Пролог. Призывающая
– Змей, далеко ещё до деревни? – спросил Ваал, придержав своего коня, давая понять остальным, что лошадям нужен отдых, а значит, весь отряд должен последовать его примеру и перевести животных на шаг.
– До наступления темноты успеем! – ответил Змей и вполголоса добавил: – Сегодня боги нам благоволят, – и тут же, пользуясь моментом передышки от скачки, достал кусок вяленного мяса в листе салата и начал жевать.
Именно за свою привычку много жрать при любых обстоятельствах Торит и получил свою кличку – Змей. Его братья по оружию частенько шутили, намекая, что он, как голодная змея, трескает больше, чем весит, но при этом не толстеет. И надо сказать, что Торит гордился своим прозвищем и всё время старался впихнуть в себя еды больше, чем требовалось, чтобы оправдать прозвище перед соратниками.
Скинув капюшон и поправив широкий балахон без рукавов, чтобы в бою тот не сковывал движения, который из-за его схожести с подолом женского платья в народе получил название "юбка", Змей пришпорил коня, догнал командира и, жуя мясо, молча продолжил движение рядом.
Боевые товарищи Ваала ещё в учебке много лет назад дали ему прозвище – Ураган не только за суровый характер, но и за его сходство в вихрем в бою, хотя, конечно, возможности обычного человека были сильно преувеличены. В отряде он был старшим инквизитором и командиром, что было вполне логично, так как имел ранг Жнеца Душ, который Ваал давно перерос, а после этого задания должен взобраться на последнюю ступень в иерархии инквизиторов и получить звание Дельца Смерти. Выше этого звания, помимо жрецов, значились только инквизиторы Охотники, но они были одиночками и, как правило, избегали общества своих братьев.
Торит был единственным другом своего нынешнего командира, хотя из-за чрезмерной жестокости Ваала, часто сомневался, что в его душе, вообще, есть место для дружбы. При этом Змей завидовал Урагану, потому что именно благодаря предрасположенности к садизму и фанатичной отдачи Ордену Четырёх Лун тот скоро займёт должность, о которой мечтает каждый инквизитор. Дельцы Смерти были элитой инквизиции, им подчинялись не только ученики и младшие адепты, но и все остальные братья ниже рангом.
– Ты не знаешь – почему, когда пожрёшь, то хочется спать? – нарушив молчание, обратился к другу Торит.
Ваал повернулся, но ни сказал ни слова. Верхнюю часть его лица скрывал капюшон, но Торит, даже не видя выражения глаз командира, прекрасно знал, что тот не любит шуточные шарады, поэтому ответил сам: – Потому что живот надувается, растягивает кожу, и глаза закрываются! – и заржал, но не получив поддержки друга, упрекнул: – Отсутствие юмора – это не беда. Это катастрофа!
– Каждый имеет право на свои странности! – вполне серьёзно ответил Ураган и с претензией в голосе поинтересовался: – Змей, ты уверен, что мы справимся? Уничтожить Призывающую – это не пальцем в жопе поковыряться! – и скинув капюшон, чтобы продемонстрировать вертикальный шрам через бровь, почти до скулы, линию которого прерывал чудом уцелевший глаз, он напомнил: – Или забыл, как пять лет назад Призывающая смогла открыть врата, из которых вывалился монстр больше, чем наши два коня, вместе взятые. К тому же у этого урода были клешни, каждая с лошадиную голову. Из шести инквизиторов выжили лишь мы с тобой. Сейчас нас вдвое больше, но отсутствие опыта у остальных ставит под угрозу этот рейд.
Торит хмыкнул, вспомнив день, как они сражались со здоровенным монстром, который своей мощной клешнёй чуть не содрал с черепушки морду Ваала, но тот банально спотыкнулся и заработал лишь метку в виде шрама, как память на всю жизнь об этом опасном приключении.
– Надо быть готовым к тому, что снова разверзнется задница богов, и оттуда вылезет дерьмо, в виде очередного чудища! – продолжал настаивать на своих опасениях Ураган.
