1. Мешок с костями
Назар
Красный сигнал светофора.
У остановки перестраиваюсь в крайнюю правую полосу для последующего поворота.
Ненавижу светофоры.
Столько времени потрачено впустую на них. Они же – инициаторы ненужных мыслей в голове.
Можно подумать, не было бы светофоров, то жизнь моя стала чуточку проще.
Не стала бы один черт.
В последнее время именно на светофорах я все чаще задумываюсь о продолжении рода, о семье. Мне нужен ребенок. Чем скорее, тем лучше.
А подходящей молодой бабы, да чтоб поплодовитей, днем с огнем не сыщешь.
Я чрезвычайно принципиальный, когда дело касается женщин. Не люблю размениваться, но я далеко не железный.
Начинаю уже загоняться. Искать другие пути решения проблемы, вплоть до суррогатного материнства.
Раз не понравилась кандидатка на роль суррогатной матери, два, три, пятнадцать…
Есть отталкивающие психологические факторы. Мне нужна та, которая не сломается психологически, которая вне всяких сомнений отдаст мне моего ребенка. Я в поисках той, которой нужны будут от меня только деньги и ничего кроме.
В лучших традициях эскорт-услуг. С суррогатным материнство я жду такого же принципа: нашел подходящую кандидатку. Она забеременела. Выносила. Родила. Подтерлась. И ушла с миром при огромных деньгах налаживать свою жизнь.
Принципы мои сходят на нет с каждой последующей попыткой, а положительной динамики никакой нет.
Наверное, светофоры и созданы для того, чтобы люди вроде меня чаще окунались в свои проблемы. Чтобы они находили им решения, но…
Но точно не в этот раз.
На сей раз запрещающий сигнал светофора не даёт мне в полной мере погрузиться в свои мысли.
Неожиданно дверь моей машины распахивается. В салон вместе с просочившимся в него приятных запахом дождя заваливается какой-то странный мешок.
Не понял…
– Прошу, поезжайте, – произносит "мешок" жалостливым голосом. Пацаненок, скорее всего. – Умоляю вас! Они же меня схватят сейчас!
Перевожу быстрый взгляд в окно.
Там, на улице, прямо на мою машину мчатся трое мужиков. И они явно не по мою душу.
Тем временем красный свет сменяется зелёным, я переключаю передачу и давлю на газ, уезжая прочь от остановки.
– Спасибо вам большое, добрый вы человек, – запыхавшись, говорит мешок.
Ситуация предельно странная. Она требует незамедлительных разъяснений.
Отъехав от той остановки примерно на два километра, я останавливаюсь в парковочном кармане какого-то первого попавшегося бутика.
– Можешь выходить, – обращаюсь я немногословно, глядя на мешок в зеркало заднего вида.
На заднем сиденье притаились и молчат.
Это капает мне на нервы.
Я разворачиваюсь вполоборота, включаю свет, чтобы видеть эти наглые глаза.
И вот те раз.
Баба молоденькая совсем. Дохлая до неприличия: ключицы её выпирают так, что тошно смотреть, щеки впали, одни глаза только видать.
В огромных серых глазах стоят непролитые слёзы.
Осматриваю: одета она в какие-то обноски не по размеру. Трясущими руками прижимает к груди буханку хлеба и пачку баранок.
– Это не то, что вы думаете, – отчитывается она, виновато отводя глаза в сторону. – Я не украла их.
– Да? И поэтому охрана супермаркета бежала за тобой следом? Потому что ты их не украла?
– Я одолжила их, – надувает она губы, сейчас тут сырость разведет своими слезами. – С зарплаты верну им всё в тройном размере. Возмещу за моральный ущерб. Только прошу, не сдавайте им меня. Я сейчас уйду, правда. Вы больше никогда меня не увидите.
Как ни в чем не бывало киваю ей на дверь и басовито отвечаю:
– Уходи.
– С-спасибо ещё раз, – хлюпает носом.
Она открывает дверь и выпрыгивает из салона.
