Питер Молинье. История разработчика, создавшего жанр «симулятор бога»

III. Эпоха богов

Когда беспокойная ночь осталась позади и кошмарная буря утихла, ребенок встал и осмотрел сад на заднем дворе. Он увидел кладбище из веток, выкорчеванные растения и опрокинутые горшки с редкими цветами, оставшийся с позабытого лета шалаш с покосившейся крышей, мастерскую, полную потайных ящичков, перевернутых вверх дном, конструкторы с разбросанными деталями, расчлененные игрушки, марионетки и куклы. Ему пришла в голову идея: перестроить мир, переделать его. Да, создать его своими руками – крошечный, по сути своей идеальный. Новый мир, другой и юный, даже смеющийся. Полный маленьких человечков.

Мир для него, только для него одного.

И чтобы наполнить его содержимым, ребенок начал с наброска контура карты.

«Рассказы о творце», том 1: «Дитя и буря» Лия К. Полсер

В мире Альбиона, как и в любом другом сеттинге чересчур условного фэнтези, появление героя ознаменовалось бы проходящей мимо ведьмой, считывающей темные предзнаменования по протянутым к ней рукам; феей, исполняющей желание предполагаемого седьмого сына седьмого сына; бурей, предвещающей жуткие неудачи, как только новорожденный достигнет зрелости; катаклизмом, опустошающим королевство, которое наследнику придется восстанавливать; или, что более прозаично, бессмысленной в своей глупости резней в безобидной деревне – прекрасный повод для будущей мести единственного и пока слишком юного выжившего в этом побоище.

В Гилфорде 5 мая 1959 года прогноз обещал ветреную и облачную погоду, температура воздуха – 12 °C.

Это был очень тихий день в небольшом городке в Суррее, хотя и немного прохладный для наступающего лета. Дело в том, что, как и в графстве одного оксфордского профессора^[12], дни здесь проходят, медленно изнуряясь у берегов Вея и его пульсирующих течений. Но мир вокруг грохочет, бушует, кипит, и гордый, настоящий Альбион буквально разрывается между мифическими сказаниями прошлого и пугающими, зарождающимися технологиями, которые вот-вот перевернут все с ног на голову. 28 мая 1959 года Mermaid Theatre в Лондоне открыл свои двери с регулярной постановкой «Остров сокровищ». С апреля 1967 года в этих же стенах организаторы клуба Molecule стали закладывать рассказы о жизни и открытиях изобретателей и гениев в юные, еще совсем пустые, светловолосые английские головы. Также в 1959 году, а точнее 4 августа, Barclays стал первым банком, который оснастили компьютером. В том же году роман «Титус Один», последняя часть серии «Горменгаст» за авторством уже впавшего в депрессию Мервина Пика, был опубликован в порезанной издателем версии. В ней Титуса, беглого наследника королевского рода Гроан, поразили иллюзорные технологии, воспроизводящие драматические события прошлого в пантагрюэлевском^[13] замке Горменгаст.

Итак, в тот вторник, 5 мая 1959 года, когда прогноз обещал прохладную, ветреную и пасмурную погоду с температурой воздуха 12 °C, Питер Дуглас Молиньё издал свой первый крик.

Пока что будем звать его Питером.

По крайней мере, на протяжении этой главы.

Вот он сидит в офисе 22Cans перед своим компьютером и слушает первый из многих вопросов, которыми будут полниться наши видеоинтервью.

Его губы приходят в движение. Первые слова.

Илистое начало

Как и все мы, из раннего детства будущий создатель Populous, Syndicate, Black & White и Fable сохранил только образы, разрозненные фрагменты, которые невозможно собрать воедино иначе как путем измышления, воссоздания или реконструкции логических связей между событиями: набор LEGO из воспоминаний, детали которого нужно правильно соединить, или катушка с пленкой, которую приходится восстанавливать с помощью кусочков скотча…

Вот они, звуки.

Прислушайтесь.

Прислушайтесь к тем прошедшим дням, которые вам не принадлежат. Послушайте: голоса из мечтательного детства, они всегда одни и те же, голоса «моего отца и матери».

