Глава 1
Я смотрю на отполированную столешницу, на которой аккуратно разложены листы и не могу понять, что же прочитала только что. Слова превращаются в черные кляксы и расплываются перед глазами. Возможно, из-за слез, которые обжигают нежную слизистую.
– Эрика, я ничем не могу вам помочь.
Голос Петра Сергеевича доносится до меня сквозь вату. В ушах стоит гул из мыслей.
Я поднимаю голову и теперь смотрю на адвоката, который всегда представлял интересы нашей семьи. Он мрачен, на испещренном морщинами лице пролегают темные тени. Он явно недоволен тем, что я заявилась к нему без приглашения и стала задавать неудобные вопросы. Для него неудобные. А меня эти вопросы беспокоили уже несколько лет.
Хочу кивнуть, но сил нет пошевелиться. Только моргаю и чувствую, как легкие то увеличиваются, то сжимаются, гоняя воздух, а кровь бьет пульсом в теле.
– Ох, не плачьте.
Он поднимается со своего места и, поковырявшись в шкафчике, протягивает мне распечатанную упаковку с салфетками. Я беру одну и красиво промачиваю покатившуюся по щеке слезу – как в кино. Я слишком много смотрю фильмов, и жесты некоторых героинь, которых люблю, становятся частью моей жизни.
Петр Сергеевич возвращается на свое место и со скрипом садится. Не знаю, скрипят ли его кости или дело в кресле, но не удерживаю кривую улыбку, которую он неверно истолковывает.
– Вот, уже лучше. Эрика, вам очень идет улыбка. Не отчаивайтесь.
Я все же киваю, пусть и не хочу. Вновь смотрю на листы и дотрагиваюсь до самого верхнего. Того самого, где расписан порядок наследования состояния моей семьи.
Кровь теперь пульсирует в голове. Я пытаюсь думать, но ничего путного на ум не приходит.
Мои родители погибли семь лет назад. Мне было одиннадцать, я гостила у друзей на итальянской вилле, когда пришла дурная весть. Девчонка, купающаяся в лазурном море, явно не ждала, что придут люди в темной одежде и скажут, что мои родители разбились. Их вертолет, на котором они отправились в небольшое путешествие, упал. Никто не выжил. Мое детское сердце разбилось тогда вместе с ними.
Я пыталась выжить и выжила. То есть моя оболочка. Со временем раны затянулись, жизнь закрутила меня, тряся порой вверх тормашками, но все было довольно неплохо, пока я не поняла, что с совершеннолетием не получу ничего, кроме красивой циферки.
– Почему он? – Голос скрипит и царапает горло.
Петр Сергеевич шевелится и кряхтит. Наверное, не ожидал моего вопроса. Вот такого вопроса, поэтому тут же переспрашивает.
– Кто он?
– Он. – Я тыкаю в ненавистную бумажку, и тогда до адвоката доходит. Он вновь хмурится, ерзает на стуле и не торопится отвечать. Я напрягаюсь сильнее, чувствую, как кожа зудит, кости ноют, а горло горит. Хочется крикнуть, чтобы он пошевелился наконец-то и ответил. Впрочем, он отвечает спустя минуту.
– Ян Давидович – ваш официальный опекун. Так гласило пожелание ваших родителей.
Я ненавижу его имя. Не хочу даже слышать, но молчу. Просто киваю.
Отец еще при жизни озаботился тем, чтобы все его имущество и активы, если с ним что-то случится, перешли законным наследникам. Мама была первой в списке, но она погибла. Оставалась я – единственная наследница огромного состояния. Завещание вступило в силу, как и хотел отец. Но я до сих пор не могла понять, почему именно этого человека сделали моим опекуном. Почему отец так распорядился, а мама согласилась? Хотя… Я понимала. Он был сводным младшим братом моей матери и пусть их отношения трещали по швам еще с детства, мой отец видел в нем приемника. Я понимала это, когда мне было одиннадцать, я понимала и сейчас, пусть и сильнее ненавидела своего опекуна. Лучше бы это он разбился в том вертолете.
– Я не хочу ждать.
Поднимаю глаза и отшвыриваю ненавистную бумажку.
Петр Сергеевич укоризненно смотрит на меня и изгибает седеющую бровь. Выглядит так, словно я его непослушная маленькая дочка, которая напрашивается на наказание в виде лишения сладостей и мультиков. Вот только я достаточно взрослая, но никто не хочет признавать факты.