– Смерть всё время преследует нас, как навязчивая шлюха на улице Падших, но мы до сих пор живы! – рассудил Торит и к философской мысли добавил более весомый аргумент: – Призывающая, которую мы ищем, со слов доносчика – очень молода, поэтому ей не хватит опыта пригласить в наш мир кого-то, действительно, опасного. Может, парочку мелкой нечисти, ну, или уж совсем на крайний случай какую-нибудь зверюшку, не больше обычного вепря. В любом случае бояться эту сучку не стоит.
Услышать от товарища обвинения в трусости для инквизитора любого ранга считалось лютой обидой, после которой даже случались поединки на смерть, но выжившего тоже ждало очень суровое наказание, иногда даже доходило до отрубания головы.
Поэтому Ураган посмотрел на Змея взглядом, не сулящим тому ничего хорошего, но намечающийся конфликт предотвратила единственное существо, которое грозный и даже жестокий для всех остальных инквизитор искренне и без утайки обожал. Это была ласка по прозвищу Крапива. Цепляясь коготками за кольца кольчуги, она вылезла из-за пазухи через пройму балахона и, встав на задние лапки, демонстрируя пятно белоснежной грудки, огляделась.
Над прозвищем ласки Ваалу даже думать не пришлось, так как почти год назад он случайно нашёл её полумёртвую в крапиве, когда, возвращаясь с очередного рейда, отошёл поссать в кусты. Видимо, её потрепал более крупный хищник, но по каким-то причинам не стал жрать, и инквизитор, который очень недолюбливал людей, вдруг сжалился над животным, выходил и прикипел к зверюшке. Впрочем, у них это было взаимно.
– И что ты в этой крысе нашёл? – поморщившись, в тысячный раз поинтересовался Змей.
– Она помалкивает в отличие от большинства, чьим языком можно навоз из свинарника выгребать! – так же в тысячный раз ответил Ваал и аккуратно почесал пальцем Крапиву по спинке.
– Да чтобы вы оба простудились на моих похоронах! – наигранно обиделся Торит и придержал коня, а когда сравнялся со следующими двумя членами отряда, то, узрев в них благодарных слушателей, отвесил очередную шуточку: – Если в слове хлеб сделать четыре ошибки, то получится слово пиво! – и ржач соратников был ему наградой.
Ближе к вечеру отряд из двенадцати инквизиторов достиг конечной точки маршрута – деревни, в которой они должны были обнаружить и уничтожить Призывающую. Ваал предусмотрительно распределил своих людей по всему периметру посёлка, и в наступающих сумерках их сложно было обнаружить беглым взглядом, хотя некоторых выдавал всхрап лошадей.
Инквизитор не спеша подъехал к дому, возле которого сгорбившийся крестьянин в грязной рубахе собирал жердь, закрывая проход во двор, видимо, чтобы живность ночью не разбежалась, а лесные хищники их не беспокоили .
– Слышь, мужик, а где здесь дом с бабкой и внучкой лет четырнадцати? Девчонку, кажется, кличут Юлой, – поглаживая по шее коня, спросил Ваал.
– А ты кем им будешь, путник? – уперев жердину в землю, поинтересовался мужик.
Ураган понял, что этот кретин даже не признал в нём инквизитора, хотя откуда этим деревенским болванам знать, как выглядят палачи Ордена Четырёх Лун, которых в народе за глаза называли Мусорщиками. Это в городах их боялись. Даже бывало так, что зайди инквизитор в небольшом селении перекусить в таверну, и та тут же пустела, словно всех посетителей боги языком слизали. А уж в этой глухомани про карающую длань Ордена наверняка только страшные небылицы слышали, но воочию видеть не доводилось.
Ураган не собирался прикидываться родственником или знакомым Призывающей и, в принципе, хотел сократить время общения с этим быдлом, поэтому сразу перешёл к угрозам: – Слышь, образина, я тебе сейчас этой оглоблей спину выпрямлю!
