Свидание у озера Мичиган

Seduction on His Terms

© 2019 by Sarah M. Anderson

«Свидание у озера Мичиган»

© «Центрполиграф», 2019

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2019

Глава 1

– Добрый вечер, доктор Уайетт, – сказала Джинни Кауфман.

Высокий темноволосый мужчина занял свое обычное место в самом конце барной стойки.

– Привет, – ответил он, как всегда, сдержанно, но сегодня Джинни уловила в его голосе какую-то нервозность.

Доктор Роберт Уайетт вообще был сдержанным человеком, что до некоторой степени объяснялось повышенным вниманием, которым он всегда был окружен. Его семья владела «Уайетт медикал индастриз», а сам он входил в пятерку самых желанных холостяков Чикаго, и вовсе не благодаря состоянию своей семьи. Но небеса не ограничили список своих благодеяний красотой и богатством и сделали его еще и гениальным детским кардиохирургом.

Словом, этот человек был слишком хорош, чтобы быть настоящим, и Джинни терпеливо ждала, когда из-под безупречной оболочки выглянет его коварная сущность, ну или хоть какой-нибудь маленький изъян.

В баре «Трентон» хватало богатых и красивых завсегдатаев, которые при этом были, на взгляд Джинни, полными придурками.

Но про доктора Уайетта она такого сказать не могла.

Да, он был очень сдержанным, холодным, бесстрастным, раздражающе требовательным и маниакально педантичным, иногда резким. Но, насколько понимала Джинни, именно эти качества и сделали его гениальным хирургом.

Он приходил в бар пять раз в неделю ровно в восемь, садился на одно и то же место, одергивал манжеты рубашки так, чтобы они выглядывали из-под рукавов пиджака ровно на два сантиметра (он делал это до странности часто), и заказывал один и тот же коктейль. Он всегда оставлял Джин-ни сто долларов, и всегда – двадцатидолларовыми купюрами, которые клал на стойку неправдоподобно ровной стопкой. Он никогда не заговаривал ни с кем из гостей или обслуги и никогда не откликался, если заговаривали с ним.

Прежде чем он успел одернуть свои манжеты, Джинни поставила перед ним коктейльную рюмку с «Манхэттеном».

Уже три года пять раз в неделю она делала для него этот коктейль. В него входил второй по цене ржаной виски (только потому, что самый дорогой нравился доктору Уайетту меньше), вермут, который Джинни заказывала из Италии исключительно для него, и пара капель биттера^[1] ценою сто долларов за бутылку. Все это она смешивала в точной пропорции и подавала с тонкой спиралью лимонной кожуры. Чтобы прийти к этому идеальному для доктора Уайетта рецепту, ей понадобилось почти восемь месяцев экспериментов с марками алкоголя и пропорциями.

Но это того стоило.

Каждый раз, когда он делал первый глоток ее «Манхэттена», Джинни затаивала дыхание. Доктор Роберт Уайетт никогда не проявлял эмоций, не старался казаться милым. Но когда он делал первый глоток ее коктейля, а потом ставил рюмку на стойку…

Он улыбался.

Правда, сторонний наблюдатель вряд ли счел бы это улыбкой – это было всего лишь легкое подрагивание углов рта. Но она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать: едва заметный изгиб губ и искорки тепла в ледяных голубых глазах означали то же, как если бы обычный человек прыгал и вопил от радости.

Доктор Уайетт поднял на нее глаза и негромко сказал:

– Отлично.

Джинни чуть в обморок не свалилась от неожиданности – это был первый комплимент за три года, который она от него услышала.

Она с интересом посмотрела на него. У нее было твердое правило: она не спит с клиентами. Но Джинни давно решила, что если когда-либо нарушит его, то именно ради доктора Роберта Уайетта.

К сожалению, он приходил сюда, только чтобы выпить после рабочего дня.

