Дневник призрака

На полу перед алтарем, словно повторяя позу распятого на кресте, распластался слепой монах. На ступеньках алтаря лежала небольшая книга – в переплете из коричневой кожи, никакой надписи на обложке… И было непонятно, либо монах молится этой книге, либо она просто занимает какое-то очень важное место в его молитвах.

Стараясь двигаться бесшумно, купец стал прокрадываться поближе к монаху, уникая света пламени от свечей. Наконец он придвинулся так близко, что в сплошном бормотании монаха смог различить некоторые слова.

– Господь Вседержитель… души загубленных… Кровавые души… вознесутся над пропастью… кровь… на крестах кровь… – Дальше бормотание становилось абсолютно бессвязным, затем звучала непонятная речь – то ли латынь, то ли церковнославянский язык. Потом снова понятное вперемежку с непонятным: сила… проклятие над тем, что… (какое-то бормотание)… прости, Господи… Прости за сомнения… кровавые стены… прости, Господи… Души загубленных отовсюду… встанут как воинство… загубить души… ангел-губитель… прости, Господи (бессвязное бормотание)… Вседержитель… столько погубить душ…

Страшный грохот, казалось, разорвал все основание церкви, ударив с такой силой, что купец, и так находившийся в страшном напряжении, едва не упал… Это был грохот от тяжелой входной двери, которую распахнули с большой силой.

Придя в себя от жуткого испуга, постоялец заметался, пытаясь спрятаться, и вдруг заметил скамью в самом углу. Быстро упав на пол, он пополз к месту спасения, сжался всем телом в узком пространстве, и вовремя.

В церковь быстро, стремительно вошли три высоких, коренастых монаха. Что же касалось слепого, молящегося перед алтарем, то он даже не отреагировал на грохот открывшейся двери.

Монахи быстро подошли к распростертому на полу собрату. Двое подняли его за руки, и так, крепко держа, поволокли к выходу. Не обращая на них никакого внимания, монах продолжал бормотать свои молитвы, только было видно, как тело его ослабло в руках стражей.

Третий монах поднял с пола книгу. Тут только постоялец разглядел, что на вытянутых руках монаха были кожаные перчатки.

А дальше произошло невообразимое. Монах подошел к одной из икон, взял несколько свечей и… подпалил страницы книги. Затем резко бросил ее на пол.

Книга вспыхнула, как факел. Несколько минут пламя было огромным. Казалось, в этом адском костре может сгореть абсолютно все. Наконец огонь стал стихать, гаснуть. Монах забил его ногами, чтобы погас совсем, и отошел в сторону.

И тут купец едва сдержал крик – в куче черного пепла лежала… неповрежденная книга. Она была абсолютно не тронута огнем, ее переплет даже не был обуглен. Подняв книгу с пола, монах быстро загасил все свечи и пошел к выходу. Вскоре послышался скрежет ключа, запирающего замок входной двери.

Когда постоялец вылез из-под лавки, все его тело сотрясала нервная дрожь. Он чувствовал себя совершенно больным от страха. Быстро найдя открытое окно, купец выпрыгнул в ночь.

Свет луны погас. Теперь во дворе была сплошная темень. К счастью, постоялец отлично запомнил дорогу и смог хорошо сориентироваться в темноте.

Почти бегом он преодолел двор, влез в окно своей комнаты, забрался в кровать и с головой накрылся стареньким одеялом. Даже несмотря на то что оно было достаточно теплым, все его тело содрогалось от нервной дрожи.

Когда купец открыл глаза и вылез из-под одеяла, в комнату упали первые лучи рассвета. Где-то поблизости пропели петухи. День обещал был солнечным и ясным.

Возле кровати стоял монах, с которым постоялец разговаривал накануне ночью, и с укором смотрел на него.

– Вы нарушили наш уговор, – произнес он.

– Простите меня, святой отец… Это произошло случайно, – монах застал купца врасплох, и у того не было сил что-либо отрицать.

– События, свидетелем которых вы стали этой ночью… Надеюсь, вы не будете говорить об этом.

– Но я так и не понял, что видел! – искренне воскликнул купец.

Старик помолчал, потом заговорил:

– Слепой монах – это преступник, переданный нам светскими властями для исправления и покаяния. Когда-то давно за свои грехи он был лишен монашеского сана. Грехи тяготят его, и он норовит молиться по ночам. Наши братья следят за ним. И возвращают из пустой церкви ночью. Это наше бремя.

