bannerbannerbanner
Название книги:

Калевала

Автор:
Элиас Лённрот
Калевала

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Мы понемногу начинаем сознавать, что разгадка многих и очень разнообразных явлений духовной культуры кроется в фольклоре.

В.Я. Пропп. «Фольклор и действительность».

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Фольклор, будучи «кладезем народной мудрости», может многое поведать нам об истории народа, его языковых и культурных корнях. Как без прочтения «Старшей Эдды» невозможно глубинное понимание скандинавского фольклора, так же невозможно понимание карело-финской культуры без прочтения главного ее эпоса – «Калевалы».

Собранная из пятидесяти рунических песен (также именуемых «рунами») финским фольклористом Элиасом Лённротом (1802–1884), «Калевала» представляет собою масштабный эпос о сотворении мира, рождении легендарных богатырей, их противостоянии и объединении в борьбе за благополучие и процветание волшебной страны Калевалы, названной так в честь праотца всех финно-угорских героев – Калева.

Говоря о «Калевале», невозможно не рассказать о ее составителе, – Элиасе Лённроте – личность которого также обросла поверьями и сказаниями. С малых лет мальчику из семьи простого портного приходилось усердно трудиться и в поле пастухом, и за прялкой подмастерьем. Учился же он до самого рассвета – когда еще первые петухи не начинали будить людей и зверей, юный Элиас выходил во двор и забирался на дерево, где проводил время за учебниками до тех пор, пока не начиналась утренняя деревенская суета. Одна из соседок даже будила детей такими словами: «Вставайте, Лённрот давно уже слез с дерева со своими книжками!»

В результате усердного собирания древних сказаний, пословиц и поговорок во время путешествий по финской и русской Карелии Элиасом Лённротом было записано пятьдесят рун, которые вошли в состав монументального карело-финского эпоса «Калевала» – одного из важнейших памятников карело-финской культуры по сей день.

И хотя повествование не имеет четкой структуры (от рассказа о Вяйнямёйнене оно может переключиться на историю о похождении чародея Лемминкяйнена в мрачную и суровую страну туманов Похъёлу, и обратно), оно все еще воспринимается как целостное, а мир в ней хоть и удивителен происходящими событиями и явлениями, но подчинен внутренней логике. Начинается «Калевала» с сотворения мира и прихода в него вечно юного старца Вяйнямёйнена, сына Ильматар, а завершается его отбытием из страны Калевалы, когда он, исполнив последнюю свою песнь, решает уступить место чудотворно рожденному младенцу Марьятты. История совершает полный оборот, и одно поколение, подобно временам года, сменяет другое:

 
Вот исчезнет это время,
Дни пройдут и дни настанут,
Я опять здесь нужен буду,
Ждать, искать меня здесь будут,
Чтоб я вновь устроил Сампо,
Сделал короб многострунный,
Вновь пустил на небо месяц,
Солнцу снова дал свободу:
Ведь без месяца и солнца
Радость в мире невозможна.
 

В рунических песнях удивительным образом сочетается реальное и чудотворное, открывая читателю первобытную прелесть магического сознания. Природные явления происходят по воле могущественных чародеев, способных своими словами преображать мир: благодаря мальчику Сампсе Пеллервойнену на голой земле Калевы вырастают деревья, а после обращения к покровителю охотников Хийси волшебник Лемминкяйнен добывает для будущей невесты живого лося и увозит в Похъёлу.

Мир в «Калевале» разделен условно на два полюса: саму Калевалу, – обетованную землю, где живут все главные герои эпоса, – и мрачную туманную Похъёлу, которой правит злобная старуха Лоухи и которая граничит с загробным миром, Маналой. И тот, и второй край находятся на севере, и все же суровый северный климат Похъёлы описан настолько красочно и емко, что читатель прочувствует этот скрипучий мороз даже в теплое время года:

 
В лед и в иней ты обута,
В замороженной одежде,
Носишь с инеем котел ты
С ледяной холодной ложкой!..
 