– Эрика, что вы хотите от меня?
– Получить свои деньги.
Стараюсь говорить серьезно, едва удерживаясь от того, чтобы не топнуть ногой и не надуть губы. Я же взрослая! А взрослые не закатывают истерик.
– Вы получите их.
– Но не сейчас, – перебиваю я и злюсь, потому что не сдержалась. А ведь хотела вести себя в соответствии с возрастом и положением. Все же я не девчонка с улицы, а наследница металлургической империи. Вроде бы так.
– Позже. – Петр Сергеевич игнорирует мой выпад и кивает.
Он протягивает руки вперед и аккуратно собирает бумаги. Складывает их в серую папку. Ну вот, показал, что я просила, ответил на вопросы и аудиенция закончена. Я могу проваливать.
– Почему не сейчас?
– Эрика…
– Просто ответьте. Вы получаете деньги за работу. Мои деньги.
Он кривится, но не спорит. Пусть я еще не вступила в наследство, но рано или поздно получу все активы. И деньги-то все равно мои. Моей семьи. И никакой Ян Давидович не помешает мне быть той, кем я родилась.
– Потому что ваш отец так решил.
– Решил, что девчонка не может управлять компанией и грамотно распоряжаться состоянием.
Адвокат недовольно фыркает, но соглашается. Конечно же!
– Потому что он не знал, что случится с ними. Вот если бы он… – мой голос дрожит.
– Эрика, это его слово. Последнее слово и я его исполняю уже семь лет. И продолжу исполнять, пока вам не исполнится двадцать пять.
Цифра, которую я ненавижу.
– Это еще семь лет!
– Достаточно, чтобы получить хорошее образование и набраться опыта. Вы можете учиться быть управленцем или заняться частной галереей. Всё, что пожелаете, Эрика. И двадцать пять – это только начало вашей жизни. Не торопитесь.
Я надуваюсь как воздушный шар. Это во мне кипит злость, а ее пары, выделяемые при нагреве, туманят голову.
– Я готова ждать, но если с него снимут опеку. Пусть и дальше управляет компанией, раз так хотел папа, – ворчливо отвечаю, проговаривая про себя финальную часть фразы: «а после я вышвырну его».
Петр Сергеевич негодует. Он не понимает, почему я так ненавижу своего опекуна, но это его не касается. Я лишь хочу получить свое и убрать того, кто мне мешает.
– Вы и так получаете очень много.
– Карманные деньги, – кривлю ухмылку.
Адвокат кивает. Кажется, его шейные шарниры заело и теперь он как болванчик: на каждый вопрос – кивок.
– А еще вам оплачиваются жилье, машина, водитель, прочие работники, одежда, еда, развлечения, учеба. Мне все перечислить?
– Достаточно.
Он прав. Пока я училась в школе, за мной был уход по высшему разряду. Уборщики, повара, репетиторы, даже водитель, который оказался очень приятным мужчиной чуть за сорок, с которым мы всегда болтали. Он и сейчас возит меня, но сегодня я предпочла отказаться от его услуг. А если опекун следит за мной? Узнает, что я приехала сюда и надавит на адвоката. Хотя Петр Сергеевич может и сам ему все рассказать.
Я никому не могу доверять.
– Пожалуй, я пойду.
Поднимаюсь со стула, грациозно поправляю платье, которое надела специально, чтобы произвести на адвоката положительное впечатление. Хотела, чтобы он видел во мне взрослую девушку, а не ребенка. Не получилось.
– Эрика…
– Спасибо.
Поднимаю раскрытую ладонь перед собой, давая понять – мы поговорили. Он качает головой и замолкает. Чтобы Петр Сергеевич не хотел мне сказать, пусть лучше оставит при себе. Я и так на грани.
Еще семь лет терпеть опекуна. Ненавижу. Лучше бы он разбился на том вертолете, а не мои родители.
Поднимаю свою сумочку, прикусывая щеку с обратной стороны, – так я сдерживаю гнев, и выхожу из кабинета. Вслед мне летит прощание, но я молчу. Не могу говорить. Рот наполнен слюной с металлическим вкусом. Я прикусила щеку до крови.
Миную приемную. Опять прощание, которое я едва ли слышу. Спускаюсь, поражаясь, что ноги все еще двигаются, хотя чувствуются деревяшками. Напротив главных дверей, ведущих в это здание, стоит белоснежная машина Лекси. Моя подруга. Наверное, единственная. Она машет мне рукой.
