Все имена, названия и события в книге вымышлены и являются плодом воображения автора. Все совпадения с реальными лицами случайны.
Глава 1. Мод
Портофино, Италия, 2019 год
Мод уставилась на простиравшуюся за панорамным окном синюю гладь, задумчиво потягивая коктейль. Уже второй, а ведь вечер только-только зарождался. Еще даже не включили уличное освещение. «Это неподобающе для молодой леди», – раздался в голове недовольный голос бабушки Маргарет, которая вела себя так, будто на дворе был не XXI век, а все еще царила Викторианская эпоха. Мод всегда раздражали наставления о приличиях, которыми ее пичкали с детства. Как будто в отместку, она вытянула трубочку из бокала и одним махом осушила «Золотой поцелуй» – такое странное название носил здесь коктейль из мартини с шампанским. Мод бросила победный взгляд по сторонам, словно желая увидеть бабушку Маргарет – ее точно хватил бы удар от вольностей, которые себе позволяла Мод. Имела право! По крайней мере, сейчас. Ведь сегодня она должна была бы быть где-то на Карибах вместе со своим женихом, нежиться под горячим солнцем и радоваться новой жизни, а не прозябать в продуваемом всеми ветрами крошечном Портофино. В полном одиночестве и с расколотым на множество осколков сердцем. Черт бы побрал этого Джереми!
Мод и Джереми были знакомы давно, дружили с раннего детства, поэтому, когда молодой человек сделал ей предложение, никто не удивился. Единственным человеком, который не одобрял Джереми, была все та же бабушка Маргарет. Она считала себя аристократкой и держалась так, будто состоит в родстве с самой британской королевой. Правда, ни в одном официальном списке графов, маркизов, баронов и уж тем более герцогов никогда не значились какие-то там Перкинсы. Однако ничто не могло переубедить бабушку Маргарет в том, что в ее жилах текла кровь аристократов. Именно поэтому Джереми не котировался среди подходящих кандидатов на роль жениха ее драгоценной Мод. Но Мод слушать бабушку не собиралась.
Сразу после помолвки они с Джереми начали готовиться к свадьбе: выбирать место для торжественного банкета, составлять списки гостей, решать, куда отправиться в свадебное путешествие. В суете и заботах пролетели шесть долгих месяцев. И вот когда все было готово, когда бессчетное количество гостей собралось в украшенной цветами церкви, подружки невесты надели одинаковые грязно-лимонного оттенка платья и нацепили такие же одинаковые улыбки умиления на лица, когда Мод прошествовала вдоль длинного прохода к алтарю в своем безупречно-белом наряде с длинным шлейфом, когда она встала напротив Джереми и начала с трепетом внимать словам пастора, когда прозвучал заветный вопрос о том, согласен ли Джереми взять ее, Мод Перкинс, в жены, она вдруг услышала:
– Прости, я не могу.
Мод улыбалась, глядя на Джереми и не понимая смысла его слов. Пастор кашлянул и попросил повторить. Джереми, взявший Мод за обе руки, крепко их сжал и сказал:
– Мод, ты замечательная, просто замечательная, но я не могу, – с этими словами он отпустил Мод и опрометью выбежал из церкви.
А она все так же продолжала стоять у алтаря и глупо улыбаться. Слезы и гнев появились гораздо позже, когда притихшие родители привезли ее домой. Они сочувственно смотрели на Мод, и только бабушка Маргарет, презрительно фыркнув, сказала:
– Я всегда тебе говорила, что это отребье тебе не пара.
Именно в этот момент эмоции наконец-то прорвались сквозь оцепенение, в котором до сих пор пребывала Мод, и она разразилась истерикой. Она проплакала три дня, а потом впала в апатию: лежала в своей комнате, тупо уставившись в задернутые шторы, которые почти не пропускали дневного света. Ей все казалось, что она попала в какую-то параллельную реальность, что произошедшее у алтаря – плод ее разыгравшегося воображения, страшный сон, от которого она вот-вот очнется. Однако проходили дни, но ничего не менялось. Джереми бросил ее. Бросил у алтаря на глазах у всех! «Прости, я не могу!» – эти слова снова и снова всплывали в сознании Мод. Ведь он даже ничего ей не объяснил. Она понятия не имела, почему он ее бросил. Но выяснять не было смысла, как и лежать, все больше и больше погружаясь в отчаяние.