Именно там героям – сперва Лемминкяйнену, затем Вяйнямёйнену и потом, наконец, умелому кузнецу Ильмаринену предстоит найти себе жену и, руководствуясь этим, выковать Сампо – волшебную мельницу, дарующую урожайность и счастье. Эта история перекликается не только с общим для многих славянских сказок и мифов сюжетом об испытании, которое предстоит пройти герою ради обретения любимой, но и с сюжетом, согласно которому искать ее предстоит «за тридевять земель».

В вечно молодом старце Вяйнямёйнене нашли воплощение и народная простота, и многовековая мудрость, способная поднимать с озер воду и рассыпать на небе звезды. Противостоит ему юный Ёукахайнен, который в силу надменности и зависти вступает с Вяйнямёйненом в певческий поединок, однако терпит неудачу. И хотя оба они, согласно рунам, происходят от одного праотца Калева, происхождением они различны, и Вяйнямёйнен ближе к полубогам, чем к людям, в противоположность Еукахайнену.

Подобные незначительные противоречия, как и странность в подсчёте зерен при посеве Вяйнямёйненом, которых он насчитывает шесть, однако позже их становится уже семь, ничуть, однако, не сбивают с толку читателя, а лишь погружают в магическое мышление певца-рассказчика, а также в мир этой чудесной страны.

 
Старый, верный Вяйнямёйнен
Все шесть зерен вынимает,
Семь семян берет рукою,
Взял из куньего мешочка,
Взял из лапки белки желтой,
Летней шкурки горностая.
 

Погружаясь в мир «Калевалы», читатель сможет заметить параллели и с произведениями славянского фольклора (злая старуха Лоухи тождественна славянской Бабе-яге, которая дает герою задачу пройти некое испытание «с подвохом»), и даже, возможно, с греческими мифами (Ильматар, дочь воздуха, становится матерью всего сущего[1], как и Гея, мать Урана, стала причиной появления олимпийских богов и всего живого[2]), однако при этом труд, собранный Элиасом Лённротом, уникален как сюжетами и пейзажами, так и поэтическим слогом:

 
Для того одна осталась
Здесь береза, чтоб расти ей,
Чтобы ты здесь куковала.
Ты покличь на ней, кукушка,
Пой, с песочной грудью птица,
Пой, с серебряною грудью,
Пой ты, с грудью оловянной!
Пой ты утром, пой ты на ночь,
Ты кукуй в часы полудня,
Чтоб поляны украшались,
Чтоб леса здесь красовались,
Чтобы взморье богатело
И весь край был полон хлебом!
 

История написания «Калевалы» была бы неполной, а само появление этой книги в том виде, в каком она попала к вам в руки, было бы и вовсе невозможным, если бы не труд критика и переводчика Леонида Петровича Бельского (1855–1916). Впервые он услышал о «Калевале» на лекциях фольклориста и основателя русской мифологической школы, Федора Ивановича Буслаева (1818–1897), который и посоветовал ему заняться переводом эпоса и его адаптацией для русского читателя.

Ради этого Бельский выучил практически в совершенстве финский язык, а на непосредственно перевод у него ушло пять лет. При всем этом, однако, он постоянно вносил правки в свою работу, и уже в 1915 году в свет вышло дополненное и расширенное издание «Калевалы». Несмотря на время, перевод «Калевалы» в исполнении Бельского до сих пор не утратил своей певучести и поэтичности.

«Калевала», вне всяких сомнений, сможет надолго увлечь и ценителей устного творчества разных народов мира, и поклонников эпоса, и даже неискушенного в вопросах народной поэзии и фольклора читателя.

Анастасия Сухарева

Руна первая

Вступление (1–102). – Дочь воздуха опускается в море, где, забеременев от ветра и воды, становится матерью воды (103–176). – Утка свивает гнездо на колене матери воды и кладет там яйца (177–212). – Яйца выкатываются из гнезда, разбиваются на кусочки, и кусочки превращаются в землю, небо, солнце, луну и тучи (213–244). – Мать воды сотворяет мысы, заливы, берега, глубины и отмели моря (245–280). – Вяйнямёйнен рождается от матери воды и долго носится по волнам, пока наконец не достигает суши (281–344).