В боковое зеркало вижу, как молодуха роняет хлеб с баранками в лужу.
Поднимает их, обтирает об свою кофту. Снова прижимает к себе, несмотря на грязь.
Она озирается по сторонам. Шаркая подошвой кроссовок не по размеру, устремляется бегом прямиком во дворы старых построек.
Странное ощущение селится в области ребер.
Мне должно быть всё равно на эту девку. У самого проблем по ноздри.
Однако что-то подсказывает мне, то, что произошло сейчас, не что иное, как образ ее жизни.
От этого и в груди моей щемит…
Жалко молодуху.
Не должны ведь девушки так жить. Не должны скитаться по углам и на ужин довольствоваться ворованной буханкой хлеба, искупавшейся в луже.
Ведь что-то в её жизни случилось наверняка…
Что-то сломалось, дало сбой. И она теперь вынуждена обворовывать супермаркеты.
Неправильно, конечно, это всё.
Но когда-то я сам сталкивался с подобной участью. Сам был беспризорником, скитающимся по улицам, которые стали мне роднее дома отчего.
И врагу не пожелаю столкнуться с этим!
А тут девчоночка…
Молоденькая. Видно, что даже мухи не обидит, а жизнь её обижать не стесняется.
И я тоже хорош. В своем репертуаре гаркнул пару словечек и прогнал, не попытавшись разобраться в ситуации.
Опомнившись, сдаю назад. Заезжаю во дворы, включаю дальний свет фар. Вдалеке мелькает её голубая кофта.
Сигналю, но этим самым только больше пугаю её. Она удирает от меня.
Давлю на газ, объезжаю по тротуару встречную машину, лишь бы не упустить из виду голубое пятно.
И вот, я почти равняюсь с ней. Стекло опускаю, чтобы позвать её. А она уже прошмыгивает в подъезд.
Что со мной не так?
Голос внутри словно взывает помочь ей. Не знаю, хоть пару тысяч дать ей, чтобы совесть не грызла.
Выхожу на улицу, блокирую машину и забегаю в обшарпанный подъезд с затхлым запахом. Дышать невозможно.
Прислушиваюсь. Сверху доносится шуршание одежды и настороженная поступь.
– Эй, это всего лишь Я! – выходит довольно грубо.
Да и тупо как-то прозвучало. Наверное, поэтому и молчит молодуха.
Пытаюсь сделать голос помягче, пережимая свои связки:
– Я тот, что увез тебя от охранников супермаркета. Спускайся, не бойся меня.
– Зачем мне спускаться? – отвечает она после недолгой паузы.
– За тем, что я хочу тебе помочь.
– С чем? Мне не нужна ваша помощь.
Да и правда.
Ну с чем я могу помочь ей? Разве пару тысяч смогут облегчить ей жизнь?
– Ты говорила, что с первой зарплаты вернёшь всё в тройном размере. А у тебя работа хоть есть?
– А вам какое дело? Уходите!
Так. Этот разговор ни к чему не приведёт.
Я поднимаюсь по лестнице до пятого этажа.
А там она, забившись в углу как трусливый зайчишка, сидит на корточках. Свой хлеб и баранки к груди прижимает.
Взглядом обвожу лестничную площадку: сырость, грязь, плесень и моча.
– Ты здесь живёшь?
Испуганными глазами смотрит на меня и головой мотает из стороны в сторону. Сторонится меня, как будто я представляю угрозу.
Я хорошо ее понимаю. Мой вид не очень доброжелательный. На первый взгляд я не произвожу впечатление человека, способного протянуть руку помощи.
Напротив, я похож на того, кто может откусить тебе ее по локоть и не подавиться.
Я над этим работаю, но пока все без изменений.
Видя её беспомощность в больших серых глазах, я протягиваю ей руку помощи. В буквальном смысле этого слова
Сам не понимаю, что творю вообще.
– Поедем. Накормлю тебя.
Она округляет свои и без того огромные глаза, на лапищу мозолистую мою косится.
– Куда? – трусливо сглатывает она.
Не люблю я расспросы.