– Какие же грехи он совершил?

– Смерть. На его совести смерть людей. Он убивец.

– А книга? Книга, которая не горит… Что это?

– Какая книга? Ты ошибся, сын мой. Никакой книги не было.

– Но я видел… Один монах попытался ее сжечь. Она не сгорела.

– Всего лишь ночной кошмар. Вам лучше покинуть нашу обитель, и как можно скорее. – По тону старика-монаха было ясно, что спорить с ним бесполезно.

В трактире было пусто. Заспанная хозяйка протирала столы чистой тряпицей. Во всем зале был только один посетитель – коренастый крепыш с бегающими глазами. Он сидел за дальним столом возле стены, попивая из глиняной кружки местное вино.

Дверь распахнулась, и вошел купец, ночевавший в монастыре.

– Ну наконец-то! – при виде его крепыш подскочил. – Я уж думал, что ты не придешь. Ребята на месте, все готовы.

– Планы изменились! – Купец, сев за столик, резко перебил его. – Перенесем все на конец недели. Ничего не произойдет. Тут другое. Я был в монастыре и кое-что видел. Это намного интереснее.

– Монастырь… – скривился крепыш. – С монахами связываться опасно. Ребята не пойдут.

– Ты не понимаешь, – купец покачал головой, – оно мое по праву. Вот что: возвращайся ко мне сюда через час с Филином. Я должен подумать.

При трактире находилось нечто вроде гостиницы – пара меблированных комнат, которые сдавались тем, кто хорошо знал эти края.

Ровно через час двое – крепыш и Филин – вошли в трактир. В этот раз посетителей в зале было намного больше. Они играли в карты, пили вино.

Подхватив на лету серебряную монету, хозяйка поклонилась:

– У себя он. Вас ждет. Никуда не уходил, как поднялся наверх.

Зайдя на второй этаж, крепыш громко постучал в дверь:

– Стефан, открой! Это мы! Я Филина привел.

– Да открыто здесь… – Филин толкнул дверь.

Они вошли в комнату. В глаза им сразу бросилась перевернутая постель. Окно было распахнуто настежь. Огня в камине не было. На подоконнике виднелись… свежие пятна крови.

– Матерь Божья! – охнул Филин, отшатнувшись к двери.

– Так, валим отсюда, – мрачно насупился крепыш, – сейчас фараоны нагрянут… Эх, я ему говорил…

На совещании следователь по особо важным делам докладывал начальнику полицейского участка:

– Стефан Теутулов, или Стефан Теутул, исчез из запертого номера трактира. По словам хозяйки, к нему никто не входил. Обнаружены следы борьбы и на подоконнике – следы свежей крови…

– Это тот самый Стефан Ворон, бандит? – перебил его начальник участка.

– Он самый, – кивнул следователь. – Прибыл, чтобы подготовить налет на ювелирный магазин купца Розенблюйма. Подельники его задержаны и допрошены.

– Нечего тут расследовать! – Начальник махнул рукой. – Свои его и порешили. Не поделили чего-то. У них часто так бывает.

– Но его не убили. Он исчез. Трупа нет. Пропал, – попытался вмешаться следователь.

– Закопали где-то или в море кинули, – начальство было непреклонным. – Закрывайте это дело. Собаке – собачья смерть…

Глава 3

Одесса, 1939 год

– Крестовская! – злобный оклик, раздавшийся за спиной, буквально пригвоздил Зину к полу. Голос она узнала моментально, просто было странно услышать его в конце дня. Аудитории давно опустели – даже у вечерников закончились лекции. И на кафедре оставалось лишь несколько человек. Поэтому было странно, что библиотекарша, ее заклятый враг, очутилась в стенах института, тем более здесь! Зине не оставалось ничего другого, кроме как смириться со своей судьбой.

И куда только подевалась та милая, доброжелательная старушка, заведующая библиотекой, которая помнила Зину еще с ее студенческих лет? Удивительно тонкий, интеллигентный человек – она обладала редкой способностью понимать людей с полуслова. Никакой грубости, ни одного неуместного замечания! Наоборот – только доброжелательность и стремление помочь. А как радовалась она, когда люди приходили к книгам! Она готова была оказать любую помощь, только чтобы человек оставил свое сердце среди книжных страниц…

– Книги – это самый драгоценный дар, полученный человечеством. Жаль только, что люди не умеют его ценить. Когда среди книжных страниц остается сердце, душа словно поднимается выше, ступая по лестнице, ведущей только вверх, к гармонии с собой и с миром. Злые люди не читают книг, – часто говорила она, и Зина на всю жизнь запомнила ее слова.

