плечу.
– Мы были в Вегасе, где и поженились. Вот что произошло, и это мы продолжим говорить. Ты ничего плохого не сделал, Трэвис. Произошло ужасное, но я не позволю тебе упасть духом.
– Эбби, – сказал Трэвис, не убирая рук от лица. Он зажмурился и тяжело вздохнул. – Ты знала, что так будет?
Я поцеловала его в плечо.
– Что ты имеешь в виду?
– Что мне понадобится алиби.
В груди громко заколотилось сердце.
– О чем ты говоришь?
Он повернулся ко мне, еле скрывая страх в глазах и сожалея, что задает мне этот вопрос.
– Скажи мне правду.
Я пожала плечами.
– Хорошо…
– Ты вышла за меня, чтобы уберечь от тюрьмы?
Я сглотнула ком в горле. Впервые в жизни я боялась, что мое фирменное беспристрастное лицо не спасет меня. Стоило мне признаться, что я намеренно создала для него алиби, то он ни за что не поверит в мою любовь и искреннее желание стать его супругой. Не поверит, что любовь – это единственная причина, по которой я согласилась стать его женой на первом курсе колледжа – в свои девятнадцать лет. Я не хотела говорить Трэвису правду, но не могла начинать наш брак с такой огромной лжи.
Я распахнула рот, не зная, что именно скажу, но слова полились сами.
Глава 2
Свет
Трэвис
Я помню, как незадолго до смерти мамы висел у нее на ноге, пока она мыла посуду. Мягкий белый свет лился через кухонное окно внутрь комнаты, создавая сияние, окутывающее ее профиль и одежду. В лучах кружились пылинки, совершая медленный путь вниз.
Мама никуда не торопилась, чтобы тарелки и кастрюли не звенели друг об друга, и мурлыкала под нос песню, которая навсегда отложилась в моей памяти. В доме было тихо, раздавался только плеск воды, в которой она мыла посуду, и ее мелодичная песенка.
Я всю жизнь пытался отыскать этот мотив, который она напевала, расхаживая по дому, но, должно быть, она его выдумала сама, потому что ничего подобного я так больше и не услышал. Теперь эта мелодия существовала лишь в моей памяти. Наиболее ярко она звучала в тот день, который, как я понял позже, стал началом нашего медленного прощания с ней.
Все старшие братья находились в школе, а Трент только пошел в сад. Время наедине с мамой стало для меня лучшим за день.
Я любил братьев, но ее внимание для одного меня было особенным, роскошь, которую каждый из нас испытывал лишь на короткое время. Вряд ли тогда я мог почувствовать, что именно скоро случится, но я понимал, что рядом с ней время пролетает стремительно.
Мама удивлялась, что я липну к ней куда больше, чем другие мальчики, но она была не против. Возможно, она проявляла бесконечное терпение, потому что я был малышом, или она понимала, что я ее последний ребенок. Мама знала о своей болезни и наслаждалась каждым мгновением своей жизни.
Любовь Эбби напомнила мне об этом: о спокойствии, мягкости, тишине, когда я мог прильнуть к маме на кухне, слушая мотив ее прекрасной песенки. Но меня преследовало необъяснимое и неотступное чувство – которое я не мог понять, – что в любой момент мое время с ней может закончиться.
Я знал, что Эбби меня любит. Она говорила мне это бесчисленное количество раз, а что важнее – доказывала поступками. Черт подери, даже когда она злилась на меня, то делала все ради моего блага. Только две женщины в моей жизни вызывали такие чувства.
Я не мог потерять Эбби. Если пришлось бы врать полиции, друзьям, семье, целому миру, значит, так тому и быть. Без нее я бы уже не был прежним. С ней я стал другим… лучше, чем был раньше.
Благодаря Эбби в моей жизни появилась новая цель, любить ее, делать счастливой – вот чего я с нетерпением ждал. Ничто и никто не приносил мне такой же радости.
Пока я ждал ответа на вопрос, почему она на самом деле вышла за меня замуж, я прокручивал в голове тысячи сценариев. Даже скажи Эбби, что хотела тем самым защитить меня от тюрьмы, это ничего не изменит. Я все равно желал быть ее мужем и надеялся, что, несмотря на новые правила игры, я все же смогу убедить ее, что она приняла верное решение.
Кто-то назовет меня эгоистичным мерзавцем, но она не поступила бы так, если бы не любила. Смущала вся эта спешка, общественное одобрение, но не любовь. Если Эбби развеет мои страхи и скажет, что да, она правда желала выйти за меня замуж через несколько часов после пожара, поверю ли я ей? Был ли я так уверен в своих подозрениях, что посчитаю это ложью? Если она соврет, значит ли это, что я не смогу доверять ей?
Очевидно, что в голове Эбби тоже закрутились шестеренки, она заерзала рядом со мной на диване, стараясь не показать своих эмоций.
Когда в напряженные моменты ее лицо становилось таким безмятежным, значило это одно – она что-то скрывала. Мне не хотелось начинать нашу жизнь с секретов.
Я теперь был ее мужем, я изменился к лучшему ради нас обоих. Вся моя жизнь стала другой благодаря ей. Я хотел, чтобы она доверилась мне и рассказала правду. Но в свете всего случившегося, будь я на ее месте, переживая, что она не позволит мне спасти ее… Клянусь, я бы соврал. Соврал и не моргнул бы. Вдруг я разозлился на себя, что задал ей такой вопрос. «Я правда хочу это знать?»
Не успел я что-либо сказать, как она заговорила.