Мое ходячее несчастье

Jamie McGuire

WALKING DISASTER

Copyright © Jamie McGuire, 2013

© Николенко М., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Художественное оформление Александра Андреева

* * *

Посвящается Джеффу, моему прекрасному несчастью

Пролог

На лбу у нее выступил пот, и она прерывисто дышала, но все равно казалась мне красивой. Привычный персиковый румянец потускнел, глаза не горели, как раньше, и все-таки она была прекрасна. Такой прекрасной женщины я никогда больше не встречал.

Ее рука свесилась с кровати, пальцы пошевелились. Мой взгляд упал на пожелтевшие ломкие ногти, потом поднялся до исхудавшего плеча и наконец остановился на глазах. Слегка приподняв веки, она дала понять, что видит меня. Я очень любил эту ее черту: глядя на мое лицо, она всегда видела именно меня, а не десятки вещей, которые ей предстояло переделать за день. И она не делала вид, будто слушает мои глупые истории. Она их действительно слушала, и ей было по-настоящему интересно. Другие просто кивали, думая о своем, но только не она. Ее внимание всегда было искренним.

– Трэвис, – ее голос дребезжал. Она прокашлялась и приподняла уголки рта, – подойди, малыш. Не бойся, подойди.

Папа дотронулся пальцами до моей шеи и подтолкнул меня вперед, не переставая слушать, что говорила ему сиделка. Он называл ее Беки. Первый раз она пришла к нам несколько дней назад. У нее был ласковый голос и внимательные, пожалуй, даже милые глаза, и все-таки она мне не нравилась. Я не мог объяснить почему, но ее присутствие меня пугало. Я знал, что она, наверное, помогает нам. Тем не менее появление этой женщины в нашем доме не было радостным событием, хотя папа с ней вроде бы вполне ладил.

Почувствовав папино прикосновение, я сделал несколько шажков вперед. Теперь мама могла до меня дотронуться. Она потянулась ко мне и погладила мою руку длинными изящными пальцами.

– Не бойся, Трэвис, – прошептала она. – Мама хочет тебе кое-что сказать.

Я сунул палец в рот и, теребя им десны, нетерпеливо закивал. Заметив, что мамина слабая улыбка стала чуточку шире, я решил почаще махать головой и сделал еще один шаг. Мама собрала оставшиеся силы и, приблизив ко мне свое лицо, набрала в легкие воздух:

– То, о чем я тебя попрошу, будет очень непросто сделать, сынок. Но я знаю, ты справишься, ведь ты у меня уже большой.

Я опять кивнул и улыбнулся в ответ на ее улыбку. Мне совсем не было весело, и я даже чувствовал, что ни к чему улыбаться, когда мама выглядит такой уставшей и так плохо себя чувствует. Но она радовалась моему храброму виду, и я старался держаться молодцом.

– Трэвис, я очень хочу, чтобы ты меня выслушал и постарался запомнить мои слова. Это будет непросто. Я пыталась вспомнить все, что было со мной, начиная с трех лет, и я… – Она осеклась: боль стала слишком сильной.

– Совсем тяжело, да, Диана? – спросила Беки, втыкая иголку в мамину вену.

Через некоторое время боль приутихла. Мама еще раз вздохнула и опять заговорила:

– Сделаешь это для меня? Запомнишь то, что я тебе скажу? – Я снова кивнул. Она дотронулась до моего лица. Кожа была холодная, пальцы дрожали. Мама смогла продержать руку на весу всего несколько секунд и уронила ее на постель. – Во-первых, не нужно стыдиться, если тебе грустно. Чувства – это нормально. Запомни. Во-вторых, постарайся как можно дольше быть ребенком, Трэвис. Веселись, играй, делай глупости. – В маминых глазах блеснул огонек. – Ты, твои братья и папа должны заботиться друг о друге. Даже когда ты вырастешь и уедешь, не забывай иногда возвращаться домой. Это важно. Понимаешь? – Я в очередной раз энергично махнул головой вверх-вниз, стараясь порадовать маму. – Когда-нибудь ты влюбишься. Не соглашайся на малое. Выбери девушку, которую нужно будет завоевать, и борись за нее. Не переставая. Никогда, – мама сделала глубокий вдох, – не переставай бороться за то, чего ты хочешь добиться. И никогда, – она сдвинула брови, – не забывай, что мама тебя любит. Даже если ты меня не видишь. – По ее щеке покатилась слеза. – Я всегда, всегда буду тебя любить.