Джинни любила дамские романы, и все эти три года, что доктор Уайетт приходил в «Трентон», она представляла себе, что он благородный герцог, которому наскучили балы, охота и прочие герцогские штучки, поэтому он инкогнито покидает свой замок и, никем не узнанный, ходит по окрестным тавернам. В таких историях всегда была какая-нибудь горничная или даже официантка, которая в конце концов согревала его сердце и открывала ему мир любви.

Джинни улыбнулась этим фантазиям. Она налила скотч парню на другом конце стойки и два бокала вина, которые официант понес на дальний столик, но ее внимание было по-прежнему приковано к доктору Уайетту. Она должна сообщить ему плохую новость – на следующей неделе ее не будет. Она взяла отпуск, чтобы помочь своей сестре Николь, которая вот-вот должна была родить.

У нее никого не было, кроме сестры. Джинни никогда не видела своего отца – он ушел из семьи еще до ее рождения. Мама умерла, когда ей было десять.

Джинни мотнула головой. Не важно, какие ошибки они с Николь совершали в прошлом. Важно то, что теперь они все простили друг другу и готовы еще раз попробовать стать семьей. Они обе искренне надеялись, что Мелисса (так они собирались назвать девочку) научит их тому, чему никто не научил их прежде, – быть семьей. И теперь Джинни готова была ухаживать за сестрой, как та ухаживала за ней, когда их мама умерла, и девочки остались одни на целом свете.

Только теперь, когда ей было двадцать шесть, Джинни могла оценить, скольким Николь тогда пожертвовала ради нее. И теперь Джинни чувствовала, что должна вернуть долг. Она даже готова была переехать к Николь в дом их родителей, но та отказалась, и слава богу. Бог знает, как совместное проживание отразилось бы на их только-только наладившихся отношениях. Поэтому они решили, что Джинни продолжит работать в баре «Трентон», но каждый день будет приезжать к сестре, чтобы помочь ей по хозяйству и посидеть с ребенком. Может, она и не лучшая сестра в мире, но твердо намерена стать лучшей в мире тетей.

Единственная помеха этим благим намерениям сидела сейчас перед ней.

Доктор Уайетт не любил перемены. И не любил разговоры. Поэтому Джинни чуть не выронила бокал, когда он неожиданно заговорил:

– Сегодня…

Она терпеливо ждала, надраивая и без того чистый бокал и не говоря ни слова, чтобы не спугнуть момент.

Что у него случилась? Пациент умер? Джинни знала, что за три года их знакомства он потерял только двух пациентов, и видела, как тяжело доктор Уайетт перенес смерть этих детей.

Когда это случилось в последний раз, она полчаса рыдала в дамской комнате после его ухода. Хотя он даже ничего не сказал ей. Но она видела, насколько он потрясен. Доктор Уайетт напоминал ей море под толстой коркой льда. Когда он терял пациента, это море бушевало.

– Сегодня я кое-что узнал, – сказал он наконец.

Он снова умолк, поправил свои манжеты и сделал глоток коктейля.

Джинни очень хотел проверить свой телефон – нет ли новых сообщений от Николь, но не решалась.

Доктор Уайетт еще раз одернул манжеты и кашлянул.

– Мне сообщили, что мой отец хочет баллотироваться на пост губернатора.

Джинни подумала, что сегодня точно вечер сюрпризов, потому что он никогда прежде ничего не говорил о своей семье.

– О… – осторожно сказала она.

– Да, – быстро ответил доктор Уайетт.

Эта скорость в сочетании с горечью в его голосе означала только одно: это была паршивая новость.