Глава 2
Сегодня я предпочла, чтобы моим водителем стала одноклассница. Та, которой я могу доверить свои слезы.
Кстати, ее настоящее имя Александра Степанова. Но она ненавидит свое имя также сильно, как я ненавижу опекуна. Только причины разные. Ей кажется, что родители слишком просто ее назвали, а мои вон придумали и выпендрились. Лекси хочет такого же внимания. Ее желание выделиться всего лишь зависть, и я знаю об этом, но с ней просто. Просто потому, что она знает, кто я настоящая и дружит со мной. Хотя, в этой дружбе виноваты мои мифические деньги. Пусть и так. Мне достаточно и такой «дружбы».
Лекси хмурится, когда видит мое печальное лицо. Я забираюсь в салон, в котором прохладно и приятно пахнет. Лекси тянет ко мне руку и треплет волосы.
– Эй, ты чего?
Пожимаю плечами.
– Совсем жопа, да? Что этот старикан сказал?
Я хочу вывалить на нее всё, что думаю: всю ту злость, которая рвет на части, но сухо пересказываю слова адвоката. Лекси шипит.
– Вот же сволочь! – последнее, что она произносит прежде, чем замолчать. Ударяет руками по рулю и ворчит. – Куда теперь?
– Домой.
Я вновь пожимаю плечами, потому что говорить больше не могу. Ничего не могу. Платье становится невыносимо узким, стягивает кожу, которая зудит и ноет. Хочу сорвать с себя тряпки, залезть в прохладную воду и побыть наедине. Лекси навряд ли уедет, но плевать. Пусть ворчит, пока я буду стараться не утонуть.
– Домой так домой, – произносит она, заводя мотор и трогая быструю машинку, подаренную родителями на совершеннолетие.
Мы едем по проспекту. Я молчу, мрачно созерцая мир вокруг, а Лекси то и дело что-то бормочет, пока до меня не доносится ее воодушевленный голос.
– Слушай, а может, ну его? Ну, подумаешь еще семь лет ждать.
– Он тоже так сказал. Адвокат.
Лекси негативно реагирует на мой тон. Наверное, ее бы устроил такой расклад. Деньги же есть, париться ни о чем не нужно. Но дело не в деньгах. Дело в нём. В опекуне. Правда, я ничего не рассказываю, потому что одна мысль о нём заставляет меня трястись в приступе слепой ярости.
– Тебе нужно расслабиться, – безапелляционно заявляет подруга.
Я хмыкаю. Каждый раз если что-то идет не по плану, Лекси предлагает расслабиться. То в салон сходить, то за шмотками. У меня все шкафы забиты ненужной одеждой, которую я упрямо покупаю, лишь бы добавить опекуну лишнюю головную боль. Я ведь примерная девочка – отчитываюсь за каждую потраченную копейку. Хотя навряд ли он интересуется моей жизнью. Карманных денег и так хватает.
– Что предлагаешь? В кино?
Лекси отрицательно качает головой и зловеще усмехается.
– Черт! Эрика, у тебя не было нормального праздника. Восемнадцать лет! Пора бы покутить по-взрослому.
– Не думаю, что это отличная идея.
– Да ладно, не бойся. Все будет в порядке. Просто отметим твой день рождения как положено. Позовем только своих.
Я хмурюсь. Не нравится мне идея устраивать вечеринки, но Лекси в чем-то права. Я слишком долго была примерной девочкой, можно чуточку побунтовать. Совсем немного.
Лекси довозит меня до дома, но со мной не поднимается. У нее есть планы, в которые я вникать не собираюсь. Она зовет меня в салон, но я категорично отказываюсь и поднимаюсь к себе, еле перебирая ногами. Осколки желаний, которые я хотела бы осуществить, неприятно царапают сердце.
В квартире меня встречает Нина Николаевна. Она работает на меня (точнее, на опекуна) три года и присматривает за хозяйством. Заботится о еде, уборке и, скорее всего, докладывает опекуну о каждом моем шаге. Я морщусь, представляя, как эта низенькая полноватая женщина сорока шести лет от роду следит за мной, проверяет вещи, шарит в столах и шкафах, вытряхивает мусорные корзины, и каждый вечер передает письменное сообщение, сколько раз я ходила туалет или когда у меня в последний раз были месячные.
Накручивая себя, прохожу мимо и уныло киваю на ее приветствие.