«Мой отец… Он работал руководителем среднего звена в одной компании. Совсем неинтересное занятие. В свободное время он постоянно что-то изобретал и мастерил. У него был удивительный сарай, полный безумных штук, которые он создавал сам. Отец был весьма творческим человеком, хоть его работа и навевала только скуку. Он изобрел хитрую систему хранения для фургонов, которая используется до сих пор: механики в компаниях по ремонту и оказанию помощи на дорогах всегда таскают с собой множество инструментов, а он придумал способ их удобно и упорядоченно хранить, но, к сожалению, ему за это так и не заплатили. Некоторые из его изобретений ушли в производство и в дальнейшем продавались, но я не думаю, что он заработал на них хоть какие-то деньги. Еще отец делал игрушки для меня и моей сестры. Одной из самых запоминающихся была приборная панель космического корабля. Мне было примерно восемь-девять лет, а в моем распоряжении были всевозможные кнопки, на которые нужно было нажимать, и провода, которые можно было соединять. Помню, как я играл с этой панелью много-много лет. Он чинил вещи, которые я постоянно ломал, а еще построил домики, в которых мы могли играть в саду. Первый был из асбеста, очень опасного материала, второй – из досок, и, наконец, третий он соорудил на деревьях – для праздника, который я организовал в детстве… Забавно, но я до сих пор прекрасно помню его мастерскую. Там был верстак, полный маленьких ящичков с кучей крошечных деталей, и меня это очаровывало».

О, он набит пружинами, винтами, гвоздями и инструментами.

«В моей следующей игре, Legacy, есть своего рода воссоздание этого верстака».

Отец Питера – не просто производитель оборудования и искусный ремесленник. Его изобретательский дар использовался и во многих других направлениях.

«Отец рассказывал нам с сестрой истории, которые сам выдумывал. Тогда я был еще совсем мал, но эти истории остались со мной до сих пор. Например, у нас была сказка о гигантском роботе и двух маленьких детях, которые учили его морали. Мой отец был великолепным рассказчиком. Думаю, что те фантастические миры, которые я воображал в детстве, рассказы моего отца, его разочарование от неинтересной работы и творчество вне ее – все это сошлось во мне».

Если отец Питера создавал, изобретал, улучшал и обновлял, то мать бессознательно подталкивала сына на самостоятельный путь творца, демиурга и (вос)создателя собственных миров.

«Моя мать держала небольшой магазин игрушек в деревне. Со стороны родители, которые владеют магазином игрушек, могут показаться необычными и волшебными. Но она приносила домой только те игрушки, которые не купили, сломали или в которых не хватало деталей, и с этими играми и игрушками все равно нужно было что-то делать. Представьте себе “Риск” без инструкции или “Монополию” без карт и денег. Из-за этого мы с сестрой или друзьями придумывали собственные правила для этих игр. Далеко не всегда можно с уверенностью сказать, что сделало нас такими, какие мы есть, но те неполноценные игры и игрушки, безусловно, повлияли на мое мышление и подход к дизайну. Ведь не всегда нужно четко следовать правилам, иногда гораздо интереснее адаптировать имеющиеся элементы для того, чтобы сделать игру более захватывающей».

Несмотря на веселье, порой дети чувствовали и разочарование от того, что им приходилось довольствоваться тем, от чего отказались другие: мусором или забракованными товарами, «особенно когда это касалось игр без деталей или правил». На этом этапе стоит упомянуть младшего члена семьи Молиньё – Джейн.

«Наши отношения в то время были похожи на отношения многих братьев и сестер – она мне не нравилась. Джейн была просто… Она училась в школе намного лучше, чем я. Она младше меня на четыре года, и раньше мы часто ссорились. Но с тех пор мы выросли и стали лучшими друзьями. Она тоже руководит компанией по разработке видеоигр – это у нас в крови».

Трудолюбивый отец, изобретатель, творческий человек и мастер на все руки в свободное время, мать, которая приносит домой игры и игрушки, даже если они сломаны, младшая сестра, которая намного умнее старшего брата, – семья Молиньё, готовая противостоять любым препятствиям и неудачам, которые жизнь неизбежно подкинет ей на пути, выглядит как киношное клише. Так бывает только в самых неинтересных телевизионных фильмах, а реальная жизнь редко похожа на такую виньетку.