 
     Мне пришло одно желанье,
Я одну задумал думу, —
Быть готовым к песнопенью
И начать скорее слово,
5 Чтоб пропеть мне предков песню,
Рода нашего напевы.
     На устах слова уж тают,
Разливаются речами,
На язык они стремятся,
10 Раскрывают мои зубы.
     Золотой мой друг и братец,
Дорогой товарищ детства!
Мы споем с тобою вместе,
Мы с тобой промолвим слово.
15      Наконец мы увидались,
С двух сторон теперь сошлися!
Редко мы бываем вместе,
Редко ходим мы друг к другу
На пространстве этом бедном,
20 В крае севера убогом.
     Так давай свои мне руки,
Пальцы наши вместе сложим,
Песни славные споем мы,
Начиная с самых лучших;
25 Пусть друзья услышат пенье,
Пусть приветливо внимают
Меж растущей молодежью,
В подрастающем народе.
Я собрал все эти речи,
30 Эти песни, что держали
И на чреслах Вяйнямёйнен,
И в горниле Ильмаринен,
На секире Каукомъели,
И на стрелах Ёукахайнен, —
35 В дальних северных полянах,
На просторах Калевалы.
     Их певал отец мой прежде,
Топорище вырезая;
Мать меня им научила,
40 За своею прялкой сидя;
На полу тогда ребенком
У колен их я вертелся;
Был я крошкой и питался
Молоком еще, малютка,
45 Пели мне они о Сампо
И о чарах хитрой Лоухи,
И старело Сампо в песнях,
И от чар погибла Лоухи,
С песней Випунен скончался,
50 В битве умер Лемминкяйнен.
     Слов других храню немало
И познаний, мне известных:
Я нарвал их на тропинке,
Их на вереске сломал я,
55 Их с кусточков отломил я,
Их набрал себе на ветках,
Их собрал себе я в травах,
Их я поднял на дороге,
Пастухом бродя по тропкам,
60 И на пастбищах мальчишкой,
Где луга богаты медом,
Где поляны золотые,
Вслед за Мурикки-коровой
И за пестрой идя Киммо.
65      Насказал мороз мне песен,
И нанес мне песен дождик,
Мне навеял песен ветер,
Принесли морские волны,
Мне слова сложили птицы,
70 Речи дали мне деревья.
     Я в один клубок смотал их,
Их в одну связал я связку,
Положил клубок на санки,
Положил на сани связку
75 И к избе привез на санках,
На санях привез к овину
И в амбаре под стропила
В медном ларчике их спрятал.
     Долго песни на морозе,
80 Долго скрытые лежали.
Не убрать ли их с мороза?
Песен с холода не взять ли?
Не внести ль ларец в жилище,
На скамью сундук поставить,
85 Под прекрасные стропила,
Под хорошей этой кровлей;
Не открыть ли ларчик песен,
Сундучок, словами полный,
За конец клубок не взять ли
90 И моток не распустить ли?
     Песню славную спою я,
Зазвучит она приятно.
Если пива поднесут мне
И дадут ржаного хлеба.
95 Если ж мне не будет пива,
Не предложат молодого,
Стану петь и всухомятку
Иль спою с одной водою,
Чтобы вечер был веселым,
100 Чтобы день наш был украшен
И чтоб утренним весельем
Завтра день у нас начался.
 