– Мы не очень приветствуем гостей на ночь! Так что ты хотел от Юлы, путник? – не оценив исходящую опасность от вооружённого человека в балахоне поверх кольчуги, мужик снова начал задавать глупые вопросы.
Терпение Ваала закончилось, и он, как обычно, решил получить информацию более действенными методами – силой. Направив коня во двор дома и перепрыгнув до конца не собранную жердь, инквизитор тут же спрыгнул на землю, одним движением опрокинул горбуна на спину и, прижав лезвие кинжала к его верхней губе, процедил сквозь зубы: – Последний раз спрашиваю – какой дом?
Бедолага осознал свою ошибку, но было уже поздно, оставалось только подчиниться и надеяться на милость богов. Крестьянин молча указал пальцем на соседний дом, но сегодня боги были не на его стороне. Ваал резким движением отсёк мужику нос и, не обращая внимания на истошный крик, поднял отрезанный кусок плоти, покрутил, и, рассматривая его, произнёс: – Я же тебе обычный вопрос задал! – и, бросив ему на грудь обрубок, злорадно добавил: – Вот тебе твой нос, чтобы больше не пихал его не в своё дело! – и, громко свистнув, подал сигнал инквизиторам, чтобы те подтягивались ближе к нему.
Оставив коня, Ураган скинул пару верхних жердей, переступил нижние и направился к соседнему дому, в окнах которого через ставни пробивался тусклый свет. Ор безносого мужика наверняка лишил покоя половину деревни, которая очень быстро переполошит вторую половину, но инквизитору было плевать на них, с десятком воинов он разгонит это стадо, даже не вынимая меча. Его подчинённые на беспокойных лошадях, чуящих беду, уже находились рядом, и командир молча указал на нужный дом, чтобы тот взяли в кольцо.
Все дворы в посёлке были с похожими примитивными ограждениями, поэтому Ваал без труда оказался внутри и направился к дому. Он уже начал прикидывать, как выбить дверь, как та вдруг распахнулась, и из дома выскочила пожилая женщина, схватила его за низ балахона, упала на колени и заголосила: – Не губите! Она ещё ребёнок! Молю! Не губите! Во имя богов!
Инквизитор сообразил, что раз бабка сразу поняла – кто и зачем к ней пришёл, то, значит, её внучка, действительно, нефилима – так инквизиция называла тех, в ком проявлялась скверна.
Он заметил, как мимо прошмыгнула босая девчонка и, обогнув дом, решила скрыться через задний двор, но там все пути к побегу были уже перекрыты. Ураган отшвырнул старуху и приказал уже пешему Змею: – Убери её!
Сохраняя хладнокровие, чтобы подчинённые брали с него пример, Ваал последовал следом за девчонкой. Нефилима металась, как дикая хищница, загнанная в ловушку, хотя для инквизитора она и была всего лишь молодым и неопытным зверьком, которого, во что бы то не стало, следовало ликвидировать – так его учили с самого детства. И Ураган ни разу в жизни даже не задумался, что самый опасный зверь, которого следует уничтожить в первую очередь, это он сам.
Девчонка, заметив приближающего инквизитора с мечом в руке, решила для защиты собственной жизни использовать свои способности, а то, что её хотят именно убить, а не поймать, она уже не сомневалась. Слишком много страшных и кровавых историй про Мусорщиков она слышала от отца и недавно умершей матери. Юла упала на колени, упёрлась руками в землю, опустила голову и закрыла глаза. Она обратилась к своей силе, чтобы открыть врата и выпустить в этот мир очередного монстра.
Поднялся ветер, который закружил в вихре сор из сухой травы и листьев, небо моментально затянули невесть откуда взявшиеся тучи. Инквизиторы даже почувствовали небольшой толчок почвы под ногами, и казалось, что задрожали сами небеса. Девчонку начало трясти, и она ждала, что вот прямо сейчас кто-то явится на её зов и перебьёт Мусорщиков. Но ярость и страх, которые разбудили в ней до этого невиданную никем мощь, сыграли с ней злую шутку: время вызова увеличилось, и Ураган успел сверху вниз проткнуть Призывающую мечом. Перерубленный позвоночник не оставил девочке шанса, и, заваливаясь на бок, перед смертью она неосознанно направила свой гнев на убийцу. Ваал уже решил, что всё кончено, но умирающий ребёнок успел отомстить. Со стороны это выглядело, как божья кара: само небо точечным ударом поразило инквизитора разрядом молнии.