Во всяком случае для Крестовской это было правдой. Зина до сих пор испытывала волнительный трепет, когда открывала новую книгу. Да и к самим книгам она относилась с особым благоговением – никогда не смогла бы черкать, рисовать в книге, обрывать обложку, загинать страницы…

Выросшая среди огромного количества книг, она привыкла относиться к ним как к священному предмету. И уже сама для себя вывела истину: как человек относится к книгам, так он относится и к людям.

Если человек рвет, выбрасывает книги – он порвет и отношения, и душу. А если не открывает книг, относится к ним как к бесполезному, ненужному и даже вредному, постороннему предмету – так он относится и к людям, значит, они для него не существуют, и с легким сердцем он пройдет мимо душевных страданий, просьб о помощи, никогда не проявляя ни доброты, ни любви. В его мире никого, кроме него, нет. И в узости своего понимания такой человек не способен понять, что люди – это целая вселенная.

Когда Крестовская перешла работать в институт, старая библиотекарша тоже была еще там. С какой радостью Зина заходила в библиотеку! Сколько полезных и хороших книг перечитала она в свои свободные часы!

Зина прекрасно помнила, какую неоценимую помощь библиотекарша оказала ей во время расследования дела, связанного с оборотнем. Если б не книга о редких психических заболеваниях, которую та нашла для нее, она ни за что не добилась бы успеха в своем расследовании!

Зина была счастлива, что в библиотеке у нее появился такой замечательный друг, и старалась заходить за книгами в каждую свободную минуту.

Но потом что-то произошло. И благородная старая дама исчезла из библиотеки. Зина попыталась выяснить, что с ней. Ей ответили, что она ушла на пенсию по состоянию здоровья. Это могло быть правдой – библиотекарша действительно была весьма преклонных лет.

Однако Зина, привыкшая ничему и никому не доверять, раздобыла в отделе кадров адрес и решилась зайти к библиотекарше домой. Дверь ей открыла довольно приятная женщина, которая объяснила, что семья, проживавшая здесь ранее, переехала на другую квартиру буквально два месяца назад. А нового адреса она не знает.

В отделе кадров института Зине тоже ничего не сказали. След оказался потерян, и она очень сокрушалась по этому поводу.

А на место пожилой интеллигентной дамы пришла другая библиотекарша… И с ее приходом для Зины закончилась целая эпоха.

Это была вульгарная рыжеволосая бабища с деревенским говором и манерами, как у доярки. Она совсем не любила книги, и это было видно сразу.

В первый же день, когда Зина пришла в библиотеку, она застала просто шокирующую картину: эта бабища вырывала из какой-то книги страницы и раскладывала на них… куски селедки, которую тут же чистила! Крестовскую едва не стошнило. Такое отношение к книгам было для нее верхом дикости. Но, к сожалению, кроме Зины этого никто не понимал.

И с первых же дней новая библиотекарша возненавидела ее, разглядев в ней полную себе противоположность. Она сразу же отказалась выдать Зине нужную книгу. А про то, чтобы брать интересующие ее издания и дальше, теперь и речи быть не могло.

Зина просто не понимала, почему эта вульгарная тетка смогла устроиться на такую интеллигентную должность, как должность библиотекаря, а не пошла торговать на рынке, следуя своему прямому жизненному предназначению.

Но, очевидно, у новой заведующей библиотекой были свои, какие-то серьезные мотивы для того, чтобы устроиться именно на это место. И совсем неожиданно для Зины началась неприкрытая война.

Впрочем, Крестовскую не любили и другие сотрудники, но они старались как-то сдерживать свои эмоции. Библиотекарша же начала действовать открыто, не стесняясь ни в выражениях, ни в поступках.

И вот теперь это страшное, неприятное существо возникло в коридоре возле кафедры и, как таран, двинулось на Зину, потрясая кулаками.

– Крестовская! Остановитесь немедленно, я вам говорю! – разлилось эхом.

Инстинктивно Зина еще сделала несколько шагов вперед, словно стараясь избежать этой напасти, но все было бессмысленно.

– Что за манера убегать, когда я к вам обращаюсь!

