– Значит, так, – твердо произнес Владимир Синегоров, решительно вставая из-за стола.
И из-за закипающего в нем раздражения на неуступчивость собеседников непроизвольно стукнул кулаком по столу переговорной.
В комнате наступила полная тишина. Она даже не колыхалась – она застыла. Люди в темных костюмах с дорогими галстуками, сидевшие за столом перед Владимиром и так же внушительно поднявшимся вослед за ним Виктором, все как один смотрели в середину стола, опустив головы, как бы все вместе ища там опору против того, что сейчас скажет старший Синегоров, но не находя ее.
Словно они понимали обреченность своего сопротивления и необходимость выполнить все, что он скажет – до единого слова.
Виктор даже подумал, что они похожи на обезьян перед мудрым и медленным удавом Каа из советского мультика про Маугли – так уморительно они смотрелись в своей коллективной покорности – но усилием воли сдержал улыбку.
Однако Владимир в этот момент действительно выглядел грозно.
Теперь, когда братья Синегоровы объединились и действовали вместе, их оппоненты почему-то стали иногда откровенно побаиваться приезжать к ним в офис. Наверное, из-за гренадерского роста и богатырской мощи их обоих, а особенно – из-за крутого нрава Владимира (хотя он никогда еще, ни одного раза, ни словом жестким, ни делом резким не дал реального повода опасаться его). Оппоненты приглашали их к себе в офисы, Синегоровы соглашались и приезжали к ним, а принимающая сторона все равно нередко трепетала перед ними. Поэтому чаще всего братья ставили ультиматумы и уезжали – а их противники по электронной почте присылали документы о своей капитуляции.
Так получилось и в этот раз. Владимир продолжил суровым голосом:
– Вы должны сделать допэмиссию акций так, чтобы лично у нашего клиента вновь было двадцать четыре процента акций, а у его головной компании – двадцать восемь процентов, и чтобы в новом составе совета директоров четыре человека из семи были назначены им.
Зачастую ультиматумы выполнялись как решительно обоснованные Владимиром и/или убедительно аргументированные Виктором. Однако даже обоснованное и аргументированное требование всегда нужно заявить так, чтобы оно не предполагало каких бы то ни было обсуждений и воспринималось как непременно-обязательное для выполнения.
И Синегоровым успешно удавалось их так заявлять.
– Это наше последнее предложение, – весомо сказал Владимир.
И как-то само собой ощущалось, что это действительно последнее предложение с их стороны.
– Если ваша команда не выполнит это и не восстановит права нашего клиента, мы пойдем и в арбитражный суд – с исками, оспаривая все, и в полицию – с заявлением о мошенничестве, совершенном по предварительному сговору вашими топ-менеджерами как организованной группой.
Те самые топ-менеджеры по-прежнему сидели, потупив взгляды в серединную точку переговорного стола, и не смотрели на Синегоровых. Они не кивали, но было ясно, что возражений нет. Все понимали, что в случае неисполнения требования Синегоровы выполнят то, о чем только что сказал старший из них.
Братья одновременно взяли свои портфели и пошли к выходу из переговорного зала весомой ровной могучей поступью. Условия договоренности в интересах их доверителя Владимир озвучил настолько четко, что спрашивать, понятны ли они, не приходилось.
Владимир обычно не прощался. Виктор как человек более культурный все же говорил «Всего доброго» – однако с высоты его почти двухметрового роста это пожелание, сказанное пусть и доброжелательно, но строго, все равно воспринималось как продолжение поставленного ультиматума, как завершающая точка в тексте письма – и будто бы окончательно вколачивало такое впечатление.
Братья прошли по коридорам мощным шагом; сотрудники этого офиса предусмотрительно отступали к стенам.
Они сели в машину и поехали в свой офис.