* * *
 
     Я, бывало, слышал речи,
Слышал, как слагались песни.
105 По одной идут к нам ночи,
Дни идут поодиночке —
Был один и Вяйнямёйнен,
Вековечный песнопевец, —
Девой выношен прекрасной,
110 Он от Ильматар родился.
     Дочь воздушного пространства,
Стройное дитя творенья,
Долго девой оставалась,
Долгий век жила в девицах
115 Средь воздушного простора,
В растянувшихся равнинах.
     Так жила – и заскучала,
Странной жизнь такая стала:
Постоянно жить одною
120 И девицей оставаться
В той большой стране воздушной,
Средь пустынного пространства.
     И спустилась вниз девица,
В волны вод она склонилась,
125 На хребет прозрачный моря,
На равнины вод открытых;
Начал дуть свирепый ветер,
Поднялась с востока буря,
Замутилось море пеной,
130 Поднялись высоко волны.
     Ветром деву закачало,
Било волнами девицу,
Закачало в синем море,
На волнах с вершиной белой.
135 Ветер плод надул девице,
Полноту дало ей море.
     И носила плод тяжелый,
Полноту свою со скорбью
Лет семьсот в себе девица,
140 Девять жизней человека —
А родов не наступало,
Не зачатый – не рождался.
     Мать воды, она металась
То к востоку, то на запад,
145 То на юг, а то на север
И ко всем небесным странам,
Тяжко мучимая болью,
Полнотой в тяжелом чреве —
А родов не наступало.
150 Не зачатый – не рождался.
     Тихо стала дева плакать,
Говорить слова такие:
«Горе мне, судьбой гонимой,
Мне, скиталице, бедняжке!
155 Разве многого достигла,
Что из воздуха я вышла,
Что меня гоняет буря,
Что волна меня качает
На морской воде обширной,
160 На равнинах вод открытых.
     Лучше б в небе на просторе
Дочкой воздуха осталась,
Чем в пространствах этих чуждых
Стала матерью воды я:
165 Здесь лишь холод да мученья,
Тяжело мне оставаться,
Жить, томясь, в холодных водах,
По волнам блуждать бессменно.
     О ты, Укко, бог верховный!
170 Ты, всего носитель неба!
Ты сойди на волны моря,
Поспеши скорей на помощь!
Ты избавь от болей деву
И жену от муки чрева!
175 Поспеши, не медли боле,
Я в нужде к тебе взываю!»
     Мало времени проходит,
Протекло едва мгновенье —
Вот летит красотка утка,
180 Воздух крыльями колышет,
Для гнезда местечка ищет,
Ищет места для жилища.
     Мчится к западу, к востоку,
Мчится к югу и на север,
185 Но найти не может места,
Ни малейшего местечка,
Где бы свить гнездо сумела
И жилище приготовить.
     Полетала, осмотрелась,
190 Призадумалась, сказала:
«Коль совью гнездо на ветре,
На волне жилье поставлю,
Мне гнездо развеет ветер,
Унесут жилище волны».
195      Мать воды то слово слышит,
Ильматар, творенья дева,
Подняла из волн колено,
Подняла плечо из моря,
Чтоб гнездо слепила утка,
200 Приготовила жилище.
     Утка, та красотка птица,
Полетала, осмотрелась,
Увидала в синих волнах
Матери воды колено.
205 Приняла его за кочку
И сочла за дерн зеленый.
     Полетала, осмотрелась,
На колено опустилась
И гнездо себе готовит,
210 Золотые сносит яйца:
Шесть яичек золотые,
А седьмое – из железа.
     Вот наседкой села утка,
Греет круглое колено.
215 День сидит, сидит другой день,
Вот уж третий день проходит —
Ильматар, творенья дева,
Мать воды, вдруг ощутила
Сильный жар в своем колене:
220 Кожа так на нем нагрелась,
Словно в пламени колено
И все жилы растопились.
     Сильно двинула колено,
