В книге представлены веера из коллекции Татьяны Макеевой
Фотографии Никиты Макеева
© Макеев С.Л., Макеева Т.А., текст, иллюстрации, 2020
© Издательство «ДАРЪ», 2020
© ООО ТД «Белый город», 2020
В книге представлены веера из коллекции Татьяны Макеевой.
Фотографии Никиты Макеева.
И день сиял, и млели розы…
Отправив детей в гимназию и проводив мужа на службу, Ольга Николаевна вошла в свою комнату и раскрыла створки старинного шкафа. Там хранилась ее коллекция вееров. Примерно раз в неделю она доставала веера, любовно и бережно раскрывала их один за другим и раскладывала на столе, на диване и креслах. Она считала, что выпускает их на волю, дает им подышать. И вот они расположились по всей комнате, напоминая ярких экзотических птиц или диковинных бабочек, готовых в любой момент вспорхнуть и улететь… Куда? Может быть, в те страны, где они родились, или в минувшее, когда они трепетали в руках прекрасных дам. Но нет, теперь их дом здесь, им тут хорошо.
Веер плие, шелк, рисунок.
Остов: дерево, резьба, золочение.
Франция, 1890-е гг.
Каждый раз Ольга Николаевна выбирала из коллекции один веер. Чем определялся ее выбор, она не всегда знала. Может быть, ее настроением (кстати, очень переменчивым), а может быть, какой-то интересной деталью, привлекшей ее внимание и не замеченной ранее. Этот веер становился фаворитом, и Ольга Николаевна, бывало, весь день не выпускала его из рук.
Сегодня рука сама потянулась к тому самому вееру, с которого началось ее собрание. Его подарил ей будущий муж Иван Ильич, в те поры просто Иван. Они были давно знакомы, для нее не было секретом, что Иван в нее влюблен, да и он ей был симпатичен, однако… Как-то не было случая ему раскрыться. И вот он подарил ей на именины этот французский веер плие. Она раскрыла веер – и влюбилась в него! На экране из полупрозрачного газа, по верху, художник акварелью нарисовал гирлянду роз, все в нежно-розовой гамме – от почти белой до почти красной. Головки цветов словно свешивались из-за полупрозрачной изгороди. Деревянный остов совсем простой, только крайняя гарда была вырезана в виде стебля. Веер был одновременно модным, в стиле модерн, и классическим, в духе века минувшего.
Тогда ей вспомнились строки молодого поэта Ивана Бунина:
И день сиял, и млели розы,
Головки томные клоня,
И улыбалися сквозь слезы
Очами, полными огня.
Ольга Николаевна внезапно поняла, что у Ивана благородная и тонкая душа, изысканный вкус и что любит он ее глубоко и нежно. Красные розы – символ страсти – были бы просто неприличны. Этот веер оказался его признанием в любви, откровением Ивана о себе и в конечном счете привел их к алтарю.
А еще он положил начало увлечению Ольги веерами. Она с детства видела много вееров – у ее куклы-пандоры был крошечный веерок, потом ей подарили маленький детский веер, а бабушка и мама показали ей, как им пользоваться. Но этот аксессуар казался ей анахронизмом, чем-то лишним в начале нового XX века!.. А вот, поди ж ты, «розовый веер», как она его называла, пробудил ее интерес. Бабушки и тетушки охотно передали ей свои веера, антиквары и хозяева модных магазинов придерживали для нее новые поступления, а то и присылали веера ей на дом – не угодно ли приобрести? Во время путешествий за границу Ольга Николаевна купила несколько вееров знаменитых домов «Дювеллеруа», «Александр» и «Кисс». Иван Ильич ворчал, но терпел.
– Иван, но ведь ты же собираешь книги! – замечала она.
Звякнул дверной колокольчик – муж пришел обедать. Ольга Николаевна вышла его встречать, развернув их «розовый веер»…
Веер пальметта, бумага, раскрашенная гравюра.
Остов: кость, резьба.
Франция, середина XIX в.
Тайное послание
По средам Ольга Николаевна принимала визиты. Поскольку все знали, что муж Иван Ильич по будням всегда на службе, то ее навещали в основном женщины. По светским правилам дамы в таких случаях не брали с собой веера. Хозяйка должна была приготовить один или несколько своих вееров, которыми гостьи могли при желании воспользоваться. Было принято выкладывать на столике в гостиной хорошие, но недорогие, непритязательные веера, чтобы не возбудить зависть в посетительницах или, не дай Бог, не прослыть хвастливой. Ольга Николаевна следовала этикету, но старалась разнообразить выбор и иногда предлагала веер с изюминкой.