Она судорожно вздохнула и закашлялась.

– Достаточно, – сказала Беки, засовывая какую-то смешную штуковину себе в уши и прикладывая ее другим концом к маминой груди. – Пора передохнуть.

– Времени нет, – прошептала мама.

Беки посмотрела на папу:

– Уже совсем скоро, мистер Мэддокс. Наверное, надо позвать остальных мальчиков, чтобы попрощаться.

Папины губы сжались в тугую нитку. Он покачал головой и с усилием выдохнул:

– Я не готов.

– Вы никогда не будете готовы к тому, чтобы потерять жену, Джим. Но вы ведь не хотите, чтобы она ушла, не попрощавшись с мальчиками.

С минуту папа не отвечал. Потом он вытер нос рукавом, кивнул и, тяжело топая, как будто на кого-то рассердился, вышел из комнаты.

Я смотрел на маму. Смотрел, как она пытается дышать и как Беки проверяет непонятные цифры на коробочке, которая лежит рядом с ней. Я дотронулся до маминого запястья. Казалось, глаза сиделки знают что-то, чего не знаю я, и от этого мне было не по себе.

– Понимаешь, Трэвис, – сказала Беки, наклоняясь и заглядывая мне в глаза, – я дала маме лекарство, от которого она уснет. Но во сне она будет тебя слышать. Поэтому ты можешь сказать ей, что любишь ее, что тебе будет ее не хватать. Она все услышит.

Я посмотрел на маму и быстро мотнул головой:

– Не хочу, чтобы мне ее не хватало.

Беки положила на мое плечо теплую, мягкую ладонь, как всегда делала мама, когда я из-за чего-нибудь расстраивался.

– Она тоже хочет быть здесь, с тобой. Очень хочет. Но Иисус зовет ее к себе.

Я нахмурился:

– Мне она нужнее, чем Иисусу.

Беки улыбнулась и поцеловала меня в макушку.

Папа постучал и открыл дверь. Мои братья стояли по обе стороны от него на пороге. Беки взяла меня за руку и отвела к ним.

Трентон не отрывал глаз от маминой кровати, а Тэйлор и Тайлер, наоборот, смотрели куда угодно, только не туда. Мне немного полегчало от того, что все они выглядели такими же напуганными, каким я себя чувствовал.

Томас встал рядом со мной, выступив немного вперед: он всегда так становился, защищая меня, когда мы играли во дворике перед домом и соседские мальчишки пытались затеять драку с Тайлером.

– Она плохо выглядит, – сказал Томас.

Папа кашлянул.

– Мама уже давно тяжело болеет, и она… скоро она… – Его голос оборвался.

Беки, сочувственно улыбнувшись, пришла ему на помощь:

– Мама ничего не ест и не пьет. Жизнь покидает ее тело. Это очень тяжело, но пора сказать маме, что вы любите ее, будете по ней скучать и что она может уйти спокойно. Ей важно это знать.

Мои братья синхронно кивнули. Не кивнул только я. Я не считал, что она может спокойно уйти, и мне было все равно, нужна она Иисусу или нет. Это была моя мама. Он мог забрать какую-нибудь другую маму, старую, у которой нет маленьких мальчиков, которой не надо ни о ком заботиться. Я старался запомнить все, что она мне сказала, изнутри приклеить ее слова к своей голове. Играть. Навещать папу. Бороться за тех, кого люблю. Это, последнее, особенно беспокоило меня: я любил маму, но не знал, как за нее бороться.

Беки наклонилась к папиному уху. Он покачал головой и кивнул моим братьям:

– Ладно, ребята. Давайте попрощаемся с мамой. Потом ты, Томас, уложишь их всех спать. Им ни к чему видеть остальное.

– Да, сэр, – сказал Томас и попытался сделать храброе лицо, но глаза у него были такие же грустные, как у меня.

Он что-то сказал маме, потом подошли Тэйлор с Тайлером и с двух сторон зашептали ей в уши. Трентон долго плакал и обнимал ее. Все они говорили, что она может спокойно уходить. Кроме меня. А мама больше ничего не говорила.

