Выблевывающий завтрак в туалет Шереметев Роман кожей чувствовал, он не мог положится на его девушку Лизу. В какое бы время он не просыпался, в одиннадцать, как в выходной, в семь или девять на работу, чтобы он не ел, к горлу подступала тошнота. Лиза работала не врачом, а моделью, крашенной блондинкой тридцати двух лет отроду с крупной родинкой на щеке. Эта родинка на гладкой коже его приворожила на каком-то приеме. Он пригласил ее на танец. Ее высокие скулы от висков сужались к низу и создавали характерный изгиб у глазниц. Она безропотно сидела за столом, ничем ему не помогала. Он и не знал, чем ему можно было помочь. Его рвало, голова взрывалась петардами, а он едва не выл от желания ее выгнать. С Лизой он состоял в любовной связи девятый год. В семью ее привел на второй год, родственники ее одобрили. Они жили семейной жизнью без регистрации брака. Лизу ее положение устраивало. Он задумался о покупке кольца и как себя сглазил. Заболел эпилепсией на новогодних праздниках. С его эпилептического приступа все в корне переменилось. От его птичьей походки Лиза брезгливо морщилась, спать с ним в одной кровати остерегалась, воспринимая его за детонат. Лиза соседствовала с ним, как сиделка за зарплату, на расстоянии ради удобства по привычке и жалости. Без былой нежности и ласки. Она всюду ходила одна. Роман был честен с собой. От понимания ему было еще противней. Он работал из дома, оплачивал ее салоны красоты и коммуналку, а Лиза его обиходила и обходила стороной. Как будто ласка, малейшего тепла и доброе слово он заболевший не заслуживал. Она его не обвиняла, но стыдилась и этим причиняла ему боль. Места оказания услуг по уходу за собой Лиза обожала. За беспрепятственный доступ к салонам красоты она и соглашалась жить с ним. Его домашним хотелось сохранять благопристойный вид. Ему требовалась помощь. На какую любовь он мог претендовать, если превратился в урода, ходящего как цапля? Обстоятельства загнали его в ловушку утренней рвоты и нескончаемой головной боли, врачи убеждали его в развитии эпилепсии, но другого партнера искать было безнадежно. С собой Роман был честен.
Помогал меньший брат Мишка. Он свято верил в его излечение и подсылал разнообразных специалистов. Сегодня он ждал очередного эскулапа.
– Рома, я пойду в салон, – Лиза доела омлет с зеленью и корнишонами.
– Ты не хочешь послушать врача?
– Ты справишься. Их было десять. По твоим словам, они говорят одинаково.
– По правде их было тринадцать. Ты права, я справлюсь.
– Разумеется дорогой. Выпей чаю. Постарайся поесть. Я опаздываю, – В след за отцом Прокофьевым Николаем Валентиновичем, психиатром, Лиза без устали твердила ему о дебюте эпилепсии в любом возрасте – у взрослых и детей. Его болезнь установили после двух неспровоцированных эпилептических приступа с промежутком более двадцати четырех часов.
– Я напишу тебе, когда освобожусь.
– Хорошо, – Лиза пошла одеваться. Он, не споря, придерживался лекарственной терапии. На последнем приеме Николай Валентинович заговорил об оформлении им инвалидности. Ему не хотелось признавать, но ему становилась неважна его судьба. Раньше здоровый он бы заупрямился, но переживая ежедневные припадки, он смирялся с нескончаемой трагедией своего положения.
Лиза оделась, покрасовалась перед ним в платье и убежала в одиннадцать часов утра. Следующие два часа Роман читал в интернете новости. Он удивлялся визиту врача в субботу, но для нее визит похоже был мимо ходом, мимо делом.
В пятнадцать минут первого в домофон позвонили.
– Врач, – Объявил мелодичный женский голос.
– Проходите. Квартира сто шестьдесят пять. Мне брат сказал вам сообщить.
– Этаж?
– Пятый.
– Спасибо.
Роман отворил входную дверь и минут пять стоял на лестничной клетке, смотря на красную горящую кнопку подъемника. Он обомлел от неожиданной внешности вышедшей из лифтовой кабины гостьи и ничего не мог сказать. Она была хрупкая и очень яркая.
– Баа, да Вы рыжая, – Опомнился Роман.