Через две недели после несостоявшейся свадьбы Мод уехала в Портофино. Одна. Ей всегда здесь нравилось. А теперь, в конце февраля, особенно. Туристов сейчас не было. Отели стояли полупустыми, и обитали в них в основном итальянцы, с которыми Мод не могла перекинуться и словом – итальянского языка она не знала, а те и двух слов не могли связать по-английски. Тем лучше. Никто не будет мешать ей предаваться сожалениям о несостоявшейся свадьбе и пьянству.
Она сделала знак рукой официанту, чтобы он повторил ее коктейль, а сама вышла на открытую террасу, прилегавшую к ресторану отеля. На Мод пахнуло холодным морским воздухом. Она поежилась, но, несмотря на порывы ветра, подошла к парапету.
На террасе никого не было – слишком холодная стояла погода для ужина на открытом воздухе, поэтому немногочисленные постояльцы, приехавшие в это время года в Портофино, предпочитали оставаться внутри. Да и там сейчас было пусто – для ужина еще слишком рано.
Официант принес ее напиток и, вежливо поклонившись, удалился. Мод сделала очередной глоток и поморщилась – пить ей вдруг перехотелось. Она всматривалась в простиравшееся внизу море и пустой пляж. Да, летом здесь все совсем по-другому. Она любила Портофино. Обычно это место пробуждало ее к жизни, заставляло забыть обо всех невзгодах. Но не в этот раз. Сейчас в душе разливались тоска и безысходность.
Мод поставила бокал с коктейлем на белоснежную поверхность ограждения террасы и обхватила себя руками. Может, теперь она окоченеет, заболеет и умрет? И тогда Джереми поймет, какую ошибку совершил, кого потерял! Мод начала представлять, как разбитый горем Джереми валится на ее могилу, рвет на себе волосы, заходясь в бесконечных рыданиях. Хотела бы она на это посмотреть! Увидеть, как этот подонок мучится, обливаясь слезами. Вот бы она посмеялась!
Очередной порыв ветра был такой силы, что сорвал с места легкий хрустальный бокал с остатками коктейля и швырнул его вниз на скалы, убегавшие из-под террасы к самому пляжу. Где-то далеко послышался звон разбитого стекла.
– Упс, – раздался мужской голос прямо за спиной Мод.
Она обернулась и увидела сидевшего за столиком в самом углу террасы мужчину. Его фигуру скрывала тень от огромных листьев фикуса в большой кадке. Именно поэтому Мод и не заметила его, решив, что здесь абсолютно никого нет.
Мужчина поднялся и вышел из тени. Мод сразу же догадалась, что он не итальянец, а когда он заговорил, поняла, что перед ней ее соотечественник.
– Не нужно стоять на таком ветру в столь легком одеянии.
Голос его был мягким, как и взгляд серых глаз, который он не сводил с покрасневшей от смущения Мод.
– Почему? – задала она глупый вопрос.
– Подхватите воспаление легких и, чего доброго, умрете.
– Может, от этого всем станет только лучше.
Мод раздосадовано отвернулась и наклонилась над парапетом, пытаясь разглядеть осколки своего бокала. Он разбился вдребезги, как и ее сердце. В опустившихся сумерках было ничего не видно. «Как и мое будущее – ни черта не разглядеть. Один мрак, – подумала Мод. – Может, прыгнуть вслед за бокалом?» – промелькнула в ее голове неожиданная мысль.
Мод вдруг почувствовала, как что-то теплое опустилось ей на плечи. Мод с удивлением обнаружила, что незнакомец накинул на них неизвестно откуда взявшийся шерстяной плед.
Мужчина серьезно посмотрел Мод в глаза и сказал:
– Кто бы ни причинил вам боль, этот человек не стоит того, чтобы из-за него бросаться на скалы.
Мод вздрогнула. Этот мужчина что, умеет читать мысли?
– Я вовсе не собиралась… – начала было Мод, но осеклась.
– Ну-ну, – краешки губ мужчины приподнялись в легкой улыбке.
Мод снова почувствовала, как краснеет, и отвернулась.