Томас потянул меня за руку, чтобы вывести из маминой спальни. Я шел задом наперед, пока мы не оказались в коридоре. Я попытался представить себе, что мама просто уснула, но от этого только голова закружилась. Брат подхватил меня и понес вверх по лестнице в ванную. Он ускорил шаг, когда сквозь стены послышался папин плач.

– Что она сказала тебе? – спросил Томас, открывая кран.

Я не ответил. Я слышал вопрос и помнил каждое мамино слово, как она велела, но не мог ни плакать, ни говорить.

Томас через голову стащил с меня забрызганную грязью рубашку, стянул и бросил на пол мои шорты, а потом трусы и майку с паровозиком.

– Давай-ка в ванну, малыш. – Он поднял меня, посадил в теплую воду, намочил губку и провел ею по моей голове. Я не мигнул и даже не попытался увернуться от струек, которые текли мне на лицо, хотя вообще-то терпеть не мог купаться. – Вчера мама сказала, чтобы я заботился о тебе, о близнецах и о папе. – Томас сложил руки на краю ванны и, опершись о них подбородком, посмотрел на меня. – Я так и буду делать, ладно, Трэв? Буду о тебе заботиться. Так что не беспокойся. Мы все будем очень скучать по маме, но ты не бойся: с тобой все будет в порядке. Обещаю.

Я хотел кивнуть и обнять его, но ничего этого у меня не получилось. Вместо того чтобы бороться за нее, я был наверху и торчал в ванне, как истукан. Я уже разочаровывал ее. Собрав в узелок путающиеся мысли, я пообещал ей, что сделаю все, о чем она мне говорила, как только мое тело снова заработает. Как только грусть пройдет, я начну не переставая играть и не переставая бороться. Это и правда будет очень тяжело.

Глава I
Голубка

Долбаные стервятники. Они могут часами выжидать, когда ты им достанешься. Сидят над тобой целыми днями. И ночами. Пялятся на тебя, выбирая, какой кусок твоего тела будет удобнее ухватить, где мясо самое вкусное, самое нежное.

Только одного они не знают: жертва может притворяться. Этот трюк всегда застает их врасплох. Они ждут себе, ни о чем не подозревая. Думают, ты вот вот-вот подохнешь, нужно только проявить терпение. И тут ты наносишь удар своим секретным оружием: отказываешься уважать статус-кво, отказываешься подчиняться существующему порядку. То, что тебе наплевать на этих хищников, просто парализует их.

Противники на ринге, всякие вонючие козлы, осыпающие тебя оскорблениями в надежде, что ты дашь слабину, женщины, норовящие связать тебя по рукам и ногам, – ничем таким меня было не удивить.

Я с юности вел себя очень осторожно, старался не попадаться в когти всем этим сволочам. Я знал много идиотов, которые распускали нюни и отдавали себя с потрохами, стоило какой-нибудь алчной девице притворно улыбнуться или поплакаться им в жилетку. Пожалуй, я один плыл против течения. Я был не таким, как эти доверчивые бедняги, которым, думаю, приходилось очень нелегко. По мне куда проще было подавить свои эмоции, замаскировать их молчанием или злобой – ведь ее я худо-бедно научился контролировать, в отличие от тех, других чувств, которые делают человека таким уязвимым. Я много раз объяснял это своим родственникам и друзьям, но они выслушивали меня с явным неодобрением. Я много раз видел, как кто-нибудь из них мучается и теряет сон из-за тупой сучки в сексапильном прикиде на «трахни-меня»-каблуках, хотя ей на всех, кроме себя, насрать, и всегда удивлялся, почему со мной упорно не хотят соглашаться. Женщина, которая стоит таких страданий, не станет кидаться тебе на шею. Не позволит затащить себя в постель в первый же вечер. И даже на десятый вечер не позволит.

Моих теорий никто не признавал, потому что они противоречили существующему положению вещей. Ты встречаешь привлекательную девушку, занимаешься с ней сексом, влюбляешься в нее до потери сознания, а потом все рушится, и ты страдаешь – таков был общепринятый порядок, которому все подчинялись.

Но только не я. Ни в коем случае. Плевал я на него.