– Вообще-то медноволосая. Вы что-то имеете против? Мне уйти? – На него укоризненно смотрели серебряные глаза с зеленоватым отливом на симметричном лице с раскосыми глазами, тонким носом, губами бантиком. Волосы она отрастила до пояса. При его метре восемьдесят, она казалась фарфоровой статуэткой, на см два выше его плеча.
– Нет, простите. Я не ожидал, – Роман улыбнулся. Он был брюнетом, в его окружении все были темноволосыми или шатенами, а его девушка в противовес осветлялась.
– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Где у вас можно поставить зонтик?
– Давайте я занесу в комнату.
– Спасибо. Льет как из ведра, – Он пошел в комнату, а провозгласившая себя медноволосой, а не рыжей, врач сняла и повесила пальто на вешалку.
– Я разуюсь. Мне нужно помыть руки, – Заявила она Роману по возвращению, и взмахом ладони он показал ей ванную, смежную с туалетом. Далее коридор упирался в кухню. Ну какой же рыжей она была в электрическом свете! Он соглашался на темно-рыжую, но все равно рыжую. Похоже неокрашенную, потому что волос другого оттенка у нее не обнаруживалось. К его удивлению на ее молочной коже не было ни единой родинки или пигментного пятна. Врач-красавица, коллега невесты его брата, попалась эксклюзивная, о ее профиле брат Мишка не распространился. Будущая жена Мишки была неонатологом, а неонатолог для младенцев Роману помочь не мог. Руки в раковине она мыла с локтя как будто где-то вымазалась.
Медноволосая врач, не останавливаясь, представилась:
– Ко мне можете обращаться Анна Матвеевна. Мне сказали у вас эпилепсия лобной доли. Верно?
– Верно. Шереметев Роман Александрович. Полгода как.
– В каком месяце конкретно появились эпи-припадки? За окном апрель. В ноябре или январе?
– В декабре.
– Опишите. С какой периодичностью?
– Каждый день. По утрам. Рвота. Я привык, – Он об этом повторял регулярно. Ей говорить в ванной о сниженном настроении и работоспособности, постоянной головной боли, дрожащих ногах и потере сознания не хотелось. Ему становилось наплевать.
– Вы хотите сказать пена? – Место ее не стесняло.
– Вы думаете я пену от рвоты не отличу? – Роману захотелось обидится.
– У вас сильные судороги?
– Непроизвольно теряю равновесие.
– Нарушения обоняния замечаете?
– Бывает.
– Бред или галлюцинации?
– Упаси бог, нет.
– Роман, у вас есть дневник припадков? – Без отчества. Он не оскорбился.
– Я записал три, больше не смог.
– Три хватит. Заодно снилс, полис, паспорт, МРТ – Он пошел из ванны по второму коридору в комнату. До них донесся щелчок чайника кипятка, а врач наблюдала его шаги на вытягивающихся из-за сокращения мышц ногах, прищурив глаза.
Встретила с документами она его в кухне, сидя на стуле. Часы на стене напомнили о половине первого.
– Не сочтете за наглость налить мне чаю? Любого. Не пойду на обед.
– Вам черный с фруктами или зеленый? Может хотите инжир или орехов?
– Есть не хочу. Спасибо за чай. Давайте черный, – Она читала страницы дневника в клетку, а он заваривал ей чай.
– Вы не пишете о головной боли для второго и третьего приступа.
– Голова у меня болит даже сейчас. Немного меньше чем утром, – Она черканула ручкой в дневнике что-то.
– Чем увлекаетесь? Кино, книги, не знаю, что вы любите?
– Я работаю в своей фирме. Дома. На что-то другое не остается времени. Хотя… Классическую музыку люблю послушать.
– Пользуетесь компьютером, принтером, сканером?
– Да, – Для Романа это был странный вопрос.
– Сможете мне посчитать… Надо знать, двадцать пять в квадрате равно…
– Шестьсот двадцать пять.
– Отлично. Дважды семь…
– Четырнадцать.
– Семью восемь равно…
– Пятьдесят шесть. Вам таблицу умножения повторить?
– На тройку. Три, шесть, девять, продолжайте.
– Двенадцать, пятнадцать, восемнадцать, двадцать один, двадцать четыре, двадцать семь, тридцать, тридцать три.
– Довольно. Важное не забываете?
