© Лисовская В., 2019
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
* * *
Вы те, которыми мы были… Мы те, которыми вы станете…
(Надпись на могильном камне)
Глава 1. Этого просто не может быть…
Верю ли я в религию и загробную жизнь?
Странный вопрос для ребенка, выросшего в семье воинствующих атеистов: у отца – преданного политработника и интеллигентной преподавательницы – матери, для которой подлинным богом был и остается мир высокого искусства. До вполне сознательного возраста о духовных ценностях я особо не задумывалась. Было некогда – приходилось учиться, грызть гранит науки, пытаться построить личную жизнь. Все это вылилось в то, что в полные двадцать семь лет, даже практически двадцать восемь, красавица отличница с престижным высшим образованием с высоты более двух метров под побеленным потолком невзрачной подмосковной больницы взирает на толпу медиков-реаниматологов, пытающуюся всевозможными средствами вернуть к жизни мое прекрасное и молодое тело.
Конечно, какое-то общее, обобщенное понятие, почерпнутое из всевозможных книг, фантастических фильмов и страшилок про привидения, я имела. Но вопрос, что же будет, когда меня не будет, меня особо не тревожил. Молодая, здоровая, что со мной может случиться? Максимум, что меня мучило (вот уже я употребляю глаголы о себе в прошедшем времени), это обычный осенний насморк.
И вот теперь, вися под потолком Химкинской больницы и взирая на свой хладный труп (какое слово-то некрасивое «труп»), я всерьез задумалась, а что же, собственно говоря, происходит? Где я? Кто я? Или лучше сказать: «Что я»?
Мысли о моем неодушевленном состоянии оказались вполне материальны, так как из всех присутствующих в палате врачей и медсестер меня никто не видел и не слышал, не обращая никакого внимания.
У меня же, как ни странно, не было даже и капельки паники – просто абсолютное какое-то вселенское спокойствие.
А внизу жизнь вокруг меня, той еще, тепленькой, бурлила, можно сказать даже била ключом. Не добившись никаких успехов с помощью дефибриллятора, пожилой сутулый врач (я сверху прекрасно видела его блестящую лысину в обрамлении пучков седеющих волос) принялся колоть мне в правую руку какую-то жидкость. Молоденькая медсестричка с французским маникюром на руках нажимала какие-то кнопки на неизвестном мне медицинском препарате, не переставая бубнить себе под нос:
– Такая молодая и красивая. Ну-же, девочка, ну же, возвращайся! Ты можешь! Давай же, давай же…
Все было бесполезно. Об этом красноречиво свидетельствовала прямая полоска ритма сердца на экране аппарата.
Я сверху спокойно с ухмыляющейся улыбкой наблюдала за их манипуляциями, ничего не чувствуя и не ощущая.
Вот смешные! Что значит «возвращайся»? Куда вернуться? Как? А главное – зачем? Мне на тот период было так спокойно и радостно, как никогда в прошлой жизни. Казалось, я могу вот так вечно провисеть, как воздушный шарик, под потолком больницы – никуда не спешить, ничего не опасаться.
Меня тогда волновало только одно – я только сейчас заметила, что, оказывается, на мне, той, оставшейся внизу, были надеты рваные колготки. Или я так в них и проходила целый день, или их зацепили санитары из «Скорой», когда заносили меня в больницу, но меня сейчас волновало только это. Как же так – внизу находятся приятные врачи-мужчины, а я перед ними, пардон, в рваных колготках.
Позор-то какой!
Сутулый врач посмотрел на циферблат наручных часов и промолвил:
– Время смерти – 8.45. Запишите, Леночка, пациентка Алиса Воронова – время смерти 8.45.
Так, мои дорогие, что значит «время смерти»? Чьей смерти? Моей?
Я же – Алиса Воронова.
Да не может такого быть!
Это все кошмарный сон! Я сейчас проснусь в своей уютной квартирке на улице Юбилейной. Рядом под боком будет громко мурчать кот Лешка, и всю эту «парящую» дребедень я сразу же забуду.
Какой это «смерти»?
У меня же ипотека на тридцать лет! Я же еще даже ни разу замуж не сходила!
Нет, дорогие мои, так не пойдет! Я на это не согласна!
Как же я могла умереть? От чего?
