Унесённые «Призраком»

Глава десятая

– Я не люблю рассказывать о себе, – после долгого молчания ответил Стейн, – и если вы, капитан, пригласили меня только для этого…

– Роберт. Зовите меня по имени, поскольку мы не на шканцах, а вы, повторюсь, не мой подчиненный. И, ради бога, поешьте, наконец. Все остальное подождет.

Некоторое время в каюте был слышен только тихий стук вилок и ножей о фарфоровые тарелки. Затем Роберт положил салфетку и откинулся в кресле:

– Что ж, мистер Норвуд, вы имеете полное право не желать говорить о себе с малознакомым человеком; тогда, позвольте, я поделюсь тем, что успел заметить, а вы поправите, если я в чем-то ошибся… Судя по акценту, вы не англичанин, а шотландец, но произношение у вас необычное, как будто вы довольно долго жили в другой стране и разговаривали преимущественно на чужом языке. У вас рост и телосложение воина, но при этом изящные кисти рук, тонкие, длинные пальцы и благородные, я бы даже сказал, породистые черты лица. И ваши манеры… простите великодушно, но вы не можете быть простолюдином, как большинство корабельных хирургов. Вы явно джентльмен, из знатной семьи, судя по отзывам доктора Мина, человек образованный, и для меня остается загадкой, почему вы назвались простым судовым врачом. Вы чего-то боитесь, Стейн? Судя по всему, испанцы дурно обращались с вами; чего они хотели? Узнать, кто ваши родные, и потребовать у них выкуп?

– Нет, – усмехнулся мистер Норвуд. – Испанцы не были столь проницательны, как вы, капитан. Они лишь хотели, чтобы образованный доктор пытал захваченных в плен англичан и лечил офицеров от гонореи. Ни тем, ни другим заниматься я не хотел, поэтому оказался в цепях и в трюме.

– Как вы вообще попали к испанцам? – Роберт налил ему еще вина или эля.

– Долгая история, капитан, – Стейн вновь замолчал, видимо, размышляя, стоит ли довериться Роберту или оставить свои злоключения при себе. Потом наконец решился: – Собственно, в плену я находился больше года. Побывал у пиратов – в сущности, они неплохие ребята, я плавал с ними несколько месяцев в качестве судового хирурга, пока их не разгромили испанцы. Таким образом я и попал на «Санта Круз»… А началось все весной прошлого года, когда мы с женой решили отплыть из Нанта²⁰ в Северную Америку, в Монреаль. По пути наш корабль окружили берберы²¹. Начался бой. Моя жена ждала ребенка, – голос мужчины дрогнул. – Я был с ней в каюте, когда пушечное ядро разнесло её в щепки. Каким-то чудом меня отбросило в сторону, а мою жену… Она погибла на месте. – На некоторое время за столом воцарилась тишина. Затем Стейн глубоко вздохнул и продолжил: – Я попал в плен… оглушенный, израненный, со сломанной в трех местах ногой. Меня бросили в трюм, без еды и воды… я буквально собирал свою ногу по частям, отгоняя от неё полчища голодных корабельных крыс и, клянусь, впервые жалел о том, что остался жив. Впереди меня ждала либо мучительная смерть, либо участь раба где-нибудь в Алжире… но, на мое счастье, через несколько дней корабль берберов был захвачен пиратами. Узнав, что я врач, они сохранили мне жизнь, подлечили и, в общем, обращались со мной вполне сносно. Поверьте, капитан, мне есть с чем сравнивать.

– Верю, – Роберт наполнил свой опустевший стакан. – И искреннее соболезную вашей утрате. Но все еще не понимаю, что вы, шотландец, со своей беременной супругой делали во Франции?

– Я не столь наблюдателен, как вы, капитан, и знаю вас всего несколько часов, но… – Стейн помедлил, прежде чем закончить фразу, – вы кажетесь мне человеком благородным и достойным доверия. Официальная медицина считает физиогномику псевдонаукой, однако я склонен думать, что её выводы не всегда ошибочны, и в глубине ваших глаз вижу подтверждение своим мыслям. Вы довольно молоды, но ваш взгляд говорит о долгом пути и немалом жизненном опыте. Да простят меня богословы, я называю таких людей «древние души»: те, кто вновь и вновь приходят на Землю, дабы искупить свои грехи или предотвратить чужие. Должно быть, поэтому вы симпатичны мне, и я могу рассказать вам то, что не открыл бы даже под пытками.