Ваал, раскинув руки в стороны, лежал рядом с телом, убитой им, нефилимы, и от его местами прожжённого балахона шла дымка, а возле головы валялась тушка Крапивы с опалённой шёрсткой. Змей успел испугаться и думал, что уже потерял друга, но в сумерках, опасаясь повторения удара молнии, смог рассмотреть, что он дышит.
– Найдите телегу! – приказал Торит и поднял тельце Крапивы, не понимая, подохла она или нет.
Змей вспомнил опасения Урагана, и ведь тот был прав: Призывающая оказалось самой сильной из всех, что они встречали, и если бы он не успел её прибить, то страшно даже представить, какое чудовище она могла вызвать.
Торит ещё не знал, что его друга уже нет – его тело заняла другая личность, и, более того, нефилима смогла призвать не одну сущность, а две.
Интуиция Змея забила тревогу, подсказывая, что здесь что-то не так, но он не прислушался к чуйке и, взглянув на очень быстро очистившееся небо от туч, из–за которых появились четыре луны, символизирующие четырёх богов, поблагодарил их за то, что они оставили жизнь его другу.
Глава 1. Яйца Судьбы
РОКОТОВ ВЛАДИСЛАВ ИГНАТОВИЧ.
Очнулся я от тряски и противного скрипа в сумерках, лёжа на боку. Первое, что я увидел – это пол из грубой доски и задники чьих-то сапог. Я родился в деревне, в которой жил до подросткового возраста, поэтому даже не потребовалась напрягать свои последние старческие извилины, чтобы понять, что везут меня в обычной телеге, хозяин которой давно не смазывал металлическую ось и сердцевину колёс. Сильное головокружение и тошнота мешали адекватно оценить обстановку, но для своих преклонных лет я ещё из ума не выжил и точно помнил, как поднимался на лифте на восьмой этаж в гости к дочери и внучке. В кабину со мной зашла молодая девушка в короткой юбке, и я, стараясь, чтобы она не заметила, косился на её стройные ножки и даже не заметил, какую кнопку она нажала на панели. До нужного этажа мы оба не доехали. Лифт затрясло, а внутри этой металлической коробки заискрились электрические разряды, как будто в него попала молния. Последним моим воспоминанием было искажённое страхом лицо девицы и её визг, а потом темнота.
Последние пару лет я думал, что помру от инфаркта, или тромб в башке оторвётся, ну, или, на крайний случай, от рака лёгких, так как был заядлым курильщиком, но даже в самых смелых фантазиях не мог предположить, что подохну внутри взбесившегося лифта в компании молодой и шикарной девицы. И единственным объяснением происходящего сейчас была гипотеза, что телегой, запряжённой наверняка в живой труп лошади, управляет мрачный перевозчик душ в мир мёртвых. В загробную жизнь я никогда не верил, но если судить по мрачной обстановке, то везли меня уж явно не в рай, к тому же на моей душе висел грех отнятой чужой жизни, а значит, в Эдем для меня ворота были наглухо заперты.
Все мои догадки рухнули, когда я увидел, вместо своего рукава обычной дешёвой ветровки самую настоящую кольчугу, а на небе висели четыре луны, самая большая из которых расположилась в центре трёх других. И помимо этих сюрпризов в полумраке я разглядел, как за телегой двигались конники, лица которых скрывали капюшоны.
Видимо, услышав моё кряхтение, извозчик обернулся и радостно заявил: – Жив, дружище! Ваал, ты – любимчик богов. После такого удара молнии никто бы не выжил. Возможно, теперь сам верховный жрец обратит на тебя внимание! – телегу тряхануло на очередной ухабине дороги, он чуть придержал лошадь и, не поворачиваясь, сообщил ещё одну странную новость: – Кстати, твоя крыса жива, но вот шкуру ей маленько подпалило!