– Эрика, вы сегодня рано уехали.
Я кривлю улыбку и сообщаю, что составила подруге компанию.
Нина Николаевна кивает так, будто принимает мой ответ. Хотя уверена, адвокат уже спешит с донесением опекуну. Вздохнув, прохожу мимо и закрываюсь в своей комнате. Мне вслед летит предложение пообедать, но я отказываюсь. Сейчас даже хлебная крошка не влезет в горло.
С тоской смотрю на кровать. Я заправляю ее сама, потому что в восемнадцать бросать смятые простыни и сваленные горой подушки уже как-то стыдно, но Нина Николаевна поправляет за мной всё, вплоть даже шторы распахивает так, словно тут только что снимали для обложки модного журнала. Идеально.
«Устроим вечеринку», – голос Лекси звучит в ушах эхом.
Я трясу головой, пытаясь заглушить ее слова, хотя за идею цепляюсь. Возможно, мне действительно пора перестать кусать себя за локти и повеселиться? Тем более по пути, пока мы возвращались от адвоката, Лекси уже накидала план: кого позвать, что надеть, что есть и пить. Звучало вполне съедобно и интересно, и я, кажется, успела пару раз кивнуть, пока она генерировала идеи, и поэтому не удивляюсь, когда забравшись в ванну и пытаясь смыть с себя ушат помоев, которыми показались мне отказ адвоката и треклятое завещание отца, я получаю звонок от подруги.
– Алло, Эрика? Ты чего так долго не отвечала?
– Я в ванне.
– Ааа, – протянула подруга. На заднем фоне слышалась музыка и шум дороги. – Слушай, так что там с вечеринкой? Мне звать ребят? Я кое-кого встретила. Намекнула, они не против.
Холодок забирается под толщу воды и морозит кожу. Я свободной рукой растираю бедро и отвечаю:
– Кого встретила?
– Да наших. Ден там, Матвей, Серега, и еще Алинка и Светик. Не все разъехались, как оказалось. Так что успеваем, если на этой неделе организуем.
Она еще что-то тарахтит, перекрикиваю музыку, и под конец нашего разговора я почти сдаюсь. Мне нужно время подумать.
Распрощавшись с подругой, я продолжаю сидеть в остывающей воде и выбираюсь лишь тогда, когда вода становится совсем холодной, а кожа сморщивается до неприятных ощущений. Кутаюсь в полотенце и приближаюсь к зеркалу.
Оно блестит.
Утром я чистила зубы, и пара белоснежных капелек попало на самый краешек. Я слишком торопилась, чтобы стереть их. Нина Николаевна все убрала.
Отчего-то безупречная чистота и порядок начинают злить меня. Скорее всего, это остаточное после встречи с адвокатом, но удержать себя от рычания сквозь плотно сжатые губы не могу. Оно рвется изнутри, рвет меня, но я не могу позволить себе слезы. Я устала. Устала бороться, доказывать им, что могу сама. Устала завоёвывать его внимание.
Он ненавидит меня так же сильно, как и я его. У нас взаимная нелюбовь.
Я мочу руки и развожу влажные следы по зеркалу. Немного хаоса в размеренную жизнь. Завтра зеркало будет идеально чистым, а пока я бунтую.
Добираюсь до спальни, сажусь на кровать и, недолго думая, плюхаюсь назад. Покрывало подо мной мнется. Я продолжаю бунтовать. Тихо-тихо, так чтобы никто не слышал. Переворачиваюсь с боку на бок, собираю покрывало и простыни, рукой сгребаю подушки, которые чуть позже намокают от моих волос и слез.
Черт. Я плачу. Все время плачу, когда никто не видит.
Я помню, когда начала делать это в первый раз. По-настоящему. В одиннадцать. Мне сообщили, что родители погибли. Я разрыдалась и ревела, пока их не похоронили. Он тоже там был. Я ревела, а его лицо оставалось безучастным. Словно совершенно чужой человек для нашей семьи. В одиннадцать, когда мир обрушивается на твои плечи, сложно понять, что другому человеку плевать, но время расставляет всё на свои места.
Опекун управлял всем, потому что, черт побери, отец назначил его управляющим, но навряд ли папа думал, что даже его похоронами будет руководить этот человек.
Те дни до сих снятся мне по ночам. Раз за разом я просыпаюсь в поту и смотрю в потолок. Перед глазами мелькают мушки – наверное, это слезы.
