000
ОтложитьЧитал
Бёрк. Оборотни пограничных крепостей
Пролог
Широкие земли покоились на огромном плато, простиравшемся от Заветного моря до горного хребта, возвышавшегося на севере. Земли не были поделены на государства или страны, только реки межевали их на огромные ломти. Народы, поселившиеся здесь в незапамятные времена, жили в мире и согласии. Они с уважением относились к традициям и нравам друг друга. Гномы, эльфы, орки, люди, оборотни и другая мудреная живность вместе строили города, вместе обрабатывали землю, вместе вели торговые дела.
И беда была у них общая – бесчисленное полчище горных гоблинов. Эти мерзкие кровожадные твари, населявшие Темные горы в несметном количестве, частенько совершали набеги на мирный люд. Жадные до чужого добра, они жгли и убивали, не зная пощады. Их опустошающие вылазки на приграничные земли не давали жить спокойно и вселяли в мирян страх.
Чтоб защитится от этой напасти, воздвигли сторожевые замки. Они, как камни в драгоценном ожерелье, тянулись вдоль горного хребта. Их заселили стаи оборотней, лучших в военном деле. Тысячи воинов хранили безопасность Широких земель.
Все рухнуло не так давно – быть может, лет двести назад.
Впервые Красный мор расцвел на западе в населенном стаей Поющего неба замке. Он располагался на самой высокой точке сторожевого кордона, отделявшего Широкие земли от территории гоблинов. Один за другим оборотни, дотоле не знавшие, что такое болезни, свалились с кровавым кашлем, разрывавшим легкие. Тела двуликих за считанные часы покрылись пузырями, наполненными красной юшкой, а температура поднималась так, что на несчастных можно было греть воду. От поголовного вымирания их спасла регенерация. Но не всех. Самки гибли чуть ли не через одну.
На одной крепости зараза не остановилась. Словно снежная лавина она двинулась дальше. Облачные копья, Грозовые тучи, Небесные туманы – эти неприступные твердыни сдавались под натиском неизвестной инфекции. А потом оборотни словно обезумели. Они бросили свои крепости и двинулись в долину, уничтожая по пути все поселения людей, сжигали их дома и поля, убивая скот. Те, кто недавно был для людей зашитой, вдруг стали смертельными врагами, не знавшими жалости и пощады. Это была катастрофа. Никто не мог понять, что происходит. До дальних городов, населенных эльфами, доносились слухи один страшнее другого.
– Человечество столкнулось с войной и голодом, – сообщали караванщики. – Началась массовое бегство. Охваченные паникой люди собирают все, что могут увезти, и переправляются через Безымянную речку.
– Зачем? – вопрошали эльфийские главы. – Там же пустынные земли, по которым бродят лишь горные гоблины.
– Это потому, что там нет сторожевых замков. Нет оборотней…
Собрали миротворческое войско. В нем были все: орки, тролли, гномы. Возглавляли его эльфы – как самые долго живущие и мудрые. Отряд двинулся к темной гряде. В низине у переправы стало ясно, что с миром опоздали. Берег, на сколько хватало глаз, был усеян обломками волчьей жестокости. Округу наполняли крики умирающих, мольбы о помощи и звон оружия.
– Остановитесь!
В пылу сражения нападавшие не заметили огромного отряда, подоспевшего с юга.
– Не лезьте не в свое дело, – огрызнулся бившийся на краю поля боя наполовину перекинувшийся в зверя оборотень.
Вся одежды его была залита кровью. Она стекала даже с удлинившихся клыков, торчащих из его рта – волк рвал глотки людям. Тут же забыв о непрошенных гостях, он резко повернулся и вогнал меч в грудь оказавшегося рядом человека. Поверженный закатил глаза и упал. Волк снова замахнулся.
– Довольно! – усиленный магией голос эльфа разнесся над противниками, оглушая их и останавливая бой. – Хватит!
Теперь уже все увидели миротворческую армию и, повинуясь магическому приказу, замерли.
– Переговоры! – снова прокричал эльф. – Я требую начать переговоры!
– Проваливай в бездну! – крикнул кто-то в ответ.