– Я не расслышала, – ехидно улыбнулась Зина, оборачиваясь, чтобы с честью принять бой. И действительно – под ее спокойной усмешкой библиотекарша принялась багроветьй.

– Мне надо немедленно с вами поговорить!

– Я спешу. Давайте завтра, – Зина уже подошла к дверям кафедры, – я думала, ваш рабочий день давно закончен. Впрочем, так же, как и мой.

С этими словами она открыла дверь и вошла внутрь. На кафедре практически уже никого не было. Какой-то сотрудник, растерявшись, тут же подхватил свой портфель и предпочел ретироваться. В углу замешкалась новенькая девушка, преподаватель филологии, которую взяли совсем недавно, и она еще не успела со многими сойтись. Зина, к примеру, видела ее всего пару раз, и ничего не знала о ней. Тем более, что филология в медицинском вузе – специальность явно не главная, и у новой преподавательницы было намного меньше часов, чем у всех остальных.

– Крестовская! Вы брали методички неделю назад! И вы… – каким-то неестественным голосом заговорила библиотекарша, было такое впечатление, словно Зина пошла на нее с кулаками.

– Да. И что? – Крестовская изо всех сил старалась сохранять спокойствие.

– Одну вы не вернули вообще, а вторую изуродовали! Вернули, но в каком виде! Вы за это ответите! Вы украли методичку из библиотеки! – продолжала тетка.

– Выбирайте выражения! – не выдержала Зина, впервые повышая тон. – Что вы себе позволяете?! Вы с преподавателем говорите!

– Вижу я, какой вы преподаватель! Одну украли, а одну испортили! А мне отчет сдавать! – не унималась библиотекарша.

– Что я могла украсть? Методичку про гигиену советского спорта? Вы серьезно? – не сдержавшись, усмехнулась Зина. – Я врач, у меня медицинское образование! Да я про гигиену и спорт знаю больше, чем написано во всех ваших методичках!

– Тогда зачем брали? – уперлась руками в бока тетка.

– Для лабораторной работы! По программе студентов лабораторная работа была именно по этому методическому пособию. И, кстати, я вам ее вернула, так же, как и другую методичку! В целости и сохранности. На следующий день после того, как взяла.

– Ничего вы не возвращали! – завопила библиотекарша.

– Вы просто сумасшедшая старая ведьма! – не выдержала Зина. – И в библиотеке у вас бардак полный! Сам черт ногу сломит! Загубили работу всей библиотеки! Книги рвете, засранка старая! Сама ее потеряла и испортила! Селедку, наверное, почистила!

– Да как ты смеешь, пигалица вшивая! Да я к ректору пойду! В профком заявление напишу! – Библиотекарша, не привыкшая к тому, что Зина может дать ей отпор, кричала во весь голос. – Да я донос на тебя напишу куда следует!

– Только попробуй! – вдруг в общем-то не очень и громко прозвучал какой-то металлический голос. К ним подошла девушка – новая преподавательница, которая до того момента тихо перебирала папки на столе. – У меня брат в НКВД работает, между прочим. И если ты попробуешь тронуть порядочного человека, я позвоню ему и скажу, что ты воруешь книги и продаешь их! А сама ты немецкая шпионка. Хочешь?

– Что?… Ах… Да я… ты… – Библиотекарша схватилась за грудь, и краска моментально схлынула с ее лица.

– А что? – усмехнулась преподавательница. – Сама сперла методичку про советский спорт, а теперь пытаешься на кого-то спихнуть! Чем не шпионка? Все знают, как советский спорт важен для иностранных разведок!

– Да вы… ты… ох! – Тетка вылетела из дверей кафедры с такой скоростью, что и Зина, и девушка рассмеялись одновременно.

– Ох, как вы ее! – успокоившись, уже серьезно произнесла Крестовская. – Теперь у нее будет сердечный приступ!

– Рада была помочь! Надеюсь, теперь она к вам долго не полезет. А то противно было ее слушать!

– Спасибо вам! – искренне проговорила Зина, которую всегда восхищала чужая находчивость.

– Дина Мартынова, – девушка жестко, по-мужски протянула руку, и Крестовская пожала ее сухую ладошку. – Рада с вами познакомиться. Я много слышала о вас.

– Благодарю. Мне тоже приятно познакомиться. Неужели слышали? – усмехнулась Зина.

– Ну конечно! Вы ведь живая легенда. Женщина, которая работала в морге. Я всегда немного завидовала вам.