Вел машину Владимир. Когда они при создании своего единого бюро обсуждали, кто будет за рулем при совместных поездках, Володя настоял, что водить будет он. Витя водил уверенно, но аккуратно – а вот Володя водил машину так же, как в детстве дрался: решительно наступая на противника и показывая ему, что он готов к драке и не собирается уклоняться от нее. Видя такой его настрой, противники зачастую отступались, и Володя оставался победителем. Теперь же, видя его решительный напор, часто отступали водители других машин – и поэтому, когда рулил Владимир, они с Виктором приезжали к цели быстрее.
Хотя в целом Володя правила соблюдал.
Единственно что – Витя убедил Володю ездить на «БМВ».
В дороге они чаще обсуждали рабочие, нежели личные вопросы.
– Слушай, у нас же на сегодня еще встреча есть? – спросил Владимир.
– Да, – подтвердил Виктор, – с Ириной Федоровной Ласкариной.
– А что там за дело?
– Кто-то претендует на наследство ее отца.
– О как! – цокнул Владимир. – Ну, это по твоей части.
Помолчали.
– Слушай, а может, ты сам проведешь эту встречу? – спросил Владимир Виктора, повернув к нему голову.
– Ты вперед – на дорогу – смотри! – мягко, но назидательно проговорил в ответ ему Виктор, кивая в сторону дороги. – Давай эту встречу проведем вместе, а там я возьму это дело себе.
Весенняя Москва, оставаясь за окнами авто под рукой уверенного водителя, внушительно проезжавшего по улицам и решительно поворачивающего на перекрестках, все равно даже в пасмурную погоду радовала своим едва-едва обещающим скоро позеленеть видом, настраивая на добрый лад. Неизбежная мартовская грязь на тротуарах и дорогах, конечно, угнетала, но уже настойчиво вдохновляла надежда на скорое расцветание природы – как бы возвышенно это ни звучало в таком будничном смысле.
Ирина Ласкарина приехала на встречу точно вовремя. Дама лет тридцати пяти – сорока, высокая, крупного телосложения, очень подходящего ее характеру: со всей очевидностью проявлялась ее властность и привычка командовать – причем командовать так, чтобы ей подчинялись. Ее отличал прямой взгляд, открытый, даже как бы резкий, но – честный; от нее явно следовало ожидать неприятной правды, но зато – истинной правды. Черные глаза очень хорошо сочетались с черным каре ее коротких жестких волос. Создавалось впечатление, что эта несомненно умная женщина не придает какого-либо особого значения внешности.
Общение с нею обещало оказаться весьма непростым, но зато —интересным.
После взаимного представления и приветствия Ирина Федоровна рассказала свою историю, приведшую ее к братьям Синегоровым:
– Мой папа, Федор Максимович Ласкарин – создатель корпорации «Никея». Вы о нем наверняка слышали.
– Да, конечно, слышали, – подтвердил, кивнув, Виктор.
Ирина Федоровна тоже кивнула.
– Так. Я его старшая дочь, он привлек меня к руководству корпорацией еще пятнадцать лет назад. У меня есть две младшие сестры, Мария и Евдокия. Папа давно решил, что весь бизнес унаследую я, моим сестрам он дал большое состояние как приданое, чтобы не делить компанию. Маша вышла замуж за венгра, Дуся – за француза. Моего мужа, Ватациса, папа давно уже назначил генеральным директором корпорации, чтобы мы вместе с ним управляли компанией. Часть активов папа переписал на меня еще при жизни, часть я сейчас оформляю, чтобы все было в одних руках.
Ласкарина говорила коротко, четкими, рублеными фразами; каждую можно было сопроводить ударом ребра ладони по столу.
– Четыре месяца назад папа умер. Я приняла его наследство и оформляю его, мои сестры, как и предполагалось, ни на что не должны претендовать – так папа установил. Но его младшие братья, их пятеро, вдруг заявили претензии на наследство.
– Ваши дяди? – удивился Виктор, записывая всю нужную информацию со слов Ирины Федоровны.
– Да. Мои дяди. Младшие братья папы. Максим, Михаил, Георгий, Алексей, Иван Максимовичи Ласкарины. Я уверена, что это дядя Леша и дядя Ваня подговорили остальных. Дядя Макс, дядя Миша и дядя Гоша – мирные, они сами не решились бы пойти против меня.