Джинни работала в баре «Трентон» с того самого дня, как ей исполнилось восемнадцать, то есть за три года до того, как ей разрешено было подавать алкоголь. Но она отчаянно желала вырваться от Николь, которая хотела, чтобы Джинни пошла по ее стопам и стала учителем в колледже. Желание сестры работать барменом, а тем более завести когда-нибудь свой собственный бар, приводило Николь в ужас. Она заявила, что не допустит этого, и Джинни хлопнула дверью. Она солгала о своем возрасте и напросилась ученицей к бармену «Трентона». Наливая вино, виски, коктейли бесчисленным мужчинам и женщинам, которые изливали ей душу, она многое узнала о жизни. «Трентон» был ее университетом, и вряд ли какой другой университет мог дать ей такой опыт.

Но у нее никогда не было такого клиента, как доктор Роберт Уайетт.

Он допил свой коктейль двумя глотками и опустил рюмку на стойку с такой силой, что Джинни удивилась, как она не треснула.

– Дело в том, что, если он это сделает, мы должны будем все время быть рядом с ним, изображая счастливую семью.

Вытерев руки, она облокотилась на стойку. Она не знала, что сказать, а притворяться не хотелось, поэтому она только ответила:

– Похоже, это проблема.

– Вы даже не представляете себе какая, – пробормотал он, что было еще одним тревожным признаком, потому что вообще-то доктор Уайетт не бормотал.

Джинни присмотрелась к нему повнимательнее.

Сегодня на нем был серый костюм-тройка (это был единственный человек, носивший жилет, которого Джинни встречала в своей жизни), запонки с небольшими сапфирами (он предпочитал в одежде синие тона) и галстук в сине-оранжевую полоску. В этом году сентябрь в Чикаго выдался на удивление теплым, лето не хотело отступать, но, судя по костюму, доктор Роберт Уайетт не снисходил до потоотделения. Галстук был немного ослаблен, будто он его дернул. Волосы слегка растрепались, но ему это шло, потому что ему все шло. Плечи опущены, а морщинка между бровями была немного глубже, чем обычно. Выглядел он так, будто мир всей тяжестью лег ему на плечи.

Джинни было больно видеть его таким.

Если бы это был какой-то другой мужчина, любой другой клиент, она бы просто обняла его, как обычно делала в таких случаях. Но она видела, как доктор Уайетт вздрагивал, когда к нему прикасаются.

– Тогда, может быть, не стоит? – осторожно сказала она.

– Я должен. – Он снова нервно дернул манжеты. – У меня нет выбора.

– Разве? – невольно спросила Джинни. Она поняла, что оплошала, и именно поэтому (что теперь терять?) решила продолжить: – Как у вас может не быть выбора? Если вы решите купить пол-Чикаго и устроить здесь национальный заповедник – вы сможете себе это позволить. Если вы откроете собственную больницу, и туда будут пускать только в синих париках – к вам будет стоять синеволосая очередь. Вы можете идти куда угодно, делать что угодно, быть кем угодно, потому что вы доктор Роберт Уайетт.

Все потому, что у него есть внешность, деньги и власть.

Все то, чего у Джинни никогда не было.

Он холодно посмотрел на нее, открыл рот, но, ничего не сказав, встал, кинул на стойку несколько купюр и пошел к выходу.

– Доктор Уайетт! Подождите!

Он не обернулся, поэтому Джинни крикнула:

– Роберт!

Это сработало.

Доктор Уайетт застыл.

Потом повернулся.

Джинни вздрогнула от неприкрытого ледяного негодования, написанного у него на лице. Он злился, что она назвала его по имени? Или что осмелилась ему возражать? Не имеет значения. Она привыкла к агрессии посетителей и умела ей противостоять.

Она посмотрела прямо в его гневные глаза и спокойно сказала:

– На следующей неделе меня не будет. Беру небольшой отпуск по семейным обстоятельствам.

Доктор Уайетт помедлил, потом вернулся к стойке, глядя на нее со странным выражением, которое Джинни истолковала как беспокойство.

– Небольшой – это сколько?

– Всего неделя. Я вернусь в следующий понедельник.

Можно подумать, у него жизнь рухнет, если она не будет стоять тут по вечерам в полной готовности сделать идеальный «Манхэттен» идеальному мужчине!