Я из тех, кто вместо слов, предпочитает все решать делом. Из меня слов просто так не вытащить.
Но и случай у нас тут оказался непростой.
Я заостряю внимание на ее изношенных до дыр кроссовках, на спортивном костюме, не видавшем стирки чёрт знает сколько, на её спутанных белокурых волосах и грязных ногтях.
Однако есть ещё кое-что.
Этого даже видеть не нужно.
Пахнет от неё отнюдь не цветами.
В таком виде нас вряд ли впустят в нормальное заведение, где кормят сытно и вкусно.
– Ко мне домой. Ванну заодно примешь, – натягиваю на лицо улыбку.
С этим сложности.
Не помню, когда я в последний раз улыбался, что и забыл как это делают нормальные люди.
При всем при этом представляю реакцию бывшей, если та вдруг нагрянет ко мне без спроса и увидит, что я привел в свой дом беспризорницу.
"Вонять" же начнет. Назад проситься. Давать пустые клятвы и обещания.
А мне по барабану на ее "вонь". Иммунитет с годами уже выработался. Не пронять.
Пускай вспомнит как, пребывая в глубочайшем трауре, я буквально с помойки ее подобрал и домой к себе приволок.
Разошлись.
На кой черт мне держать при себе бесполезную бабу, которая не в состоянии выполнить свою самую главную функцию – размножение?
Вот же дьявол.
У меня прям дежавю. Все ведь с точностью как и семь лет назад.
Аж током тело прошибло и волосы на руках вздыбились.
– А вам разве не противно рядом со мной находиться?
– Мне будет противно от самого себя, если я брошу тебя здесь в таком состоянии.
– Правда?
– Давай без лишних вопросов, а то я и силой могу тебя в машину потащить.
Девчонка странно реагирует на мои слова. Сильнее в стену вжимается. Губешки дрожат, зубы стучат друг о друга. А потом она вообще зарывается носом в своих ладонях. Слезы свои от меня прячет, словно ей стыдно показывать уязвленность перед здоровым мужиком.
– Только без рук, прошу! Не нужно силой, умоляю! – скулит она жалобно, чем вводит меня в подобие ступора.
Я офигеваю на долю секунды.
Пячусь от неё на пару шагов от греха подальше, руки перед собой выставляю.
Гоню прочь мысли из головы, как с этой девушкой могли обойтись, что вынуждает ее закатывать истерики при одном только упоминании насилия.
Хрустнув своими суставами, я присаживаюсь на корточки возле нее. Убираю её ладони от головы, открывая милое заплаканное личико.
– Не реви, дуреха. Я не обижу тебя.
– Точно не обидите? – шмыгает она.
Видно, что хочет мне верить. Хочет, но боится довериться не тому человеку. Не осуждаю нисколько.
Я заглядываю в ее сверкающие глаза. Серый налет на них похож на туман, в котором затерялись ее мысли.
– Обещаю. Никогда не позволю себе обидеть человека, если он того не заслуживает.
2. Курс на сближение
Я помогаю ей устроиться в машине. Стараюсь не прикасаться к ней даже.
Сам сажусь за руль и трогаюсь с места.
Телефон, установленный в держателе, вибрирует. Экран мелькает, глаза слепит.
В такие моменты я начинаю всерьез задумываться о том, что бывшая моя обладает даром предвидения.
Столько времени ни слуху ни духу, а тут на тебе!
Всплыла. Хотя меня всю жизнь уверяли, что говно вообще не тонет.
Она конечно та ещё ведьма, но вряд ли у нее обострилось шестое чувство.
Иначе она была бы гораздо умней и расставания пришлось бы избежать.
А сейчас лучше ей держаться подальше от меня.
Сбрасываю вызов, мысленно матерясь. Телефон вырубаю и разворачиваю голову в сторону глазастого "мешка" с костями.
– Как тебя зовут-то хоть? – интересуюсь после продолжительной паузы.
Я стараюсь подойти к диалогу ненавязчиво. Хочу прощупать почву, дабы не спугнуть ее раньше времени.