– Ясно. Иск вы уже получили?
– Да. Вот он.
Ирина Федоровна достала пакет с документами и передала братьям. Виктор начал читать иск, но поскольку Ласкарина продолжила рассказ, он решил послушать ее.
– Оказалось, что папа создавал бизнес, оформив его на своего отца. Папа занимал такую должность в таком ведомстве, что не мог сам владеть им. Когда дед умер, папа оформил бизнес на себя: к тому моменту он уже ушел в отставку и мог владеть бизнесом. Его братья все знали – что их отец лишь номинально являлся владельцем компании «Никея» – и к нотариусу они даже и не приходили. Папа оформил все на себя как единственный наследник.
Ласкарина перевела дух. Синегоровы видели, что в ней закипает гнев, но она делает все, чтобы не дать этому пару выплеснуться.
– И вот сейчас, когда папа умер, мои дяди заявили, что после смерти деда они будто бы фактически приняли его наследство, поэтому компания должна делиться на шесть частей – и каждый из них требует себе по одной шестой доле.
Виктор спросил:
– То есть при жизни вашего папы его братья ни на что не претендовали?
– Нет, они утверждают, что узнали о нарушении своих прав лишь после смерти моего папы, когда выяснилось, что вся компания принадлежит ему. Но они все знали с самого начала!
Пар возмущения бунтом дядей, который Ирина Федоровна тщательно старалась сдержать в себе, с этой последней фразой все-таки прорвался вовне. Синегоровы отнеслись к этому с полным пониманием. Владимир, будучи криминалистом, довольно равнодушно слушал повествование, а вот Виктор как цивилист слушал внимательно, стараясь отстраниться от эмоций.
Он спросил:
– То есть после смерти вашего деда ваши дяди совсем ни на что не претендовали?
– Нет. Все знали – и молчали. Папа их вот где всех держал!
Ласкарина подняла жестко сжатый кулак.
– Они все зависели от папы: они работали у него на хороших позициях, получали большие зарплаты. Те, кто поспособнее, как раз дядя Леша и дядя Ваня, работали директорами, он поручал им вести отдельные проекты. Остальные просто являлись членами правления без конкретных должностей, жили спокойно и богато. Управлял всем папа. Он был сильный и волевой, когда нужно – жесткий, когда нужно – понимающий. Он и меня такой научил быть, чтобы передать мне управление бизнесом. Дяди это знали, и всех их все устраивало. Что с ними случилось – не знаю.
– А до подачи иска они к вам не обращались, не беседовали с вами, не просили ничего?
– Нет! Вообще ничего.
Ласкарина уже успокоилась. Как женщина эмоциональная, но волевая – настоящая бизнесвумен – она явно считала себя обязанной быть сдержанной. Создавалось впечатление, что она искренне недоумевает, что случилось с ее дядями, почему они начали войну с нею.
Виктор уже успел прочитать исковое заявление ее дядей – и удивился:
– Здесь говорится о каких-то совершенно простых вещах вашего деда, которые ваши дяди будто бы забрали после его смерти. Вы знаете что-то об этих вещах?
– Да нет, ничего не знаю об этих вещах, – сказала Ласкарина, взяв еще раз иск и посмотрев его.
– Понятно.
– Поможете?
– Конечно, поможем! – уверенно ответил Виктор, а Владимир уверенно кивнул.
После начала совместной работы братья Синегоровы стали иногда по возможности, когда они оба в середине дня находились в офисе и имели свободное время, вместе обедать в ресторане, находящемся неподалеку от офиса их адвокатского бюро. По настоянию Виктора чаще всего они ходили туда пешком. Обсуждали они и семейные темы, деловые. Если между ними возникал какой-то спор, но его обсуждение и разрешение можно было отложить – они откладывали его как раз до ближайшего совместного обеда. Братья все-таки оставались совершенно различными, во многих случаях по-разному смотря на возникавшие проблемы, требовавшие их решения, поэтому споры были неизбежны. Руководителям всегда ценна возможность поговорить приватно, укромно – конфиденциально. В своих работниках Синегоровы не сомневались, но все равно о многом сотрудникам лучше не знать, особенно – о спорах между руководителями.