– Ваше мнение делает мне честь, доктор, – склонил голову Роберт. – В качестве ответного жеста даю слово офицера, что подробности этой беседы останутся между нами, о них не узнает ни одна живая душа. Итак, я весь внимание.

В полумраке за занавесью Мэри и Кейт обменялись тревожными взглядами. Дерзкое и, в некотором роде, пикантное приключение неожиданно приняло серьезный оборот.

– Вы правы насчет моего происхождения, – Стейн задумчиво водил пальцем по краю нетронутого стакана. – Мои родители, люди весьма состоятельные и высокородные, видели во мне будущего государственного деятеля, поэтому дали хорошее образование: сперва на родине, в Шотландии, а затем, в возрасте семнадцати лет, отправили меня в Сорбонну – изучать философию, право и иностранные языки. Но на философском факультете я проучился всего несколько месяцев. Ужасно скучная наука – философия, и совершенно бесполезная. – Мужчина усмехнулся. – Право заинтересовало меня немного больше, и я занимался им еще год, но все равно в конце концов понял, что хочу посвятить жизнь совершенно иному занятию. Я последовал зову сердца и стал изучать медицину, к которой меня влекло. Оставил Сорбонну, Париж и поступил в университет Монпелье, выпускавший личных врачей короля Франции. Пришлось переехать от родственников матери, у которых я жил, и снимать жилье самостоятельно – иначе мои планы оказались бы под угрозой вмешательства со стороны родителей. Стыдно признать, но за шесть лет учебы я не осмелился написать им правду и вынужденно лгал в своих письмах, чтобы не лишиться финансовой поддержки. В Монпелье я познакомился с Анаис Меньер, моей будущей женой. Она была дочерью одного из профессоров и училась там же на акушерку. Я влюбился без памяти, и через три месяца самых нежных ухаживаний она приняла мое предложение и мы обвенчались. – Его голос заметно потеплел, и Мэри, не имевшая возможности видеть лицо мужчины, была уверена, что он улыбается. – По окончании университета мы еще год провели в Нанте – практиковали и брали дополнительные уроки у лучших профессоров хирургии. Это было очень счастливое время… но времена, как известно, имеют свойство меняться. – Стейн вновь глубоко вздохнул. – Во Франции нарастали революционные настроения, становилось неспокойно. Голодные бунты, городские восстания, частые аресты, особенно в университетских кругах, где собирались просвещенные люди, не боявшиеся высказывать свои идеи относительно назревающих реформ. Признаюсь, я был далек от всего этого, поскольку интересовался исключительно медициной, но моя жена читала брошюры мадам де Суаси²² и прочих сторонниц женского равноправия, посещала дамские клубы, где обсуждались политические проблемы, и я начал волноваться за нее, особенно когда узнал, что у нас будет ребенок. В это же время, зимой 1782 года, я получил письмо от отца, который требовал, чтобы я немедленно вернулся в Шотландию. Меня ждали место на государственной службе и выбранная родителями невеста, какая-то девица из богатой шотландской семьи, с которой я даже не был знаком. А я уже несколько лет был женат и собирался в ближайшее время стать отцом, – он горько усмехнулся. – И вновь мне не хватило смелости рассказать обо всем самым близким людям. Я понимал, что мое возвращение в родительский дом с дипломом врача и женой-француженкой, дочерью бедного профессора медицины, станет для отца и матери настоящим ударом, но отказываться от избранного пути, любимой женщины и нашего ребенка не собирался, поэтому принял решение отправиться в Канаду, где мы могли бы начать новую жизнь. Анаис поддержала меня, мы купили билеты на корабль и отправились в путь. Я хотел написать обо всем родителям по прибытии в Монреаль… но так вышло, что путешествие мое завершилось гораздо раньше. И вот я здесь, в полной мере наказанный высшими силами за свою трусость. Ведь если бы я вернулся в Шотландию, мои жена и ребенок были бы живы.

– Путь к истинному призванию не всегда бывает прямым, – проговорил Роберт. – Мне повезло: я с раннего детства тянулся к морю и знал, что когда-нибудь стану капитаном. И я считаю, что вы проявили достаточную смелость и силу духа, следуя за устремлениями своего сердца. Большинство избрало бы менее трудный путь: сделало политическую карьеру на родине и взяло в жены навязанную родными девушку. – Капитан вновь потянулся за бутылкой, но вовремя остановился. – Благодарю за откровенный рассказ, доктор. Я не знаю, какое решение вы примете теперь, – вернуться домой или, быть может, остаться на Бермудах, чему, признаюсь, я был бы рад, но, в любом случае, можете рассчитывать на мою поддержку и всю необходимую помощь.