С пальцев эльфа сорвалась синяя молния и, пролетев между отшатнувшихся от нее воинов, ударила куда-то в гущу сражения. Пламя охватило крупного оборотня, затянутого в медную кольчугу. Он закричал от боли и, упав, принялся кататься по земле.
Но среди двуликих нашлись те, чью ярость это показательное наказание не охладило.
– Убирайся туда, откуда пришел, остроухий!
– Не лезь не в свое дело!
С кончиков пальцев эльфа сорвались две молнии и поразили смельчаков. Остальные стояли и смотрели растерянно. Подождав пару минут, не найдется ли еще несогласный, эльф щелкнул пальцами. Огонь погас.
– Я сказал – довольно!
Обгорелые оборотни были живы, но стонали от боли. Их конечности сгорели до костей, кожа почернела и отваливалась кусками. От их тел шел смрадный дым. Воняло горелым мясом и шерстью.
– Кто ведет вас? – обратился эльф к двуликим.
Оборотень, поднявший меч в воздух, стоял у самой реки, в которой лежали разбитые перевернутые телеги.
– Назовись.
– Сначала сам назовись! – крикнул оборотень.
– Я Рэдариэл, сын Гарабета из Туманного леса.
– А я Дарион, сын Мануорта, альфа стаи Поющего неба. И я хочу знать, по какому праву ты вмешиваешься в правосудие, которое я вершу?
– Правосудие? Не слишком ли громкое слово, чтобы называть им убийство женщин и детей?
– Самое подходящее слово для истребления этого гнилого племени! – прокричал в ответ оборотень.
Разговор велся через поле боя, на котором лежали убитые, стонали раненые, плакали дети.
– Да в чем наша вина? – прокричала женщина, сидевшая на земле.
На ее коленях её лежала голова мертвого мужчины.
– За что?
– Они все сошли с ума! – раздавались голоса немного осмелевших людей.
– За предательство! За Красный мор! – закричал в ответ оборотень. Лицо его исказилось от злобы, клыки снова выступили изо рта.
– Твои слова – загадка для нас, – вступил в разговор гном со скорбным выражением лица и огромной булавой на плече. – Объявим же перемирие и поговорим.
– Не будет больше мира между оборотнями и людьми! – взъярился Дарион. – Предавшие должны умереть!
– Тогда назовем это передышкой, – устало сказал гном.
Он был мужем и воином, а не нянькой. Уговаривать двуликих, словно малых детей, ему еще не доводилось. Но брошенное оборотнем обвинение в адрес людей оказалось слишком серьезным. Оно могло объяснить месть двуликих, но нужно было прояснить, что это за мор такой. Возможно, тогда удастся остановить бессмысленную резню.
– Твои воины отдохнут, а ты расскажешь нам о море. Если ты прав, никто не станет мешать тебе творить справедливость.
Люди в страхе начали переглядываться. В новом войске они уже увидели свое спасение, а теперь говорят, что их могут ппродолжить уничтожать за неизвестный им грех.
– Согласен. Только ради правды. Я хочу, чтобы все узнали, как оно есть, и не считали оборотней свихнувшимися. Передышка! – прокричал Дарион и дал знак своим воинам.
Над полем боя разнесся рокот голосов. Люди отходили с радостью и облегчением, оборотни опускали оружие с неохотой. В них еще бурлила жажда крови, и желтые глаза, зажжённые боем, все еще пугали продольными зрачками. Нестройная вереница двуликих разделилась с человеческим войском и отхлынула к лесу. Туда же направились и приехавшие воины.
Главы кланов спешивались и собирались в отдельный круг. К ним подошел Дарион, сопровождаемый альфами других стай.
Люди отступили к воде. На мелководье скучились нагруженные повозки разных размеров. За ними, как за стеной, спрятались женщины, старики и дети. Сейчас они со страхом выглядывали из-за своего укрытия, не зная, чего ждать от наступившей тишины. Мужчины махали им, подавая знак бежать, пока другие народы решают их судьбу. Передышка – самое подходящее время, чтобы уйти как можно дальше отсюда.