– Нет.
– Синюшные припадки?
– Я не синею, при обмороках бледнеют, но не при прослушивании музыки, – Она о нем не заботилась, говоря «эпи-припадок», а не «эпи-приступ». Об этом Роману прожужжал уши прошлый специалист по эпилепсии. Анна Матвеевна намерено искажала им написанное. Она приставала к нему платно и, его не щадила.
– Ясно. МРТ у вас нет?
– Нет.
– Металл в теле?
– Металл? – У Романа поползла вверх бровь.
– В вас есть протезы в теле, кардиостимулятор, инсулиновая помпа, дифибриллятор? – Задала она вопрос по-другому.
– Во мне нет протезов или чего бы то ни было.
– Волшебно, – Две минуты она наслаждалась чаем в тишине. В воздухе поигрывала пяткой, чертя рисунок ногой под столом. Не спрашивая об ее вердиктe, Роман нашел ее определение: удивительная. Никто из скопа посетивших его врачей, не был на нее похож. У Романа создавалось впечатление, что медноволосая врач пришла к нему из сказки. Ее уточняющие вопросы были сказочные. Она допила чай. Отставила чашку:
– Снимайте крестик с шеи, одежду брать без металла. Вы стриженный – хорошо, с мужскими патлами вечно истерика. Никаких электронных приборов, беруш, макияжа, лака, прекращайте свои таблетки на время анализов. Если возьмете спортивный костюм или махровые тапочки, санитарки вас съедят, – Роман хотел спросить, зачем она собралась его побрить, как Анна Матвеевна по телефону набрала диспетчерскую, озвучила диагноз как «подозрение на инсульт» и продиктовала наряду врача Ожегова из скорой его адрес.
Вторым шагом перезвонила кому-то другому на громкой связи:
– Бузинкова, звони любимому архаровцу-виконту, пусть к ночи организует братцу литературу в девятнадцатом нейрохирургическом отделении Боткинской.
– Госпитализируешь? Почему в «Блохина» не хочешь?
– Рано и думаю не то. В направлении на операцию пишу Cito. Кровоизлияний графских мне не доставало. Сдает анализы экстренно. Красная зона. Дам команду квотной комиссии. МРТ головы с контрастом, лобная доля тщательно, дуплексное сканирование головы, проследить метастазы МРТ спины с контрастом, общий анализ и биохимию крови граф делает платно для скорости в КДЦ, а то засуну в список на май, ему бы к лучшему попасть к нам в последнюю неделю апреля. Электроэнцефалография по операции и химия по биопсии. Идиоты, но Демидов порадуется. Положу Павлуше товарища, – Псевдограф Шереметев сидел с открытым ртом. Медноволосая Анна Матвеевна мстила за упоминание цвета ее волос с размахом. А ведь он ни словом не обмолвился об инквизиторах и сатане.
– Ожегов?
Врач тряхнула волосами:
– Игорь Павлович, родимый. Надеюсь, из молодого каппера профильные знания не выветрились. Процесс пошел. Можете стартовать собирать вещи, – она оглянулась на Романа, – отключилась в лучших традициях рыжей пройдохи.
– Вы не хотели спросить у меня согласия? У меня инсульт?
– Я сказала «подозрение на инсульт». Вы его дождетесь. Ваше согласие, если я попаду под статью «неоказание помощи» никому не понадобится. Пара слов о вашей печени?
– У меня здоровая печень.
– Собирайтесь. Мне надо чтобы вас быстренько госпитализировали, и вы быстренько сделали исследования. С Павлушей подружитесь.
– Я не против, но объясните мне почему вы кладете меня в больницу.
– Анализы до четырех успеете сделать. На исследования тысяч сорок рублей с собой. Ваш брат говорил, это не проблема.
– Не проблема. Чем я болею?
– Не гадаю на кофейной гуще. Сделайте обследование, узнаем, – Она потянулась как кошечка с довольным выражением лица. Она знала, чем он заболел.
– Мне сказали, что с моей формой эпилепсии не госпитализируют, – Роман не знал, как прервать ее молчание, и внутри у него зародилось желание как-нибудь ее обозвать: ведьмой или рыжей язвой, знающей что с ним, творилось. Ехать в больницу, если он хотел прекращения ежедневного утренней рвоты, было неизбежно. Он постарался взять себя в руки:
– Мне об эпилепсии сказали психиатр и двенадцать его коллег.