– Домой? Нет, Роберт, – покачал головой Стейн. – Я не смогу вернуться к прежней жизни. Пусть все считают, что Этельстейн Уильям МакМоран, сын графа Норвуда, погиб в сражении с берберийскими пиратами. В целом, это недалеко от истины, ведь часть меня умерла тогда вместе с Анаис и нашим неродившимся ребенком. А тот, кто сумел выжить, пусть остается Стейном, простым корабельным врачом.

Кейт почувствовала, как вздрогнула при этих словах Мэри, и испуганно схватила её за руку, опасаясь, что девушка каким-либо образом обнаружит их тайное присутствие. Но Мэри сидела неподвижно, как статуя, глядя в одну точку. Ладонь её была сжата в кулак с такой силой, что ногти, должно быть, впивались в кожу.

– Что ж, пусть так и будет, – сказал капитан, и в этот момент в дверь постучали. – Войдите!.. У вас что-то срочное, лейтенант?

– Да, сэр. – Кажется, это был Апдайк. – К нам подходит «Морриган», сэр. Вы просили немедленно доложить, когда он появится.

– Благодарю, лейтенант. Я сейчас подойду на шканцы. – Хлопнула дверь, и Роберт встал, отодвинув кресло. – Прошу прощения, Стейн, но я вынужден прервать беседу и ужин. Мне необходимо переговорить с капитаном этого фрегата: сейчас «Морриган» – единственное судно, способное догнать сбежавшую «Святую Анну» и захватить ее. Либо утопить – если испанцы не пожелают сдаться. Пойдемте со мной: я распоряжусь, чтобы вам выделили место в каюте и принесли чистую одежду. У доктора Мина двое помощников; если что-то понадобится – обращайтесь к ним, они выполнят любую вашу просьбу. И, ради всего святого, мистер Норвуд, позвольте себе отдохнуть. Вы это заслужили.

– Спасибо, капитан Айвор, – сдержанно отозвался Стейн и тоже поднялся. Перед тем, как они ушли, Роберт позвал юнгу, который живо принялся убирать со стола и вскоре, гремя посудой и задувая на ходу свечи, покинул каюту. Вокруг вновь стало темно и тихо.

– Мэри, – еле слышно прошептала Кейт, – нам пора!

Спеша вернуться на нижнюю палубу, они заблудились, но, к счастью, какой-то матрос любезно подсказал им нужное направление. Наконец девушки оказались в своей каюте, но едва успели перевести дух, как в дверь постучали: по распоряжению капитана пассажирам «Валианта» принесли скромный ужин – чай с кусочками сахара, галеты и несколько ломтиков сыра. После всего случившегося Кейт ощутила невероятный голод и мигом проглотила свою порцию; Мэри, напротив, сделала пару глотков чая и, отказавшись от остального, легла на койку и прикрыла глаза.

– Попробуй хотя бы сыр, ты же весь день ничего не ела! – забеспокоилась Кейт. – Того и гляди, по прибытии на Бермуды начнешь падать в голодный обморок.

– Мне не хочется, – тихо отозвалась девушка.

– Ты расстроена, – Кейт подошла и села рядом. – Это из-за истории, рассказанной доктором Норвудом? Признаюсь, меня она тоже тронула до глубины души. Не представляю, как он вынес подобную боль и сумел пережить потерю любимой. И не понимаю, за что так жестоко с ним обошлась судьба.

– Судьба, – повторила Мэри, и ресницы её дрогнули. – Она вообще очень странная штука, Кэтрин.

Больше девушка ничего не сказала и отвернулась к стене. Кейт не стала докучать ей разговорами, допила чай и тоже легла. Этот день был настолько тяжелым и страшным, что хотелось как можно скорее его завершить.

– Когда ветер попутный и дует прямо в корму корабля, курс называется фордевинд, а если и сзади и сбоку – то полный бакштаг, – Чарлз Пламмер бросил взгляд на раздутые паруса и поправил шляпу. – При бакштаге судно развивает наивысшую скорость, поэтому, если ветер не переменится, уже завтра днем мы будем в Сент-Джордже.