– Не стоит, – Крестовская покачала головой, – на самом деле в морге работать ужасно.

Девушка искренне улыбнулась в ответ, и Зина вдруг поняла, что у нее зарождается нечто вроде симпатии. А она редко симпатизировала людям.

Через пару минут они уже болтали, как подруги. Дина рассказала, что приехала из Киева. И ее родственник, родной дядя, помог устроиться на работу в институт.

– А брат в НКВД – это правда? – с опаской поинтересовалась Зина.

– Конечно нет! – расхохоталась ее новая подруга. – Это я так, сымпровизировала на ходу. Мне просто стало противно от того, как она на вас нападает, и я подумала, что должно сработать.

– Сработало, еще как! – с восхищением произнесла Зина.

– А знаешь, мне так одиноко в чужом городе, – призналась Дина после того, как они перешли на «ты», – у меня ведь здесь никого нет. Все мои друзья остались в Киеве. Я буду очень рада, если у меня появится такая подруга, как ты.

– И у меня не так много подруг, – с горечью сказала Зина, вспомнив про Машу Игнатенко. – Иногда я чувствую себя такой одинокой. Но стараюсь не думать об этом.

– А знаешь, что у меня есть? – со смехом произнесла новая подруга. – Бутылка отличного вина алиготе! И живу я здесь недалеко, снимаю комнату на Садовой. Давай пойдем ко мне?

– Да ты что, неудобно как-то… – смутилась Зина, не так легко сходящаяся с новыми людьми.

– Ничего подобного! Живу я одна, да и соседям по коммуналке нет никакого дела. Пойдем. Если, конечно, у тебя никаких планов нет. Ну или если кто-то тебя ждет?

Зина вдруг подумала о том, что ждет ее этим вечером. Пустая комната в огромной коммунальной квартире. Холодный ужин. Горячий чай. Слепое окно, за которым только развалины собора как символические развалины всей ее несложившейся жизни. Стройка, которая никогда не будет закончена…

Действительно – кто ее ждет? Было невыносимо оставаться одной каждым вечером. Зина никому не признавалась в этом, даже себе, но правду скрыть было сложно, особенно по ночам. Человеку нужен человек.

А человека рядом с Зиной не было. Рядом с ней вообще было очень мало людей. И с каждым годом становилось все меньше и меньше.

– Пойдем, – решительно кивнула она.

Дина Мартынова жила в огромном четырехэтажном доме, на углу Садовой и бывшей Дворянской, ныне – Петра Великого, испещренном целой сетью бесконечных коммунальных квартир.

Ее комната была на третьем этаже. Окна выходили во двор. И пока они пробирались, Зина с изумлением думала, как длинный коридор этой коммуналки похож на коридор ее собственной квартиры. Как, в общем, все эти коммуналки похожи одна на другую – словно кошмарный сон.

Впрочем, вино оказалось отличным, компания – тоже, и после второго стакана Зина стала слушать печальную историю любви. Ее новая подруга сбежала в Одессу от любимого мужа, который не просто ей изменил, а ушел жить к ее лучшей подруге. И, не в силах оставаться в этом, пусть даже большом, городе со своей болью, Дина приняла предложение дяди, который давно предлагал ей устроиться в Одессе.

– Так я и оказалась здесь, – с горечью вздыхала она, а Зина думала о том, что понимает ее лучше, чем та думает.

Крестовская вышла на улицу, когда было уже около 10 вечера. До Соборной площади было рукой подать. Но идти домой не хотелось.

Зина стала спускаться вниз по Дерибасовской, выпитое вино шумело в ее голове. Ноги сами понесли ее вниз, к Ришельевской. Она и сама не поняла, как оказалась напротив дома Баргов – того самого, в котором пережила самые счастливые минуты своей жизни. И в нем же – самое горькое и позорное из разочарований.

Семейство Барг… Вот уже долгое время Зина ничего не слышала о них. После исчезновения Лоры, о которой она узнала страшную правду, Крестовская вообще старалась не думать об этой семье. Ей было противно и жутко. Мысли о Викторе были в ее душе разверстой, вечно кровоточащей раной. И единственным способом выжить было не прикасаться к этой ране, ничего не вспоминать о ней.

И Зина изо всех сил старалась выжить. Она запретила себе думать о Викторе. Запретила вспоминать его имя. Много месяцев не была на Ришельевской. Однако оказалось, что этого было слишком мало для того, чтобы забыть.