Около полудня пришла подруга еще с гимназических лет Лиза Лесневская и расцеловалась с Ольгой щека в щеку. Зная увлечение хозяйки веерами, она тотчас взяла в руки один из них, раскрыла и заметила:
– Какой необычный веер! Я такого еще не видела. Он словно составлен из фигурных листьев на длинных черенках.
– Это веер пальметта. Он, действительно, встречается довольно редко, – объяснила
Ольга Николаевна. – Кстати, и рисунок интересный, даже интригующий, я бы сказала.
– Да что ж в нем такого? Галантная сцена, какими часто украшали веера.
– Поначалу и я так думала. Вот кавалер в центре композиции что-то оживленно говорит роскошно одетой даме. Мужчина справа играет на мандолине, словно создает музыкальный фон для ухаживания. А что делает вторая дама – подруга или компаньонка?
– Господи! – воскликнула Лиза. – Она же тянется к карману кавалера, видно, записку хочет положить.
Подруги некоторое время обсуждали интригу, запечатленную на веере. Пришли к общему мнению, что дама, скорее всего, тоже влюблена и в тайном послании назначает свидание.
– Какие чудесные истории может рассказать старинный веер! – воскликнула Лиза, прощаясь. – А ты, Оленька, должна их записывать, непременно!
Веер плие, бумага, рисунок.
Остов: кость, резьба, роспись, золочение.
Франция, XVIII в.
«Если б мог ты говорить!..»
На этот раз королем благородного собрания вееров был избран старинный веер XVIII века с пасторальной сценой. Этот веер достался Ольге Николаевне от бабушки. Как он попал к бабушке – теперь уже не спросишь…
Пасторальные сцены часто изображали на веерах начиная с XVII века. Облик пастухов и пастушек менялся, они представали в одеждах античной эпохи, Ренессанса, барокко и рококо. Но в любом случае это были не настоящие селяне и селянки, а господа в нарядах «а la bergere». Но этот условный язык пасторали воспринимался естественно, как наивная любовная песенка.
По странному совпадению недавно Ольга Николаевна нашла в нотном магазине французское издание романса Жюля Массне «Веер» на стихи неизвестного поэта. Композитор обозначил жанр сочинения так: «Старинная французская песня».
Ольга Николаевна открыла крышку рояля, поставила на откидной пюпитр ноты, рядом положила бабушкин веер. Она заиграла вступление, потом запела по-французски. В русском переводе это звучало так:
Вот любимая вещица —
Веер легкий и чудесный,
Бабушка его однажды
Своей дочке отдала.
Бабушкин прелестный веер,
Если б мог ты говорить!..
На твоих волнистых складках
Пастушок в любви клянется
Той напудренной пастушке
Подле маленькой овечки,
Под оливою густой…
У Ольги Николаевны был приятный голос, несильный, но глубокий, грудной, он не поражал слушателей, но неизменно волновал. Она поглядывала на раскрытый веер – он как будто служил иллюстрацией к песне.
Берегитесь, дорогая!..
Ведь чепец ваш может скоро
Через мельницу взлететь!..[1]
Сколько ласк и тайной неги
В складках веера сокрыто,
Сколько пылкого румянца
И порой бездумных клятв!
В твоем шелке легком, тонком
Аромат любви прошедшей…
Что сказал бы веер старый,
Если б мог он говорить?..
Ноты романса Ж. Массне «Веер». Брошюра. Франция, 1892 г.
Ольга Николаевна закрыла крышку рояля, сложила веер и убрала его в шкаф. И весь день ее не покидало приятное чувство с оттенком легкой грусти.
Ирисы
Зимним морозным утром Ольга Николаевна первым делом подходила к окну и любовалась чудесными узорами на стекле. В спальне узоры чаще всего бывали «растительные», в виде фантастических деревьев и цветов. Днем тепло от печей и камина «стирало» произведение художника-мороза, но уже поздним вечером на стекле появлялись первые штрихи новой картины.
Сегодня Ольга Николаевна, присмотревшись, узнала в морозных узорах свои любимые цветы – ирисы. Вот взошло солнце и расцветило серебристый рисунок голубыми, розовыми и золотистыми тонами. Ирис – загадочный красавец, словно отражает противоречия мира. Одни лепестки его обращены к небу, другие смотрят вниз. Таинственный и изменчивый, он вечно удивляет красками и формой. Недаром эти цветы стали своеобразным символом модного нынче стиля ар-нуво. Как раз недавно Ольга Николаевна купила веер с изображением ирисов. Она развернула его, и пока расправлялись шелковые складки, цветы словно покачивались, кивая головками.