Хвала Господу, мистер Пламмер не был таким брюзгой и занудой, как мистер Спенсер, который с самого утра принялся жаловаться на скудный ужин, невкусный завтрак, тесное и неуютное размещение, неприятных соседей по каюте и слишком маленькое пространство для прогулок, выделенное пассажирам на шкафуте. Находиться в его обществе было невыносимо, поэтому Кэтрин и Мэри несказанно обрадовались, когда Чарлз предложил им пройтись вдоль фальшборта и побеседовать о разновидностях курса и ветра. Кейт внимательно слушала – не потому, что ей было интересно, а потому, что разговоры на отвлеченные темы были намного приятнее обсуждения скверной пищи и капитанского произвола на «Призраке». Мэри же, несмотря на то, что Чарлз явно пытался произвести на неё впечатление, была рассеянна и почти всю прогулку молчала. Сперва Кейт решила, что подруга просто скучает, но потом заметила её взгляд – внимательный, ищущий, и поняла, что девушка что-то задумала и ждет подходящего момента, чтобы задуманное воплотить.

Вспомнив некоторые события минувшего дня, угадать её замысел было нетрудно. Говорят, первая пришедшая в голову догадка самая верная, но Кейт все же отвергла ее, не поверив, что такое возможно. Скорее всего, Мэри ждала, когда появится штурман О’Нил, она же хотела поговорить с ним о «Валианте». Да, пакетбота больше не было с ними: за «Призраком» плыл лишь потрепанный «Санта Круз». Значит, ночью «Валиант» все-таки затонул… но никаких объявлений от капитана по этому поводу не последовало. Возможно, из-за очередного морского суеверия о погибших кораблях нельзя было говорить.

Капитана, кстати, тоже нигде не было видно. Но его отсутствие интересовало Кейт меньше всего.

– А вы, мистер Пламмер, из Сент-Джорджа отправитесь дальше, на Багамы? – спросила она, чтобы поддержать разговор.

– Увы, нет, – Чарлз взглянул на Мэри. – Мне суждено остаться на Бермудских островах: благодаря протекции я получил должность секретаря при тамошнем губернаторе и неплохое жалование. – Он вновь выразительно посмотрел на девушку. – Можно будет даже обзавестись семьей… как вы считаете, мисс Уоллес?

Мэри в этот момент отвернулась и не расслышала заданный ей вопрос. Кейт подтолкнула ее, и она непонимающе заморгала, глядя то на подругу, то на мистера Пламмера:

– Что? Да… наверное, да.

Молодой человек расплылся в улыбке, и Кейт еле слышно вздохнула. Надо же, насколько мужчины порой бывают слепы и глупы! Видят лишь то, что хотят видеть, принимают желаемое за истинное, делают неверные выводы и все глубже погружаются в пучину самообмана… Сплошное разочарование!

– Так вот, если ветер начинает дуть точно спереди и парусное судно теряет способность идти, – продолжил свою лекцию воодушевленный Чарлз, – это положение называется «левентик»…

В полдень солнце начало сильно припекать, и большинство пассажиров укрылось в каютах. В четыре часа подали обед, он оказался вкуснее и сытнее завтрака, поэтому после него захотелось подремать. Но Мэри, словно одержимую, тянуло на палубу, и она принялась уговаривать Кэтрин выйти «подышать воздухом» вместе с ней.

– Мэри-Энн, скажи правду, – не выдержала Кейт. – Ты с кем-то ищешь встречи?

– Вовсе нет, – пожала плечами девушка. – Просто в каюте душно, заняться тут нечем и… у нас осталось всего два дня, чтобы полюбоваться океаном с борта корабля. Вчера мы не смогли увидеть закат, и завтра уже вряд ли увидим; значит, у нас есть последняя возможность…

– Мэри, – перебила её Кейт, – за полтора месяца плавания мы столько раз наблюдали, как солнце садится, что зрелище это порядком наскучило. Не думаю, что сегодня в картине мира что-то изменится и наше светило, подпрыгнув, как мячик, покатится по волнам.

– Порой чудеса случаются в самый неожиданный момент, – загадочно улыбнулась Мэри. – Идем же, Китти, прошу тебя!

И Кейт сдалась.

Они вышли на шкафут и стали неторопливо прогуливаться от полубака до грот-мачты и обратно. На верхней палубе сейчас было многолюдно – ветер менялся, и матросам пришлось устанавливать паруса относительно его нового направления, чтобы судно не потеряло ход – поэтому Мэри не сразу заметила того, кого высматривала с самого утра. А заметив, растерялась, но, быстро поборов смятение и робость, оставила Кейт и направилась к сидящему на ступенях трапа мистеру Норвуду.

Он изменился со вчерашнего вечера: сейчас на нем была чистая белая рубашка, светлые парусиновые брюки и новые сапоги. Тщательно вымытые золотистые волосы перехватывала на затылке темная лента. Да и выглядел Стейн отдохнувшим и посвежевшим… хотя взгляд его остался прежним: потерянным и пустым.