Члены сильно сотрясает —
225 Покатились яйца в воду,
В волны вод они упали,
На куски разбились в море
И обломками распались.
     Не погибли яйца в тине
230 И куски во влаге моря,
Но чудесно изменились
И подверглись превращенью:
Из яйца, из нижней части,
Вышла мать – земля сырая;
235 Из яйца, из верхней части,
Встал высокий свод небесный,
Из желтка, из верхней части,
Солнце светлое явилось;
Из белка, из верхней части,
240 Ясный месяц появился;
Из яйца, из пестрой части,
Звезды сделались на небе;
Из яйца, из темной части,
Тучи в воздухе явились.
245      И вперед уходит время,
Год вперед бежит за годом,
При сиянье юном солнца,
В блеске месяца младого.
Мать воды плывет по морю,
250 Мать воды, творенья дева,
По водам, дремотой полным,
По водам морским туманным;
И под ней простерлись воды,
А над ней сияет небо.
255      Наконец, в году девятом,
На десятое уж лето,
Подняла главу из моря
И чело из вод обширных,
Начала творить творенья,
260 Создавать созданья стала
На хребте прозрачном моря,
На равнинах вод открытых.
     Только руку простирала —
Мыс за мысом воздвигался;
265 Где ногою становилась —
Вырывала рыбам ямы;
Где ногою дна касалась —
Вглубь глубины уходили.
     Где земли касалась боком —
270 Ровный берег появлялся;
Где земли ногой касалась —
Там лососьи тони стали;
И куда главой склонялась —
Бухты малые возникли.
275      Отплыла от суши дальше,
На волнах остановилась —
Созидала скалы в море
И подводные утесы,
Где суда, наткнувшись, сядут,
280 Моряки найдут погибель.
     Вот уж созданы утесы,
Скалы в море основались,
Уж столбы ветров воздвиглись,
Создались земные страны,
285 Камни ярко запестрели,
Встали в трещинах утесы,
Только вещий песнопевец
Вяйнямёйнен не рождался.
     Старый, верный Вяйнямёйнен
290 В чреве матери блуждает,
Тридцать лет он там проводит,
Зим проводит ровно столько ж
На водах, дремотой полных,
На волнах морских туманных.
295      Он подумал, поразмыслил:
Как же быть и что же делать
На пространстве этом темном,
В неудобном, темном месте,
Где свет солнца не сияет,
300 Блеска месяца не видно.
     Он сказал слова такие
И такие молвил речи:
«Месяц, солнце золотое
И Медведица на небе!
305 Дайте выход поскорее
Из неведомой мне двери,
Из затворов непривычных
Очень тесного жилища!
Дайте вы свободу мужу,
310 Вы дитяти дайте волю,
Чтобы видеть месяц светлый,
Чтоб на солнце любоваться,
На Медведицу дивиться,
Поглядеть на звезды неба!»
315      Но не дал свободы месяц,
И не выпустило солнце.
Стало жить ему там тяжко,
Стала жизнь ему постыла:
Тронул крепости ворота,
320 Сдвинул пальцем безымянным,
Костяной замок открыл он
Малым пальцем левой ножки;
На руках ползет с порога,
На коленях через сени.
325      В море синее упал он,
Ухватил руками волны.
Отдан муж на милость моря,
Богатырь средь волн остался.
     Пролежал пять лет он в море,
330 В нем пять лет и шесть качался,
И еще семь лет и восемь.
Наконец плывет на сушу,
На неведомую отмель,
На безлесный берег выплыл.
335      Приподнялся на колени,
Опирается руками.
Встал, чтоб видеть светлый месяц,
Чтоб на солнце любоваться,
На Медведицу дивиться,
340 Поглядеть на звезды неба.
     Так родился Вяйнямёйнен,
Племени певцов удалых
Знаменитый прародитель,
Девой Ильматар рожденный.
 