Я давно решил, что буду кормиться за счет стервятников, пока не прилетит голубка. Существо, которое не идет по чужим головам и, устраивая свою жизнь, не приносит никого в жертву собственным привычкам и интересам. Женщина смелая. Открытая. Умная. Красивая. Мягкая. С которой можно было бы связать жизнь навсегда. Которая останется неприступной до тех пор, пока у нее не появятся основания тебе доверять.

Я стоял у открытой двери своей квартиры, стряхивая пепел с почти докуренной сигареты. Перед глазами у меня то и дело возникала та девушка в забрызганном кровью розовом кардигане, которая выскочила на арену во время боя. Ни секунды не раздумывая, я назвал ее голубкой. Ни секунды не раздумывая, я признал в ней ту самую голубку. От такого странного обращения она совсем растерялась. Алые капельки на лице, широко раскрытые глаза… Казалось, она сама невинность, но я знал, что это только маска. Стараясь отогнать от себя мысли о ней, я тупо посмотрел в сторону гостиной.

Меган лениво разлеглась на диване и смотрела телевизор. Судя по виду, она скучала, и я удивился, что она до сих пор здесь. Обычно она собиралась и сваливала, как только мы потрахаемся.

Я открыл дверь пошире, петли жалобно скрипнули. Я кашлянул и подобрал с полу рюкзак:

– Меган, я ухожу.

Она села, потянулась и взялась за серебристую цепочку своей огромной сумки: у нее небось и барахла-то столько не было, чтобы набить ее до конца. Повесив сумку на плечо, она сунула ноги в босоножки на высоком каблуке и вальяжно направилась к двери.

– Пришли эсэмэску, если заскучаешь, – сказала она, даже не взглянув на меня, потом надела солнечные очки с непропорционально большими стеклами и спустилась по ступенькам, нисколько не смущенная тем, что я ее выпроводил. Эта девица всегда была такой невозмутимой, потому-то и стала одной из моих немногочисленных постоянных подружек. Она не изображала преданность, не устраивала сцен. Воспринимала наши взаимоотношения как есть и, разделавшись со мной, шла дальше по своим делам.

Мой «Харлей» поблескивал на утреннем осеннем солнце. Я подождал, пока Меган отъедет от дома, и сбежал вниз по лестнице, на ходу застегивая куртку. Лекция доктора Рузера начиналась через полчаса, но ему было плевать, опоздаю я или нет. А раз он не злился из-за опозданий, то и не стоило нестись во весь опор, рискуя убиться.

– Погоди! – послышалось у меня за спиной. На пороге нашей квартиры стоял Шепли. Он был без рубашки и, подпрыгивая на одной ноге, напяливал на другую носок. – Забыл спросить тебя вчера: что ты сказал Мареку? Там, на ринге, ты ему что-то шепнул, и он от этого как будто язык проглотил…

– Я шепнул ему, что его мамаша – бешеная кошка, и поблагодарил за то, что несколько недель назад он убрался из города.

Шепли посмотрел на меня с сомнением:

– Да ладно! Брось!

– Ну хорошо. Я слышал от Кэми, что в округе Джоунс Марек вляпался по статье «Употребление алкоголя несовершеннолетними».

Шепли покачал головой, а потом кивнул в сторону дивана:

– Разрешил Меган остаться на ночь?

– Нет, Шеп, ты же меня знаешь!

– Просто забежала с утреца перепихнуться перед занятиями, да? Видно, ей приятно, что ты у нее сегодня первый, а другие будут подбирать за тобой остатки.

– Думаешь, ей не все равно?

– Может, и нет. Это же Меган, кто ее знает? Слушай, мы с Америкой как раз едем в кампус. Могу тебя подхватить.

– Нет, присоединюсь к вам попозже, – сказал я, надевая очки. – Хочешь, я подвезу твою Мер?

Он скривил физиономию:

– Хм… Нет.

Я уселся на мотоцикл и завел двигатель, посмеиваясь над тем, как Шеп отреагировал на мои последние слова. Я частенько соблазнял подружек его девчонки, но существовала черта, которой я бы ни за что не пересек. Америка была его. Стоило ему проявить к девушке интерес, и она тут же оказывалась вне поля действия моих радаров. Больше я на нее даже не смотрел. И он это знал. Просто любил иногда повыделываться.

