Тихие дни в Перемешках

Может, конечно, я ничего не смыслю в«театре», ну куда уж мне, если так пошлообъясняют.По началу, я как человек любящий уместныйюмор, читала с улыбкой на устах.Ошибка электронного переводчика игородок был переименован, а у меня таки вообще в «пельмешки». Но потом авторпустил в ход разговоры – пустые, безликие.Что ещё хочу добавить так это чтоаннотация абсолютно бессмысленная. Вотзачем писать про кур видевших снег –если это одна фраза, упомянутая вскользь;и про дочь олигарха, если главный геройпонапридумывал предубеждений и клише– раз русская, так там вся страна нагазе, все богаты. Ну и всё в таком роде.А если по существу, то книга о том, какнорвежская семья за сорок с тремя детьмирешили провести свой отпуск в Германии.Вот только отец семейства – озабоченныйлодырь, помешанный на ведущей кулинарныхшоу, считающий себя драматургом. Немудрено, что его жена пошла на сторону,ведь всё семейство абсолютно не умеетобщаться друг с другом, да и вообще слюдьми. Притом, что в книге одни сплошныедиалоги, которые весьма не высокогокачества.

Эрленд Лу решил написать пьесу. Иногда перемежающуюся лирическими отступлениями. Жена с мужем на отдыхе. Она его достаёт. Он пытается от неё отвязаться. Спрятаться в мечты. О том, как напишет гениальную пьесу и о знойной кулинарке Найджеле Лоусон. Его дочь Хайди думает только о теннисе. Семилетний сын думает о чём угодно, но не то, что положено. Младшая дочь, слава богу, ещё совсем крошка и, кажется, не думает ни о чём. Он беседует с матерью российской теннисистки о Саре Кейн. Она очень любит Сару Кейн (видимо, видела её в Лондоне, потому как у нас Сару Кейн не ставят). Его жена страшно ревнует, но спать с ним не может – у неё на него аллергия. Настоящая – от его прикосновений она покрывается сыпью.Книга балансирует между банальной семейной жизнью и полным абсурдом. Впрочем, любая семейная жизнь абсурдна по определению. Об этом ещё Антон Палыч Чехов говорил, гениальный драматург, который в отличие от главного героя Лу свои пьесы написал.

Бадер ест яйца только от тех кур, которые видят снег в горах. Сказать, что я соскучилась по Лу – это ничего не сказать.А он написал пьесу, да такую, что я ухохатывалась, настолько все неожиданно толсто ) Даже пассажи вроде этого улыбали: – Немецкий, немецкий, немецкий, немецкий, немецкий.– Бадер, я ни слова не понимаю из того, что вы говорите, то есть абсолютно ни-че-го, поэтому нам нет никакого смысла разговаривать. Мы не могли бы идти молча? Здесь очень красиво, это правда. Нет, на самом деле – фантастическая красота.– Немецкий, немецкий, немецкий, немецкий.– Может, вы заткнетесь, а?– Немецкий, немецкий, немецкий, немецкий, немецкий, немецкий, немецкий.– Ну что ты там лопочешь? О войне говоришь, да? Голову даю, что о войне.Муж, помешанный на театре (на протяжении всей книги он пытается выжать из себя хотя бы строчку) и теле-книго-диве кулинарного искусства, он думает о “театре” в короткие промежутки нахождения в ванной, замеряя время жужжащей электрической щеткой жены. Жена удивляется, почему ее все время надо заряжать, и попутно спит с Бадером, владельцем дома, в который они выбрались отдохнуть. И все это происходит в немецкой глуши под названием Гармиш-Партенкирхен (бесстыдно превращенная кривым переводом в Малые Перемешки), куда отправилась семья с тремя детьми… Ололо, ну это такой бытовой абсурд, просто крыша едет) Лу все так же прекрасен и упорот, только на этот раз он взял за основу семейные перипетии.