Руна вторая

Вяйнямёйнен выходит на пустынный берег и велит Сампсе Пеллервойнену сеять деревья (1–42). – Вначале дуб не всходит, но, посеянный вновь, разрастается, распространяется по всей стране и загораживает своей листвой луну и солнце (43–110). – Маленький человек поднимается из моря и срубает дуб; луна и день опять становятся видны (111–224). – Птицы поют на деревьях; травы, цветы и ягоды растут на земле; только ячмень еще не растет (225–238). – Вяйнямёйнен находит несколько ячменных зерен на прибрежном песке, вырубает лес под пашню и оставляет только одну березу для птиц (237–264). – Орел, обрадованный тем, что для него оставлено дерево, высекает Вяйнямёйнену огонь, которым тот сжигает свою подсеку (265–286). – Вяйнямёйнен сеет ячмень, молится об его хорошем росте и выражает пожелание успеха на будущее (287–378)

 
 
     Вот поднялся Вяйнямёйнен,
Стал ногами на прибрежье,
На омытый морем остров,
На равнину без деревьев.
5      Много лет затем он прожил,
Год за годом проживал он
Там на острове безлюдном,
На равнине без деревьев.
     Он подумал, поразмыслил,
10 Долго голову ломал он:
Кто ему засеет землю,
Кто рассыпать может семя?
     Пеллервойнен, сын поляны,
Это Сампса, мальчик-крошка,
15 Он ему засеет землю,
Он рассыпать может семя!
     Засевает он прилежно
Всю страну: холмы, болота,
Все открытые поляны,
20 Каменистые равнины.
     На горах он сеет сосны,
На холмах он сеет ели,
На полянах сеет вереск,
Сеет кустики в долинах.
25      Сеет он по рвам березы,
Ольхи в почве разрыхленной
И черемуху во влажной,
На местах пониже – иву,
На святых местах – рябину,
30 На болотистых – ракиту,
На песчаных – можжевельник
И дубы у рек широких.
     Высоко растут деревья.
Потянулись вверх побеги:
35 Ели с пестрою верхушкой,
Сосны с частыми ветвями,
Поднялись по рвам березы,
Ольхи в почве разрыхленной
И черемуха во влаге;
40 Также вырос можжевельник,
Ягоды его красивы,
Плод черемухи прекрасен.
     Старый, верный Вяйнямёйнен
Поднялся: хотел он видеть,
45 Как у Сампсы сев удался,
Пеллервойнена работу.
Увидал он рост деревьев,
Их побегов рост веселый;
Только дуб взойти не может,
50 Божье дерево не всходит.
     Дал упрямцу он свободу —
Пусть свое узнает счастье;
Ждет затем подряд три ночи,
Столько ж дней он ожидает.
55 Так проходит вся неделя,
Посмотреть тогда идет он:
Все же дуб взойти не может,
Божье дерево не всходит.
     Вот четыре девы вышли,
60 Вышли пять девиц из моря.
Занялись они покосом,
Стали луг косить росистый
На мысочке, скрытом мглою,
На лесистом островочке
65 Косят луг, сгребают сено,
Все в одно сгребают место.
     Тут из моря вышел Турсас,
Богатырь из волн поднялся.
Запалил огнем он сено,
70 Ярко сено запылало,
Все осыпалось золою,
Потянулось тучей дыма.
     Вот зола застыла кучей,
Пепел лег сухой горою;
75 В пепел нежный лист кладет он,
Вместе с ним дубовый желудь.
Дуб из них былинкой вырос,
Стройно стал побег зеленый,
Стал на почве плодородной
80 Дуб развесистый, огромный,
     Дал широких веток много,
Веток с зеленью густою,
До небес вершину поднял,
Высоко он вскинул ветви:
85 Облакам бежать мешает,
Не дает проходу тучам,
Закрывает в небе солнце,
Заслоняет месяц ясный.
     Старый, верный Вяйнямёйнен
90 Так подумал и размыслил:
Кто бы с силою собрался,
Кто бы дуб свалил ветвистый?
Жизнь людей идет печально,
Плавать рыбе неудобно,
95 Если солнце не блистает,
Не сияет месяц ясный.
     Не нашлося человека,
Богатырь не находился,
Кто бы дуб свалил ветвистый,
100 Сто вершин его обрушил.
     Старый, верный Вяйнямёйнен
Сам слова сказал такие:
«Каве, ты меня носила,
Мать родная, дочь творенья!
105 Из воды пошли мне силы —
Много сил вода имеет —
Опрокинуть дуб огромный,
Злое дерево обрушить,
Чтоб опять светило солнце,