Я встретил Адама в Сиг Тау^[1]. Он руководил нашими подпольными боями. Мы договорились, что сразу же после победы я получаю первую выплату, а на следующий день он собирает выручку от тотализатора и берет из нее долю за свои хлопоты. Он все организовывал, а я бил противников. У нас с Адамом были сугубо деловые отношения, и нам обоим хотелось, чтобы все оставалось предельно ясным. Я не доставал его, пока он мне платил, а он не доставал меня, пока ему была дорога собственная задница.

Я направился через кампус к столовой. Как только я подошел к двойным металлическим дверям, передо мной нарисовались Лекси и Эшли.

– Привет, Трэв, – сказала Лекси, приосанившись.

Из ее розовой кофточки выглядывали идеально загорелые силиконовые груди. Как-то раз я позарился на эти великолепные подпрыгивающие холмы и трахнул ее, но повторять не хотелось. Сейчас ее голос напомнил мне звук, который издает сдувающийся шарик. После меня, на следующую ночь, за нее взялся Нейтан Ублюдок.

– Привет, Лекс.

Я отщипнул горящий кончик сигареты, бросил ее в урну и быстро прошел мимо девиц в двери столовой. Не то чтобы мне не терпелось полакомиться вялыми овощами, сухим мясом и перезрелыми фруктами. Просто – боже мой! – у Лекси был такой голос, от которого собаки выли, а дети оживлялись, думая, что заговорил какой-то персонаж из мультика.

Не обращая внимания на мою неприветливость, девчонки вошли следом за мной. Я окликнул Шепа и кивнул ему. Он был с Америкой, вокруг них сидели люди, все смеялись. Напротив него я заметил вчерашнюю голубку. Она ковыряла что-то пластиковой вилочкой. Мне показалось, мой голос привлек внимание девушки, и, плюхнув свой поднос в конце стола, я почувствовал на себе взгляд ее больших глаз.

Лекси хихикнула, и я с трудом сдержал закипавшее внутри меня раздражение. Когда я сел, она решила использовать мое колено вместо стула.

Несколько парней из футбольной команды, которые сидели за нашим столом, посмотрели на нас затаив дыхание: похоже, две глупые потаскушки, бегающие за парнем, вызывали у этих бедняг непреодолимое влечение.

Лекси скользнула рукой под стол и впилась пальцами в мое бедро, а потом поползла наверх по шву моих джинсов. Я немного раздвинул колени и стал ждать, когда она подберется к своей цели. В этот момент до нас донеслось громкое бормотанье Америки:

– Кажется, меня сейчас вырвет!

Лекси повернулась к ней, напрягшись всем телом:

– Эй, ты, дрянь, я все слышала!

Мимо физиономии Лекси пролетела булочка и упала на пол. Мы с Шепли обменялись взглядами. Тогда я резко отодвинул колено в сторону, и Лекси плюхнулась задницей на кафель. Надо признаться, в звуке, который издало ее тело, шлепнувшись о керамическую поверхность, было что-то возбуждающее.

Лекси ушла без особенных жалоб и стонов. Шепли, кажется, одобрил мой жест, и мне этого было достаточно: мнение других меня мало волновало. Я уже устал терпеть девиц вроде этой куклы. Я всегда старался придерживаться одного правила: уважать себя, членов своей семьи, друзей. Черт, даже мои враги иногда заслуживали уважения. А с людьми, которых уважать не за что, лучше общаться как можно меньше. Женщины, которые приходили ко мне в квартиру, наверное, упрекнули бы меня в лицемерии. Но ведь если они держались с достоинством, то и я их никогда не оскорблял.

Я подмигнул Америке (вид у нее был довольный) и кивнул Шепли, а потом принялся за содержимое своей тарелки.

– Неплохо ты сработал вчера на ринге, Бешеный Пес! – сказал Дженкс, подбрасывая гренок.

– Заткнись, тупица, – пробормотал Брэзил вполголоса. – Если Адам узнает, что ты вякаешь, он вообще больше не подпустит тебя к арене.

– Ладно, ладно, молчу, – ответил Дженкс, пожимая плечами.

Я выбросил остатки своего обеда в мусорку и вернулся на место.

– А еще не надо меня так называть, – хмуро произнес я.