– Пойдемте прогуляемся по берегу? – предложил незнакомец.
Соглашаться не было ни причин, ни желания.
– Я только накину пальто, – неожиданно для самой себя выпалила Мод.
***
Они брели вдоль пустынного пляжа, слушая, как накатывают на берег одинокие волны. Вдоль набережной уже горели фонари, но Мод и ее спутник спустились к самой кромке воды, где царили сумерки. Мод чувствовала, как все усиливающийся ветер продувал насквозь ее дорогое, но совершенно не согревавшее пальто. Она приподняла меховой воротник, попытавшись спрятать в нем замерзшее лицо. Заметив это, мужчина сказал:
– Если вы уже выветрили все глупости из своей прекрасной головки, то предлагаю пойти поужинать. Я знаю здесь неподалеку один милый ресторанчик, там подают настоящий шотландский виски.
– Я не пью виски, – возразила Мод.
– В такую погоду его стоит выпить, чтобы согреться и вспомнить старую добрую Англию, – улыбнулся мужчина.
Его улыбка ей понравилась, и Мод снова уступила.
За первой прогулкой последовала вторая, потом третья, четвертая, пятая. Так, незаметно для Мод, пролетели две недели. Новый знакомый Мод оказался графом Артуром Карлайлом. Ему было сорок три года, и он оказался замечательным во всех отношениях человеком.
Артур не задавал Мод вопросов о том, что случилось с ней в прошлом, она, в свою очередь, не расспрашивала о его. Хотя по грустным серым глазам и задумчивому взгляду, который она иногда видела на лице Артура, Мод догадалась, что в Портофино его привели события не менее печальные, чем произошедшие с ней.
Приехав сюда, Мод думала, что посвятит себя воспоминаниям, сожалениям и самоедству, но благодаря Артуру время, проведенное в Портофино, будто стало началом новой жизни, чего Мод совершенно не планировала.
Ей было хорошо с Артуром. Днем они объезжали на его автомобиле городок, заглядывали в близлежащие деревушки, наведывались к редким достопримечательностям, пили терпкий итальянский кофе в какой-нибудь кофейне, а потом ели ланч в одном из маленьких ресторанчиков, коих по побережью было раскидано великое множество. Иногда они гуляли вдоль пляжа, любуясь суровыми темно-серыми волнами, омывавшими берег, а вечером ужинали в отеле или еще где-нибудь, задерживаясь допоздна.
Артур рассказывал Мод о заседаниях пэров в палате лордов, о своем родовом имении Карлайл-Холл, нуждавшемся в ремонте, но в которое он планировал перебраться в ближайшем будущем, о скучной одинокой жизни в Лондоне (родственников у графа Карлайла не было, впрочем, как и жены, и наследников) и о своем увлечении живописью. Он был хорошим собеседником и идеальным рассказчиком, умел быть серьезным, где нужно, умел и вставить при необходимости шутку, но всегда в рамках приличия. Мод сама не заметила, как стала все чаще улыбаться, все реже вспоминать Джереми и с нетерпением ждать очередной встречи с графом Карлайлом.
Артур, хоть и был на двадцать два года старше Мод, казался ей лучшим из всех, кого она знала. Добрым. Надежным. Искренним.
Когда пролетели две недели и пришло время возвращаться в Великобританию, Артур сделал Мод предложение. И она согласилась.
Потом была поездка в Лондон, возвращение домой и свадьба, о которой Мод сначала, по приезде, никому не сказала ни слова.
– Я не хочу ни пышную церемонию, ни вообще какого-то торжества, – сказала она Артуру. – Давай все сделаем по-тихому.
Он не возражал и, кажется, был даже рад.
– Как хочешь, моя дорогая, – улыбнулся Артур, нежно целуя Мод в лоб. Это была единственная вольность, которую он позволял себе до свадьбы. – Но у меня тоже есть просьба или пожелание.
– Какое?
– Я уже говорил тебе, что у меня есть поместье в Корнуолле. Я бы хотел, чтобы после свадьбы, мы переехали туда. Ты не против?