«К сожалению, родители развелись, когда мне было пятнадцать или около того. Я не против поговорить об этом. Их отношения поставили нас в очень сложную ситуацию, потому что семейная жизнь вдруг развалилась. Они жили в одном доме еще довольно долго, но больше не разговаривали друг с другом».

Завтрак, пронизанный звуком звенящих мисок и чашек, который прошел бы без единого слова, если бы не дети. Ужин в тишине. Шепот на лестнице. Одинокая ночь. Питер и Джейн передают сообщения одного родителя другому.

«После появившегося желания развестись моя мать хотела, чтобы отец ушел из дома. Переехал он, когда мне было шестнадцать. Я не видел его почти двадцать лет – в основном потому, что винил его во всем произошедшем, в самой неудаче их брака. Но это было нечестно с моей стороны. Оглядываясь назад с высоты прожитых лет, когда ты сам уже стал родителем, ты понимаешь, с какими трудностями иногда приходится сталкиваться в браке и семейной жизни. Моим родителям было просто не суждено быть вместе. Когда мне было двадцать с небольшим, у моей матери начались отношения с другим человеком, но они тоже не сложились. Я не получал финансовой поддержки от родителей, потому что у моей матери было совсем немного денег, а у отца и того меньше. Мы тратили все свое время на решение семейных проблем…»

Но все же это было самое обычное английское детство. Без гроша в кармане, не совсем счастливое, но вполне нормальное.

«У нас было не так много денег. Хотя мой отец очень старался, чтобы у детей было все необходимое, мы мало что делали во время каникул и праздников. Это было обычное детство во многих отношениях».

Однако, как любое наивное сознание, как любой необузданный творческий ум, лишенный пристанища в реальности, Питер быстро понял, что есть другие места, другие рубежи, которые ему нужно открыть и исследовать. Нетландия, которая ждет своего Питера (Пэна?). Места внутри себя, где можно отдохнуть от «настоящего». Или снаружи, за горизонтом, за домом.

Например, болото, рядом с которым он с утра до ночи фантазирует и творит в одиночестве. Это болото, где «все дозволено, все возможно», прослужит юному Питеру до появления того самого нового мира, который только он узнает, сможет исследовать и назвать.

«С семи лет я жил в деревне под названием Коув, которая с тех пор вошла в состав гораздо более крупного поселения. Но когда мы там жили, это была обычная деревушка».

Типично английский пейзаж: камни, потрескавшиеся от воспоминаний, сказок и легенд, реки, полные русалок и шумных водопадов. Те самые скалы с грубыми голосами и воды со струящимися песнями, которые вдохновили Элси и Френсис обмануть взрослых, сделав серию снимков простых бумажных фей в июле 1917 года на берегу рукава реки Эйр в Коттингли. Даже сэр Артур Конан Дойл долгое время верил в это «пришествие фей».

«Мы жили на краю деревни, рядом с болотом. Я не знаю, как было в то время во Франции, но в Англии дети постоянно проводили время на улице. Наши родители не хотели, чтобы мы сидели дома и путались у них под ногами. Если не было дождя, мы выходили на улицу и исследовали окрестности, плутали по лесу».

Или вертелись у болота за домом.

«Для меня это был гигантский, неиссякаемый источник вдохновения. Я часто гулял там. В детстве это болото воспринималось как настоящая дикая местность. Я ходил по нему, лазил по деревьям и… сильно пачкался. Но мир, который мне начал представляться, возник именно там, в месте, которое мне казалось необъятным болотистым пространством. Конечно, сейчас я понимаю, что это было довольно опасно, ведь то вязкое болото могло затянуть очень-очень глубоко. Мне даже казалось, что там зыбучие пески, но такого все же не было».

Вы тоже чувствуете этот страх, этот сладостный трепет, как когда посреди зимы тонкий лед, покрывающий болото, трескается при каждом шаге? Легенда гласит, что Питер обнаружил там муравейники – миниатюрные вселенные в постоянном движении, которые он с большим удовольствием разрушал веткой или же безжалостным и решительным пинком.

«Я и правда помню, как меня завораживали муравьиные гнезда и особенно муравейники, покрытые сосновыми иголками, которые можно было смахивать вниз. Мне было очень интересно наблюдать за тем, как муравьи собирают все это обратно».