Роберт одернул манжеты.

– Хорошо, – небрежно бросил он. И ушел.

Джинни смотрела ему вслед, не зная, как истолковать его поведение, но в этот момент завибрировал ее телефон.

«Началось», – написала Николь.

– Я побежала! – крикнула Джинни официантам, схватила сумку и кинулась к дверям.

Доктору Уайетту придется подождать.

У нее будет племянница!

Глава 2

Джинни должна была сегодня вернуться на работу.

Всю прошлую неделю Роберт не ходил в «Трентон», зная, что ее там не будет, и это нарушение ежедневного ритуала его очень нервировало. Всю неделю он подолгу засиживался в больнице, предпочитая десятый раз перечитывать истории болезней, лишь бы не думать о Лэндоне Уайетте и его политической кампании.

Но сегодня наконец был понедельник, и Джин-ни смешает ему его «Манхэттен».

Ему не хватало этого всю неделю.

Зазвонил телефон.

– Бобби?

Роберт застыл с трубкой в руке. Этого не может быть…

Но никто другой не называл его Бобби.

– Мама?

– Привет, дорогой, – раздался в телефоне слабый голос Сибилл Уайетт. Роберту показалось, что его ударили под дых.

Прошло почти три года с тех пор, как они разговаривали в последний раз. Он быстро зашел в первый попавшийся кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

– Мама! Ты можешь говорить? Ты на громкой связи?

– Милый, – продолжала она, и Роберт слышал, как дрожит ее голос. – Тебе звонил Александр?

Значит, ее слушают. Александр был помощником Лэндона, блюдолизом и подхалимом.

– Да. Он сказал, что Лэндон хочет баллотироваться на пост губернатора.

Ужасная идея для всех – для семьи, для штата, для страны. Роберт знал, что единственная причина, по которой Лэндон Уайетт хочет получить этот пост, – из кресла губернатора удобнее грести деньги.

– Твой отец хочет, чтобы ты его поддержал. Мы оба этого хотим, – поправилась она, будто они действительно были одной счастливой семьей, и это не была всего лишь ложь, предназначенная для газет.

Роберту захотелось что-нибудь разнести в щепки.

– Мама, ты на громкой связи?

Она неестественно засмеялась:

– Конечно нет. Все в порядке, дорогой.

Кажется, она действительно не была на громкой связи. Значит, Лэндон сидел рядом и следил за ней своими холодными, колючими, льдистыми глазами – глазами, который Роберт каждое утро видел в зеркале.

– Чем тебе помочь, мама? Я хочу забрать тебя от него.

– Через две недели у нас торжественный прием, посвященный началу предвыборной кампании. – Ее голос дрогнул, но она продолжала: – Это в художественной галерее Уинстона на Великолепной Миле^[2]. Мы с твоим отцом очень хотим видеть тебя там.

Роберт не сомневался, что мать хочет его видеть. Но для Лэндона это был всего лишь способ контролировать сына, а Роберт поклялся, что никогда не даст отцу такой власти над собой, даже если это будет стоить ему взаимоотношений с матерью.

– Скажи мне, что я могу сделать, чтобы помочь тебе, мама?

Короткая пауза.

– Мы тоже скучаем по тебе.

Проклятье. Он не хотел притворяться счастливым ни в семейном кругу, ни перед журналистами, но знал, что, если не приедет, Лэндон отыграется на жене.

Так же, как всегда.

Роберт не мог этого допустить. Из всех мерзостей, которые делал Лэндон Уайетт, самой мерзкой была его манера шантажировать сына, угрожая жене.

– Подумай о том, что я сказал, хорошо? Обсудим это в галерее.

Она выдохнула.

– Это прекрасно, дорогой. Начало в семь, но мы бы хотели, чтобы ты пришел туда пораньше. Твой отец хочет убедиться, что у нас нет разногласий.