Заодно они и прогуливались. Как настоящие коренные москвичи, родившиеся и выросшие в столице, братья Синегоровы любили свой город, но как-то ненавязчиво и отстраненно, мимоходом, и они не ценили его, а подчас даже и не замечали его. Они лучше знали площади, улицы и проспекты, по которым ездили, чем музеи, памятники и парки, в которые можно было бы ходить. Да и времени не хватало для неделовых поездок по родному городу – а уж тем паче для прогулок по нему. А так хоть ради обеда они могли прогуляться.
На следующий день как раз выдалась такая возможность, и они пошли в ресторан обедать.
– Давай по делу Ласкариной поговорим, – предложил Виктор, когда они сделали заказ.
– Давай, – нехотя согласился Владимир.
– Я возьму ведение этого дела на себя, с тобой только советоваться буду, – посмеиваясь, сказал Виктор.
– Да ладно, ладно, надо работать, – так же нехотя, как и полминуты назад, отделался репликой Владимир.
– Что же сподвигло дядей пойти против племянницы? – стал размышлять Виктор. – Понятно, что ее отец держал своих братьев под жестким контролем. Но почему они сейчас взбунтовались? Ждали его смерти? Ну так они могли и не дождаться – могли не пережить его, умереть раньше него. И главное, все пятеро разом в суд пошли: и активные, и бездеятельные… С чего вдруг?
Официант принес салаты.
– Хочешь, я наведу справки – попробую узнать, кто стоит за ними? – предложил Владимир.
Неясность с мотивами выступления истцов даже для него сделала интересным ведение этого неуголовного дела. Поиск неизвестной информации всегда невыразимо сильно вдохновлял его. Именно он смог найти завещание Тамары Бобровой, составленное в нотариальной конторе в одном из городков Ярославской области, что сильно удивило и его брата, и всех дочерей Тамары Антоновны (которые от души благодарили его за обнаружение завещания их мамы и с радостью помирились) – хотя нотариус, открывший наследственное дело, не смог его обнаружить. Владимир потом рассказал брату алгоритм своих предположений, путем которых он вышел прицельно на ту сельскую нотариальную контору, и Виктор цепочкой этих предположений искренне восхитился даже еще больше, чем самим фактом обнаружения завещания.
– Давай! – поддержал эту идею младший брат. – Я сообщу тебе фамилию адвоката, подписавшего иск братьев Ласкариных – может быть, это поможет.
Официант принес супы.
– Спасибо, – поблагодарил его Виктор.
– Слушай, а ты когда будешь связываться с Василием Синегоровым? – спросил Владимир.
С того момента, когда Виктор получил подписанный В.В. Синегоровым иск, и оказалось, что это не Владимир Всеволодович Синегоров, а некий Василий Всеволодович Синегоров, оба брата озадачились скрываемыми, но все же очевидными переживаниями. Брат он им – или не брат? родной он им человек – или не родной? И если брат – то как общаться с ним? Отец ушел из их семьи еще в их детстве, на грани подросткового возраста, они слышали, что вроде бы он вновь женился, но точно о его семейной жизни ничего не знали. Мама абсолютно никак не препятствовала им встречаться и общаться с отцом, но он особо и не стремился к встречам с ними, а когда они изредка виделись, разговор склеивался с трудом. Отец только хотел, чтобы оба сына стали адвокатами.
И вот – еще один Синегоров. Кто он?
Даже Владимир, вообще-то мало склонный (или даже совсем не склонный) к психологическим раздумьям, тут погрузился в размышления; он явно неуютно чувствовал себя в них, но они оказались значимыми для него.
Но в этот момент он, чтобы скрыть свое смущение, уже со смехом спародировал Императора из мультфильма «Три богатыря» в великолепном исполнении Олега Табакова:
– Здравствуй, брат наш названный!
– Тебе бы только шутки шутить! – осерчал Виктор, явно выдавая свое внутреннее беспокойство. – А мне с ним дело вести.