– Как? Бешеным Псом?

– Да.

– Почему? Разве ты не под этим именем выступаешь? Я думал, это твой псевдоним, вроде как у стриптизеров бывает.

Я смерил Дженкса взглядом:

– Заткнись. Тогда дырка у тебя на морде, глядишь, и зарастет.

Я всегда недолюбливал этого мелкого червяка.

– Конечно, Трэвис. Спасибо за совет. – Он нервно усмехнулся и, собрав свои объедки на поднос, вышел из-за стола.

Скоро столовая опустела. Но Шепли и Америка были еще тут. Она разговаривала со своей подругой. У этой девушки были длинные волнистые волосы, с кожи еще не сошел летний загар. Грудь – ничего особенного, видал и побольше, но вот глаза… Этот странный серый цвет как будто мне о чем-то напоминал. Раньше я ее совершенно точно не встречал, и все-таки это лицо казалось мне отдаленно знакомым.

Я встал и подошел поближе. У нее была прическа, как у порнозвезды, и ангельская мордашка. Когда я в первый раз увидел эти необыкновенно красивые миндалевидные глаза, кроме красоты и фальшивой невинности я заметил в них что-то еще, что-то холодное и расчетливое. Даже когда девушка улыбалась, мне казалось, она насквозь порочна и никакой кардиган этого не спрячет. Любому другому человеку этот крошечный носик, эти плавные черты и большие глаза, как будто освещающие все лицо, показались бы воплощением наивности. Но я знал: она что-то прячет. Мне ли этого не заметить! Ведь я и сам не ангел. Только я регулярно выпускаю на волю то, что она скрывает глубоко внутри.

Я посмотрел на Шепли. Почувствовав на себе мой взгляд, он обернулся. Я кивком указал ему на голубку и, беззвучно шевеля губами, спросил: «Кто это?» В ответ он только озадаченно нахмурился. «Вон та!» – снова кивнул я. Физиономия Шепли скривилась в тупой улыбке, которая ужасно меня бесила. Он всегда так скалился, когда собирался подложить мне свинью.

– Чего? – спросил он гораздо громче, чем было нужно.

Девушка, ясное дело, поняла, что я спрашивал о ней. Она опустила голову и сделала вид, будто не слышит нас.

Проведя шестьдесят секунд в присутствии голубки, я понял две вещи. Она не слишком болтлива. А раз помалкивает, значит, боится показать, какая она на самом деле стерва. Только вот не знаю, к чему мне до всего этого докапываться. Она изображает тихоню, чтобы к ней не приставали такие придурки, как я. Может, именно это меня и подзадоривает.

В третий или в четвертый раз она посмотрела в мою сторону и закатила глаза. Я ее раздражал, и мне это показалось очень забавным. Ведь девушки нечасто развлекали меня, демонстрируя такую неприкрытую враждебность, даже если я выставлял их за дверь.

Увидев, что мои самые обворожительные улыбки не работают, я решил сменить тактику:

– У тебя нервный тик?

– Чего?

– Нервный тик. У тебя глаза дергаются.

Если бы она могла убивать взглядом, я бы точно валялся на полу в луже крови. Подумав об этом, я рассмеялся. Ей палец в рот не клади! Та еще злюка! С каждой секундой эта девчонка нравилась мне все больше и больше. Я наклонился к ее лицу:

– Тем не менее глазки просто прелестны. Кстати, какого они цвета? Серые?

Она быстро нагнула голову, так что лицо спряталось под волосами. Один-ноль в мою пользу. Она смутилась, значит, я был на верном пути.

Тут к нам подскочила Америка. Почуяла опасность и решила предостеречь подругу. Упрекать Мер было нельзя: она видела бесконечную шеренгу девиц, которые заходили в мою квартиру, а потом выходили и никогда не возвращались. Мне не хотелось злить девушку Шепа, да она, похоже, и не злилась. По-моему, ей даже прикольно было, что я, оказывается, могу флиртовать.

– Ты не ее типаж.

Я разинул рот, подыгрывая Америке:

– Да я чей угодно типаж.

Голубка бросила на меня быстрый взгляд и усмехнулась. В этот момент по моему телу пробежало что-то теплое. Наверное, мне попросту чертовски сильно захотелось швырнуть ее на мой диван. Она была не похожа на моих предыдущих девиц, а разнообразие – это приятно.