– Тридцать лет назад эпилепсия взаправду считалась «падучей», проявляющимся в предрасположенности организма к судорожным приступам. Заболевание лечили психиатры. По резолюции две тысячи двадцатого года всемирной организации здравоохранения эпилепсия хроническое расстройство нейронов коры головного мозга.
– Меня рвет от ошибки в нейронах коры головного мозга?
– Для ответа на ваш вопрос сделаете МРТ. Сомневаюсь.
– Вы считаете они ошиблись?
– Для фокальной лобной или височной эпилепсии помимо судорожных припадков характерны амнезия и нервно-психические нарушения. Вы в квадрат двадцать пять возводите, бегло умножаете. Говорите здраво, на меня не кинулись, два чая сами заварили. Спровоцировать приступ эпилепсии при некоторых её видах может дефицит сна, приём алкоголя, гипервентиляция, сенсорные или чувственные стимулы: мигающий свет, изменения температуры, громкие звуки. Либо вы мне лжете о работе на компьютере, либо должны втихомолку корчится в припадках. Как у вас проявляется аура?
Роман в шоке заморгал:
– Анна Матвеевна, я вам не лгу. Какая аура?
– Ваша чертова дюжина экспертов. Аура – ощущения перед эпилептическим приступом: мерцание, световые зигзаги, вспышки в поле зрения чаще всего для лобной доли. Навскидку, вкусовые, слуховые аномалии, сужение поля зрения, смена эмоций, покалывание конечностей, специфические запахи, дежавю. Роман, знаете, чем отличается обморок от приступа эпилепсии? При обмороке бледность обязательна, при эпилептическом припадке вместо нее цианоз – посинение от скопления темной, венозной крови, насыщенной углекислым газом, в капиллярах кожи или слизистых оболочках, или гиперемия на лице – покраснение кожи от сильного эмоционального перенапряжения.
– Я не краснею и не синею. Ничего из вышеперечисленного у меня нет. Тошнота и головная боль.
– Бинго! Критическое мышление вы не утратили. Интеллект сохранили. Пена изо рта вызвана спазмами мышц гортани и дыхательных путей, а рвота – рефлекторное извержение содержимого желудка через рот. У вас лобный эпилептический синдром. Отсюда сокращение мышц, вытягивание ваших ног при ходьбе, обмороки с закатыванием глаз, обонятельные галлюцинации.
– Я сдам анализы. Вы без них знаете, что со мной.
– Ясновидцев – впрочем, как и очевидцев – во все века сжигали люди на кострах. Анализы сдают и пересдают. Одни мои пациенты, услышав диагноз, с крыш бросаются, вторые бояться и отказываются лечиться, третьи врут, как будто проблема рассосется, четвертые обвиняют в бесчеловечности и клеймят во всех грехах, пятые обещают меня зарезать, шестым конечность ампутирую и выводить из ступора приходится, последние, маленькая толика говорят спасибо. Семь смертных грехов и семь мирских добродетелей. Видите, как мне живется интересно? Из какой вы категории?
– Анна Матвеевна, я вменяемый. Я на самом деле устал от нескончаемых докторов. Я боюсь мне не излечится. Мой младший брат Мишка бьется, но я думаю напрасно. Мне не хочется его разочаровывать и тревожить, как они будут без меня, но это… Скажите мне пожалуйста, ваше предварительное мнение.
– Могу и не предварительное. Классические симптомы опухоли головного мозга рвота и головная боль. Обычно за ней наблюдают в динамике. На фоне увеличения опухоли часто наблюдаются эпилептические припадки. У семи процентов взрослых эпилептический статус обусловлен опухолями головного мозга, а эпилептический статус при эпилепсии связан со смертностью. В тоже время дайте богу шанс, симптоматическая эпилепсия при заболевании мозга, вторична, не оказывает опасного влияния на психику и умственные способности, и обратима при соблюдении оных условий.
– У меня рак?