Наречие даже близко не походило на русский язык, но я прекрасно понял всё, что сказал этот странный кучер, хотя других языков сроду не знал, но вот смысл всей этой белиберды от меня ускользал. И вдруг я понял, что знаю имя этого человека – Торит по прозвищу Змей.
– Ураган, а знаешь, что общего у мыла и ворон? – задал какую-то странную шараду Торит и, не дожидаясь моей реакции, сам ответил: – Они одинаково щиплют глазки! – и захихикал.
Таким говорливым идиотом перевозчик душ уж точно быть не мог, а значит, сто процентов я до сих пор находился в мире живых. Это была последняя вменяемая мысль, и на следующей неровности дороги мои мозги перевернулись вверх тормашками, лишив меня сознания.
И вот, лёжа на кровати в своей келье и прикидываясь немощным, вторые сутки я слушаю истерики Крапивы, пытаясь анализировать сложившуюся ситуацию.
Меня и ту симпатичную молодую особу перебросило в другой мир. Мне досталось тело местного отбитого на голову и помешанного на своей работе инквизитора, а вот девочке повезло меньше: её душа оказалась заперта в маленьком тельце ласки – личной зверюшки этого самого палача Ордена Четырёх Лун. Память бывшего владельца тела никуда не делась и была полностью в моём распоряжении, поэтому я знал, что в этот мир нас обоих перед своей смертью выдернула Призывающая, но то, что мы с девчонкой, не издавая ни звука, могли общаться ментально, было феноменом даже для местных. У Крапивы связь была только со мной и только на русском языке. Из местного наречия она знала всего несколько слов, а вслух могла издавать лишь писки и чирикание.
– Верни нас назад, старый ты пердун! Это всё твоё колдовство! Я заметила, как ты пускал на меня слюни в том лифте! Я тебе ночью горло перегрызу! – услышал я в голове очередную угрозу, которых она уже успела озвучить, наверное, несколько сотен.
Я перевернулся на бок, согнул руку в локте, примостил голову на ладонь и мысленно уже в который раз задал ей вопрос: – Может ты всё-таки скажешь своё имя?
Это пушистая с подгоревшей шерстью мочалка на полу встала на задние лапки возле кровати и фыркнула у меня в голове: – Алиса меня зовут!
Я вспомнил подходящий прикол из далёкой юности, когда "Алиса в Стране Чудес" была очень популярной книгой и, не удержавшись, озвучил шутку вслух – «А мы в прошлом или будущем? – спросила Алиса. – Мы в жопе! – ответил кролик».
В ответ в мою голову полилась непереводимая мешанина из современного молодёжного сленга и отборного мата.
– Фу, такой быть! Ты же – девочка! – буркнул я и, понимая, что рано или поздно женская истерика закончится, опять погрузился в свои мысли, пытаясь её не слушать.
Алиса обвиняла меня в нашем переносе в чужие тела другого мира, а мои аргументы и рассказ про Призывающую она даже слушать не хотела. И с точки зрения любого нормального человека это была самая настоящая фантастика. Жюль Верн, мать его… Но я был рад такому раскладу, хоть до конца и не верилось в происходящее. В родном мире мне уже исполнилось шестьдесят семь лет, и я доживал свои последние если не дни, то года уж точно. Там меня удерживали лишь дочь и внучка пяти лет, но они без меня не пропадут, а здесь мне судьба дала второй шанс, и я его не профукаю, как в прошлой жизни.
Много лет назад я совершил самую глупую и роковую ошибку. По пьянке, приревновав жену к соседу, я размозжил тому башку утюгом, и его мозги со стен подъезда пришлось отскребать дворнику. И с этого момента вся моя жизнь рухнула в пропасть: тюрьма, уход, а потом и смерть жены, безработица, безденежье, ну и все вытекающие, и практически нищая пенсия. Последняя моя работа была водителем автобуса, и то с судимостью взяли по большому блату, поэтому накоплений не было, и на старости лет я считал каждый рубль в коммуналке – пережитка прошлого.
