Москва, палаты царского дворца в Кремле. Вечер 24-го июня 1610-го года от Р.Х.
Большая палата дворца. Посередине палаты стоит стол, вокруг него скамьи. Сзади – окна.
Входит царь Василий Шуйский, он явно чем-то сильно озабочен.
ШУЙСКИЙ
(с тревогою)
Ну что же целый день нет вестей от брата Дмитрия? Он же со своим войском еще вчера подошёл к Клушину. У него большое войско, и с ним соединилось шведское войско, приглашенное мной, под командой Якуба Делагарди, военачальника известного, опытного. Почему же нет вестей? Они идут освобождать Смоленск, осажденный королем польским, Жигимондом. У них большое войско, они должны победить. Почему же нет вестей?
Шуйский отходит к окну, смотрит в него
ШУЙСКИЙ
(смотря в окно, настороженно)
Ночи сейчас короткие, почти не темнеет, и небо такое умиротворенное – но почему мне так смутно? почему мне так тревожно? Смотрю на Москву – и чувствую, что там что-то замышляется. Неспокойно мне.
(с тревогою)
Смутно у меня на душе.
Шуйский отходит от окна, ходит по палате. Вновь подходит к окну.
ШУЙСКИЙ
(буднично)
Всю жизнь, всю свою жизнь я чего-то опасаюсь, я что-то и кого-то подозреваю. Сейчас я царь Московии, я правлю этой землёй – и все равно чего-то опасаюсь.
(смотря в окно)
Вон, стрельцы несут службу, охраняют мой покой. Тишина. И в Кремле тишина, и в городе тишина. И спокойствие. Но я подозреваю, что где-то там притаились заговорщики, или просто бунтовщики, и что-то злоумышляют.
(с сомнением)
Может быть, я зря беспокоюсь? Может быть, действительно тишина и спокойствие?
(с грустью)
Да нет, по-прежнему неспокойно на Руси, неспокойно в Московском царстве. Восстания подавлены – но новые готовятся, самозванца отогнали от Москвы – но еще жив, и злодействует.
(с сокрушением)
И еще Жигимонд вторгся, хочет Смоленск отвоевать!
Шуйский молча ходит по палате. Вновь подходит к окну, молча смотрит в него.
ШУЙСКИЙ
(тихо)
И как мне не беспокоиться? Я всю жизнь в тревоге и беспокойстве.
(глухо)
Моего деда убили псари, спустив на него собак – когда царь Иоанн велел своим псарям убить его. Его растерзали заживо, и растерзанный труп бросили в дворовой грязи. Его убийство подавило всех, ибо царь Иоанн приказал растерзать знатнейшего боярина, правителя государства, князя Шуйского.
(обращаясь в сторону зрителей, поднимая указательный палец, многозначительно)
Князя Шуйского!
(смотря в пол, буднично)
Моего отца, маленького мальчика, спас верный слуга – после убийства его отца он увез его тайно из Москвы, спрятал, а потом сам пришел к царю Иоанну и вымолил ему прощение. Всю жизнь мой отец жил при дворе, и хотя царь Иоанн ни разу даже опалу на него не наложил – он всю жизнь боялся, что царь разгневается за что-то и прикажет как-нибудь изуверски убить его. Он всю свою жизнь боялся этого. И этот страх передался мне и моим братьям. Уж царя Иоанна Васильевича не было, умер он, наконец-то, и кроткий царь Феодор Иоаннович правил – а мы все боялись – как бы чего лишнего не сказать. И потому мы, князья Шуйские, трепетали перед безродным Годуновым, который был всевластным правителем при царе Феодоре как его шурин, брат царицы Ирины, всем управлял и распоряжался жизнью и смертью всех.
(глухо)
Мы, знатные бояре, попробовали убедить царя Феодора развестись с царицей Ириной Годуновой из-за ее бесплодности, отправить ее в монастырь и жениться на знатной невесте, княжне Ирине Мстиславской, как ему и отец его, царь Иоанн, предписал. И все мы, и Шуйские, и Мстиславские, и Воротынские, все знатнейшие бояре, объединились и упрашивали царя Феодора ради блага государства развестись с его женой и жениться вновь и дать наследника царству. Но царь Феодор впервые в жизни проявил твердость и отказался разводиться с Ириной Годуновой. Так ее брат Борис переиграл всех нас, остался при власти, и только больше усилился, постепенно избавившись от всех других регентов. А потом всех нас, Шуйских, он сослал – самого старшего, главу нашего рода, князя Ивана Петровича, в Кирилло-Белоозерский монастырь, и там его уморили дымом. Меня сослали в Галич, моих младших братьев Дмитрия и Ивана – в Шую, нашу бывшую родовую удельную вотчину – это Борис Годунов так унизил нас, отправив нас, Шуйских, в ссылку в Шую.