– Разбежались без МРТ и анализа клетки опухоли. В семидесяти процентах ваши симптомы соответствуют глиоме низкой степени злокачественности. Не пугайтесь, это доброкачественная опухоль. Плохо то, что она имеет единственный признак рака, атипию клеток. Если она увеличится или переродится, то придется говорить о раке центральной нервной системы. Коли хотите наступать на пятку, у вас нет времени. Отдельно делать биопсию и наблюдать я вам не советую. Сделать МРТ, сканирование и вырезать. Пройти химию во избежание по протоколу. К слову, ваш образ жизни не виноват, глиома образуется от мутации клеток, а не – непотребств.
– Что такое дуплексное сканирование? МРТ я делал в детстве.
– Визуализируем вашу голову изнутри: строение сосудов, интенсивность кровотока. Если глиома доброкачественная, то ситуация легче, а при высокой степени злокачественности, тяжелее. Не загадывайте. При состоянии текущей медицины и денег большая часть раковых образований лечится при своевременном обращении к врачу.
– Анна Матвеевна, вы эпилептолог?
– Нет.
– Онколог.
– Нет. Читать люблю научные медицинские журналы. Предпочитаю знать, что я вырезаю.
– Вы хирург?
– В том числе. Ни слова больше, а то вы не успеете сложить вещи. Из кухни чашка, ложка и вилка. Лучше отключите воду и газ, – Она дождалась Романа с сумкой, и выполнения ее предписания по квартире.
– Из ванной зубная щетка, зубная паста, мыло, расческа, полотенце, – Роман пошел в ванну.
– Не сочтите за грубость, но у вас есть моющиеся тапочки? К ним халат и одежда для сна?
– Можно взять резиновые для бассейна?
– Да. Легко надеть, снять, вымыть и выбросить.
– Тапочки в шкафу, – Домофон запиликал.
– Не спешите, собирайтесь. Я им открою и переговорю.
Дальше Роман пошел в комнату, а Анна Матвеевна встретила бригаду из пожилого врача и молодого фельдшера в синих комбинезонах.
– Добрый день, коллеги.
– Анна Матвеевна, наше почтение. Позвольте, ручку, – Фельдшер с ежиком волос, игриво склонившись, поцеловал ей руку.
– Игорь Павлович, Федор Игнатьевич, Шереметев Роман Александрович. Год рождения скажет. Предположительно фокальные эпилептические припадки из-за роста глиомы. МРТ не делал. Шаткость при ходьбе, мышление не замедлено, но присутствует склонность к апатии и тревоге. Для исследований никаких таблеток. Вы его убережете от инсульта и кровоизлияния.
– Есть уберечь от инсульта и кровоизлияния, госпожа майор, – Козырнул фельдшер.
– Федор, скажи мне, что ты сделаешь, когда у пациента начнется эпилептический припадок?
– Уложу на кушетку, раздену, не дам захлебнуться.
– Предметы?
– Отодвину, Анна Матвеевна.
– Гениально, Федор. Твой пациент только что переломал себе зубы.
– Я разомкну ему челюсти! – Федор с опаской поглядел на вынимающего из шкафа в комнате по коридору напротив халат Романа.
– Вам помочь? – Крикнул он.
– Да, помоги ему Щербаков, а мне, пожалуйста, принеси зонтик из жилой комнаты. Ему нужно взять с собой планшет или ноутбук, телефон, зарядку и наушники. Передашь медсестре мои слова, а то поди, отупеет за лечение. Дождь прекратился?
– Что-то мелко крапает.
– Спасибо, Федя. Ладушки, я пойду ребятки. Не хочется промокнуть.
Роман, утрамбовывающий в сумке пижаму и слышащий разговор, замер. Она с ним не рассчиталась.
– Анна Матвеевна, постойте!
– Стою, – Она улыбалась, и на щеках у нее образовывались ямочки.
– Я должен с вами…
– Завтра я жду ваши анализы. Федор вам поможет с вещами.
– Вы пришли.
– У людей есть ноги. Они ходят к друг другу в гости. Не морочте мне голову. Братцы из ларца. У вас очень ответственный и любящий брат. Он меня караулил. За вами операция. Мальчики, я с вами раскланиваюсь. Доехать с ветерком. Игорь Павлович, очень приятно вас увидеть. Привет Марте Леопольдовне. Федор, финист, ясный сокол, пациент на тебе. Мне пора бежать к Павлуше. Запугали мне родителей: это мы не достанем, тем мы обездвижим. Федор, не разомкнешь зубы, разоришься на чужих стоматологах. Тебе больше не страшно. Вольно.