– Ты меня слышишь? Чего ты молчишь?! – задалбливала меня Алиса.
– Сделай мне одолжение – заткнись! Я из-за тебя собственные мысли не слышу, – вслух рявкнул я, но тут же получив укол совести за свою грубость, вздохнул и мысленно поинтересовался: – Чего ты от меня хочешь?
– Я домой хочу! – пожаловалась Алиса.
Ласка, смотрящая с укором, выглядела очень забавно, и мне трудно было принимать эту, пусть и милую, но всё же крысу всерьёз, поэтому я опять схохмил: – Чего ты дома забыла?
– Я забыла там остаться! Идиот! – разозлилась она.
– Потерявший голову по волосам не плачет! – выдал я жизненную мудрость и собрался подобрать слова, чтобы её хоть как-то успокоить, но не успел.
– Это что за пословица такая? Ты где её откопал? В прошлом веке?! А до унитаза хоть сам добирался, старое ты душнило! – снова взбесилась ласка, – Какая голова? Какие волосы? Ты хоть понимаешь, что я лохматая крыса?! Быстро верни мне прошлое, там было нормальное будущее! – разразилась она тирадой и тут же сама себя начала успокаивать: – Спокойно, Алисочка! Это лютейший кринж! Это всё не взаправду! Лови релакс, милая!
За свою долгую жизнь я научился терпению, но эта бестия, которая вселилась в безобидный комочек шерсти, могла довести до нервоза даже забор. И сколько я не пытался, но поставить блок в своей голове на её противный писклявый голос у меня не получалось. Даже появилась мысль: может её сапогом прибить и дохлой тушкой стол протереть. Кстати, вчера она предприняла две попытки суицида путём разбивания с разбегу своей маленькой черепушки о стену. То ли веса тела не хватило, то ли разгона, то ли она пыталась таким образом мной манипулировать, но в итоге из этой затеи ничего не вышло.
– Ты – не ласка! Ты – медуза! – съёрничал я.
– Почему? – запрыгнув на табурет, недовольными интонациями поинтересовалась она.
– Потому что жалишься! – ответил я и снова попытался отстраниться от её нытья, чтобы продолжить мыслительный процесс.
Этот мир назывался Ваглион, что на языке местных переводилось, как блуждающий или рассекающий. По мне, так это было очень тупое название, но здешние туземцы о таких мелочах не задумывались, мол, богам виднее, а наше дело – в сторонке сидеть и не отсвечивать. В местной религии, даже имея в наличии память бывшего владельца тела, требовался детальный анализ, слишком уж неоднозначное мнение у аборигенов сложилось к их вере. Зато про Орден Четырёх Лун, более менее, было всё понятно.
Орден существовал с незапамятных времён, но если точнее, то ему уже было около семи сотен лет. Если верить летописям, многие из которых выложены в храмах в общем доступе, и следуя пропаганде жрецов Ордена, то его создали сами боги для поддержания веры и порядка в этом мире. Бог мужества и отваги – Гаал с золотым молотом гнева. Богиня любви – Кайя с огненным хлыстом страсти. Бог справедливости и правосудия – Орик с разящим сразу десятки врагов мечом. И богиня милосердия – Эволет с метательным лучом освобождения в виде копья. Они появились из ниоткуда и, помахав на прощание ручкой, так же исчезли в никуда, но обещали вернуться.
Очень уж эта легенда смахивала на мифы о богах древней Греции: Зевсе, Афродите, Аресе, Афине и прочих всемогущих сказочных персонажах. Но религия всегда держится на слепой вере, которую в этом мире до сих пор поддерживают жрецы Ордена Четырёх Лун, каждая из которых символизирует определённого бога. А примерно, триста лет назад здесь начали появляться люди с неординарными способностями: кто-то движением пальца крошил каменные валуны в крошку; кто-то взглядом мог заставить человека забыть определённый промежуток времени, а то и полностью всё своё прошлое; кто-то умел управлять металлом, а кто-то, как в нашем случае, мог вызывать сущности из пробитой дыры то ли в другой мир, то ли, вообще, в другое измерение. И последние двадцать лет эти способности становились всё разнообразнее. Короче говоря, супергерои, о которых в моём мире снимали фильмы, здесь были вполне реальны. Жрецы прозвали их нефилимами, объявили безбожниками и скверной, а для их уничтожения были созданы инквизиторы, которых народ не любил, боялся и окрестил Мусорщиками.