Чаще, чем ей бы хотелось, к ней приходили предательские сны. И она просыпалась от них, задыхаясь от непереносимого разочарования, погребенная под лавиной боли. В этих снах Виктор Барг был рядом с ней. И Зина умирала от счастья. А потом наступало утро.

Утро было безжалостным приговором – открывать глаза в мир, в котором потерянной оказывалась ее единственная любовь. Да и было ли любовью на самом деле это марево?

Но анализировать прошлое и думать о нем было нельзя. Зина запретила себе это. И, открывая глаза, она плелась жить, похожая на свою собственную тень, обреченную обрастать временем как живой плотью, в последней надежде, что этот кокон из времени защитит ее от страданий. И еще ничего не зная о том, что времени не существует. Есть только ступени в памяти, из которых состоит лестница под названием жизнь.

Слушая рассказ своей новой подруги, Крестовская еще не могла говорить о своей любви. Она с трудом раскрывалась людям. Но ничто не могло удержать ее воспоминания, которые вдруг хлынули сплошным потоком, словно для них распахнулась дверь.

Так, наверное, и было на самом деле. Рассказ Дины натолкнул ее на мысли о Викторе. А ноги сами принесли к дому, в котором могли о нем знать.

Подниматься в квартиру к Баргам Зина не собиралась. Она помнила тот ужас, что испытала в прошлый раз. Крестовская просто стояла на противоположной стороне улицы, неотрывно глядя на темные окна квартиры Баргов, в которых почему-то не горел свет.

Впрочем, это могло быть и нормально. Барги были глубокими стариками, а старики рано ложатся спать. И конечно, они ничего не сказали бы ей о Викторе. Даже если знают правду. Ту самую правду, которую скрыла Лора Барг. Зина была твердо уверена, что она лгала.

Думая обо всем этом, Крестовская вдруг оторвалась от своих воспоминаний, неожиданно обратив внимание на черную тень, выросшую под фонарем. Чуть поодаль от нее в подворотне стоял мужчина. И так же, как она, неотрывно смотрел на окна квартиры Баргов, держа руки в карманах кожаного пальто.

Кожаное пальто, фуражка… Зину прошиб холодный пот. Это был соглядатай из НКВД – она почуяла его нюхом. Только вот за кем он следил – за квартирой Баргов или за кем-то другим?

Крестовская осторожно двинулась с центра тротуара в сторону дома и, дойдя до него, заняла узкую нишу – выемку в стене дома напротив. Мужчина даже не повернул к ней головы, продолжая стоять на своем месте – в подворотне.

Может, Барги были вообще ни при чем? Квартир в доме много. Следить этот человек мог за кем угодно! Однако, как все влюбленные женщины, Зина страдала той самой разновидностью паранойи, которая не поддается излечению: всё происходящее в сознании такой женщины неразрывно связано с любимым предметом. Поэтому Крестовская была твердо уверена, что страшный соглядатай наблюдает именно за квартирой Баргов.

Зина принялась украдкой разглядывать мужчину. Он не изменял положения и ни к чему не проявлял интереса. Очевидно, стоял он достаточно долго, потому что время от времени переступал с ноги на ногу.

Крестовская не знала, сколько времени она так простояла. Вдруг до нее донесся шум автомобиля. И действительно из-за угла появилась черная машина. Она быстро проехала по улице и остановилась, ярко сверкнув фарами, как раз рядом с домом, где жили Барги. Двигатель заглушили.

Задняя дверца автомобиля открылась. На мостовую ступил человек, при виде которого Зина едва не потеряла сознание. Это был Виктор Барг.

Он коротко постригся. Похудел, осунулся. Но это был Виктор Барг! На нем было черное модное, явно очень дорогое пальто и блестящие ботинки. Он нагнулся к приоткрытому окошку шофера и что-то ему сказал. Этот человек Зине был не знаком. Затем Виктор пожал просунутую в окошко руку шоферу и вошел в ворота дома. Взревел двигатель, автомобиль быстро проехал улицу и свернул за ближайший угол.

В окнах квартиры Баргов вспыхнул яркий свет. Стоящий под фонарем человек в кожаном плаще достал записную книжку, что-то быстро записал в ней и ушел. Теперь было понятно, за кем он следил – за Виктором Баргом, вернувшемся в город и поселившемся в квартире своих родственников на Ришельевской.