Повозки одна за другой двинулись вброд на другой берег. В этом месте течение намыло толстый слой песка и камней – получилась переправа. Огромное число убитых и раненых окрасили воду в багровый цвет, и казалось, что по широкому руслу текут потоки крови. Но тут было самое мелкое место в округе, где глубина доходила людям только до пояса. Колеса телег скрывались в волнах полностью, добро, нагруженное сверху, подтапливало. Но его хозяева остались целы.
Дарион смотрел на это поспешное бегство с мрачной решительностью. Не стоило даже сомневаться, что он продолжит преследование людей.
– Все собрались, – сказал гном, когда последний из предводителей встал в круг.
– Ты можешь говорить, – кивнул эльф Дариону.
– Мне не нужно твое разрешение, – огрызнулся альф и, нетерпеливо переступив с ноги на ногу и бросив злой взгляд вслед беглецам, прокашлялся и продолжил: – Это люди принесли нам мор.
– Как ты это узнал? – спросил тролль, стоявший рядом с гномом. На его голове был полушлем с коротким наносником.
– Они сами признались. – Дарион прошел к сваленному дереву, бросил окровавленный меч на траву и сел. – Люди привозили нам провиант. Мы знали их всех, были дружны, доверяли им. Когда пятеро прибывших разом свалились с кровавым кашлем, я сам пошел на них посмотреть. – Оборотень устало потер голову. – Перед смертью один решил покаяться… Думал, наверное, что после этого его гнилая душонка не провалится в преисподнюю. Людишки… – Оборотень говорил тихо, и собравшиеся обступили его плотным кольцом. – Ведро алмазов – вот за сколько они продали наши шкуры! Они согласились принести к нам заразу за ведро алмазов! Но мир справедлив, и небесная кара настигла предателей. Проклятая пыльца осела и на их плечах…
– Не мог бы ты говорить понятнее? – спокойно попросил Рэдариэл. – А то мы продолжаем думать, что все вы просто свихнулись и устроили бойню.
– Попонятней? Хорошо, расскажу во всех подробностях. Мы покупали у людей овощи, муку, мясо… Человеков оставляли ночевать в гостевом доме. Тем утром они не пришли на завтрак. Мерижа, моя сестра, пошла к ним. Они все лежали вповалку и выплевывали свои легкие кровавой пеной. День, два… У нас нет лекарей, мы если и болеем, то любовной тягой. – Оборотень горько усмехнулся. – Когда трое из них умерли, я пошел посмотреть, что там да как. Нужно было отослать вести их семьям. И старший из них вдруг решил признаться. Может, лихорадка развязала его язык. «Нас наняли, чтобы принести вам проклятый цветок. От его пыльцы все ваши дочери умрут еще до рождения» – вот что шептали его потрескавшиеся губы.
– Ты поверил словам бредившего человека?
– Я их запомнил. А потом перхалка перекинулась и на нас. На всех в крепости! За один день! Больные лежали везде. Некому было даже принести свежей воды. Я сам не помню и половины того черного дня.
– Одного дня?
– Да, всего день, и меня отпустило – я альфа, самый сильный в стае. Правда, кашлял еще неделю, а шкура заживала еще дольше, но остальные поправлялись медленнее. Первая оборотница умерла к обеду второго дня… Я не мог в это поверить, ведь мы оборотни! А тут какая-то людская простуда. Но самки умирали и умирали… и моя Тариона… Моя пара… – Дарион закрыл глаза ладонями и заплакал.
Видеть, как могучий воин утирает слезы, было больно. Окружавшие его потупили взоры.
– Прими наши соболезнования…
– Оставь их себе, эльф, – вскинул голову волк. – Мое сердце хочет мести.
– Она не спасет тебя от боли.
– Но точно её притупит, – кровожадно оскалился альфа.
– Ты хочешь уничтожить целый народ лишь из-за пары фраз умиравшего человека? – вступился за людей гном. – Вдруг ему все это привиделось?
– А это мне тоже привиделось? – Дарион вытащил из кармана черный камешек и бросил коротышке. —Бери, теперь у меня этого добра полно.
– Что это? – Гном в недоумении повертел кусочек с неровными гранями и отдал эльфу.