110 Засиял бы месяц ясный!»
     Вот выходит муж из моря,
Богатырь из волн поднялся;
Не из очень он великих,
Не из очень также малых:
115 Он длиной с мужской был палец,
Ростом – в меру женской пяди.
     Был покрыт он медной шапкой,
Сапоги на нем из меди,
Руки в медных рукавицах,
120 Чешуей покрытых медной,
Медный пояс был на теле,
И висел топор из меди:
С топорищем только в палец,
С лезвием в один лишь ноготь.
125      Старый, верный Вяйнямёйнен
Так подумал и размыслил:
Видом он похож на мужа
Богатырского сложенья,
А длиной в один лишь палец,
130 Вышиной едва с копыто!
     Говорит слова такие,
Молвит сам такие речи:
«Что ты, право, за мужчина,
Что за богатырь могучий?
135 Чуть покойника ты краше,
Чуть погибшего сильнее!»
     И сказал морской малютка,
Так морской герой ответил:
«Нет! Я муж на самом деле,
140 Богатырь из волн могучих.
Дуба ствол пришел срубить я,
Расщепить здесь дуб высокий».
     Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
145 «Но, как видно, ты не создан,
Сотворен не для того ты,
Чтоб сломать здесь дуб огромный,
Злое дерево обрушить».
     Но едва сказал он это,
150 Взор едва к нему направил,
Как малютка изменился,
Обратился в великана!
В землю мощью ног уперся,
Головою держит тучи;
155 С бородою по колено,
Волосы висят до пяток;
Между глаз косая сажень,
Шириной штаны у бедер —
В две сажени, у коленей —
160 В полторы, у пяток – в сажень.
     Великан топор свой точит,
Лезвие острит острее
На шести кусках кремневых,
На семи точильных камнях.
165 Вперевалку зашагал он,
Тяжкой поступью затопал,
Он шагал в штанах широких,
Развевавшихся от ветра.
С первым шагом очутился
170 На земле песчаной, рыхлой,
Со вторым он оказался
На земле довольно черной,
Наконец, при третьем шаге,
Подошел он к корню дуба.
175 Топором он дуб ударил, —
Лезвием рубил он гладким.
Раз ударил и другой раз,
В третий раз он ударяет;
Искры сыплются с железа,
180 А из дуба льется пламя;
Гордый дуб готов склониться,
Вот уж громко затрещал он.
     И вот так при третьем взмахе
Смог он дуб свалить на землю,
185 Смог сломать он ствол трещавший,
Сто верхушек опрокинуть.
Положил он ствол к востоку,
Бросил к западу верхушки,
Раскидал он листья к югу,
190 Разбросал на север ветки.
     Если кто там поднял ветку,
Тот нашел навеки счастье;
Кто принес к себе верхушку,
Стал навеки чародеем;
195 Кто себе там срезал листьев,
Взял для сердца он отраду.
Что рассыпалось из щепок,
Из кусочков что осталось
На хребте прозрачном моря,
200 На равнине вод открытых,
То под ветром там качалось,
На волнах там колыхалось,
Как челнок в воде открытой,
Как корабль в волнистом море.
205      К Похъёле понес их ветер.
В море Похъёлы девица
Свой большой платок стирала,
Платья в море полоскала,
Там на камне их сушила,
210 На краю большого мыса.
     Увидала щепку в море;
Забрала себе в кошелку,
Принесла домой в кошелке,
Перевязанной ремнями,
215 Чтоб колдун оружье сделал,
Заколдованные стрелы.
     Только дуб свалился наземь,
Только гордый ствол был срублен,
Снова солнце засияло,
220 Засветил прекрасный месяц,
В небесах простерлись тучи,
Снова весь простор открылся
Над мысочком, скрытым мглою,
Над туманным островочком.
225      Густо рощи разрослися,
Поднялись леса на воле,
Распустились листья, травы,
По ветвям порхали птицы,
Там дрозды запели песни
230 И кукушка куковала.
     Вышли ягоды из почвы
И цветочки золотые;
Разрослись густые травы
И цветами запестрели.
235 Лишь один ячмень не всходит
И не зреет хлеб прекрасный.
     Старый, верный Вяйнямёйнен
К морю синему подходит
И у моря размышляет,
240 На краю воды могучей.
Там шесть зернышек находит,
Семь семян он поднимает
С берега большого моря,
С отмели песчаной, мягкой;
245 Спрятал их в мешочке куньем,