– Ага! Улыбка! Все же я еще не полный болван. – Я назвал ее улыбку просто улыбкой, и это меня даже слегка покоробило: ведь на самом деле я за всю свою жизнь не видел ничего более красивого. И все-таки не стоило заваливать игру, в которой я только что начал одерживать верх. – Имей в виду, я не какой-нибудь вонючий ублюдок. Рад был познакомиться с тобой, голубка.

Я поднялся с места, обошел стол и, наклонившись, сказал Америке на ухо:

– Помоги мне! Буду вести себя хорошо, честное слово!

Тут мне в физиономию полетел кусочек жареной картошки.

– Трэв, убери-ка свои губы подальше от моей девушки!

Я отошел на почтительное расстояние и поднял руки, подчеркивая полнейшую невинность своих намерений:

– Связи! Я налаживаю связи!

Пятясь, я сделал несколько шагов к двери. У входа, с противоположной стороны, я заметил небольшую группку девчонок. Только я потянул за ручку, они, не давая мне выйти, рванули внутрь, как стадо буйволов.

Давненько я не решал таких интересных задачек, как с этой голубкой. Мне самому это казалось странным, но я не собирался с ней спать. Я боялся, что она решит, будто я обычный кусок дерьма. И само то, что меня это беспокоит, волновало меня еще сильнее. Впервые за долгое время я встретился с девушкой, которая вела себя непредсказуемо: наверное, в этом и было все дело. Голубка казалась полной противоположностью остальным девчонкам Истерна, и я должен был выяснить, что она собой представляет.

Аудитория была набита битком. Шагая через ступеньку, я поднялся на свой ряд и стал пробираться через толпу голоногих девиц, которые окружили мое место.

– Дамы, – кивнул я.

Они зажужжали, и все как одна вздохнули. Хищницы. Половину из них я оприходовал на первом курсе, а другую половину – на втором, причем задолго до осенних каникул. Исключение составляла только София – девица, которая сидела в конце ряда. Она состряпала мне широкую кривую улыбку. Ее лицо было похоже на кусок мяса, который загорелся и его вилкой вытащили из костра. София спала с несколькими из моих «братьев» по студенческому обществу. Зная их «спортивные достижения» и ее безбашенность, я решил, что, как бы осторожно я себя ни вел, путаться с ней – неоправданный риск.

Она подалась вперед и оперлась на локти: так ей было удобнее стрелять в меня глазами. Я еле удержался, чтобы не содрогнуться от отвращения. «Нет уж. Она даже этого не заслуживает», – подумал я.

Брюнетка, стоявшая передо мной, обернулась и, хлопая ресничками, проговорила:

– Привет, Трэвис! Я слышала, в Сиг Тау намечается вечеринка для влюбленных?

– Нет, – тут же отрезал я.

Она выпятила нижнюю губку:

– Но… когда ты мне про это сказал, я подумала, что, может, ты захочешь пойти…

Я коротко усмехнулся:

– Я просто брюзжал, а ты приняла это за приглашение?

Блондинка, которая стояла рядом, наклонилась ко мне:

– Всем известно, что Трэвис Мэддокс не ходит на вечеринки для влюбленных. Зря стараешься, Крисси.

– Да неужели? А тебя вообще никто не спрашивал! – нахмурилась брюнетка.

Пока девицы переругивались, в аудиторию влетела Эбби, голубка. Как только она успела добежать до своего места в первом ряду, прозвенел звонок.

Сам не зная зачем (времени на раздумья у меня не было), я сгреб свои тетради в охапку, сунул ручку в зубы и, трусцой спустившись по ступенькам, сел рядом с Эбби.

Выражение замешательства, появившееся на ее лице, не просто позабавило меня. По какой-то непонятной причине я почувствовал прилив адреналина, почти как перед боем.

– Отлично. Будешь вести для меня записи.

Она рассердилась, но меня это нисколько не смутило. Наоборот. С другими девчонками я с ума сходил от скуки, а с этой мне было интересно. Даже весело. Я к ней вроде и не приставал. По крайней мере, не открыто. Но казалось, что от одного моего вида ее тошнит, и меня это почему-то в ней привлекало.