– Да я обязательно, Анна Матвеевна. Обязательно! Я получу аккредитацию!
– Будь внимательнее, Федор и моя вера в тебя не растает как туман. Я ушла. Не разори Тонечку.
– Игорь Павлович, Анна Матвеевна жестокая вредина! Она же знает, как мне нужен выигрыш! Мы с Тонькой в кино сходим! Все учись да учись! А то я не буду говорить с тобой, Щербаков! Ты пороха не нюхал! Я на ДТП лечил, зато!
Cедой мужчина засмеялся:
– Я здесь не нужен. Помоги пациенту. Тебе ж сказали: вольно. Я пойду в машину, а то Женька заскучает. Звони кабы что.
– Ну, конечно, многопрофильный Федя всем поможет. Для чего нам нужен Щербаков? Федька нужен разжимать эпилептикам пасть. С богом, Игорь Павлович, – Заворчал паренек. Старик убыл на лифте, Анна Матвеевна испарились по лестнице, и молодой фельдшер спросил Романа:
– Что у вас в сумке?
– Анна Матвеевна сказала собрать гигиенические средства из ванной, халат и пижаму.
– Еду брать будете? Сухарики какие-нибудь или печенье? Фрукты. На обед не успеете. Анализы лучше сдавать на голодный желудок. Ужином накормят, но он после шести.
– Мне брат вечером доставит. Но у меня в полке есть крекеры.
– Называйте мне место я возьму.
– Хорошо, в кухне центральный шкаф, – Федор метнулся и за минуту держал перед ним пачку.
– Вам очки не нужны? Может какие капли?
– Не ношу очки, но спасибо. Капли для глаз я возьму. Они там же где планшет, в обложке, с клавиатурой, под телевизором во второй комнате.
– Связь оплачивают пациенты. Вай-фая нет.
– Я оплачу интернет. Федор, скажите, а что мне предстоит? Мне полгода говорили, что у меня эпилепсия, а из слов Анны Матвеевны опухоль. Глиома.
– Сперва вещи. Мы должны уложиться в двадцать минут, а то последуют нарекания, – Федор притащил планшет в обложке. Роман укомплектовал зарядку, смартфон и наушники сверху планшета и застегнул молнию.
– Пойдем. Мы готовы. Одеваемся и спускаемся. Я возьму вашу сумку, во избежание. В машине расскажите нам о себе. Ваш адрес прописки: улица Фотиева, дом три, подъезд три, квартира сто тридцать семь.
– Да. Проживаю в этой квартире.
– Ваше имя Шереметев Роман Александров. Сколько вам лет?
– Сорок.
– Год рождения?
– Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый.
– Ожегову Игорю Павловичу назовете ее телефон. Животных у вас нет, – Фельдшер нажал кнопку вызова лифта.
– Животных нет. Федор, то, что я сдаю анализы я понял.
– Сдадите платно, к вечеру пришлют на почту. Бюджетные дольше. Решите с врачом о лечении. Как вы себя чувствуете? Порядок? Нет проявлений ауры: запахов, искажения формы предметов, музыки, ярких вспышек перед глазами? Смены эмоций нет. Калинова, как проэкзаменует, вечно потом кипиш, – Роман и фельдшер зашли в лифт и поехали.
– Все в порядке. Из лифта выйдем, постоим, хорошо? Идти трудно. Кого вы называете Калиновой?
– Забыл. Фамилию Анна Матвеевна вам не говорила? Калинова бывает резковата, но на нее можно положиться. Столькому меня научила. В ДТП на Ломоносовском проспекте мы справились. На самом деле она добрая. У санитарок и медсестер в любой части тела засвербит, они бегут «Анюточка, родная, спасай». Потому о ваших планшетах, тапках и телефонах, они ничего не скажут.
– Вы обратились к ней госпожа майор? Она…
– Служба спасения. Двести девяносто четвертый центр по проведению спасательных операций особого риска «Лидер» МЧС России с условным наименованием войсковой части за номером части войск гражданской обороны России.
– Я не знал, что МЧС присваиваются звания.