Но все же улыбнулся – так как Володя слова Императора произнес очень похоже.
– Ну и что?
Официант принес горячее.
– Спасибо, – поблагодарил его Виктор, и продолжил мысль, – Ну как что? Как с братом судиться?
– Ты же не по личному делу с ним судишься, – резонно парировал Владимир. – И потом, ты – знаменитый Виктор Синегоров, а он – начинающий Василий Синегоров. Это он должен трепетать в ожидании встречи с тобой.
– Ну не знаю.
– Да ты созвонись с ним! – горячо увещевал старший брат младшего.
Младший молчал.
– Вить, ну раз ты не хочешь звонить, давай, я позвоню ему! – решительно сказал Владимир.
Этот довод стал для Виктора решающим.
– Нет, я сам позвоню! Ты с ним так поговоришь, что запугаешь парня!
Владимир заулыбался:
– Да, запугать – это я умею.
– И потом, мы же не знаем точно, брат он нам или не брат. Мало ли, может, он просто однофамилец. Так что давай я соберусь с силами и позвоню ему.
Официант принес кофе и десерт и дальше братья говорили о предстоящем семейном торжестве, которые теперь стали частыми в доме их мамы, невыразимо счастливой примирением своих сыновей и возможностью одновременно видеться с ними, их женами и обоими внуками.
Когда братья после обеда вернулись в офис, в очередной раз проявилось то, какие они разные – в данном случае в отношении сотрудников. Владимир как человек, крутой нравом и быстрый на расправу, рычал и на работников, и на молодых адвокатов. А вот Виктор приходил к ним на помощь и защищал их от брата – а потом уже, успокоив Владимира и приведя в сознание испуганных сотрудников, уведя их предварительно подальше от брата – в другой конец офиса – разбирал с ними их ошибки. Работники восхищались обоими братьями, но перед Владимиром они еще и трепетали – иногда даже панически трепетали – а Виктора просто искренне сильно уважали.
Вот и сейчас так случилось. Когда братья зашли в офис, Владимир увидел юриста и спросил его:
– Антоха, встречный иск готов? Сегодня в заседании нужно его подавать.
Антон спал с лица:
– Сегодня?…
– Да, сегодня. Готов?
Голос старшего Синегорова с каждой буквой становился суровее.
– Нет… Я думал, заседание завтра…
– Ты думал?!
Владимир разгорался быстрее, чем огонь в мангале под руками опытного шашлычника.
– Я тебе сначала сказал, что в пятницу, а потом написал, что в четверг! Четверг – это сегодня!
Владимир орал. Он слегка покосился взглядом на Виктора, и тот понял, что, если бы не его присутствие, тут уже вовсю грохотало бы сквернословие.
– Иди сюда, я тебя сейчас поспрошаю, что ты там еще «думал»!
Виктор понял, что пора вмешиваться. Он слегка взял брата за локоть:
– Так, разборками делу не помочь. Во сколько заседание?
– В пять часов!
– Сейчас половина третьего – вагон времени. Я помогу Антону подготовить иск, а ты организуй подготовку комплекта документов и оплату пошлины. Справимся!
С этими словами Виктор уже вел Антона, трепещущего от ора старшего Синегорова, в его кабинет, чтобы там – подальше от патрона – срочно доделывать иск.
По счастью, такие сцены происходили редко. Антон – молодой юрист, недавно пришедший в бюро Синегоровых, и он еще не до конца уловил стиль работы братьев. Те юристы, которые «поймали волну» работы братьев – работали весьма успешно и с явным удовольствием.
Когда Владимир в половине восьмого заехал после судебного заседания в офис, Виктор был еще там: готовился к завтрашнему судебному заседанию.
– Ну что – позвонил брату нашему неожиданному, названному? – первым делом спросил старший брат младшего.
– Нет.
– Почему?
– Когда спохватился, время уже нерабочее было.
– Так ты же по личному вопросу, а не по рабочему ему звонить будешь.