Тут, к своему ужасу, я увидела, что меня, ту, нижнюю, укрыли белой простыней, так что видны оказались только кончики моих любимых дорогущих сапог на шпильке.
Тут некстати вспомнилось, что покупка этих самых сапог в свое время съела чуть меньше половины моей месячной зарплаты в роскошном бутике итальянской обуви на Тверской.
Тогда симпатичный курносый парнишка-продавец, таскающий мне обновки в магазине и подбирающий нужный размер, философски заметил, что об этой покупке я ни на секунду не пожалею, обувь шикарная, и я в ней вполне смогу проходить всю жизнь.
У судьбы явно проблемы с чувством юмора, с горечью заметила я. Башмачнику с такой фантастической интуицией нужно явно участвовать в битве людей с паранормальными способностями. Видать, накаркал. Вот и проходила в сапогах всю оставшуюся жизнь – даже один осенний сезон не доносила.
Вселенское спокойствие постепенно стало покидать меня. И до меня наконец-то дошло.
Это все! КОНЕЦ!!
НЕТ!! ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
Глава 2. То, чего быть не может…
Я все так же парила под потолком больницы, врачи все уже вышли из палаты.
Мое тело было накрыто белой простынкой и ждало санитаров, которые должны были отвезти его в морг.
Я же была в полном паническом ужасе и не представляла, что же делать дальше.
Все мои скудные познания о загробном мире базировались на христианских понятиях – рае с ангелочками, сидящими на облачках и играющими на лирах, об адских котлах с варящимися в них грешниками. Но ничего подобного поблизости не наблюдалось.
Я еще раз сильно ущипнула себя за руку, чтобы проснуться.
Блин, больно…
Было действительно очень больно.
«Еще синяк останется», – с грустью подумала я.
Стоп, у меня начался нервный смех, синяков теперь точно не останется. Потому что не на чем оставлять синяки. Я-настоящая лежу там, внизу. Отдыхаю в лучшем из миров.
Хотя о чем это я? В лучшем из миров теперь нахожусь Я – та, что под потолком.
Окончательно запутавшись в двух своих ипостасях, я принялась судорожно оглядываться в поисках ангелов, чертей, архангела Гавриила, света в конце туннеля – хоть чего-нибудь, что могло бы дать мне подсказку о моей нынешней сущности.
Однако ничего подобного в радиусе нескольких метров я не заметила.
Стоп, а может, я в коме?
Может, у меня сейчас клиническая смерть?
Я где-то читала, что клиническая смерть может длиться до девяти минут, и даже есть возможность откачать и спасти человека.
Так, Алисочка, еще не все потеряно.
Я попыталась подлететь к своим бренным останкам.
Необыкновенная легкость наполняла все мое невесомое тело. Но управлять внезапно обретенными летательными способностями оказалось не так уж легко, как представлялось на первый взгляд. Физические законы никто не отменял, но они каким-то непостижимым образом перестали действовать на меня. Точнее, они действовали, но с точностью до наоборот. То есть для того, чтобы переместиться вправо, мне приходилось прилагать все свои усилия в левую сторону, для движения вниз – нужно было тянуться вверх.
Когда-то в детстве я ходила с папой в цирк, возле здания смешной клоун в огромных полосатых штанах с разукрашенным лицом и ярко-красным носом приглашал всех желающих принять участие в небольшой поездке, буквально на несколько метров, на «неправильном» велосипеде. Цирковые умельцы его специально подкручивали и завинчивали так, чтобы езда на велосипеде была сродни экстремальным видам спорта. Педали не хотели слушаться наездника, поворот руля вел себя самым непредсказуемым способом, получить выигрыш и добраться до финишной линии было необычайно сложно.
Мне тогда было лет семь, я безумно хотела на день рождения велосипед, но родители его никак не покупали, отмахиваясь от ребенка нелепыми отговорками. На самом деле, как я позже узнала, виной всему была банальная нехватка денег, но признаться в этом любимой доченьке ни у кого язык не поворачивался. Я обижалась на родителей, на каждый праздник тонко намекала на вожделенный велик. Сама же, заимствуя двухколесного друга у рыжего Вовки из соседнего подъезда, научилась весьма неплохо гонять на нем. Но в детстве велик мне родители так и не купили.