– Цветок Каройдомуса, – сказали оборотень и эльф одновременно.
– Говорят, они растут на дне самого глубокого разлома, – стал задумчиво рассказывать Рэдариэл. – Темные горы полны секретов. Мир, никогда не видавший света, хранит в своей глубине множество тайн. Бездонные подземелья смертельно опасны, и только гоблины, дети тьмы, там в своей стихии. Все стены там увиты странными прожилками. Они черны, словно уголь, и тверды, как камень. Не каждый уразумеет, что блестящие линии, плетущиеся по стенам – живые. По легенде, раз в несколько лет цветок оживает и разрастается, бутоны-камешки раздуваются и выпускают в воздух пыльцу.
– Споры Красного мора, – кивнул Дарион. – Убивающие каждого, к кому прикоснутся.
– Но пыль гибнет на солнце, – возразил Рэдариэл. – Чтобы заразиться, нужно спуститься в самое жерло Темного хребта. А граница защищена эльфийской ворожбой – ни один гоблин не смог бы пронести через неё болезнь.
– Так было раньше. Гоблины наложили проклятье на красную пыль, а через границу горшок с Каройдомусом пронесли люди, а не гоблины. На них ваши охранки не сработали.
– Ты утверждаешь, что люди добровольно заразились мором, чтобы принести его вам?
– Я утверждаю, что они жадные дураки. Когда человечки тащили свой подарочек, крышка горшка сдвинулась, и проклятая пыль легла и на их плечи. Они не сразу заметили, а может, думали, что обойдется. Но даже когда поняли, что сами заболели, не одумались, а разбросали эти камни по всему моему замку. А дальше ветер сделал свое дело.
– Но никто, кроме людей и оборотней, не болеет.
– Проклятье легло на тех, кого оно коснулось в первую ночь. Теперь два наших вида словно помеченные мишени. Болезнь, встретившись с нашими расами снова, узнает нас и опять поразит.
– Откуда тебе это знать?
– Мне рассказал тот человечишка, принесший Красный мор в мой дом.
Войны стояли вокруг альфы молча. Каждый обдумывал услышанное и старался прикинуть последствия.
Как гоблины узнали о губительной силе красной пыльцы, можно только догадываться. Но узнали. И чтобы раз и навсегда уничтожить преграду, отделявшую их от сытой жизни, наняли людей. Все знали, что, несмотря на запрет, некоторые человечки пробирались в горы. Жадность толкала их на это. Пещерные монстры меняли добытые ими в горах драгоценные камни на оружие.
– Ты говорил о не рождённых дочерях, – заговорил эльф, – но ведь умерли взрослые оборотницы.
– Они все были беременными. В утробе каждой была девочка. Тело волчицы могло защитить от болезни себя, но когда пришлось одновременно бороться и за жизнь дочери, регенерация не справилась.
– Как ты узнал? – спросил гном, заранее догадываясь, каким будет ответ.
– Разрезал их, – оборотень закрыл лицо руками. – Я должен был убедиться, – простонал он. – Другие остались живы и благополучно рожают сыновей.
– Но все закончилось, – неуверенно произнес Рэдариэл. – Все остальные выздоровели.
– А те, что умерли?
– Крови, что вы уже пролили, достаточно для мести. И ты ведь помнишь, что люди сами наказали себя? У них регенерации нет, они вымирают целыми поселениями. – Рэдариэл посмотрел оборотню в глаза. – Нужно заключить с ними мир.
– Мир?! – оборотень вскочил. – Неужели ты… – он огляделся. – Неужели вы не поняли? С нами покончено! – Он вытащил из кармана еще несколько черных камешков, зловеще поблескивавших на солнце, и потряс ими. В воздухе появилась и сразу рассеялась красная дымка. – Это навсегда. Ничто не очистит воздух от Красного мора. Я знаю: некоторые стаи отправились к морю. Они надеются, что чистые ветра сохранят их самок от заразы. Но что бы мы ни делали сейчас, наш род обречен. У переболевшей будут рождаться только мертвые дочери. Всегда. Через сто лет или двести, но мы вымрем! У нас не рождаются полукровки.