– Ну, изначально мы же с ним представители разных сторон в одном деле, – напомнил младший брат старшему.
– Так, не могу больше ждать! – нетерпеливо сказал Владимир. – Давай я…
– Нет! Я сам позвоню! – твердо сказал Виктор. – Завтра утром позвоню.
И, видя, что Владимир собирается настаивать на своем звонке Василию, сказал убеждающе:
– Завтра утром, как только мы с тобой здесь соберемся – сразу буду звонить ему.
Владимир смирился.
Зато утром, когда Виктор приехал в офис, Владимир уже был там – и, сияющий, вместо приветствия протягивал ему трубку стационарного телефона:
– Звони!
– Дай хоть пиджак снять, – проворчал Виктор.
Он снял пиджак, повернулся к двери кабинета, в сторону приемной, но, глядя на просто лучащегося любопытством брата, сказал:
– Понятно – кофе ты мне не дашь выпить.
– Неа!
Виктор достал из папки иск, где был написан телефон адвоката, взял мобильник и набрал номер.
Оба брата замерли в ожидании ответа. Даже для таких сильных и волевых людей, как братья Синегоровы, оказалось волнительным то, что у них, возможно, есть еще один брат.
Наконец абонент ответил.
– Здравствуйте, слушаю Вас.
Тут Виктор неожиданно как-то даже немного подрастерялся. Но нужно было говорить.
– Здравствуйте. Это адвокат Виктор Всеволодович Синегоров, представитель…
– Ох!
Неожиданный ответ.
– Простите?
– Здравствуйте, Виктор Всеволодович.
– Здравствуйте, Василий Всеволодович.
Так, представились, поприветствовались. А что и как дальше-то говорить?
Виктор как опытный адвокат все же не растерялся – и перешел в поле делового общения как более надежно-известное.
И перешел вовремя, потому что лицо Владимира выражало полную боевую готовность отобрать у брата трубку телефона и суровым голосом строго сказать «Ну, здравствуй – Вася!» – доведя тем самым Васю до предобморочного состояния.
– Я представитель ответчика по иску Яузина.
– Да, Виктор Всеволодович, я знаю.
– Доверитель уполномочил меня провести переговоры с целью обсуждения возможности мирного урегулирования спора.
Фраза прозвучала так безупречно чеканно, что впечатлила всех, кто ее услышал – даже самого говорившего ее.
Василию Синегорову эта фраза помогла сосредоточиться:
– Да, Виктор Всеволодович, я готов обсуждать мировое соглашение – меня доверитель тоже уполномочил.
– Хорошо, давайте договоримся о встрече на следующей неделе.
– Да, отлично.
– Василий Всеволодович, но, честно говоря, хочу обсудить с Вами еще один вопрос – личный.
И, не давая собеседнику что-либо прокомментировать (или, может быть, свернуть беседу, уйдя от личной темы), Виктор сказал:
– Скажите, вы сын Всеволода Валентиновича Синегорова?
Ответом было молчание, но, по счастью, недолгое:
– Да, я его сын. И мы с вами, Виктор Всеволодович, родные неполнородные братья.
«Сразу видно – наследственные дела он точно ведет» – с удовлетворением подумал Виктор, потому что такая фраза есть только в части третьей Гражданского кодекса России, регулирующего наследственное право.
– Василий Всеволодович, давайте на эту тему тоже поговорим при встрече?
– Да, конечно, Виктор Всеволодович. Я и сам собирался поднять эту тему, но не решался.
Видя нетерпение старшего брата, Виктор поспешил сказать:
– Но есть еще один человек, который хочет быть на нашей встрече.
– Это… Владимир… Всеволодович? – проговорил Василий, явно с внутренним трепетом.
– Да, он.
– Ох.
– Что?
– Ну, в смысле, я буду рад познакомиться с вами обоими.
– Договорились.
Закончив разговор, Виктор не успел еще положить телефон на стол – а Владимир в это время уже нетерпеливо спрашивал:
– Ну – что? Он наш брат?
– Да.
Старший Синегоров беззвучно выругался. Младший брат с удивлением посмотрел на него:
– Ты чего?