Веер плие, шелк, рисунок.
Остов: дерево, резьба.
Франция, 1870-1880-е гг.
Ей припомнился сад на даче и клумба с ирисами, которые она высаживала сама каждый год. Ольга Николаевна старалась вырастить ирисы разных цветов – голубые, оранжевые, розовые.
Но, конечно, преобладал основной – сине-фиолетовый. От этих воспоминаний на нее словно повеяло чудным запахом лета, трав и цветов.
Вспомнилась почему-то старая нянька, которая ко всем обращалась «касатик», – так в России называли цветок ириса. А ее, маленькую, няня звала не иначе как «Оленька-касаточка». Всплыла в памяти старая растрепанная книжка «Любовный язык цветов», которую она читала тайком от взрослых, поэтому, наверное, и запомнила на всю жизнь. Об ирисах там было сказано вот что: голубой ирис – непорочность, розовый – любовь и нежность, оранжевый – радость и веселье. А для мужчины ирис означает бесстрашие…
Весь день веер лежал раскрытым на виду.
Ольга Николаевна распорядилась не топить в спальне, чтобы сохранить морозные узоры. Так что пришлось Ивану Ильичу ложиться в холодную постель.
Она же еще долго сидела у окна, набросив шубку. Месяц поднялся над крышами, яркий, как полная луна, и морозные цветы окрасились в синие, голубые и фиолетовые тона – точь-в-точь как на веере.
Новогодние сюрпризы
Кукла. Западная Европа.
Первая треть ХХ в.
В гостиной пахло хвоей и смолой. Иван Ильич сам установил елку, Ольга Николаевна с детьми украсили ее игрушками и самодельными гирляндами и звездами. Лакомства развешивали перед самым праздником, чтобы яблоки и конфеты были свежими. Но грецкие орехи в золотой бумаге уже мерцали тут и там, а деревянный, ярко раскрашенный Щелкун стоял у подножия, широко раскрыв рот, словно ожидая любимой работы.
А в затишье комнат – прятки,
В чет и нечет счет.
А потом настанут Святки,
Снова Новый год.
Константин Бальмонт
Веер плие, шелк, роспись, кружево, тесьма.
Остов: кость, резьба, роспись, золочение.
Западная Европа, 1900-е гг.
Подарки, конечно, хранились в секрете. Лёвушке купили отличную лошадку-качалку, а Маняше приготовили нарядную заграничную куклу. Игрушки спрятали в кладовке, заперев ее на ключ, чтобы дети не увидели их прежде времени.
Иван Ильич недолго мучился, что подарить жене, и купил ей модный веер. Продавщица предложила ему «последний писк моды», как она выразилась, веер в стиле ар-нуво с рисунком знаменитого художника Альфонса Мухи.
Лошадка-качалка. Западная Европа,1900-е гг.
А Ольга Николаевна решила, что нет ничего оригинальнее мужского веера, каким пользовались денди во времена Оскара Уальда. Это был веер необычной конструкции, телескопический: спицы, на которых был закреплен шелковый экран, выдвигались, и веер «вырастал» вдвое.
Веер плие мужской телескопический, бумага. Остов: дерево. Западная Европа, XIX в.
Все ходили по дому с загадочным видом. Дети в ожидании – что найдут они под елкой? Супруги в легком волнении – понравятся ли их подарки? И только старинные напольные часы бесстрастно отсчитывали последние дни и часы до наступления Нового года.
Веер плие, бумага, рисунок.
Остов: кость, резьба.
Северная Европа, середина XVIII в.
Библейский сюжет
На время рождественского поста все развлечения – театр, балы, танцевальные вечера – отменялись. Только визиты составляли исключение. После полудня подруги и знакомые дамы заполнили гостиную Старцевых. Одна гостья, указав на веера, разложенные на столике, произнесла шутливо, но с оттенком легкой укоризны:
– Ольга, вы неисправимы! Даже во время поста вы демонстрируете веера – предметы соблазна и обольщения. Уместны ли они сейчас?
– А вы присмотритесь внимательнее, – возразила хозяйка. – Это, можно сказать, иллюстрации к Писанию.
С этими словами она развернула один из вееров.
– Батюшки святы! Это ведь «жертвоприношение Авраама»!