– Надеюсь, ты ошибаешься. И даже если это правда, виновных уже нет в живых. Нужно остановить эту бессмысленную бойню.
– Для меня в ней смысла достаточно. Мы поклялись полностью уничтожить людское племя на Широких землях.
Эльф молчал и оценивающе смотрел на Дариона. У волка была своя правда, за которую он готов умереть, но смертей и так уже было слишком много на этом берегу.
– Ты сдержишь свою клятву, обещаю. И мы не будем препятствовать…
Стоявшие вокруг пораженно зашептались.
– …Но у меня есть одно условие.
– Я чую подвох, эльф.
– Дай им шанс. За этой рекой Широкие земли заканчиваются. Пусть те, кто хочет сохранить свою жизнь, уйдут.
– Хочешь, чтобы я стоял и просто смотрел? – Дарион зло оскалился.
– Мы назовем это Разымающим договором. Люди за свое предательство будут изгнаны с нашей земли. – Рэдариэл старался говорить грубо, чтобы волку понравились условия сделки. – Пусть убираются за эту реку. Как она называется? Кутор? – обратился он к гному.
– Безымянная.
– Багровая. Это название теперь подходит ей больше. Пусть живут на том берегу. Правом берегу…
– Людожит, – подсказал гном – название он придумал только что.
– Людожит? А что, подходит. Берег Людожит для жития людей. Пусть убираются на него. А вы дадите им время уйти. Так будет справедливо. Месяц?
– Хорошо, – нехотя согласился оборотень. Он и сам устал от крови. Но клятва заставляла его поднимать меч снова и снова. – Но через месяц я начну убивать каждого человека, встреченного на Широких землях. И никто меня не остановит!
– Будь по-твоему. Но тот берег будет для вас запретным, слышишь?
– Что, станешь его сторожить?
– Поставлю охранки по всему берегу и каждому оборотню, что сунется к человекам, лично отрублю голову, – сказал эльф спокойно, но сколько металла звенело в его словах.
Никто ни на секунду не усомнился в сказанном.
Новый закон был написан там же, и через реку потекли нескончаемые вереницы телег. Люди были охваченные горем из-за того, что им пришлось оставить свои дома и земли, но собственная жизнь была дороже. Их встретили дикие земли, не знавшие плуга, по которым то и дело шныряли гоблины. Все пришлось начинать с чистого листа.
Оборотни разделились. Переболевшие стаи остались в крепостях и продолжили нести службу. Иногда они прочесывали поселения и если находили людей, то убивали их. Как и предупреждал Дарион, их переболевшие самки рожали мертвых дочерей, а союзы с другими видами потомства не приносили. Оставшиеся на границе оборотни вымерли первыми.
Двуликие, избежавшие первой волны мора, поспешно уехали. Они обосновались у заветного моря и построили новые дома. Но пыльца долетела и дотуда. Прекрасных оборотниц с каждым годом рождалось все меньше и меньше.
Наступил век Последних. Век, когда родились только самцы – завершающее поколение оборотней.
Между тем раз в несколько лет происходили вспышки страшной болезни. Никто не знал, где и когда начнется новая эпидемия и сколько жизней она унесет. Страшный замысел гоблинов удался. Грозные сторожевые крепости стояли покинутыми.
1. Проклятая
Зарево пожара, метавшееся в окне всю ночь, постепенно затухало. Соседний дом обрушился и почти догорел. Единственное, что давало теперь свет в просторной комнате, была лампадка, горевшая под образами богов. Темные дощечки с грубо нарисованными на них ликами, как положено, весели в южном углу. Мудрые лица задумчиво глядели на женщину, стоявшую перед ними на коленях, и молчали, не давая ответов на её вопросы.
– Что мне делать? – в который раз спрашивала несчастная. Обхватив голову руками, она, словно сомнамбула, раскачивалась вперед-назад. – За что?..
Женщина уже не плакала, только всхлипывала, вздрагивая всем телом. Возможно, она дрожала от холода, потому что печь в доме не топилась второй день. Зима подходила к концу, но мороз пробирался сквозь стены и уже совсем выстудил комнаты.