– Слушай, а вот зачем он нам?
– Что значит – зачем? – не понял Виктор.
– Ну вот зачем нам третий брат?
– В каком смысле зачем? Нас же никто не заставляет дружить с ним.
Но Виктор еще спросил с вызовом в голосе, переходя в контрнаступление:
– А что ж ты тогда так настаивал, чтобы я позвонил ему?
И добавил:
– Прям сдонжил меня.
– Ну, дурак был, – ответил Владимир, изображая широкоразведенными руками простодушие.
– Ладно. Нормальный парень, давай встретимся, познакомимся с ним, а там решим, как построить общение. Он, кстати, явно боится тебя.
Владимиру это очевидно понравилось – он прямо сиял улыбкой:
– Боится? Это хорошо, что боится!
Виктор сделал строгое внушение:
– Так, Володь, прекращай! Не запугивай парня, хорошо?
– Да хорошо, хорошо, – ворча, согласился старший брат.
Вскоре состоялась досудебная подготовка по делу Ласкариной. Виктор заранее приехал в суд, поднялся вместе с помощниками на нужный этаж, увидел группу адвокатов, представляющих истцов, и в центре них – адвоката Гусева. Виктор подошел к нему и по своей привычной вежливости поздоровался. Хорошо, что он не протянул Гусеву руку – потому что тот, повернувшись, просто посмотрел на него неприязненно и молча. Ростом Гусев заметно не дотягивал до Синегорова, но всячески старался показать, что смотрит на него свысока. Это выглядело комично, но Гусев в своем стремлении показать превосходство не мог этого осознать. Ну, раз так, Виктор отошел в сторону. От него не убыло из-за того, что он проявил нормальную адвокатскую вежливость.
Гусев с видом победителя вновь повернулся к другим адвокатам своей команды.
Через пятнадцать минут их пригласили в зал.
Дело рассматривала судья Ирина Николаевна Хорошевская – дама уже совсем средних лет, молчаливая, строгая, внимательная.
– Так, досудебная подготовка по делу по иску Ласкариных Ивана Максимовича, Алексея Максимовича, Георгия Максимовича, Михаила Максимовича, Максима Максимовича к Ласкариной Ирине Федоровне о признании фактически принявшими наследство, признании недействительным свидетельства о праве на наследство по закону, выданного Ласкарину Федору Максимовичу после смерти Ласкарина Максима Константиновича, признании недействительным свидетельства о праве на наследство по закону, выданного Ласкариной Ирине Федоровне после смерти Ласкарина Федора Максимовича, признании за каждым из истцов права собственности на одну пятую долю ООО «Никея». Кто явился?
– Адвокат Гусев, адвокат Артин, адвокат Диррахиев, адвокат Касториев, адвокат Фессалин, представители всех истцов.
– Адвокат Синегоров, представитель ответчицы.
Адвокаты передали документы секретарю.
– Хорошо. Представитель ответчика, она получила копию искового заявления?
– Да, уважаемый суд, – сказал Виктор, вставая.
– Хорошо. Представители истцов, поддерживаете иск?
– Да, – коротко сказал Гусев, чуть привстав и отвечая за всех.
– Представитель ответчика, иск признаете или не признаете?
– Нет, моя доверительница не признает иск, – твердо сказал Виктор, вновь вставая с места.
Его учителя научили его обращаться к суду стоя, а не слегка лениво привставая.
– Понятно. Про мировое соглашение есть необходимость сейчас спрашивать?
– Нет, не стоит. Мои доверители настаивают на удовлетворении иска, – заявил Гусев.
– Настаивают? – удивилась такому глаголу судья. – Ну, пусть настаивают. Понятно. Сторона ответчицы?
– Моя доверительница уполномочила меня вести переговоры, если они будут, – сказал, вновь вставая, Виктор.
– Ясно. В общем, если стороны придут к мировому соглашению, суд рассмотрит его, – подытожила Ирина Николаевна. – Стороны, помощь суда в сборе доказательств нужна?