Ваал, чьё тело я позаимствовал, лично убил несколько нефилимов, так что я уже не знал – то ли начинать верить в богов и в сказки, то ли пора очнуться в психушке и потребовать меня развязать, чтобы помочиться.
Орден был вынужден пойти на такие меры, потому что обычные люди, не имея власти, а потом вдруг ежесекундно получив могущество, возомнили себя выше остальных и начинали творить разные непотребства, в том числе и разбои с массовыми убийствами. И объявить их вне закона на всём континенте могли только жрецы, так как три господствующих на материке королевства не имели общих законов, а главное не хотели договариваться и взаимодействовать. С тех времён многое изменилось внутри самого ордена и в его взаимоотношениях с другими королевствами, но нефилимы никуда не делись, и причину их появления так никто и не смог выяснить.
Теперь я стал тем самым Мусорщиком этого мира, которого боятся и даже ненавидят, и надо было решать, что делать дальше, хотя вариантов было не много. Но судьба сама дала мне пинка в нужную сторону.
В дверь настойчиво постучали, и пришлось вставать. Это оказался Змей – единственный друг Ваала, роль которого теперь придётся играть мне.
– Ты как? Оклемался? – поинтересовался Торит, и судя по интонациям, беспокоился он не из праздного любопытства.
– Угу, – буркнул я.
– Тогда пошли. В нашу обитель прибыл один из верховных жрецов по твою душу. Собирайся! Он тебя ждёт, но сначала просил заглянуть в страдальню, – сообщил Змей и хотел зайти, но я кивнул и хлопнул перед его носом дверью. Сейчас мне нужно было ограничить общение с теми, кто хорошо знал Ваала, чтобы подостовернее скопировать его манеру поведения, а для этого нужно было время.
– Ты куда? А я? – возмутилась Алиса, и запрыгнула на стол.
Я молча натянул кольчугу поверх плотной длинной рубахи, что оказалось не самым простым занятием, и, сверху накинув балахон, подпоясал его широким ремнём, на который повесил кожаные ножны с мечом.
– Эй, не молчи! Ты куда собрался? Я здесь одна не останусь! – снова раздалась претензия в моей голове.
– А ну цыц! Хватит визжать, как пилорама! Я скоро вернусь! – мысленно рявкнул я, а перед самой дверью, не оборачиваясь, машинально потрогал шрам на лице с многодневной щетиной и добавил: – И я тебе – не эй! Для начала хотя бы имя моё узнай. В той жизни я старше тебя больше, чем на сорок лет, пигалица.
То ли моя гневная тирада подействовала, то ли на удалении наша мысленная связь не работала, но когда я вышел из кельи, то не услышал ни одного слова от надоедливой мыши. Мы пошли налево к центровой лестнице. Стены коридора, сложенные из каменных блоков, ощущение сырости, запах затхлости и оставляющие на потолке копоть, потрескивающие факела – в скупе давали странное смешанное впечатление детского восторга от сказки и одновременно чувство обречённости.
Я знал, что страдальней называли местную пыточную, и поход туда не сулил ничего хорошего. Но учитывая, что после посещения этого неприятного места, мне назначил встречу старший жрец, то тыкать мне в задницу раскалённой кочергой никто не собирался, и можно было чутка расслабить ягодички.
Змей в своей манере трындел без умолку: – Ваал, сам же знаешь, что многие верят, будто молния – это копьё богини милосердия. И я не знаю тех, кто бы выжил после гнева Эволет. Ещё мальчишкой я как-то видел воина после удара молнии. Так вот его кольчуга вплавилась в кожу. Это был мой первый дохляк, и я несколько дней жрать не мог. А у тебе даже борода не подгорела, лишь ткань чуть обуглилась. Ураган, в обители только про тебя и говорят. Ты теперь целованный богиней милосердия!