Роберт чуть не взвыл. Это уже была явная угроза.

– Я постараюсь. Надо проверить расписание. Мама, я хочу увезти тебя от него. Ты поедешь со мной?

Потому что после того, что случилось в прошлый раз…

– Спасибо, Бобби, – сказала она, и он всей душой надеялся, что это означает согласие. – Я… мы не можем дождаться, когда встретимся с тобой.

– Я тоже, мама. Я люблю тебя.

Она не ответила. В трубке пошли гудки.

Роберт долго невидящими глазами смотрел прямо перед собой.

Это было именно то, чего он боялся. Лэндон собирается манипулировать сыном, заставляя его работать на свой имидж. Он собирается выставлять Роберта перед телефонами и избирателями. Он будет требовать, чтобы Роберт произносил написанные его шавками речи и расхваливал отца. А если Роберт откажется…

Тогда неизвестно, увидит ли он когда-нибудь свою мать.

Он должен остановить отца. Должен быть какой-то способ.

«Вы можете делать все, что угодно, потому что вы доктор Роберт Уайетт», – сказала ему Джинни.

Может быть, она была права.

Теперь, как никогда, ему нужно было выпить.

– Ну? – протянул он своим бархатным голосом.

Когда-то Сибилл казалось, что у Лэндона Уайетта самый соблазнительный голос в мире.

Это было давно. Она едва могла вспомнить то время, когда была наивной студенткой, очарованной шикарным мужчиной на пятнадцать лет старше ее.

С тех пор она расплачивается за эту ошибку.

– Он придет.

Лэндон слегка приподнял левую бровь – это означало, что он недоволен ответом.

– Он постарается прийти пораньше, если дела позволят, – добавила она, надеясь, что Лэндон оставит ее в покое.

Она впервые за три года услышала голос своего сына. Он сказал, что хочет увезти ее.

Она скучала по нему и надеялась, что хоть он был счастлив. Бобби стал хорошим человеком, блестящим хирургом. Лэндон ревновал к успеху сына, и это доходило до ненависти.

Если кто-то и мог перехитрить Лэндона Уайетта, это был его собственный сын.

В ее онемевшем иссохшем сердце зашевелилось какое-то давно позабытое чувство. Кажется, это была надежда. Что, если у Бобби действительно получится?

Но Лэндон никогда не отпустит ее.

Словно прочитав ее мысли, он подошел к ней и погладил ее по голове. Они прожили вместе тридцать пять лет, но Сибилл до сих пор приходилось собирать всю свою волю, чтобы не вздрагивать от его прикосновений.

– Я знаю, что ты скучаешь по нему, – сочувственно сказал Лэндон, будто бы не он не давал им видеться. Его рука, которая казалась ей чугунной, снова прошлась по ее голове от макушки до шеи. – Поэтому я очень, очень надеюсь, что он придет. Ведь он придет, милая?

– Конечно, – подтвердила Сибилл, съеживаясь всем телом.

Она каждый день благодарила Бога за то, что Бобби ушел. Если бы он тоже был с ней в этой ловушке, в этом аду, ей было бы еще тяжелее. Она, кажется, только тем и жила, что представляла его там, на свободе, – он спасает детей, у него есть друзья, может быть, он встречается с хорошей девушкой и, наверное, счастлив… Только эти мысли и скрашивали ее жизнь.

Она посмотрела на мужчину, за которого вышла замуж, и улыбнулась. Улыбнулась, потому что он не только держал ее в клетке, но и требовал, чтобы она делала вид, что счастлива в этой пародии на семейную жизнь. Но однажды у нее просто не хватит сил на притворство. И может быть, уже совсем скоро.

– Мистер Уайетт? – раздался сладкий голос Александра. – Я прошу прощения, но глава вашего предвыборного штаба на линии.

– И что теперь? – рявкнул Лэндон, отпуская ее.