Нужна она мне.
Задницей чую. А она у меня "баба" порядочная. Крайне редко подводит, невзирая на то что относится к женскому роду.
"Это тот же третий глаз, только с шоколадным окрасом", – как в шутку отзывались о моей пятой точке сослуживцы.
Шутки шутками, но мне и впрямь кажется, что я на верном пути.
Для начала надо бы узнать побольше о девчонке.
Что она из себя представляет. Если ли родственники, мужчина, дети… питомцы домашние, на худой конец…
– Света меня зовут, – дрожит она не только голосом, но и каждым волоском на щуплом тельце. – А вас?
Моргаю тупо. Репу чешу.
Первый вопрос, заданный мне, и я в лужу присел.
Не знаю даже как ей ответить.
По имени меня давно уже никто не называет. Разве что занудные сотрудники банка, когда звонят с очередным предложением взять у них ссуду под выгодный процент.
– Можешь называть меня Назаром, – выставляю в ее сторону ладонь, она пытается ухватиться за нее, чтобы пожать. В результате просто стискивает мой большой палец своей маленькой ручонкой. – Будем знакомы теперь.
– Ага, будем.
На губах ее мелькает тень улыбки. Такие я обычно называю трусливыми.
Когда вроде бы не хочешь обидеть человека, но понимаешь, что ещё слишком рано для проявления симпатии к противоположному полу.
А мой "пол" не только противоположный, но и с "неровностями".
Пугает ее мой уродливый шрам на лице.
Или она от холода так трясется?
Я включаю печку на максимум, направив потоки воздуха на…
Свету.
Хорошее имя… Солнечное такое.
Давненько я уже не видел в своей жизни таких "солнечных" дней.
И плевать, что на дворе сейчас поздний дождливый вечер.
Остановившись на светофоре, тянусь к ней. Света пугливо вжимается в спинку кресла. Потом нервно хихикает и виноватыми глазами хлопает, словно с ее стороны это была всего-навсего случайность.
Я не дурак.
Мне ничего не остается, кроме как втянуть руку в себя, коль уж она считает ее страшнее ядовитой кобры.
– Извините, я думала вы… – что-то не дает ей договорить. Мнется она.
Неужели с ней и впрямь обошлись настолько жестоко, что она теперь страшится каждого шороха?
– Тебе меня не нужно бояться, – говорю через губу, притормозив перед перекрестком. – Я всего лишь хотел переложить сдобу назад.
– Нет. Спасибо, я подержу. Мне несложно, – щебечет как птенчик.
Любо смотреть на неё.
Красивая будет, если отмыть замарашку, да самую малость подшаманить. Волосы подстричь, переодеть, откормить и… хрен с ним… маникюр сделать.
– А вы, Назар, рулите. Смотрите, уже пробка за вами собралась, – включает она кокетку.
Моргнув, возвращаю взгляд на светофор, уже давно загоревшийся разрешающим.
Я так засмотрелся на неё, что все органы чувств разом отключились на время, за исключением зрения.
Не слышал, как мне начали сигналить машины, следовавшие в потоке за мной.
– Свет, давай на "ты" сразу? – предлагаю я, возобновив движение в сторону дома. – Не люблю я, когда мне "выкают".
Она окидывает меня взглядом, щеку изнутри прикусывает.
– А сколько вам лет?
– А на сколько выгляжу.
– Ну, – протягивает она вдумчиво, сощурив один глаз. – Вы выглядите как мой папа в тот момент, когда я видела его в последний раз. Ему тогда было сорок шесть. Вам, думаю, тоже около того.
Мда… Запустил ты себя, Молотов.
Скоро совсем в старики начнут записывать. Место в автобусе уступать будут, а "околоподъездные" бабки того и глядишь кадрить станут, а то и вовсе позовут к себе в гости, чтобы я им "трубы прочистил" на старости лет.
– Почти угадала. С одной цифрой всего-то напутала, – нехотя проговариваю.
А про себя думаю: надо бы отвести и своему внешнему виду больше внимания.