– В МЧС специальные звания, а Анна Матвеевна военнослужащий. Она старший офицер войск гражданской обороны России. Спецназ МЧС. ЦСООР «Лидер» очень мобильное подразделение. Их то и дело бросают в пекло. Военный хирург. Переподготовка. Две ординатуры. Нейрохирург. Врач вышей категории, – Лифт открылся, и они вышли на лестничную площадку, приостановились.
– Скажите, как есть. Что будет дальше?
– Делают анализы, МРТ, еще какие-нибудь исследования, а потом решают могут помочь или нет. Будут ли делать операцию или последствия от вмешательства хуже, чем прогноз. Я сделал ставку три к одному.
– На меня?
– На жизнь пациентов мы не ставим. Противоречит клятве Гиппократа. На верность предполагаемого диагноза или ошибку врача. Диагноз может расширится, может уменьшится, в корне неправильным быть не может. Безграмотных нейрохирургов не держат. В Боткинской больнице по крайней мере. Анна Матвеевна асс оперировать голову, спину или нервы. Глаз алмаз в постановке диагнозов. Может добавочно что-то найдет. Лицензия же нужна, а у нас междусобойчик для развлечения. На поход с девушкой в кафе можно поднять, не больше.
Федор довел его до желтой скорой, в Консультативно-диагностическом центре Романа мучали анализами несколько часов. На исследования он потратился, исходя из обозначенной суммы без пяти тысяч. В двадцать втором корпусе находилось сорок девять отделений, и нейрохирургическое девятнадцатое. У дверей на пятом этаже растянулся улыбающийся портрет заведующего. Врача высшей категории. Онколога и детского, и взрослого нейрохирурга.
В двухместной бюджетной палате пятьсот двадцать он разместился около половины четвертого. На душе у Романа скребли кошки. Чтобы не скучать он написал Лизе. С девушкой он общался восемь с половиной лет, но с начала как его жизнь совершила вираж, у него начались эпи-припадки, Лиза проявила себя ненадежной. Роман думал о том, что в рамках порядочности и чувств между ними, она могла бы его поддержать. Он написал ей по ватс-ап:
– Привет, Лиза. Ты уже освободилась? – Она помялась и написала:
– Да, любимый.
– Анна Матвеевна меня госпитализировала.
– Поможет?
– Я сдал анализы, жду их результатов. Но думает об опухоли.
– Опухоль? Прескверно.
– Ты ко мне придешь?
– Куда?
– В больницу. Я могу договориться о твоем посещении с Анной овной, не знаю, правда, возьмется ли она за меня.
– Ты торопишься. Неизвестно, какой у них график, а мой график заполнен и вряд ли с ним совпадает. Любимый, меня снимают для журнала мод. Я заключила контракт. В опухолях я не сведуща. Лечение дорого и опасно, но деньги у тебя есть. Тебе нужно принять решение. Я уверена ты знаешь, что надо сделать. Я желаю тебе поправиться, если это возможно.
– Спасибо, – Поговорили. Лиза занялась своими делами.
В этот момент два медбрата ввезли в палату Павлушу и ушли. Спящего соседа нельзя было рассмотреть из-под белого одеяла. Он не обедал, но голода не ощущал. Погодя в комнате появилась Анна Матвеевна в маске и хирургическом колпаке. Рыжие волосы накрывали ее спину. Она наклонилась над кроватью его соседа:
– Карасик мой, Павлушенька, просыпаемся, – В ее голосе не было жесткости. В постели от Лизы за восемь с половиной лет он не испытывал той нежности, которую почувствовал в ласковых нотах голоса медноволосой целительницы.
– Доктор Аня, – Закряхтел мальчик.
– Все-все, мой золотой, все прошло. Давай здороваться, – Ребенок шевельнулся.
– Дай мне правую ручку, пожалуйста. Сможешь ее пожать? – Павлуша пожал ее ладонь правой рукой.
– А левой? – Павлуша сжал ее кисть левой рукой.
– Павлуша шевельни правой ножкой. – Ребенок дрыгнул правой ногой.
– Вспоминаем о нашей цели: аквапарке. Для чего мы затевали операцию. Что мы твоему папе скажем? Приподнимешь ли ты левую ножку? Проверяй, получится? Как можешь, – Мальчик высоко поднял левую ногу наверх изо всех усилий. Судороги в ноге не наблюдалось.
– Доктор Аня, я могу! Пусти меня в аквапарк!