Так вот, вытерев тыльной стороной ладошки перемазанные от ванильного мороженого губы, протянув клоуну заветный рубль, переданный моей заботливой бабушкой «на конфеты», я смело шагнула к полоске старта и с помощью красноносого балагура влезла на «неправильный» велосипед.
Папа даже не успел помешать мне осуществить задуманное.
Я, как ас велосипедного спорта всего нашего детского двора, пригнулась к седлу велика, с трудом дотянулась до педалей, сделала пару движений, и уже через пару секунд лежала на жестком асфальте, потирая ушибленный локоть и с тоской наблюдая за огромной прорехой на моем нарядном розовом платьице, которое не выдержало моего не совсем плавного приземления на асфальт.
Подскочивший папа потом еще долго разбирался с извиняющимся клоуном, обещал посадить всех организаторов шоу, которые калечат детей и берут на работу недоумков, позволяющих маленьким девочкам участвовать в подобном безумии.
После такого позорного фиаско мне навсегда разонравились клоуны, и несколько месяцев я даже близко не приближалась к Вовкиному велосипеду.
Так вот сейчас в свободном парении под потолком я себя чувствовала точно так же, как в седле неправильного велосипеда.
Мои руки-ноги слушались меня идеально, а вот окружающая действительность абсолютно не желала участвовать в моих летных упражнениях.
Кое-как с трудом через минут десять (по моим ощущениям и стараниям прошло более часа) я смогла подлететь и неуклюже приземлиться на пол рядом с покрытой простыней телом, бывшим некогда Алисой Владимировной Вороновой.
Со слезинками на глазах я смотрела на себя со стороны.
Вот уж забавно устроена жизнь – ходишь каждый день на работу, встаешь в шесть утра, трясешься больше часа в общественном транспорте, откладываешь деньги на выплаты по ипотеке, мечтаешь слетать в отпуск в Париж, и вот все… в одночасье оказываешься в больничной палате, окутанная проводами и накрытая простыней.
Может, чем черт не шутит, хотя упоминание в данном случае Рогатого явно не уместно, стоит попробовать снова «забраться» в собственное тело и попробовать оживить саму себя?
А что – идея хороша! Руки, ноги, голова – все на месте!
Нет ни кровоизлияний, ни жутких ран.
Тут, к своему жуткому стыду, я поняла, что абсолютно не помню, как же и почему я здесь оказалась.
Я отлично помню вчерашний день, это я сейчас думаю, что он был именно вчерашним, 19 октября. Я была на работе, писала и редактировала какую-то жуткую статью о выборе идеального избранника для разведенных женщин после тридцати.
Да, забыла представиться, тружусь я журналистом-редактором на очень известном в узких кругах женском интернет-портале БлондинКО.РУ. Пишу, точнее писала, всякую дамскую муть, начиная с выбора колготок на зиму, приготовления кабачковой икры до анализа мужских психологических стереотипов поведения. Вот и вчерашний день ничем не отличался от предыдущих жутких серых осенних дней. Я, как обычно, пришла в офис, опоздав минут на двадцать. Но что я могу поделать, если из моих Химок добираться до московского метро в жутко переполненной маршрутке не меньше часа. Хотя по-хорошему без пробок ехать от силы минут пятнадцать. Но рассказ об утренней Ленинградке и пробках на ней – это отдельная история.
Взмыленная, запыхавшаяся от бега на высоченных шпильках, пересмотревшая в пробках по дороге на работу почти три серии из последнего сезона сериала «Доктора Хауса», я наконец-то забежала в свой кабинет.
Ольга Гаврюкина, которую многие за глаза за милую уживчивость характера в коллективе называют Ольгой Гадюкиной, уже была на месте. Пила за своим столом жутко крепкий чай из ужасно безвкусной огромной красной чашки в зеленый горох.
– Опаздываешь, Лисонька!
Я терпеть не могу, когда посторонние называют меня «Лисонька». Но Ольга привыкла всех и каждого именовать уменьшительно-ласкательными именами и прозвищами. Присюсюкивание от взрослой, огромного гренадерского роста бабищи вызывали у адекватных людей минимум легкое недоумение, у остальных – откровенный хохот.