Мод была не против. Наоборот, ей хотелось убраться из Лондона как можно дальше, чтобы не дай бог не встретить случайно Джереми или кого-то из их общих друзей. Она и своих-то подруг не хотела видеть, потому что ей были противны полные сочувствия взгляды. Не хотелось ни с кем разговаривать, выслушивать слова сожаления или объяснять, почему она вдруг, ни с того ни с сего, выскочила замуж за первого встречного, пусть он и оказался графом.
Они заключили брак в одном из уполномоченных учреждений. Не было ни свадебной церемонии в церкви, ни сотни приглашенных друзей, ни шикарного свадебного платья. Мод надела строгий юбочный костюм светло-бежевого цвета, а Артур был в идеального кроя темно-синем костюме и галстуке. Он подарил ей миниатюрный букет роз и надел на палец кольцо с огромным рубином – семейная реликвия, как объяснил Артур.
Сразу после бракосочетания Мод привезла Артура в родительский дом, где и представила ошеломленным отцу и матери в качестве своего новоиспеченного мужа. Родители ничего не сказали и были предельно вежливы, однако по лицу матери Мод могла понять, что та пребывает в шоке. Отец же, улучив свободную минутку, отвел ее в сторону и прямо спросил:
– Ты уверена, что сделала правильный выбор?
– А чем тебе не нравится Артур? – резче, чем хотела, спросила Мод, сразу же встав на дыбы.
– Да нет, он вроде хороший человек. Но он в два раза тебя старше, детка, да и знакомы вы всего ничего.
– Зато Джереми я знала всю жизнь! – вспылила Мод. – И вот он результат!
Отец сжал ее плечо и сказал:
– Ты же знаешь, милая, что я приму любое твое решение. Я просто волнуюсь за тебя.
– Не стоит, па, – улыбнулась Мод, кладя свою руку на руку отца. – Артур – то, что мне нужно.
– В любом случае ты знаешь – у тебя всегда будет дом, куда ты можешь вернуться, что бы ни случилось.
– Спасибо, па.
Отец больше не стал задавать Мод вопросов, но она то и дело ловила на себе его беспокойные взгляды.
Казалось, только бабушка Маргарет наконец-то была довольна. Надо же! Сумасбродка Мод отхватила настоящего графа!
Когда чуть позже Мод вместе с матерью поднялась в свою спальню, чтобы забрать драгоценности, которыми всю жизнь баловал ее отец, мать, встав в дверях, сложила руки на груди. Наблюдая за хаотичными движениями Мод, вытряхивающей вещи в чемодан, мать сказала:
– Могла бы предупредить, я бы приказала Эмили упаковать твои вещи.
– Мне не нужны вещи. Возьму только драгоценности. Жена графа Карлайла не носит ширпотреб. Только эксклюзивную одежду на заказ, – отрезала Мод.
Ее раздражал тон матери, будто она обвиняла в чем-то Мод.
– Ну-ну, ведь ты об этом и мечтала? – саркастично заметила миссис Перкинс.
– Мам, не стоит бросать на меня косые взгляды и вести себя так, будто это я бросила Джереми у алтаря, а не он меня.
– Но ведь это ты сразу же вылетела замуж за другого, – парировала миссис Перкинс.
– И что? – взвилась Мод, уставившись на мать. – Что я, по-твоему, должна была делать? Продолжать плакать в подушку и гадать, почему он со мной так поступил?
– Ты могла хотя бы попытаться узнать причину.
– Узнать причину? – захохотала Мод. – Да мне плевать! Он меня бросает на глазах у всех, а я должна бежать за ним и выяснять причины? Нет уж!
– По-твоему, выйти замуж за лорда Карлайла было лучшим решением?
– А почему нет?
– Хотя бы потому, что ты не любишь его, – устало сказала миссис Перкинс.
– Боже мой, мама! Не смеши меня. Ты всю жизнь живешь с отцом без любви – и ничего! – фыркнула Мод.
– Не смей, – ледяным тоном отрезала миссис Перкинс.
– И ты не смей. Я сама решу, что мне делать со своей жизнью.
– Ну-ну, главное – не прибеги через месяц плакаться в жилетку своему папочке.
Мать развернулась и вышла из спальни, оставив Мод одну, а она с еще большим остервенением стала вытаскивать ящички из шкатулок для украшений и ссыпать серьги, кольца, колье и браслеты в одну кучу.