И точно, на экране веера был представлен эпизод из Ветхого Завета, когда Бог, испытывая веру Авраама, приказал ему принести в жертву любимого сына Исаака; в последний момент ангел остановил Авраама, и в жертву был принесен баран.
Все были очень заинтригованы и попросили хозяйку объяснить, как появились на веерах религиозные сюжеты. Ольга Николаевна охотно рассказала, что знала.
В конце XVII – начале XVIII столетия на складных веерах художники чаще изображали сюжеты из античной истории и мифологии. В это же время во Франции возобновились гонения на протестантов. Многим пришлось бежать на север, в Голландию и Англию. Среди французских эмигрантов оказалось немало опытных и искусных мастеров-веерщиков. На новой родине они учитывали запросы местных набожных покупателей и расписывали веера сюжетами из Библии. Конечно, такие «благочестивые» веера служили не для балов и прочих увеселений – их брали в церковь. В храмах бывало тесно и душно, службы шли долго, без изъятий. Веер выручал прихожанок.
– Именно такие веера с рисунками на библейские темы чаще других привозили в Россию в начале XVIII века, – закончила свой рассказ Ольга Николаевна.
Дамы бережно передавали из рук в руки старинный веер – когда еще доведется прикоснуться к восемнадцатому веку!
Маска, я тебя знаю!
На Святках редко сидели дома. С утра делали обязательные визиты родственникам или близким знакомым, а потом гуляли, катались в санях, съезжали с гор на салазках. В городском саду заливали каток, и вся семья Старцевых там каталась: Ольга Николаевна на пару с Лёвушкой, а Иван Ильич с Маняшей. По вечерам родители выезжали в свет – то в театр, то на званый вечер, то на бал.
Этот бал-маскарад давали в театре, входные билеты стоили недешево, но все средства поступали в помощь недостаточным студентам. По условиям бала полный карнавальный костюм был необязателен, достаточно маски или какой-нибудь части наряда. Иван Ильич накинул на плечи черный плащ «домино» и превратился в графа Монте-Кристо. А Ольга Николаевна взяла особенный веер – веер-маску с прорезями для глаз, заранее заказанный для этого случая. Он был весьма необычным – асиметричной формы, с таинственным мерцающим декором, а его черный полупрозрачный шелк словно служил вуалью.
Благодаря этому вееру или по каким-то другим неведомым причинам, но Ольга Николаевна оказалась на балу в центре внимания. Ее бальная книжечка в считанные минуты заполнилась ангажементами. И Иван Ильич с легким сердцем сел с приятелями за карты, а потом отправился в буфет.
После танцев Ольга Николаевна с несколькими знакомыми дамами сидели на стульях и обмахивались веерами. Воротился Иван Ильич в прекрасном расположении духа, от него слегка пахло коньяком и дорогой сигарой.
– Жан, вы должны нас развлечь, – сказала одна из дам.
– А знаете ли вы, милостивые государыни, отчего взмахи веером навевают прохладу? – спросил Иван Ильич.
– Конечно! – заговорили все разом. – Веер гонит воздух, и он охлаждает…
– Но ведь воздух вокруг нас имеет такую же температуру, – возразил Иван Ильич. – Откуда же берется прохлада?
Все замолчали. Выдержав паузу и насладившись растерянностью своих слушательниц, Иван Ильич объяснил:
– Дело в том, сударыни, что тело человека постоянно выделяет тепло, которое полностью не улетучивается, а обволакивает нас. В частности, на лице у нас своего рода тепловая «маска». Даже легкий ветерок сдувает ее, и мы чувствуем прохладу, то есть перепад температур, – ведь под «маской» воздух теплее, чем снаружи. Примерно то же самое происходит, когда вы обмахиваетесь веером.
Ольга Николаевна смотрела на мужа и думала: «Все-таки умные мужчины – моя слабость!»
Это был прекрасный вечер.
Веер плие «маска», шелк, пайетки.
Остов: дерево, резьба.
США, конец XIX в.
Веер-оракул
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали…
Ольга Николаевна всегда гадала вечером на Крещение. Как женщина немного суеверная, она побаивалась гадать в одиночку, поэтому всегда приглашала подруг, из тех, кто жил по соседству, чтобы им не страшно было возвращаться за полночь.
Сегодня гадали на пару с племянницей Анной, по-домашнему Нютой, которая гостила у них несколько дней. Нюта была уже девушка на выданье, и для нее гадание было не пустой забавой.
Веер плие, бумага, раскрашенная гравюра.
Остов: дерево.
Англия, 1805 г.