– …За что? – шептала женщина серыми губами.
Прошедший год стал для них наказанием. Сухая холодная весна и необычайно жаркое лето погубили почти весь урожай на полях. Трава не росла даже на заливном лугу. От жары у скотины пропало молоко, много молодняка погибло. Но люди терпели. Экономили, ужимались и верили. Осень дала передышку и скромный урожай с огородов. Народ облегченно выдохнул – еды хватит. Но зима грянула так, что лето показалось сказкой. Красный мор обрушился на крайние дворы и двинулся к середине поселка, забирая жизни чуть ли не через одну.
– Дайте ответ, – выдохнув облачко пара, богомолица запнулась, словно подавившись последним словом, и зашлась в приступе сильного кашля.
Женщина прикрыла рот ладонями, и между пальцами проступила кровь, вылетавшая из её легких вместе с мокротой. Приступ был долгим, казалось, что вместе с воздухом несчастная выкашляет лёгкие.
– Мам, – позвала проснувшаяся в кухне девочка.
Тонкий детский голосок прозвучал неестественно громко в мертвой тишине комнат.
– Сейчас, – немного отдышавшись, ответила женщина, вытерла рот рукавом и медленно поднялась.
От слабости её шатало. Лицо несчастной, густо покрытое нарывами, было очень бледным и напоминало брюхо неживой рыбы.
– Мам, мне страшно, – ребенок говорил в темноте шепотом, словно боясь разбудить уснувших навсегда.
– Я уже иду.
Хватаясь за стулья и спотыкаясь о половицы, мать перешла в маленькую кухню. На ощупь нашла сидевшего в ворохе одеял ребенка.
– Почему я сплю здесь, а не в своей кровати? – шепотом спросила девочка.
– Твоя сестра сильно кашляла, и я боялась, что ты не сможешь уснуть.
Крепко прижав к себе дочку, женщина сдвинула платок на её голове и поцеловала в макушку.
– Ей лучше? – спросил ребенок, помедлив, словно зная ответ и страшась его.
– Келли больше нет с нами, – всхлипнула женщина и снова закашлялась.
Келли нет… Это так странно, когда говорят, что близкого человека нет, а он продолжает лежать на своей кровати, только больше не говорит с тобой и не шевелится. Но эта девочка уже понимала сказанные матерью слова. За последнюю неделю все вокруг только и делали что умирали. Даже в родном доме жизнь уже в третий раз продемонстрировала их значение.
– Я так надеялась, что она тоже выздоровеет, как и ты, – всхлипывала мать.
– Тетка Дина говорила, что никто не выживет, – прошептала дочь.
Она видела, как ополоумевшая старуха бегала между дворами в одном тонком платье, с всклокоченными волосами, вся охваченная огнем. Она была похожа на страшную ведьму из старых сказок. «Вы все умрете! – орала она и стучала в запертые ворота. – Трусы, вас не спасут замки и запоры! Красный мор найдет вас везде!» Словно живой факел металась она по улице, и было видно, как покрывается волдырями её кожа.
– Она неправа. – Мать хотела добавить, что соседка сошла с ума, но кашель снова прервал её.
– Почему подожгли их дом? – спросила девочка.
Она слышала обрывки разговора родителей, запальчивые слова мамы и еле слышные ответы отца. Но тогда у неё был жар, и что происходило вокруг, она толком не понимала. После дома тетки Дины сгорели еще несколько. И каждая ночь была освещена чьим-то погребальным костром.
– Люди решили, что там все умерли. Так нужно, чтобы инфекция не расходилась дальше. Нужно сжечь все, что могло касаться больного человека. И их тела… Ничто не должно выйти на улицу.
– Поэтому наши двери заколотили?
– Мы заразные… То есть я. Ты уже нет.
– Мне можно выходить?!
Девочка радостно встрепенулась. Второй день она чувствовала себя хорошо, и сидеть все время в доме ей надоело. Если она не несет угрозу, можно пойти погулять с друзьями, как прежде.
– Тебя не выпустят.
– Но ведь ты говоришь, что я не заразная!