Чуть позже, выпив чая и отказавшись остаться на обед, Мод и Артур уехали в его лондонский дом в Кенсингтоне, где провели первую брачную ночь… Которая стала для Мод полной катастрофой. Нет, Артур был чутким и нежным, но и только.
Чуть позже он ушел в свою спальню, сказав:
– Надеюсь, ты не против, если у каждого из нас будет своя спальня. Я иногда засиживаюсь допоздна за бумагами, так что так будет удобнее и тебе, и мне.
Мод лишь слега улыбнулась и кивнула, соглашаясь.
Поздно ночью она лежала в темноте, уставившись в потолок. Сон не шел. Мод поняла, какую ужасную ошибку совершила. Артур был мил и обходителен. Настоящий джентльмен. Граф. Он был внимателен и чуток. Но Мод не любила его. Между ней и Артуром не было ни капли страсти, а первая брачная ночь раскрыла Мод глаза: супружеские обязанности для нее будут действительно всего лишь обязанностью и даже долгом, но вряд ли когда-то принесут хотя бы искорку удовольствия. Но может быть, так даже лучше? Брак – это партнерство, где нет места глупой страсти и сказочкам о любви. Именно так всегда твердила бабушка Маргарет, считавшая, что самые лучшие и крепкие браки – те, что заключены по расчету. Мать и отец Мод – тому прямое подтверждение.
Мод терялась в веренице мыслей, пытаясь понять, совершила ли она самую непоправимую глупость в своей жизни или все же сделала правильный выбор. Так и не придя ни к какому заключению, уже ближе к трем часам ночи она уснула.
А наутро Артур увез ее в Корнуолл, в родовое имение Карлайл-Холл.
Глава 2. Эмбер
Карлайл-Холл, Корнуолл, 1805 год
Великобритания радовалась победе. Теперь уже бесспорно великий адмирал Нельсон разгромил наполеоновскую эскадру, при этом не потеряв ни одного корабля. Несмотря на то что сам Нельсон погиб, Великобритания ликовала. Но гораздо больше ликовала Эмбер Томсон. Подумать только – малышка Эмбер стала ни много ни мало леди Фрайерс, а в будущем имела все шансы стать графиней Карлайл, ведь Фредерик, ее милый Фредди, был единственным сыном и наследником старого графа Карлайла.
– Это правда все наше? – в очередной раз изумленно спрашивала Эмбер, обводя рукой вокруг себя.
Они с Фредериком стояли на лужайке перед огромным Карлайл-Холлом, куда он привез ее неделю назад.
– Конечно, наше, – улыбнулся Фредерик, глядя на раскрасневшуюся от волнения Эмбер.
– Я до сих пор поверить не могу, – она приложила руку к груди, пытаясь успокоить заходящееся сердце.
– Глупышка, теперь ты здесь полноправная хозяйка, – засмеялся Фредерик, заключая Эмбер в объятия. – Можешь, не стесняясь, распоряжаться домом и слугами.
– И даже мисс Робертс?
– И даже мисс Робертс. Она всего лишь экономка.
– Я ее побаиваюсь, – призналась Эмбер, опуская глаза.
– Не стоит, – Фредерик поцеловал возлюбленную в лоб и выпустил из объятий. – Она несколько чопорна, но я уверен, со временем вы подружитесь.
К подъездной дорожке подали экипаж. Эмбер печально вздохнула.
– Тебе и правда нужно ехать?
– Да, милая. Хоть битву при Трафальгаре мы выиграли, но война с проклятым Наполеоном еще не закончена, а потому отец требует, чтобы я приехал в Лондон. Сама понимаешь – положение обязывает.
По правде сказать, Эмбер не понимала. Фредерик не был на государственной службе, не был военным или морским офицером. Он даже при дворе почти не появлялся. Какие у него могут быть дела государственной важности, она тоже не понимала. Но расспрашивать мужа не хотела, чтобы не показаться глупой. Тем более не хотела затрагивать тему лорда Карлайла и того, как он отнесется к ней, Эмбер, в качестве невестки.
– Обещаю писать тебе каждый день.
Фредерик наклонился и запечатлел на губах Эмбер легкий поцелуй. Ожидавший у распахнутой двери экипажа лакей деликатно опустил взгляд, пока они прощались.