Мэри плохо понимала, что происходит. Неведомая сила влекла её к этому человеку, и, в то же время она ступала по палубе, словно босыми ногами по раскаленным углям.

– Добрый вечер, мистер Норвуд! – улыбнулась девушка, делая книксен. – Меня зовут Мэри Уоллес, я компаньонка мисс Маккейн. Мы вчера виделись с вами здесь, когда вы представились капитану Айвору, и я вас запомнила, – от волнения она позабыла сделать паузу, чтобы дать Стейну возможность ответить, и принялась сыпать словами без остановки, по привычке мило опуская глаза, а потом взглядывая на мужчину из-под ресниц: – Мы с мисс Маккейн пришли в последний раз насладиться видом вечернего океана, так как, по слухам, завтра днем прибываем в Сент-Джордж, и я заметила, что вы сидите совсем один и вам, должно быть, ужасно скучно. И подумала, что вы, наверное, не будете против нашего общества и согласитесь прогуляться с нами по шкафуту. Мы были бы рады, если бы вы составили нам компанию, мистер Норвуд.

Стейн смотрел на неё внимательно, но по-прежнему без всякого выражения.

– Благодарю за приглашение, мисс Уоллес, – ответил он, вежливо склонив голову, и сердце девушки забилось быстрее, – но я вынужден его отклонить. Поверьте, прогулка в моем обществе не доставит вам удовольствия.

Внутри у Мэри все упало. Она настолько не ожидала отказа, что в первый момент даже не нашла что сказать и густо покраснела от стыда и разочарования. Мужчина вел себя совершенно не так, как полагалось джентльмену: он даже не встал, когда к нему обратилась девушка, что являлось вопиющей грубостью и пренебрежением. Ну, разумеется: сыну графа не подобает вставать в присутствии простолюдинки – таких, как она, многие отпрыски знатных семей в этом смысле вообще не воспринимают как женщин.

– Вы правы, – холодно проговорила Мэри. – Вряд ли нас порадует компания человека, который не соблюдает приличий и продолжает сидеть, разговаривая с дамой.

Стейн опустил глаза. И улыбнулся, мягко и очень печально.

– Прошу прощения, мисс Уоллес, если вы сочли мое поведение оскорбительным. Клянусь, я не хотел обидеть вас, – он ухватился за перила и поднялся, оказавшись на целую голову выше Мэри. – Я действительно плохой компаньон для прогулок. Особенно на корабле.

Он поклонился ей, а потом медленно пошел в сторону входа на полубак, и Мэри наконец увидела то, что не успела увидеть вчера, то, что уже не было тайной для капитана Айвора и команды «Призрака». Высокий, красивый, сильный мужчина оказался безобразно хромым: он с трудом опирался на негнущуюся правую ногу и передвигался настолько неуверенно, что в любое мгновение мог бы упасть. Мэри, едва дыша, смотрела ему вслед и чувствовала, как её глаза наливаются слезами. Судьба и без того была несправедлива к доктору, а она еще так ужасно обошлась с ним!

Ей захотелось броситься к нему, поддержать, позволить опереться на её хрупкое плечо – и раскаяться в высказанном упреке, умоляя простить ее, глупую взбалмошную девчонку. Но вместо этого Мэри метнулась в другую сторону, к трапу, ведущему на нижнюю палубу, и через пару минут влетела в каюту. Вскоре туда же спустилась Кейт, ставшая невольной свидетельницей произошедшего.

– Ты искала встречи с ним, – утвердительно произнесла она, садясь на койку рядом с Мэри. – Не с улыбчивым штурманом, не с кем-либо другим, а именно с этим угрюмым хромым доктором. Почему, Мэри-Энн? Тебя привлекли его образованность и благородное происхождение? Или, узнав о его потере, ты преисполнилась жалости?

Мэри опустила голову. Она не рыдала, но слезы, не переставая, текли по её щекам и падали на платье.

– Помнишь, я рассказывала, что отец… мистер Дуглас договорился о моем браке с наследником некоего шотландского графа, мужчиной, который был старше меня на одиннадцать лет? – тихо проговорила девушка. – Тогда, не желая этой свадьбы, я и сбежала из дома… но судьба – действительно странная штука, Китти. Потому что Этельстейн Уильям МакМоран, известный всем как доктор Стейн Норвуд, и есть тот самый отвергнутый мною жених.