– Послушай меня, милая, – женщина заговорила со своей пятилетней дочкой как со взрослым человеком, – мир жесток. Никто не станет рисковать собой и своей семьей ради одной маленькой девочки, ведь люди по сути своей темные и трусливые существа. А еще эгоистичные. Они спалят нас сразу, как только перестанет гореть лампадка. Желающих проверить, есть тут кто живой или нет, не найдется.
– Они знали, что тетка Дина живая?! – вдруг с ужасом поняла девочка.
Соседку стало жалко. Это была добрая и приветливая старушка, часто угощавшая её пирогами. Сначала она потеряла всю семью, а потом, спасаясь, выбиралась из горящего дома, подожженного соседями. Громко, проклиная весь человеческий род, она умерла посреди улицы, как бездомная собака.
– Им было все равно, – потерянным голосом ответила мать. – И до проклятых тоже никому нет дела.
– Проклятых?
– Тех, кто выжил, называют проклятыми.
– Так от мора не все умирают?
– Не все. Редко, но выздоравливают. Девочки или молодые девушки. Они остаются бесплодными и изуродованными, но живут. Узнать их можно по ярким приметам: тела проклятых покрыты рубцами, оставшимися после нарывов.
– Но я никогда не встречала таких.
– Есть закон, по которому проклятым запрещено жить среди здоровых людей. Их всегда отсылают.
Женщина говорила сбивчиво и тихо, словно повторяла заученный текст. От её злого голоса дочке стало страшно, она поежилась, ближе прижимаясь к материнскому боку.
– Но куда? И зачем?
– Подальше с глаз долой. Чтоб не напоминали про постоянную угрозу. Люди считают проклятых заразными. Как бы ни доказывали лекари обратное, страх перед калеками не проходит. И закон не отменяют.
– Что еще за закон такой?
Девочка не очень понимала, что говорила мать, но слушала внимательно, словно это была очередная сказка. Очень страшная сказка, в которой главная роль отведена ей.
– По закону, проклятых отвозят в специальные обители. Там они должны в молитвах и труде прожить остаток своих дней. Теперь ты одна из них.
– Проклятая?
– Я надеялась, что Келли тоже выживет, и вы пойдете вместе…
Женщина снова закашлялась, и её хрипы смешались с всхлипыванием.
– Мама, мама!
– Я не знаю, что делать дальше… Будь на дворе лето, тебя бы отвезли в обитель, но сейчас… все дороги замело… Нас сожгут… А я слишком слаба…
Она упала на одеяло и горько заплакала. Дочка гладила её по волосам и, пытаясь успокоить, приговаривала:
– Моя мама самая умная, моя мама самая сильная…
Ребенок не знал, что еще говорить. Из-за материного бессилия ей становилось страшно. Они остались единственными живыми в этом доме, и ей не к кому было обратиться за помощью. Вся остальная её семья перестала существовать, хоть тела родных и лежали в соседней комнате, накрытые с головой простынями.
– Правильно, – встрепенулась мать. – Правильно. Я сильная, я смогу.
Она встала с сундука, на котором спала этой ночью девочка, и, пошарив в темноте, зажгла свечку. Женщину пошатывало, словно пьяную, все движения давались ей с трудом – так вымотала её лихорадка. Казалось, вот-вот упадет и больше не поднимется. На толстый свитер женщина надела куртку, на голову повязала платок. Потом поправила одежду на дочери. Из-за холода та спала одетая – в сапогах и заячьей шубейке.
Лицо ребенка было не таким бледным, как у матери – легкий румянец вернулся на её щечки, доказывая, что болезнь действительно отступила. Струпья от нарывов подсохли и покрылись темной корочкой. Через неделю они отпадут, и на коже останутся красные кратеры шрамов.
– В обиталище проклятых я отведу тебя сама, – заявила мать и потянула ребенка в сенцы.
– Как мы пойдем? – растеряно спросила девочка. Она понимала, что каждый шаг дается матери с трудом. – Ты ведь болеешь.
– Больше некому… Я справлюсь. – Уверенности в голосе матери было мало, зато полно решимости.