Она не хотела, чтобы Бобби втягивали в этот мир, чтобы Лэндон шантажировал сына ею.

Она вспомнила слова Бобби, его готовность противостоять отцу…

Возможно, скоро ей не придется больше все это терпеть.

Она должна быть готова.

Но сумеет ли он убедить мать сбежать с ним?

В прошлый раз все прошло… неважно.

На этот раз ему нужен более продуманный план.

На этот раз Роберту нужно быть уверенным, что он спрятал мать так, что отец не сумеет ее найти.

В прошлый раз он увез мать в свой собственный дом, это было ошибкой, запасного варианта у него не было, и весь побег кончился крахом.

На этот раз все будет по-другому.

Уайетты не проигрывают. Уайетты – победители.

Он вошел в «Трентон» в пять минут восьмого. Слава богу, Джинни сегодня должна быть за стойкой. Понятно, что он не может рассказать ей всего, но само ее присутствие как-то успокаивало. Хоть что-то в его жизни было надежно и стабильно – семь часов, бар «Трентон», идеальный коктейль и девушка с большими карими глазами, с которой можно так хорошо помолчать, а иногда и поговорить. Можно, например, просто, ничего не объясняя, спросить ее, что она думает о Новой Зеландии. Более далекого места для того, чтобы спрятать свою мать, он не мог придумать.

Мягкий женский голос промурлыкал:

– Добрый вечер, доктор Уайетт. Что вам предложить?

Роберт вздрогнул от незнакомого голоса. В полутьме бара он не сразу нашел говорившую.

Женщина за барной стойкой точно была не Джинни. Эта была ниже ростом, с длинными светлыми волосами, скрученными на макушке в растрепанный пучок.

– Где Джинни? – спросил он без предисловий.

Понедельник. Она должна была быть здесь.

Женщина за барной стойкой кокетливо прищурилась.

– Меня зовут Миранда. Джинни в отпуске. И я буду счастлива обслуживать вас, пока ее нет.

Роберт злобно посмотрел на нее. Джинни говорила об одной неделе. Она обещала. У него возникло чувство, что все в его жизни рушилось, рассыпалось на части, выходило из-под контроля. А у Уайеттов была мания контроля.

Мир начал терять краски, все вокруг становилось серым и плоским. Роберт почувствовал приближение приступа ярости и понимал, что ему лучше уйти отсюда, пока он еще в состоянии держать себя в руках. Но он не мог, потому что его отец шантажирует его, его мать в опасности, и он ничего не может с этим поделать, но, черт возьми, он, по крайней мере, хочет получить правильный коктейль! И чтобы приготовил его правильный бармен!

– Она не должна быть в отпуске. Где она? – Он изо всех сил старался не повышать голоса. – Поверьте, вам лучше сказать.

Кокетливая улыбка сползла с лица блондинки, и она отступила на шаг.

– Ее здесь нет, – пробормотала она.

Он не хотел пугать девчонку. Поэтому, вместо того чтобы сделать то, что сделал бы Лэндон на его месте, он стал поправлять свои манжеты. Это всегда помогало ему успокоиться и давало возможность выиграть пару секунд.

Он внимательно посмотрел на блондинку. Она выдержала его взгляд, но, совершенно очевидно, была перепугана не на шутку. Толку от нее будет мало.

– Я бы хотел поговорить с владельцем. Пожалуйста.

Девочка впала в ступор и не двигалась.

В его голове ревел голос Лэндона: «Уайетты не просят! Уайетты приказывают!», и он не мог его перебороть.

– Живо! – рявкнул Роберт.

Блондинка сорвалась с места и убежала. Роберт оглянулся по сторонам и поморщился. Было как-то непривычно у этой стойки, если на другой ее стороне нет Джинни. Как-то неуютно. Будто не дома.