– Когда ты приедешь? – крикнула Эмбер вдогонку уже отъезжавшему экипажу.
– Не знаю, любовь моя. Постараюсь вернуться как можно скорее.
Когда Фредерик скрылся из виду, Эмбер, печально вздохнув, развернулась и снова взглянула на Карлайл-Холл. Огромное здание из светлого камня, освещенное лучами утреннего солнца, приветливо взирало на Эмбер. К широкому крыльцу вела высокая темно-серая каменная лестница, по обеим сторонам которой красовались небольшие фонтаны. Сейчас их струи не били, а вода на дне замерла ровным полотном. Погода стояла хоть и не такая холодная, как в Лондоне, но и здесь уже чувствовалось приближение зимы. А пронзительные морские ветра с первых дней пребывания Эмбер в Корнуолле дали ей понять, как обманчива может быть здешняя природа. Вот и сейчас она вышла проводить Фредерика в тонком муслиновом платье, накинув на плечи шерстяную шаль. Несмотря на яркое солнце, холод пробирал Эмбер до костей. Правда, пока Фредерик был рядом, она этого не чувствовала. Но стоило ему уехать, как кожа Эмбер от холода тут же покрылась пупырышками. Она поежилась и поспешила в дом.
– Будете завтракать? – в просторном холле Эмбер встретила недовольная мисс Робертс. На ее одутловатом с брылями лице почти не было видно губ – они превратились в тонкую ниточку оттого, что мисс Робертс их поджала. Всем своим видом женщина будто кричала, что Эмбер здесь не место и никогда ей не стать настоящей госпожой в Карлайл-Холле.
– Нет… Я неважно себя чувствую и, пожалуй, прилягу.
Мисс Робертс ничего не ответила, развернулась и удалилась в сторону кухни. А Эмбер отправилась к себе. На стене, к которой примыкала лестница, висели портреты наследников рода Карлайл. Как объяснил ей Фредерик, здесь были представлены все, кто когда-либо унаследовал графский титул начиная с XVI века и заканчивая нынешним графом Карлайлом, отцом Фредерика.
Эмбер понравился Карлайл-Холл с первого взгляда. Несмотря на то что семейство здесь почти никогда не жило, дом не выглядел заброшенным. Граф Карлайл принадлежал ко двору, а потому безвыездно жил в Лондоне, лишь изредка покидая его. По словам Фредерика, сам он последний раз приезжал в Карлайл-Холл еще в детстве.
Однако, хоть господа и не баловали визитами, не наведываясь в свое имение годами, все в доме дышало чистотой и богатством. Когда неделю назад Эмбер впервые переступила порог старинного здания, она ахнула от красоты окружающей обстановки, которая обрушилась на нее парчой диванов, золотом подсвечников, ярким светом огромных панорамных окон.
– Как здесь красиво и чисто! – не подумав, ляпнула Эмбер, за что тут же получила презрительный взгляд от мисс Робертс.
– Слуг, трудящихся в Карлайл-Холле, не в чем упрекнуть, – ответила она, рассматривая Эмбер с ног до головы, будто она была какой-то отвратительной диковинкой, купленной Фредериком в цирке уродов. – Мы поддерживаем в доме идеальный порядок на случай, если господам будет угодно приехать.
Эмбер смутилась и покраснела, но Фредерик, казалось, не заметил ни ее неловкости, ни отвращения, явно читавшегося во взгляде мисс Робертс.
– Мисс Робертс, это миссис Фрайерс, – представил Фредерик Эмбер. – Эмбер и я поживем в Карлайл-Холле какое-то время. Вы уж помогите Эмбер с домашними делами, она не привыкла распоряжаться слугами и вообще…
– Как скажете, милорд, – процедила сквозь зубы мисс Робертс.
– Пойдем, милая, посмотрим наши комнаты.
Фредерик провел Эмбер в огромную светлую спальню, которую они делили всю последующую неделю. Фредерик отказался уходить в отведенные ему покои, чем вызвал недоумение и осуждение, явственно читавшиеся во взглядах мисс Робертс, которыми она щедро одаривала Эмбер. Наверняка под лестницей все слуги перемывали юной миссис Фрайерс косточки. «Причуды» Фредерика они еще могли сносить – он был их господином, – а вот Эмбер доставалось все их презрение. Она чувствовала, что они видели в ней чуть ли не продажную женщину, которая только и умеет, что удерживать мужа в спальне. Неслыханно!