Сначала лили расплавленный воск в тазик с водой, но фигурки выходили бесформенные. Тогда поставили два зеркала напротив друг друга и зажженную свечу между ними. Но в бесконечной галерее отражений было пусто, а потом промелькнуло что-то черное и страшное, и дамы завизжали как гимназистки.
Наконец решили доверить судьбу картам, однако значений всех карт не знали, только дам и королей. Совсем уж было расстроились, но тут Ольга Николаевна вспомнила:
– Постой, у меня есть веер-руководство.
Она открыла свой шкаф с коллекцией вееров, осторожно достала и развернула старинный английский веер, на котором были нарисованы гадальные карты, а рядом с ними слова пророчеств. В центре веера, над овальным изображением гадалки с картами, была надпись, она гласила: «Искусство предсказания по картам».
Дамы стали раскладывать карты и сверяться с пояснениями на веере. Но английский язык они знали хуже, чем немецкий и французский, заспорили, чуть не поссорились…
В это время в комнату вошел Иван Ильич. На него замахали руками: как он посмел вторгнуться в их женское царство, да еще в такой секретный ритуал!
– Вы лучше посмотрите, что я вам принес! – сказал Иван Ильич. – Сегодня был у букиниста, перебирал кипу старинных гравюр и географических карт. И вот, совершенно случайно. Похоже, это заготовка для экрана веера. Насколько я могу судить, конец XVIII века. Притом это гадательный веер, как раз к случаю.
– Какая прелесть! – воскликнула Ольга Николаевна.
Заготовка для экрана веера, бумага, печать, раскрашенная гравюра.
Франция, конец XVIII— начало ХIХ в.
В центре веера, в раскрашенном от руки медальоне, были изображены два целующихся амура. Под ними помещено стихотворное пояснение: это гадание шутливое, так забавлялись сотни лет назад; и чтобы в сердце всегда была весна, отдайтесь любовным безумствам. Правила гадания были самые простые: на левой половине веера в рамках с номерами написаны вопросы; на правой стороне – ответы под теми же номерами. Вероятно, гадающие раскрывали одну из складок веера и в появившемся столбце выбирали любой вопрос; затем разворачивали другую половину веера и отыскивали соответствующий ответ.
Решили попробовать.
Ольге Николаевне достался вопрос: «Любите ли вы дурачиться?» И ответ: «Довольно часто».
Нюте: «Влюблены ли вы?» – «Поцелуйте меня, и я вам скажу».
Дамы заставили Ивана Ильича принять участие в игре, и ему выпало:
«Много ли у вас желаний?» – «Я бы этого не сказал».
И так 28 гаданий. Было много смеха, шутливых упреков и обвинений.
Крещенское гадание закончилось на веселой ноте. Вдруг Нюта серьезно спросила:
– А почему все-таки этот веер не был завершен? Смотрите-ка, медальон раскрашен – и все, на этом работа замерла.
– Могу предположить, – начал Иван Ильич, – что его отпечатали и начали расписывать накануне Французской революции. Остались в прошлом галантные празднества и забавы, словно сошедшие с картин Ватто и Фрагонара. Игривость, тем более на веерах, стала неуместной. Мудрый Талейран вспоминал: «Кто не жил в годы, близкие к 1789-му, тот не знает, что такое радость жизни».
Ольга Николаевна подтвердила:
– После Французской революции искусство веера постепенно пришло в упадок. Веерами почти не пользовались. И только в эпоху Наполеона веера снова вошли в моду, но – маленькие, в соответствии с «античной» модой эпохи ампир. Проницательная мадам де Жанлис объясняла это по-своему: «Раньше, когда краснели, когда хотели скрыть застенчивость или смущение, носили большие веера; веер был защитой, обмахиваясь им можно было прикрыться. Теперь мало краснеют, не смущаются, не имеют никакого желания скрывать и носят неприметные веера».
Потом она добавила:
– А знаешь, Нюточка, у меня есть еще один веерный экран этого времени, он совершенно готовый, но так и не стал настоящим веером. Я тебе его покажу на днях. Правда, он еще более игривый, но ты ведь уже взрослая барышня.
Все рассмеялись. Тетя поцеловала племянницу и пожелала покойной ночи.
А я, я женщина во всем значенье слова.
Всем женским склонностям покорна я вполне.
Я только женщина, – гордиться тем готова.
Я бал люблю!.. отдайте балы мне!
Евдокия Ростопчина
Веер-бальная книжка, перламутр, кость, металл.
Франция, 1840-е гг.