Но у «Оленьки» были железные нервы, просто стальные канаты. Она не обращала внимание на факты, не доступные пониманию ее высокого сознания.
Вес кокетки был около девяносто килограмм, который при огромном росте не казался такой уж насущной проблемой, но все же я бы поостереглась поглощать в таком количестве конфеты. Вот и сейчас рядом с жуткой кружкой в зеленый горох, в которую по моим скромным подсчетам, помещалось не меньше полулитра чая, покоилась на блюдечке гора шоколадных батончиков.
Поздоровавшись с Гадюкиной, раздевшись и кинув светлый плащ на стул, я до вечера изображала бодрый интерес к работе, даже написала пару статей о пользе брокколи для увядающей кожи и раскритиковала в комментах последнюю тенденцию шерстяных юбок в пол.
После работы, протолкавшись еще час в метро и маршрутке, я приехала домой, поужинала, покормила кота Лешку и…
И… все… Больше ничего не помню.
Потом я пришла в себя, если можно так сказать в данном случае, вися под потолком Химкинской больницы.
Почему я решила, что больница относится к городу Химки, а не, предположим, Москвы, Питера, Монте-Карло или любого другого города, я сказать не могу.
Мой уставший разум, наверное, клетки мозги уже отмирают в моей черепной коробке, сразу выдал мне информацию, что я в подмосковной больнице, и, скорее всего, меня забрали на «Скорой» из дома – и значит, далеко везти до больницы не стали.
Так что же со мной случилось?
Ни ДТП, ни аварий быть не могло, я прекрасно помню, как благополучно добралась до дома, поужинала, покормила кота, а потом темный провал в сознании.
Может, стало плохо с сердцем? С легкими? С желудком? Просто голова закружилась?
А что – тоже вариант. Сейчас и молодые жалуются на всевозможные хвори. Насмотревшись нескольких сезонов раскрученного сериала «Доктор Хаус», я начала судорожно придумывать себе диагноз.
Хотя, кто же тогда вызвал «Скорую»? Кот Лешка? При всей его сообразительности и неотразимой харизме я все же сомневаюсь, что пушистый зверек смог бы набрать на мобильном телефоне цифры 03 и промурлыкать диспетчеру мой адрес.
И если меня забрали из дома, то почему я в сапогах на шпильках, рваных колготках и с солидным, правда, немного размазанным макияжем, в чем я смогла убедиться, засунув свою голову под простыню к себе, любимой.
Для меня все это казалось детской игрой, чем-то несерьезным – в голове не укладывалось, что меня уже нет. Хотелось верить, что это какая-то ошибка, страшный сон, может, галлюцинация, но отнюдь не реальная действительность.
Расшифровка диагноза застопорилась на месте. Мешал немаловажный фактор – я не могла саму себя пощупать, взять за руку или проверить пульс. Я неуклюже топталась у своего собственного тела, но пальцы моей руки проходили насквозь, если я пыталась притронуться к телу.
Пальцы мои не были прозрачны, я ощущала и видела себя точно так же, как всегда, но как в фантастическом триллере, дотронуться до твердой поверхности я не могла. Мне оставалось лишь стоять в шоке и наблюдать.
Робкая надежда попытаться втиснуться в свое тело потерпела полный провал, когда я провалилась сквозь саму себя и сквозь больничную кровать на пол, попытавшись лечь в свое же тело.
Интересно, почему я не проваливаюсь сквозь пол на нижний этаж?
Хоть одна умная мысль за весь день.
Посмотрев вниз, я чуть не вскрикнула, хотя мне уже полагалось быть более восприимчивой к загробным сюрпризам.
Я не могла провалиться сквозь пол, о чем за мою недолгую жизнь я уже несколько раз мечтала, лишь по одной простой причине – я НЕ СТОЯЛА на полу. Мои ноги лишь скользили по его поверхности, не доставая до светлого кафеля несколько сантиметров.
Круто! Хоть стала выше на три сантиметра, всегда была недовольна своим 167-сантиметровым ростом, теперь уже метр семьдесят, хотя кого это теперь волнует, если меня уже нет на этом свете и никто меня не видит.