– Так и сколько вам лет? Сорок четыре?
– Тридцать шесть.
– Ой, – булькает она, рот ладонью прикрывает, краснеет. – Просто темно на улице. Плохо рассмотрела… Я не хотела..
– Я что, похож на того, кто обижается по пустякам? – в своей привычной ворчливо-стариковской манере перебиваю я.
Ну, чем не старик?
Света резко замирает и головой мотает. Боится даже вздохнуть.
– Не-а. Что вы? Нет, непохожи совсем.
Что-то я палку перегнул. Снова запугал девчонку.
– Ну, а у тебя когда день рождения? – перевожу тему, прекращая строить из себя не пойми кого.
Ей хоть восемнадцать-то есть вообще?
Света вздыхает. Вздох был таким тяжким. Как будто её легкие работают с перебоями. Будто они отродясь не видели такого объема вдыхаемого кислорода.
– Сегодня. Юбилей. Двадцать уже стукнуло, – отвечает она скромно, чем огорошивает меня. С тоской смотрит на свои злосчастные баранки. – Я украла их не потому, что у меня сегодня день рождения, а на моем праздничном столе даже конь не валялся. Если честно, я даже не вспомнила бы о нем, если бы вы не спросили.
– А зачем же ты их украла?
Я совсем не осуждаю. Мне любопытно.
И мне также тоскливо, что в такой день ее "праздничный стол" отнюдь не выглядит праздничным.
Он так же пуст, как и моя треклятая жизнь…
– Меня обманули. Люди, на которых я работала, не заплатили мне. Мало того, они еще и документы мои себе прикарманили, – давится она своими слезами, а утешить я ее никак не могу. Хочу, но не могу. – Я пять дней просидела, обивая порог их дома. Надеялась, что они вернут мне хотя бы паспорт, а они… Они сказали мне, если я не уйду, то не побрезгуют и пустят меня по кругу! Я еле ноги волочила за собой. Сил уже никаких не оставалось. Я понимала, если не отчаюсь на кражу, то просто подохну от голода. Вот поэтому. По этой причине я украла хлеб, чтоб продержаться еще немного…
Впервые в жизни я испытываю глубочайшую ненависть к людишкам, не имеющим ко мне никакого отношения.
Это то же самое, что защищать свою родину, которой, откровенно говоря, ни ты никуда не сдался, ни она тебе ни в какое место не уперлась.
Но ты все равно должен. Ты обязан. Это твой долг. Потому что "никто, кроме нас.."
Так и сейчас. Вроде услышал душещипательную историю незнакомого человека. Наши пути с большей долей вероятности разойдутся в ближайшее время, а защитить все равно хочется. Проучить тех ублюдков, чтоб мать родная не узнала при опознании.
Не потому, что я мужик, а значит должен постоять за беззащитную девушку.
А потому что кроме меня ей уже никто не поможет. Никто не спасет. Никто не даст ей шанс продержаться в этом жестоком мире как можно дольше.
– Что это были за люди? На кого ты работала? Что делала? – цежу я сквозь зубы.
Злость душит меня так, что я непроизвольно сжимаю обивку руля, представляя как сдавливаю их глотки.
Ещё чуть сильнее сожму – и баранка превратится в полумесяц. Сломаю.
– Я не знаю, кем были эти люди. Я видела лишь одного парня. Лохматый такой, прихрамывает на одну ногу. Он забирал мои документы в качестве залога. А я в это время разносила посылки по адресатам. Работа была легкой, к тому же обещали платить сдельно. За одну такую посылку мне обещали пятьсот рублей. Итого: две тысячи. Это были огромные деньги для меня. Я согласилась, даже не думая.
Шестеренки в голове закрутились.
Лохматый. Прихрамывает на одну ногу.
Знаю я одного такого имбецила, подходящего под описание. На его несчастье, я понял о ком речь ведется.
– Какие это были посылки? – спрашиваю, чтобы точно быть уверенным в своих домыслах.