Сунул в лапку желтой белки.
     Он пошел засеять землю.
Он пошел рассыпать семя
Возле речки Калевалы,
250 По краям поляны Осмо.
     Вот поет синица с ветки:
«Не взойдет ячмень у Осмо,
Калевы овес не встанет,
Не расчищено там поле,
255 Там не срублен лес под пашню,
Хорошо огнем не выжжен».
     Старый, верный Вяйнямёйнен
Тут топор устроил острый,
Вырубать леса принялся,
260 Побросал их на поляне.
Посрубил он все деревья;
Лишь березу он оставил,
Чтобы птицы отдыхали,
Чтоб кукушка куковала.
265      Вот орел летит по небу,
Прилетел издалека он,
Чтоб увидеть ту березу:
«Отчего ж одна осталась
Здесь нетронутой береза,
270  Стройный ствол ее не срублен?»
     Вяйнямёйнен отвечает:
«Оттого она осталась,
Чтоб на ней дать отдых птицам,
Чтоб орел слетал к ней с неба».
275      И сказал орел небесный:
«Хороша твоя забота,
Что березу ты не тронул,
Стройный ствол ее оставил,
Чтобы птицы отдыхали,
280 Чтоб я сам на ней садился».
     И огонь орел доставил,
Высек он ударом пламя.
Ветер с севера примчался,
И другой летит с востока;
285 Обратил в золу он рощи,
В темный дым леса густые.
     Старый, верный Вяйнямёйнен
Все шесть зерен вынимает,
Семь семян берет рукою,
290 Взял из куньего мешочка,
Взял из лапки белки желтой,
Летней шкурки горностая.
     Вот идет засеять землю,
Он идет рассыпать семя.
295 Говорит слова такие:
«Вот я сею, рассеваю,
Сею я творца рукою,
Всемогущего десницей,
Чтоб взошло на этом поле,
300 Чтоб росло на этой почве.
     О ты, старица земная,
Мать полей, земли хозяйка!
Дай ты почве силу роста,
Дай покров из перегноя!
305 И земля без сил не будет,
Не останется бесплодной,
Если ей даруют милость
Девы, дочери творенья.
     Ты вставай, земля, проснися,
310 Недра божьи, не дремлите!
Из себя пустите стебли,
Пусть поднимутся отростки!
Выйдет тысяча колосьев,
Сотня веток разрастется,
315 Где вспахал я и посеял,
Где я много потрудился!
     О ты, Укко, бог верховный,
Укко, ты, отец небесный,
Ты, кто правит туч грозою,
320 Облаками управляет!
Ты держи совет на тучах,
В небесах совет правдивый!
Ты пошли с востока тучу,
Тучу с севера большую,
325 А от запада другую,
Тучу с юга побыстрее!
Ниспошли ты дождь небесный,
Пусть из тучи мед закаплет,
Чтоб колосья поднялися,
330 Чтоб хлеба здесь зашумели!»
     Укко, этот бог верховный,
Тот отец небесный, мощный,
Совещанье держит в тучах,
В небесах совет правдивый.
335 Вот с востока шлет он тучу,
Тучу с севера другую,
Гонит тучу от заката,
Посылает тучу с юга;
Бьет он тучи друг о друга,
340 Край о край их ударяет.
Посылает дождь небесный,
Каплет мед из туч высоких,
Чтоб колосья поднялися,
Чтоб хлеба там зашумели.
345 Затемнели там колосья,
Поднялись высоко стебли
Из земли, из мягкой почвы
Вяйнямёйнена трудами.
     Вот проходит день ближайший,
350 Две и три проходят ночи,
Пробегает вся неделя,
Вышел старый Вяйнямёйнен
Посмотреть на всходы в поле,
Где пахал он, где он сеял,
355 Где он много потрудился:
Видит он ячмень прекрасный,
Шестигранные колосья,
Три узла на каждом стебле.
     Старый, верный Вяйнямёйнен
360 Осмотрелся, оглянулся.
Вот весенняя кукушка
Видит стройную березу:
«Для чего ж одна осталась
Здесь нетронутой береза?»
365      Молвил старый Вяйнямёйнен:
«Для того одна осталась
Здесь береза, чтоб расти ей,
Чтобы ты здесь куковала.
Ты покличь на ней, кукушка,
370 Пой, с песочной грудью птица,
Пой, с серебряною грудью,
Пой ты, с грудью оловянной!
Пой ты утром, пой ты на ночь,
Ты кукуй в часы полудня,
375 Чтоб поляны украшались,
Чтоб леса здесь красовались,
Чтобы взморье богатело
И весь край был полон хлебом!»
 
1«Калевала», руна первая, стих второй.
2Обнорский В. Гея, Геа (Гейя) // Энциклопедия классической греко-римской мифологии. – Остеон-Групп, 2014–2400 с.

Издательство:
Эксмо