Мне осталось лишь молча с горечью наблюдать, как в палату вошли два громилы-санитара в белых халатах, переложили меня вместе с простыней на каталку. Сей сюрреалистический сон, если мне предстоит хоть когда-либо еще заснуть, будет преследовать меня очень долго – как два небритых здоровых мужика перетаскивают мое бесчувственное тело на каталку и куда-то увозят. В глубине сознания я понимала, что увозят меня ни много и ни мало, а в морг.
В самый настоящий морг!
На этом моменте стоило упасть в долгий и глубокий обморок или для эффекта схватиться за сердце, но у меня в серьезных ситуациях включается цинично-ироничный режим – некая защитная реакция, позволяющая выжить в непростых ситуациях.
Но слово «выжить» уже нужно исключить из моего лексикона.
Итак, подведем итоги – меня увезли в морг, я в шоке парю в трех сантиметрах от пола, света в конце туннеля не видать.
Жизнь кончена во всех смыслах этого слова!
Глава 3. Выход из безвыходного положения
Теперь оставалось только смириться, сложить ручки на груди или ждать Страшного суда, или переквалифицироваться в доброе неприкаянное привидение нынешней больницы.
Но даже призраком мне стать было не суждено.
Меня никто не видел, не слышал и не замечал.
Плавно выпорхнув в холл больницы, я с легкостью проходила через спешащих мне навстречу медсестер, санитаров, бодрой бабульки в потрепанном зеленом пальто с авоськой апельсинов, спешащей к своему супругу-пенсионеру, отдыхающему после инфаркта в палате номер четыре.
Никому не было абсолютно никакого дела до меня, я тупо прослонялась еще минут двадцать по холлу, послушала сплетни в ординаторской, узнала сенсационные новости, что Светка Левченко из хирургии купила себе изумительные сережки на распродаже в Сокольниках, что главврач Смирнов спит со своей молоденькой секретаршей, то-то она так нагло и вызывающе ведет себя с младшим медперсоналом.
Вся эта информация мне была абсолютно не интересна и скучна.
Что мне теперь, до окончания веков слушать весь бред живых людей? Я даже, как порядочное привидение, никого и напугать не могу. Меня никто в упор не замечает.
Даже попытавшись присесть на колени к симпатичному молоденькому интерну, я не почувствовала абсолютно никакой реакции. Он продолжал на компьютере раскладывать пасьянс, пить крепкий кофе и, убедившись, что его никто не видит, ковыряться в носу.
Фу! Как некрасиво!
Если бы я знала, что в каждый момент за любыми событиями в нашей жизни могут наблюдать бесплотные души – я бы, конечно, была бы намного внимательнее к мелочам.
После подобного физиологического действа интерн мне окончательно разонравился.
Лежа на кушетке в ординаторской, пытаясь всеми силами не провалиться сквозь диван, я принялась размышлять о своей незавидной участи. А что мне еще прикажете делать?
Тут мне на память пришел старый добрый голливудский фильм «Привидение» с молодой Деми Мур и Патриком Суэйзи, герой которого, попав в щекотливую ситуацию и став настоящим духом, отправился за помощью к медиумам и экзорцистам. А что – вдруг только люди с паранормальными способностями могут нас видеть и слышать?
Конечно, найти в Москве и ближайшем Подмосковье аналог Вупи Голдберг было нереально, но хоть какая-то идея. Еще меня не оставляла мысль, а почему меня никуда не забрали? Где обещанные небеса? Где хоть что-нибудь? Неужели это и есть ад – слоняться веки вечные по земле неупокоенным духом? Да, так точно свихнуться можно, а чокнутое привидение – действие не для слабонервных.
И еще, что пугало, я не помнила, как я здесь оказалась. В моей прежней жизни меня никогда не преследовали провалы в памяти.
Судя по надетым колготкам, сапогам и макияжу, я вечером куда-то собралась сходить.
На меня напал маньяк? Но, судя по телу, которое я прекрасно смогла разглядеть под простыней, на мне не было никаких видимых повреждений. Если бы меня задушили, были бы посиневшие губы, вывалившийся язык и т. д. Ран и синяков на теле тоже не было. Скорее всего, сердечный приступ, но я никогда не жаловалась на сердечную мышцу.
Позвонить и спросить кого-нибудь я не могла.
Позвонить обезумевшим от горя родителям, которым, скорее всего, сообщили о моей смерти, и сказать: дорогие мои, любимые, что же мне теперь делать?