В тот самый ужасный день, который мне довелось пережить, он не смотрел на меня, а когда все же взглянул на зареванного ребенка, ставшего вмиг сиротой, надменно бросил: «Перестань». То немногое, что я слышала от него.
Лекси права.
Мне нужна вечеринка, чтобы доказать себе – я имею право решать за себя. Он не указ.
Я резко соскакиваю с кровати, голова немного кружится, но я отправляюсь в ванную комнату, где оставила телефон. Набираю номер Лекси, она отвечает через три гудка. Недостаточно долго, чтобы я успела передумать.
– Я согласна. Организовывай.
– Класс, детка! – кричит Лекси и, скорее всего, пританцовывает, даже если сейчас находится за рулем. – Мы оторвемся! Обещаю!
Я пытаюсь улыбнуться, но через мутное зеркало вижу напуганное лицо девчонки из прошлого. Прошлое, которое не отпускает.
Глава 3
Я не понимаю, в какой момент вечеринка, устроенная Лекси, превращается в сумасшедший дом. Стою посреди гостиной и смотрю, как толпа неизвестных мне людей громко слушает музыку, трясется в такт, пьет алкоголь и курит сигареты. А может быть, что-то еще. В огромной квартире, в которой я живу три года, никогда не было таких вечеринок. Нет, их вообще не было. На прошлой неделе я отметила совершеннолетие и могла позволить себе оторваться. Хотя я лукавлю. Я мщу. Но моя месть выходит из-под контроля.
Кручу головой, пытаясь отыскать подругу, которая все это и организовала, чтобы попросить прекратить. Или хотя бы свести ущерб к минимуму. Потому что под моими ногами уже валяются затоптанные бычки, оставляющие черные пятна на паркете и ковре, грязные следы ботинок, ведь никто не разулся, а в углах копятся кучи из железных банок, пластика и еще чего-то.
Пивная вечеринка.
Комната наполнена тошнотворными запахами, от которых меня начинает мутить. Хочется прогнать всех, открыть окна и впустить холодный ночной ветер. Августовская ночь, которую я запомню надолго. Потому что проблемы у меня будут. Очень большие проблемы. Но сейчас мне не до мыслей о последствиях. Нужно решить текущие неприятности, пока все не превратилось в хаос, который уже не остановлю.
Я вновь осматриваюсь по сторонам, пытаясь найти Лекси. Среди приглашенных узнаю немногих. Кое-кто из наших теперь уже бывших одноклассников, но большинство выглядят так, будто школу они окончили года два как минимум назад, а может, и намного старше. Среди них много парней. И девчонок без комплексов. Они одеты в топы, обтягивающие футболки, короткие юбки или микрошорты. Если бы кто-то глянул со стороны, то усомнился бы в их воспитании или моральных качествах. Теперь и я сомневаюсь. Хотя выгляжу сама ничуть не лучше. На мне узкие голубые джинсы и белая майка, обтягивающая смуглую после летнего солнца кожу. Несмотря на то, что одежда на мне тонкая, мне все равно жарко. А еще по коже бегут мурашки, но почему-то кажется, что это волоски дыбом встают от осознания вселенского звездеца.
Тряхнув головой, я отскакиваю, когда меня кто-то ударяет в бок. Парень, проходящий мимо, с трудом держит банку пива в руке и шатается. Два часа и уже налакался до состояния зомби или пришел таким? Я не намереваюсь задавать ему вопросы, а просто отступаю, пока не добираюсь до стены. Здесь позиция для созерцания хаоса чуть лучше. По крайней мере, никто не пытается тебя потрогать за зад или пихнуть локтем, отплясывая под грохочущую музыку.
Лекси не видать, и мне становится не по себе. Надеюсь, она меня не бросила, потому что без ее громкого голоса и пугающего взгляда, который подруга умеет кривить, толпу не разогнать.
Покрутившись еще несколько минут на месте, но, так и не отыскав ее белоснежную шевелюру, выхожу из гостиной, мысленно попрощавшись с ковром, и бреду на кухню, совмещенную со столовой. Здесь тоже собрались толпой и что-то бурно обсуждают. Я не пытаюсь прислушаться к полупьяным разговорам, но гора банок пугает, как и хрипловатый хохот. Девчонок почти нет, и мне становится не комфортно, что меня могут заметить и… Даже не буду думать, поэтому пулей вылетаю в коридор и иду дальше. Всего в квартире три спальни и, похоже, каждая занята. Я слышу голоса и стоны, и в горле застревает немой крик.