Эмбер полюбила огромный Карлайл-Холл, несмотря на то что большая часть помещений до сих пор стояли закрытыми, несмотря на царивший в доме холод – отапливались только те комнаты, которыми пользовались они с Фредериком; несмотря на пронизывающий ветер, дувший с морского берега, внизу, сразу за спуском с утеса, на котором возвышался дом; несмотря на враждебные взгляды мисс Робертс, которые Эмбер старалась не замечать.
Неделя пролетела быстро, и вот Фредерику пришлось уехать в Лондон. Эмбер только надеялась, что это ненадолго, что совсем скоро он снова вернется к ней.
Попрощавшись с мужем, она вдруг почувствовала такую усталость, что тут же поднялась в небольшую светлую гостиную, оклеенную кремовыми обоями в золотистый цветочек. Эта комната стала ее любимой. Здесь было всего одно широкое окно, но помещение располагалось на южной стороне, а потому сюда все время заглядывало солнце. У стены стоял изящный секретер, над которым висел портрет какой-то дамы. Как сказал Фредерик, «еще одна Карлайл». В комнате было несколько элегантных диванчиков и стульев. В дальнем углу даже возвышался книжный шкаф с немногочисленными книгами на полках. Основная коллекция книг хранилась в просторной, но темной библиотеке внизу. Саму библиотеку Эмбер не любила – она казалась ей мрачной. Однако ее восхищало огромное собрание книг, толпившихся на полках высоких, до самого потолка, шкафов. Эмбер наведывалась в библиотеку вместе с Фредериком, выбирала книгу и уносила ее в свою светлую гостиную. И пока Фредерик спал – он никогда не вставал раньше половины одиннадцатого, Эмбер, уединившись, читала. Мужа смешила ее страсть к чтению, о которой до свадьбы он и не подозревал, а Эмбер готова была любить Карлайл-Холл только за то, что он предоставлял ей возможность читать, читать и читать. Теперь, когда Фредерик уехал, книги помогут ей коротать долгие часы и дни ожидания.
Эмбер уселась на широкий подоконник, устланный толстым покрывалом, подложила под спину небольшую подушечку и уставилась в окно, за которым виднелось море. Внизу можно было разглядеть краешек песчаного пляжа, который тянулся на мили и мили, а поблизости – ничего. Карлайл-Холл находился в уединенном уголке Корнуолла. Здесь было тихо и спокойно, лишь темные разбушевавшиеся волны, с рокотом обрушивавшиеся на песок, нарушали идиллию. Подумать только! Она, Эмбер Томсон, актриса, родившаяся в семье лавочника и швеи, теперь стала леди Фрайерс и поселилась в одном из самых прекрасных мест на земле.
Эмбер, положив голову на согнутые в коленях ноги, обхватила их руками и уставилась вдаль. Воспоминания об их с Фредди знакомстве накатили на нее приливом прибрежных волн.
***
Они познакомились в театре «Олдбридж», где выступала Эмбер. И хоть театр этот был третьесортный, куда почти не заглядывала приличная публика, Эмбер не давали главных ролей. Обычно ей доставались короткие эпизоды, в которых девушке едва удавалось произнести одну-две фразы. Но все изменилось в тот день, когда ведущая актриса сломала ногу, по неосторожности упав с лестницы, и театральному директору нужно было быстро найти ей замену. Случилось это прямо накануне премьеры, когда до начала спектакля оставались считаные часы. Послали за Лейси Стоун, второй по величине «звездой» их захудалого театра. Но та оказалась в стельку пьяной, и привести ее в чувства, чтобы заставить выйти на сцену, не представлялось возможным.
Мистер Бабидж рвал и метал.
– Все пропало! Чертовы шлюхи! – орал он. – Меня теперь засмеют, и я всю жизнь буду гнить в этой растреклятой помойке.
– Может, кто-то другой сможет сыграть Джульетту? – устало протянул Эндрю Джонс, актер, которому досталась роль Ромео.