Позвонить лучшей подруге Юльке, которая, конечно, тоже расстроилась от моей преждевременной гибели, – тоже не вариант. С бывшим парнем Олегом я уже несколько месяцев не разговаривала, мы страшно поссорились в прошлый раз, и мириться я точно не собиралась.
Интересно, он придет на мои похороны или нет?
О чем это я думаю!
Если мне предстоит вечно слоняться бесплотным духом по земле – это мне предстоит приходить на похороны всех моих знакомых и близких.
Подобная альтернатива меня абсолютно не устраивала. И после того как на меня в прямом смысле слова уселся интерн, бросивший пасьянс, и решился расправиться с бутербродом с колбасой на диване, мне пришлось ретироваться из ординаторской и вылететь в коридор.
Могу я сказать, мало удовольствия, когда на вас садятся.
Боли или дискомфорта от этого я не почувствовала, но осознавать, что на мне, а точнее, во мне, кто-то сидит, абсолютно не хотелось.
Выплыв или вылетев в коридор, называйте это действо как хотите, я внезапно почувствовала странное ощущение. Меня на пару секунд достиг пронизывающий до самых костей холод. Жуткий ледяной страх сжал сердце. Что это может быть?
Ощущение панического страха прекратилось, но разве призраки, к коим я себя с теперешнего дня отношу, способны чувствовать подобные эмоции?
Я развернулась, холодный сквозняк чувствовался из противоположного конца коридора. Насколько я успела заметить, там находились операционные.
Все верно, быстро пролетев через закрытую, выкрашенную грязно-белой краской дверь, я оказалась в операционной. Бригада хирургов склонилась над телом взрослого мужчины с окладистой рыжей бородой. Врач в светло-голубом медицинском халате что-то вырезал в его внутренностях. Я не сильна в медицине, но сообразила, что что-то идет не так. Хирург дико нервничал, кричал на ассистентов, но не это меня поразило.
Я с удивлением застыла, превратившись в соляной столб.
В верхнем углу операционной под потолком парил в воздухе толстый мужик с длиннющей рыжей бородой. Абсолютный двойник лежащего на операционном столе широко улыбнулся мне, задорно подмигнул, и в этот самый миг я увидела, что потолок больницы исчез. Над парящим мужчиной образовался кусочек ярко-голубого чистого неба. Хотя какое голубое небо может быть в октябре в Подмосковье? Несколько дней не переставая моросили осенние дожди, небо было скучного серого мышиного цвета. А тут над рыжебородым небеса отливали всеми оттенками бирюзовой лазури, и сам недавно скончавшийся пациент стремительно полетел к долгожданной свободе. Напоследок он махнул рукой мне, с открытым ртом наблюдающей за его перемещениями, влетел в синеву небес, и тут же кусочек лазури с влетевшей в него душой исчез, снова превратившись в потолок операционной.
Хирург возле стола выругался.
– Черт! Сердце не выдержало! Быстро проводим реанимационные мероприятия!
Но дальше я уже не слышала. Беззвучно вылетев в коридор, я судорожно глотала слезы.
Нет, так не честно.
Почему меня точно так же не забрали?! Почему мне не подарили кусочек ярко-синего неба, куда я тоже должна была вылететь, как и рыжебородый пациент?
Слезы текли по моим щекам, я даже не думала вытирать их.
Я летела по больнице, громко рыдая и проклиная в сердцах весь свет, тот и этот.
Вот ведь вечная неудачница! Даже на небесах для меня нет места! Даже туда меня не приняли!
В последний раз я так яростно рыдала, когда меня не приняли на журфак МГУ. Сейчас же ситуация была намного плачевнее. Когда я не поступила на журфак, у меня была еще масса вариантов как-то устроиться в этой жизни.
А вот какие варианты устроиться в этой смерти, я просто не представляла!
Если бы кто увидел меня в тот момент, наверное бы, ужаснулся. Рыдающее привидение, до чего же я дошла.
Мой вой на самой верхней ноте прервал тихий солидный голос:
– А ну не истери, устроила тут, понимаешь!
Я уже который раз за сегодняшний бесконечный день застыла по стойке «смирно».
Из стены напротив выплыла пожилая бабулька в ярком цветастом халате.