Мне не терпелось выяснить, действительно ли я ей противен или она просто такая колючая штучка. Я наклонился к ней:

– Извини… Я тебя чем-то обидел? – Ее глаза помягчели, и она покачала головой. Она меня не ненавидела. Хотела ненавидеть, но у нее не получалось. Ладно. Если решила со мной поиграть, то я готов. У меня огромное преимущество. – Тогда в чем твоя проблема?

Думаю, она сама обалдела от неожиданности, когда ответила:

– Я не стану спать с тобой. Так что брось попытки, прямо сейчас.

Здорово! С голубкой явно не соскучишься!

– Я не предлагал тебе спать со мной. Так ведь? – Я уставился в потолок, делая вид, что пытаюсь припомнить, не ошибаюсь ли. – Приходи к нам сегодня вечером с Америкой. – Эбби скривила губку, как будто почувствовала запах гнилья. – Я даже флиртовать с тобой не буду, клянусь.

– Я подумаю.

Я старался не улыбаться: ей ни к чему было видеть, как меня забавляет наш разговор. Да уж, она не брякнется на мой диван, как девицы, которые сидели позади нас. Я обернулся: все они сверлили глазами ее затылок. Эти оторвы не хуже моего знали, что Эбби не такая, как они. В кои-то веки я встретил девушку, за которую придется побороться.

Три рисунка для будущих татуировок, десятки параллелепипедов на полях тетради – вот уже и звонок. Я успел проскочить в коридор, прежде чем кто-нибудь попробует меня задержать. Прошел дистанцию очень даже неплохо, но Эбби каким-то образом вырвалась вперед: когда я выскочил во двор, она была уже там, как минимум ярдах в двадцати от меня.

Черт! Она пыталась от меня сбежать. Я ускорил шаг и догнал ее.

– Ну что, подумала?

Тут не пойми откуда возникла какая-то девчонка.

– Трэвис! – воскликнула она, накручивая волосы на палец.

Эбби удалялась от меня, а я застрял возле этой дуры. Несколько секунд мне пришлось слушать ее болтовню. Наконец я не выдержал:

– Извини, э-э…

– Хэтер.

– Извини, Хэтер… Я… Мне нужно идти.

Девица обвила меня руками. Я похлопал ее по заду и, высвободившись, пошел дальше, пытаясь вспомнить, кто же она такая.

Прежде чем мне это удалось, впереди показались длинные загорелые ноги Эбби. Я подбежал к ней, сунув в рот сигарету:

– Так на чем мы остановились? Ах да… ты собиралась подумать.

– О чем ты?

– Ты надумала заглянуть к нам?

– А если я отвечу «да», ты прекратишь меня преследовать?

Я немного помолчал, изображая раздумья, и кивнул:

– Да.

– Тогда я приду.

А она не дура. Наверняка сказала это, просто чтобы от меня отделаться.

– Когда?

– Сегодня вечером. Я приду сегодня вечером.

Я растерялся. Эбби явно что-то задумала, а я никак не ожидал, что она перейдет в наступление.

– Круто! – сказал я, пытаясь скрыть удивление. – Тогда до встречи, голубка.

Она зашагала дальше, ни разу не обернувшись, как будто не придала нашему разговору ни малейшего значения, и вскоре затерялась в толпе студентов.

В поле моего зрения показалась белая бейсболка с университетской эмблемой. Это Шепли шел на информатику и, похоже, не очень-то спешил. Я нахмурился: дурацкий предмет. Можно подумать, кто-то из нас до сих пор не умеет пользоваться этим долбаным компьютером!

Я присоединился к Шепли и Америке, и мы вышли на главную аллею, вливаясь в общий студенческий поток. Шеп тявкнул на меня, а Мер хихикнула и посмотрела на него влюбленными глазами. Она не была хищницей. Она была сексуальной девушкой, которая при этом не вставляла «как бы» через слово и иногда казалась очень даже занятной. Мне понравилось, что после их с Шепли первого свидания она долго не появлялась у нас дома. Через несколько недель пришла, и они в обнимку смотрели фильм, а потом она вернулась к себе в общагу. Но все-таки скоро их испытательный период должен был закончиться. По-моему, ждать Шепу оставалось недолго.