– Не знаю, – жмет она тонкими плечами. – Маленькие со спичечный коробок. Я не заглядывала внутрь. Мне не разрешалось этого делать.
Резко жму по тормозам. Кулаки наливаются свинцом. Превращаются в кувалды.
Все нутро мое желает того, чтобы я развернулся в обратную сторону.
Нагрянул в тот притон, организованный "Костылем", и произвел в нем тотальную зачистку. Сравнял с землей. Чтобы лет двадцать еще после моего нашествия флора на этом месте не смогла восстановиться.
– Свет, ты доверилась не тем людям! – выпаливаю я чрезвычайно возбужденно. – Ты сбывала наркоту в, так называемых, "закладках". Эти люди наркоторговцы! Барыги, одним словом! А ты была с ними заодно! Тебя ведь могла полиция выловить! И знаешь, что в таком случае тебе бы светило? Десятка, как минимум! Десять лет коту под хвост за две тысячи рублей! Ты головой-то хоть немного думай!
Сегодня я иду на рекорды. Сроду столько слов за один присест не говорил. А тут разошелся.
Ну так вывела! Как можно быть такой безголовой дурехой?
Света тут же в угол забивается. Подбородок дрожит, глаза на мокром месте становятся. Она голову роняет на грудь. Делает вид, что из-под ногтей грязь выковыривает. И тихо всхлипывает, как мышка.
– Я не знала, – гундосит она. – Они говорили, что это безопасно. Ни один закон мною не будет нарушен.
– Один, – уже более спокойно отчитываю. – И так уж вышло, что в нашей стране, практически ничто так не карается, как то, чем ты занималась.
Света берега совсем попутала.
Вместо того, чтобы трястись, поджав хвост, как это делала раньше, она скидывает на пол свои "хлебобулочные", напрягает "ягодичные" и отстегивает ремень безопасности. Привстает из кресла и кидается на меня с объятиями.
– Я правда не знала, – ревет она мне прямо в ухо так, что барабанная перепонка дребезжит и надрывается. – Боже, что бы было вообще, если меня поймали?
Тело все деревенеет. Я лишь свою тяжеленную руку приподнимаю. Смотрю на то, как она зависает в воздухе над Светиной "светлой" головой с растрепанной шевелюрой.
Раз, два, три. Пять секунд проходит, пока я не опускаю ладонь на спину молодухи. Поглаживаю.
– Тише. Все хорошо, – говорю тихо, насколько это возможно, но один фиг не получается. Годзилла ещё шептать не научился. – Сейчас ты уже в безопасности. Больше ты в беду не попадешь.
– Как я могу вам верить? – плачет она, слезы скатываются на рукав моей рубашки. – Они мне говорили то же самое, а теперь… Теперь я осталась без документов! У меня ничего не осталось, кроме жалкой буханки хлеба, которая и та мне по факту не принадлежит.
– У тебя теперь есть я. Тебе придется поверить мне. Придется, если хочешь вернуть себе все, что когда-то было твоим.
Она корпусом от меня отстраняется, глазами хлоп-хлоп. А руки от шеи не убирает. Девичьи ладони приятно массируют тугие мышцы.
До ползущей дрожи. До чего-то горячего и трепещущего.
– Вы что же, мой ангел-хранитель?
Чуть было не рассмеялся в голосину.
Прочищаю горло и с серьезным видом принимаю её слова за комплимент.
– Я далеко не ангел. Но что-то же заставило тебя запрыгнуть в мою машину? Это судьба. Я помогу тебе, а ты поможешь мне.
– Чем я могу вам помочь?
Если ты чиста… Если все срастется и ты не сдрейфишь, то помогу заработать приличную сумму и забыть обо мне, как и о своей прежней жизни.
– Домой приедем. Примешь душ или ванну, а за ужином все обсудим, – сажаю ее на место, пристегиваю.
Мы в тишине доезжаем до дома. Однако всю дорогу мой внутренний голос завывал благим матом на меня.
Я не должен…
Не должен.
Нет! ДОЛЖЕН!
Это знак…