– Но двери и окна закрыты, как мы выберемся? – забеспокоилась девочка.
Оконные проемы с улицы накрест забили досками, а двери просто заколотили гвоздями. Никто не должен был покинуть дом до самой смерти. Их лишили возможности выйти даже за дровами и водой. Деревянная ловушка должна была стать надежной преградой для болезни.
– Мы убежим через чердак.
В сенях стояла старая отполированная годами лестница, над ней люк в потолке. Мать поднималась долго, отдыхая на каждой ступеньке. Следом проворно, словно ласка, забиралась девочка. Под крышей пахло сушеными фруктами и травами, висящими пучками на балках. С перекладин свисали гирлянды лука, сплетенного в косы. В холодной темноте играл сквозняк, раскачивал паутину в углах и шуршал шелухой. Вдоль стены пробежала потревоженная мышь. Сюда поднимались нечасто, и место казалось заброшенным.
– Через окно, – подтолкнула мать девочку к слуховом окошку с одной затянутой слюдой створкой.
Оно было небольшим, но достаточно широким, чтобы мог пролезть взрослый человек.
– Там высоко! – испугалась девочка, глянув вниз.
Серая предрассветная марь размыла контуры предметов, и казалось, что земли внизу совсем нет.
– Не бойся. С той стороны намело большие сугробы, и мы упадем как на перину. – Женщина первая переступила раму и встала на тонкий карниз. Доска протестующе заскрипела, напоминая, что установлена здесь не для этого. – Давай руку.
Девочка доверчиво схватилась за рукав материнской куртки и, когда женщина отпустила раму, выпала из окна вслед за ней. Внизу и правда навьюжило целый стог снега. Упав на покрытый тонкой корочкой скат, они провалились в сугроб.
– А-а-а! – успела пискнуть девочка, но мать тут же зажала ей рот.
– Тише, нас могут услышать.
– Они погонятся за нами?
– Не знаю… Нет… Но лучше идти тихо.
Подняв дочь, женщина отряхнула её от снега и, тяжело ступая, выбралась на утоптанную дорогу, лежащую между дворов. Только сейчас мать вспомнила, что не взяла с собой даже остатки черствого хлеба, чтобы подкрепиться в пути.
В деревне еще спали, и беглянок никто не остановил. Выходя за околицу, они встретили солнце, поднимавшееся над белым полем.
– У нас все получится, – шептала женщина. – Только нужно все время идти в сторону болот, туда, где видно горы.
– Мы идем к проклятым?
– Да.
– Когда найдем их, останемся с ними жить?
Девочка воспринимала их с матерью побег как интересное приключение. Весь смысл происходящего не доходил до детского сознания.
– Ты будешь с ними жить.
– А ты? Где будешь ты?
2. Сфенос
Сфенос шел так быстро, как позволяло раненое колено и зыбучая поверхность болота, но слишком медленно, чтобы убежать от своих страхов. Он часто оглядывался назад и постоянно водил своими острыми изодранными ушами, прислушиваясь к завыванию ветра.
С момента побега прошло уже много дней, но орк все еще опасался погони. Болотная пустошь, по которой наискосок тянулся его след, была безжизненной и неприветливой, со всех сторон открытой для ветров. По форме она напоминала припорошенную снегом тарелку, огромную и плоскую, северным краем переходившую в Темные горы. Одинокий странник был виден на ней издалека, и если гоблины решат выследить беглеца, то сделать это будет очень просто.
Болотная грязь даже на морозе не замерзала, а только покрывалась тонкой ледяной коркой. Орк наступал на неё и проваливался по самую щиколотку, тут же крепко увязая в густой трясине. Она неохотно отпускала своего пленника, раздраженно и мерзко чавкая, и на ее снежно-белом покрывале оставался грязный овал с проваленными внутрь краями. Это сильно замедляло Сфеноса. Порой ему казалось, что он топчется на месте и даже бледное, почти белое, зимнее солнце обгоняет его, быстро скатываясь за горизонт.
– К ночи нужно дойти до леса и найти ночлег, – повторил себе в который раз орк. – Если засну в грязи, то замерзну насмерть.