– Твой язык слишком свободно болтается во рту! – грубо ответил я, копируя манеру бывшего владельца тела.
Торит сменил тему и решил со мной поделиться конфиденциальной и важной информацией про новую повариху, у которой соски разного цвета. Не то, чтобы тема сисек меня не интересовала, тем более в обновлённой моей версии – в теле мужика в самом рассвете сил, просто сейчас был не очень подходящей момент для обсуждения женской физиологии. И обращение – Ураган – меня сильно раздражало, и воспринималось, как кличка лошади, но других вариантов мне давать никто не собирался, так что стучать копытом не имело смысла и оставалось только смириться.
Мы спустились в подвал, в котором витал запах смерти, хотя, возможно, это мой непривыкший разум просто дал волю воображению, так как мрачность этого места зашкаливала. Пройдя суровую школу, в которой тюрьма сыграла решающую роль, я всё равно чуть не поддался панике, но вспомнил, что если сделаю ошибку, то судьба вряд ли подарит ещё одну жизнь. Пришлось мысленно представить яйца судьбы, в виде двух золотых шаров и сжать их покрепче. Хоть и не до конца, но это помогло задавить страх.
Змей подошёл к одной из массивных деревянных дверей, обитой железными пластинами, не без труда открыл её и, жестом руки пригласив меня внутрь, сообщил: – Я здесь подожду.
Я решил не задавать глупых вопросов, чтобы не дать повода для подозрений, и уверенным шагом зашёл в пыточную. Взгляд сразу упёрся в весящее головой вниз, как свиная туша, обнажённое искалеченное мужское тело с множеством глубоких ран на груди, а на ногах плоть была срезана кусками. Лица из-за крови, стекавшей тягучими нитями в подставленный таз, было не разобрать.
– Явился! – услышал я голос слева от меня и увидел возле стола с разложенными инструментами для пыток тощего и лысого мужика с голым торсом, заляпанным кровью. Это был здешний потрошитель и редчайший ублюдок – Могила. Настоящее имя этого потрошителя в памяти Ваала отсутствовало, зато презрения хватало с лихвой. Как инквизитор, Могила не состоялся, зато жрецы разглядели в нём талант мясника и нашли ему, в прямом смысле слова, тёплое местечко. В его рабочем помещении всегда было сухо и жарко, видимо, средневековая вентиляция не справлялась с жаром от пламени факелов, и сейчас помимо подкатившей тошноты к горлу от лицезрения развороченной человеческой плоти, под рубахой кольчуги я почувствовал струйку пота, пробежавшую по спине прямо в ложбинку между булок.
– Кто это? – спросил я, пытаясь выглядеть невозмутимо.
Но, видимо, актёр из меня получился никудышный, и на мою кислую рожу Могила с пренебрежительной ухмылкой поинтересовался: – А ты не знаешь?
Вместо ответа я зыркнул на него взглядом, в котором чётко читалось, что не стоит в мою сторону помёт метать – можно без башки остаться, и для этого даже не пришлось притворяться.
Могила понял мой посыл, но всё с той же ухмылочкой пояснил: – Это папаша той Призывающей, которую ты отправил на божий суд к богу Орику. Когда инквизиторы погрузили тебя на телегу и отвлеклись, то он… – лысой башкой Могила махнул в сторону болтающегося тела, – …пользуясь моментом, попытался тебе глотку перерезать и отправить следом за любимой дочуркой, но Змей успел в последний момент. Твои люди притащили его с собой, а верховный жрец распорядился узнать – если ли у него другие дети, чтобы исключить ещё одного нефилима, а потом отдать тебе этот кусок мяса.
– Зачем? – не понял.
Могила посмотрел на меня, как на идиота, и до меня дошло, что это был жест начальства, означающий привилегию собственноручно оборвать жизнь своего обидчика.