Сегодня в Олдбридже ставили «Ромео и Джульетту», и мистер Бабидж раздал приглашения важным представителям высшего сословия. Поговаривали, что ему даже удалось зазвать кого-то из графов Суррейев и Кентов.
– Кто? Кто сможет? – мистер Бабидж с презрением осмотрел столпившихся вокруг него актеров.
– Да кто угодно. Хоть вон Мэри, – Эндрю кивнул на толстуху Мэри Уиллоби. Вся труппа прыснула со смеху.
– Молчать! – рявкнул мистер Бабидж. – Сволочи!
Сама Мэри, подавив смех, вышла вперед и, робко покосившись на мистера Бабиджа, сказала:
– Это Эндрю, конечно, шуткует, – она говорила с ужасным деревенским акцентом, который обычно веселил до коликов в животе тот лондонский сброд, что приходил к ним на комедийные представления. – Какая из меня Джульетта, с моими-то телесами, – и будто в подтверждение ее слов огромный живот Мэри колыхнулся и пошел волной, вслед за животом затрясся и ее тройной подбородок. Со всех сторон снова послышались смешки, однако Мэри продолжила свою речь: – Я-то не гожуся.
– Да любой Ромео из-за такой Джульетты копыта отбросит в первом же акте, – захохотал Эндрю, а мистер Бабидж пошел красными пятнами.
Эндрю ущипнул толстуху Мэри за необъятный зад, а она кокетливо ударила его по руке.
– Дуралей, – мурлыкнула она, отчего присутствующие еще больше развеселились. – Я это… Вот что я говорю, мистер Бабидж. Вы бы дали малютке Эмбер сыграть. Она ведь все роли знает назубок.
– Да ну?! – почти хором выкрикнули мистер Бабидж и Эндрю Джонс.
– Правду вам говорю, – оглянувшись, Мэри выхватила взглядом стоявшую поодаль Эмбер. – Иди сюда, милая, иди сюда.
Эмбер вышла вперед, неловко переминаясь с ноги на ноги.
– Ты, что же, и правда знаешь слова Джульетты наизусть? – спросил мистер Бабидж.
– Д-да, сэр, – заикаясь ответила Эмбер.
Эндрю Джонс, считавший себя талантом, непризнанной звездой, которой приходится прозябать в одном из худших театров Лондона, с насмешкой взглянул на девушку. Эмбер, конечно, была красива. Уж получше этих двух дур Лейси и Лиззи, которым мистер Бабидж постоянно давал главные роли. И уж он-то, Эндрю, знал почему: он был в курсе, чем они втроем занимались, когда театр пустел и остальные актеры разбредались по домам. Он собственными глазами видел, как Лиззи и Лейси по очереди восседали на мистере Бабидже прямо посреди неубранных декораций.
– Ты что, заика? – поморщившись спросил мистер Бабидж, уставившись на Эмбер.
– Н-нет, сэр, просто…
– Проговорила что-то. Светлый ангел, – перебив Эмбер, вдруг начал декламировать Эндрю, подходя к девушке. – Во мраке над моею головой ты реешь, как крылатый вестник неба вверху, на недоступной высоте, над изумленною толпой народа, которая следит за ним с земли.
С этими словами Эндрю взял Эмбер за руку и заглянул ей в глаза. Страх куда-то испарился, и она тут же ответила:
– Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! Отринь отца да имя измени, а если нет, меня женою сделай, чтоб Капулетти больше мне не быть1…
В тот вечер впервые за всю историю «Олдбриджа» публика досмотрела спектакль до конца, а вместо свиста и улюлюканья, с которыми зеваки обычно покидали театр, раздавались всхлипы и вздохи. Игра Эмбер так впечатлила зрителей, что они рыдали, когда Джульетта испустила на сцене свой последний вздох.
Так Эмбер оказалась в центре внимания и с той ночи стала ведущей актрисой в труппе мистера Бабиджа.
Именно в день ее дебюта молодой виконт Фредерик Фрайерс, будущий граф Карлайл, посетил театр «Олдбридж» в компании своих друзей. Он влюбился в юную Джульетту с первого взгляда и вскоре стал завсегдатаем, посещая все спектакли, в которых Эмбер теперь играла ведущую партию.