– Павлуша, ты мой настоящий карасик. – Мы удалили у тебя каверному. Позвони папе, похвались. Поужинай как следует. Я подержу тебя четыре дня. Если почувствуешь себя плохо, ты пишешь мне на ватс-ап и нажимаешь кнопку на стене. Сосед тебе поможет если что. Расскажи папе, какой его карасик храбрый. На операционном столе никого не испугался. Взрослый мальчик. Роман, перепишите у Павлуши мой мобильный, – Он кивнул.
– А аквапарк?
– Что аквапарк? – Когда я в него пойду? Папа сказал, когда ты скажешь, – Анна Матвеевна сжала кулак за спиной. Губы Романа разошлись в улыбке. Ее маленький женский кулачок грозил ему.
– Ты выйдешь из больницы, отдохнешь. С нового года, пройдешь сканирование, и можешь к нему готовится.
– Готовится? Как?
– Ты понимаешь, карасик, аквапарк очень ответственное мероприятие с большой нагрузкой. Для того чтобы туда пойти надо быть отдохнувшим, здоровым, сильным и выносливым. Это прояснится под новый год. Твой папа за этим проследит. Ты сдашь анализы и придешь ко мне в гости. Твой сосед, дядя Роман тебе подтвердит, идти в аквапарк, не умея плавать нельзя категорически. – Он догадался в чем дело. – Глупо и деньги на ветер. Твои родители с нами согласятся. Ты не получишь полного удовлетворения. Научишься плавать и пожалуйста.
– Да? – Кареглазый Павлуша, забыв о слабости подскочил в кровати. Лоб мальчишки до середины макушки закрывала повязка, но волосы на затылке у него не тронули. Для него аквапарк был наиважнейшим вопросом. Мальчик очень хотел провести у него дознание.
– Я думаю в аквапарк по билету тебя допустят, но не могу сказать, разрешат ли тебе инструкторы кататься со всех горок, если ты не умеешь плавать… Они же следят чтобы никто не утонул. Это их работа. Я был в аквапарке. Подумай, ты съезжаешь с высокой горки, и ее вышина компенсируется шириной бассейна снизу. Если ты съехал и не можешь доплыть до берега, зачем съезжать с горки? Твои родители и друзья за тебя перенервничают. Да и все, а ты нахлебаешься воды. Научись плавать. Тебе же не нужно ставить мировые рекорды, а научиться держаться на воде. Это хороший совет.
– Ладно, доктор Аня, – Расстроился Павлуша. – А почему я сразу не могу пойти в бассейн? Я отдохну пару месяцев и пойду.
– Опухолевое образование, врожденное, Павлуша, как у тебя, имеет последствия. Мы должны предотвратить любые повторы и неврологические осложнения. Твой организм восстановится за полгода не меньше. Ты представь, я вырезала кусок из твоего мозга. Ты не облучаешься, но делаешь МРТ по прошествии шести месяцев. Мы будем наблюдать не возобновятся ли твои эпилептические припадки. Поспешишь, людей насмешишь. Я не хочу тебя оперировать снова, и ты этого не хочешь. Выдержишь, я тебя выпишу, научишься плавать и скачи в аквапарке. Голова не болит?
– В голове пусто.
– Это пройдет. Это хорошо. Период восстановления очень важен, Павлуша. Береги себя, – Анна Матвеевна повернулась к Роману:
– Молодец, легли. Все анализы сдали?
– Да. Ответ пришлют на электронную почту, – Он хотел спросить, что она решила по его поводу, но рыжая врач его опередила:
– У вашего брата есть мой адрес. Анализы перешлите мне. Приятного аппетита и благодарю, – Анна Матвеевна ушла.
На ужин им давали морковный салат с изюмом и яблоком, с лимонным соком, рис с несоленым мясом и компот. Сверху он доедал сырные крекеры. Сегодня пятнадцатого апреля был четверг и часы посещения варьировались с четырех до семи.
– Ты Рома, а я Павлуша, – Сказал мальчик, уминая рис.
– Мне очень приятно с тобой познакомиться. Я смотрю, ты ожил. Не больно?
– Побаливает шрам. Жалко, его скроют волосы. Анна Матвеевна сшила мне шрам как у Гарри Поттера! Ты знаешь кто это?
Роман прочел «Гарри Поттер и философский камень», но больше магическую сагу не осилил.