Любопытный и грешный божественный чужестранец, властвующий над жизнью и смертью этого крошечного и беспокойного народца – явный задел на будущее творчество. Далее будет Гилфорд, разрушенный замок и, возможно, Алиса – та самая Алиса. Новое вдохновение, новые мечты, «но много-много позже».

Если детство Питера можно назвать не иначе как «самым обычным», то про Гилфорд так сказать не выйдет. Во всяком случае не в полной мере. В 1868 году неподалеку от своего ныне разрушенного замка преподобный Чарльз Лютвидж Доджсон купил «Каштаны» – семейный дом для проживания своих шести незамужних сестер. В 1871 году тридцатишестилетний писатель, более известный под своим псевдонимом, задержался в резиденции дольше обычного – это было необходимое ему время, пауза перед началом новых хаотичных приключений его героини: Алисы в Зазеркалье. Статуя дерзкой девочки, проходящей сквозь зеркало, до сих пор напоминает посетителям прилегающих садов о пребывании на этих землях Льюиса Кэрролла. Сегодня Гилфорд, по выражению газеты The Guardian, можно назвать «бьющимся сердцем» британской игровой индустрии. Media Molecule (LittleBigPlanet, Dreams), Hello Games (No Man’s Sky), 22Cans и многие другие… Самые креативные студии гордого Альбиона, зачастую основанные бывшими сотрудниками Питера, обрели дом именно в этом городе, булыжники которого звенели от сухих, быстрых и звонких шагов Льюиса Кэрролла. Но не рассказы и романы этого автора, фотографа-любителя и учителя математики заставили Питера в детстве придумать свой мир, населить его, а затем регулярно посещать. Свой взгляд он направил в сторону другого оксфордского профессора.

Истоки (деятеля) искусства

После походов на болото, из которых он возвращался столь же счастливым и полным историй, сколь и запачканным, Питер объединял уже существующие концепции с собственной вселенной. Мир, готовый к использованию, мир мест и имен, сотканный из легенд, сражений и истории, уже охватывающей несколько тысячелетий и эпох. Но нам еще только предстоит расшифровать его смысл и присущие ему идеи, потому что:

«У меня была сильная дислексия. В то время ее еще полноценно не признавали как расстройство, так что я был довольно посредственным учеником. По окончании школы у меня на руках не имелось ничего, кроме математической квалификации – хорошие оценки удавалось получать только по математике. Все это время я чувствовал себя неудачником: мне досталось очень активное воображение, но придать ему форму никак не удавалось. У меня не получалось ни писать, ни рисовать, ни уж тем более играть на музыкальном инструменте. Единственное творчество, которое мне давалось, – это игра в LEGO. Но я не занимался строительством впечатляющих городов или гигантских дворцов, а просто создавал конструкции и всячески их разрушал: взрывал их, кидался в них и так далее. В то время наше с сестрой Джейн детство не было особенно счастливым. Это меня расстраивало, потому что по большому счету меня считали посредственностью, человеком, который умирал от желания сделать что-то со своей жизнью, но ничего не мог. Я был расстроен…»

Расстроенрасстроенрасстроенрасстроен… Это слово часто звучит в устах Питера Молиньё, когда он говорит об этом забытом ребенке, об этом маленьком Питере. Он ощущал, что не совсем вписывается, не понимал, как устроены мир и другие люди. Питер-извне, Питер-мечтатель, Питер-созерцатель.

«Знаете, когда я рос, то не понимал, что значит усердно работать, учиться или к чему-либо стремиться, и просто… чувствовал себя немного отстраненным от того, что делали мои друзья, которые хорошо учились в школе. Но у меня было безумное воображение, так что я представлял себе собственные миры. Ребенком у меня не было возможности их как-то воплотить, и только после окончания школы мне пришлось признать, что нужно что-то делать со своей жизнью, однако до этого момента я был поглощен вселенной, которая во мне зарождалась. Я был просто одержим тем, чтобы хотя бы частично жить в мире, который сам же и создал».

На смену детскому, наивному и невинному дрейфу раннего возраста пришла гораздо более четкая система, набор правил, более осознанный и искусный способ воображения, и случилось это благодаря роману, покорившему всех и содержавшему уже развернутый придуманный мир в качестве ориентира.