Черт! Почему я согласилась на это?! Нет! Я на такое не соглашалась! Лекси меня подставила!
Покрывшись холодным потом, дотрагиваюсь до ручки двери моей спальни и застываю. Она заперта, а там кто-то есть. Кто-то в моей спальне!
По спине бегут мурашки, а отвращение застревает в горле комком. Хочу ударить кулаком и потребовать, чтобы убирались, но не решаюсь. Мне слишком тошно.
Этот день становится самым ужасным.
Я срываюсь с места, пробегаю коридор, по пути кого-то толкаю, вслед летят возмущения, но мне плевать. Попадаю обратно в гостиную, прохожу до широкой двери, ведущей на лоджию. Здесь тоже кто-то есть, но я миную и их, пока не добираюсь до самого конца. Не могу дышать и ясно мыслить.
Здесь есть дверь, за которой находится моя спальня. Не знаю, кто проектировал этот дом, но плюсы все же находятся, когда я дотрагиваюсь до ручки, то убеждаюсь, что она не заперта. Я никогда не закрываю замки внутри квартиры, а вот тот, кто решил повеселиться в моей комнате, явно напросился на проблемы уже лично от меня. Осторожно открываю дверь, и до меня доносятся глухие шлепки и протяжные стоны. Меня не замечают. А вот я могу рассмотреть две фигуры, занимающиеся сексом в моей постели. Черт! Я хочу кричать, но как пригвожденная смотрю на два тела, слившихся в экстазе.
Парень стоит ко мне спиной. Его крепкие бедра ритмично двигаются, а раскинутые по бокам женские длинные ноги колышутся в воздухе. Он держит ее под коленями и ритмично таранит. Девушка стонет и вскрикивает, когда удары оказываются слишком мощными. Это я понимаю по звукам, которые заполняют спальню и по рваным толчкам парня.
Вдруг он замирает и мне кажется, что я поймана на месте, но парень не оборачивается. Он поглощен процессом. Чуть отступив, он переворачивает ее так, словно девушка ничего не весит, ее ноги вновь разведены, только теперь я вижу обнаженные стопы. Парень приближается к ней и движения возобновляются. Набирает обороты, девушка кричит в голос и, кажется, зовет его по имени. Пытаюсь прислушаться.
Ден. Вроде бы Ден.
На ум приходит только один парень. Мой одноклассник, который в упор меня не замечал, зато я тайно сохла по нему примерно в девятом классе. Почти тайно, потому что о моей наивной влюбленности знала Лекси. Кстати, она его и пригласила на вечеринку, поэтому более внимательно присмотревшись к парню, начинаю подозревать, что это он и есть.
Мне становится тошно вдвойне. Вот она, любовь, которая трахает другую девчонку. Нужно это прекращать. Я собираюсь выругаться и хлопнуть дверью, чтобы привлечь их внимание, но парень тем временем начинает беспощадно таранить скулящую девушку. Она, взвыв, прогибается и падает на кровать. Матрас под ней неприятно пружинит и скрипит. Парень делает еще несколько рваных смертоносных движений бедрами и рычит. Ударяет ее по заднице. Девчонка вскрикивает и отползает. Мне кажется, что я слышу сквозь тяжелое дыхание ее всхлипы. Не знаю, больно ли ей или очень хорошо, но когда парень отходит в сторону и плюхается рядом на кровать, я точно знаю – это Ден. Он меня не замечает, так как глаза у него закрыты, да и я нахожусь в тени. А вот их я вижу отчетливо. И ее тоже.
Лекси.
Черт бы ее побрал! Она же знала и так со мной поступила!
К горлу поднимается рвотный позыв, а глаза прожигает слезы. Я выныриваю обратно на лоджию, не прикрыв дверь. Бесшумно крадусь, словно находясь в тумане, и оказываюсь в гостиной. Веселье продолжается, и никто не замечает меня с горящими от слез глазами. Опустив голову, бреду, не разбирая дороги, и в коридоре меня неожиданно застает голос какого-то парня. Он что-то кричит и машет руками. В моей голове каша из мыслей, и я не сразу разбираю слова, зато большинство гостей этой проклятой вечеринки понимают его с полуслова. Он кричит: сюда едут полицейские.
У меня проблемы. Огромные проблемы.