Это была смешная мысль, потому что в этом баре он проводил общим счетом не больше двух часов в неделю. Это ведь не был его особняк с таким видом на озеро Мичиган, что за один этот вид пришлось выложить несколько миллионов. Это не был монструозный особняк Уайеттов, в котором он вырос. Это вообще не был дом, тем более когда за стойкой не стояла Джинни. Это был просто бар, в который он забрел около трех лет назад и попросил коктейль, потому что ему было очень паршиво.

Тогда она стояла перед ним и слушала его, точнее, слушала его молчание, пока он пытался привести мысли в порядок, после того как Лэндон явился в его дом и потребовал, чтобы Сибилл пошла с ним, а та была настолько напугана, что не стала возражать. Тогда, точно так же, как сегодня, все в тщательно простроенном мире Роберта Уайетта рушилось, превращалось в тусклый серый пейзаж. И ему хотелось выпить. Сейчас, вспоминая тот день, он гадал, как долго Джинни просто стояла перед ним, не задавая ни одного вопроса, пока он сидел, забыв, где он, забыв заказать выпивку, ради которой пришел. Да, с ней можно было помолчать. И поговорить.

Где же она?

Она сказала, что будет через неделю. Она сказала, что у нее «семейные обстоятельства». Она не вернулась в срок, значит, ее семейные проблемы оказались сложнее, чем она рассчитывала. У нее что-то случилось.

Блондинка вернулась с человеком, который выглядел смутно знакомым.

– Доктор Уайетт, как всегда, рады вас видеть. Чем я могу помочь?

У Роберта кончилось терпение.

– Кто вы?

– Джулиан Симмонс, – сказал человек таким тоном, будто Роберт должен был его помнить. – Я – хозяин «Трентона». Вы один из наших самых дорогих гостей, так что, если я могу чем-то…

– Где Джинни? – оборвал его Роберт.

– Джинни взяла отпуск.

– С ней все в порядке?

Симмонс не ответил. Так и есть, с ней что-то случилось.

– С Джинни все нормально, – наконец сказал Симмонс. – Мы надеемся, что она вернется к нам через несколько недель. Я знаю, она – ваша любимица, но Миранда…

– Как ее найти?

– Доктор Уайетт, извините, но…

Прежде чем он осознал, что делает, Роберт перегнулся через стойку и схватил Симмонса за ворот рубашки.

«Уайеттам никто не отказывает!» – рычал голос отца в его голове. А может, он слышал не голос отца, а свой собственный. Кажется, он сказал это вслух. Блондинка пискнула.

– Доктор Уайетт, – пыхтел Симмонс. – Это какое-то недоразумение.

Роберт опомнился и отпустил его. Надо было не пугать, а заинтересовывать. Он перевел дух и как можно спокойнее спросил:

– Сколько?

– Чего?

– Сколько? – повторил Роберт. – Простите, что я напугал вас и вашу барменшу, я не хотел этого. Я бы хотел загладить свою вину. Сколько?

Симмонс уставился на него, разинув рот.

– Тысяча вас устроит?

– Долларов? – выдохнул Симмонс.

– Скажем, две тысячи.

В конце концов, у каждого есть своя цена. Если у Джинни были проблемы, он должен ей помочь. Но для этого надо сначала выяснить, где она. Если Симмонс откажется от денег, у Роберта есть другие способы, но это займет больше времени.

Симмонс вытер пот со лба и достал свой бумажник.

– Вы хоть понимаете, что предлагаете мне нарушить закон?

– Вы хоть понимаете, что мне плевать? – отозвался Уайетт.

Понятно, что, когда речь шла, например, о насилии или убийстве, Роберт уважал законы. А в остальных случаях… Он был Уайеттом. Деньги открывали все двери.

Симмонс тоже это знал.

– Вы можете поклясться, что не навредите ей?

– Да я ее и пальцем не трону.

«Если она сама этого не захочет», – промелькнула у него в голове странная мысль.

Симмонс сдался.

– У нее проблемы в семье. Я дам вам адрес.