«Из-за дислексии я долгое время не мог читать, а потом залпом проглотил “Властелина колец”. Это была огромная книга, больше тысячи страниц, и она перевернула мой внутренний мир с ног на голову. Я был очарован “Властелином колец” и такого рода мифологией, этими различными сообществами, существующими в одной вселенной: эльфами, гномами, людьми. Долгое время я использовал ключевых персонажей оттуда – Элронда, Галадриэль и Арагорна, – чтобы заселить собственный мир. Я представлял, как погружаюсь во вселенную “Властелина колец” и открываю ее для себя изнутри. Это была настоящая одержимость. И не забывайте, что в то время не было никакого мерча. Была только книга».

Все тогда приходилось выдумывать самостоятельно – лица, места, звуки и интонации каждого голоса, ведь ни один актер еще не воплотил главных героев трилогии. Итак, из «Властелина колец» Питер извлек основную мысль, концепцию, которая переориентировала его собственную внутреннюю вселенную, подготовив его к созданию новых систем.

«Ключевым элементом мира, который я тогда придумал, являлась магия. Не помню, как я ее назвал и уж тем более когда ее создал, но прекрасно помню саму магическую систему. Я потратил на эту идею много времени и в итоге решил, что за использование магии нужно платить. Эксплуатация магии не может быть безвозмездной, как во всех тех книгах, где волшебники произносят заклинания просто так… Представьте, что в этом мире я хочу что-то поднять. У меня должны быть мышцы, чтобы это сделать, а затем нести этот предмет, и я не могу делать так бесконечно, потому что иначе начнется истощение. Теперь представьте себе систему магии, которая основана на потреблении вашей жизненной эссенции: чем больше магии вы используете, тем сильнее сокращаете продолжительность своей жизни. Мне пришлось долго думать об этом и о том, как устроен такой мир, чтобы все было “правильно”. Когда я был моложе и читал художественную литературу или смотрел сериалы по телевизору, то очень расстраивался, если все выглядело не совсем “правильным”. Знаете, сюжеты, в которых герои сбегают из опасной ситуации, не имея логической причины для успешного спасения. Я смотрел телепрограмму “V”, в которой рассказывалось о вторжении инопланетян. Это было ужасно – пришельцы обладали невероятными технологиями, но так и не смогли захватить героев. Еще меня всегда вдохновляло произвольное отношение к злодеям^[14]. Так было и во “Властелине колец”: этот тип Саурон вернулся из мертвых, построил целую империю, и я был заворожен тем, что им движет. Помню, как в детстве удивлялся, почему он такой. Почему он хочет захватить мир? Почему хочет править всеми? Вот я и сосредоточился именно на этом аспекте, а также на магии – меня интересовали история Гэндальфа и Сарумана, вопросы об энтах и так далее».

Однако, несмотря на творческие способности, Питер не мог найти средство для самовыражения. У него были миры, вселенные, системы, но все они оставались внутри, существуя только для его личного пользования. Как потайной сад или запретный остров, который нельзя покидать и выставлять на обозрение посторонним (не)одобряющим взглядам.

«Все, что когда-то было мной сделано, и в какой-то степени все, что делаю сейчас, находится в моей голове. Я ничего не записываю. Это потому, что взять идею из собственного воображения и записать ее на листе бумаги было невероятно болезненно, и я испытываю такие же ощущения до сих пор… Сам творческий процесс для меня был мучителен, потому что я не мог достаточно быстро писать, не мог хорошо рисовать, не мог делать ничего, что позволило бы мне воплотить хоть что-то из своего сознания. Ничего, кроме развития собственного воображения и программирования. Я никогда ничего не записывал – все было только в моей голове!»

Питер не сомневается в своих выводах:

«То, как меня воспитали, как на меня влияли рассказы отца, магазин игрушек матери и мой мир фантазий, – все это объединилось и подарило мне особый подход к творчеству, особенно когда я брался за создание чего-то нового, чего раньше не существовало. Думаю, что весь подобный совокупный опыт усиливает восприятие творца и отражает, что значит быть дизайнером и программистом, а также человеком, который управляет бизнесом, и сам его уникальный способ ведения этого бизнеса».