– Нет, – проговорил Гусев, по-прежнему лишь слегка привставая с места.
Судья молча посмотрела на него, потом на Синегорова.
– Нет, уважаемый суд, на данной стадии нет. Из иска и приложенных к нему документов о родстве истцов с их отцом неясно, как именно сторона истцов будет подтверждать то, что они завладели указанными в иске предметами.
– Представители истцов, – обратилась судья к Гусеву и его команде, – как вы будете подтверждать эти обстоятельства?
– Свидетельскими показаниями, – ответил суду Гусев, нарочито зло посмотрев на Синегорова.
– А когда заявите ходатайство о допросе свидетелей?
– В судебном заседании.
– И будете откладывать заседание?
– Нет, свидетели в тот день будут в суде.
– Понятно. Своих свидетелей вы засекретили, – вновь подытожила судья. – Ну, это ваше право. Представитель ответчика, вы ответ представителя истцов слышали.
– Да, уважаемый суд. Спасибо. Тогда мы будем ориентироваться на подтверждение стороной истцов их доводов, и если возникнет необходимость, будем вынуждены ходатайствовать об оказании судом содействия в сборе доказательств с отложением разбирательства.
– Это ваше право, – уравновесила свое отношение к сторонам судья. – Согласуем дату судебного заседания.
После согласования даты судебного заседания и подписания расписок Гусев со своими подчиненными вышел из зала, всем своим видом показывая, что он даже не смотрит в сторону Синегорова.
Но Виктор легко и без какого бы то ни было напряжения пережил этот неумный демарш оппонента.
Когда Виктор ехал из суда в офис, он с усмешкой думал о поведении адвоката Гусева (хотя тот, разумеется, и не заслуживал такого внимания с его стороны). Да, они оппоненты, противники в процессе, представляют противоположные стороны – истца и ответчика – и выиграет из которых только одна сторона (и, соответственно, победителем окажется только один адвокат) – но зачем так показательно проявлять высокомерие и пренебрежение? Можно понять, когда адвокат подобным образом выделывается в присутствии своего клиента, но когда того нет рядом – к чему разводить подобный театр дрянного актера? От неумности, помноженной на сумму излишней самоуверенности и необоснованного высокомерия. Все это смотрелось некрасиво, но такие люди, как Гусев, неспособны понять, как некрасиво это выглядит со стороны, они считают, что это придает им дополнительный вес; но, по сути, это увеличивает его лишь в их собственных глазах.
Однако при этом у Виктора сложилось впечатление, что как противник Гусев – опасен, он явно неглуп, и к тому же, к сожалению, беспринципен.
Ладно, действительно, подобные люди не стоят того времени, которое можно потратить на размышления о них. Но Виктор, несмотря на многолетнюю успешную адвокатскую практику и сопутствующий ей приобретаемый с нею опыт, не до конца избавился от своеобразного идеализма, даже в профессиональной сфере, и проявления неидеальности его коробили (внутренне – вовне он старался не показывать того, что это его огорчало).
А вот Владимир такими философскими вопросами не задавался – и в этом проявлялась его сила. Он не тратил времени и душевных ресурсов на психологическую рефлексию. Если он мог нападать – он переходил в решительное наступление, если он не мог нападать – он крепко окапывался в обороне.
Приехав в офис, Виктор рассказал Владимиру про то, как прошла досудебная подготовка. Старший брат выслушал и сказал:
– Слушай, мне как раз сегодня сообщили кое-что об этом Гусеве. Он в коллегии Кононова, чаще ведет уголовные дела, но и от гражданских не отказывается. Адвокат он жесткий, напористый, успешный. Идет напролом. С этикой не считается вообще – это мне специально отметили.
– Это я сегодня увидел, – подтвердил Виктор.
– Понятно. Собираю информацию о Гусеве дальше. Как там фамилии остальных адвокатов?
Вечером того же дня Виктор устроил позвонил Ирине Ласкариной, чтобы сообщить результаты досудебной подготовки. Владимир присутствовал при их беседе, но молча, он только поприветствовал Ласкарину.