И все же, быть может, он не стал бы строить карьеру, благодаря которой стал известен, если бы в его жизни не было другого, более болезненного толчка. Это было одно из тех человеческих переживаний, о которых мы обычно молчим, храним очень глубоко и никогда не показываем, если только не смогли сделать его своей сильной стороной.

Тишина.

(Тише!)

Питер колеблется на другом конце линии, подыскивая слова.

«Есть кое-что, о чем мы еще не говорили. В возрасте десяти лет меня отдали в школу-интернат, в Bearwood College. В английской системе образования первый цикл обучения заканчивается в одиннадцать или тринадцать лет. В этом возрасте у меня была возможность сменить школу, и моей матери удалось собрать на это деньги. Не знаю точно, где она их взяла, надо бы спросить… Тем не менее меня решили отправить в школу-интернат. В ней не было ничего особо выдающегося, обычный интернат уровня “Б”, не чета каким-нибудь известным заведениям класса “А” вроде Чартерхауса, Итона или Харроу. Он был меньше, здесь училось всего 450 человек. Это был невероятный шок: до того момента я почти никогда не ночевал вне дома и вдруг оказался в общежитии с восемью другими мальчиками. В первом семестре мне было трудновато, но потом у меня появились очень хорошие друзья.

В целом там была довольно тяжелая обстановка, я пережил много издевательств, не был успешен ни в спорте, ни в учебе. Если говорить честно, для людей вроде меня школа-интернат – ужасное место. Представьте себе, каким странным я был ребенком – больше мечтателем, чем деятелем – и как ощущал себя среди других детей, которые не страдали дислексией, у которых не было воображаемых миров. Это был ад! Долгое время я думал, что это было худшее время в моей жизни, но оно также сделало меня сильнее как личность. Уверен, если бы я не отучился в интернате, то не оказался бы в том положении, в котором нахожусь сейчас. Издевательства и место в самом низу иерархии (будь то в академическом или спортивном плане) придали мне энергии и желания стремиться к свершениям, когда я ушел. Потому что, окончив школу в шестнадцать – помню это до сих пор, – я держал в голове мысль: “Я больше никогда не буду так жить. Я больше никогда не хочу проходить через этот ужас. Я должен сделать все, чтобы добиться успеха”. И это дало мне фантастический толчок вперед. Я сказал себе: “Я должен разобраться с этим сам, никто другой не сделает это за меня”.

Я окончил школу с желанием чего-то добиться, найти в жизни что-то свое и почувствовать, что чего-то достиг. А потом мне невероятно повезло после поступления в университет: там нашелся человек, который распознал мою дислексию, и впервые в жизни у меня получилось нормально сдавать экзамены и учиться. Увидев, как я совершенствуюсь, я наконец-то принял в себе то самое чувство достижения. Все это подготовило меня к тому, чтобы, во-первых, почувствовать желание заняться бизнесом, а во-вторых, осознать себя как человека, чье невероятно мощное воображение хочет вырваться изнутри, хотя для него все еще нет способа выражения. Когда я открыл для себя компьютеры, все эти детали собрались вместе, и я наконец-то смог набраться храбрости и начать бизнес, поработать над безумной концепцией игры, упорно потрудиться и отложить собственную жизнь в сторону».

Тишина.

На его лице улыбка, которую можно увидеть по ту сторону Ла-Манша. Прямо там, в офисе 22Cans – самой новой студии, основанной Питером, – он осмысляет свой реванш.

«Удивительно, но около двадцати лет назад со мной связались из той школы и сказали: “А у вас все, кажется, сложилось весьма неплохо! Мы бы хотели, чтобы вы пришли к нам на презентационный день, выступили с речью и стали директором”. Невероятно! Когда я там учился, не думаю, что кто-то воспринимал меня иначе, чем как полное ничтожество».

Вскоре Питер станет Питером Молиньё, создателем уникальных и оригинальных работ, оставившим свой след в пока еще только зарождающейся индустрии видеоигр.

<< БЫСТРАЯ ПЕРЕМОТКА НАЗАД.

Назад в прошлое, к самому первому знакомству Питера с играми.