Глава 1
Начало недели – для многих сложный период, но не для меня, так как каждый мой день похож на предыдущий. Этому есть простое объяснение – я давно на пенсии. Живу и доживаю свой век в маленькой квартире провинциального городка.
Жизнь пролетела быстро, но счастливо – я успела многое сделать: университет, работа, семья, дети, а сейчас и внуки. Я работала тем, кем всегда мечтала и для меня моя работа была не в тягость, а отдохновение души. Быть врачом, хирургом – посвятить этому всю свою жизнь и успеть при этом выйти замуж за любимого человека, воспитать троих детей, понянчить внуков, я считаю, что это счастливая жизнь, такую можно прожить, не раздумывая, еще раз.
Сейчас, будучи одинокой бабулей восьмидесяти лет, листая страницы своей жизни назад, понимаю, что прожила ее не зря: помогла многим, многим спасла жизнь, а кому-то, к сожалению, не смогла… но не будем о грустном. Расскажу о настоящем. Каждое мое утро начинается со стакана тёплой кипяченой воды, затем, пока готовится кашка, лёгкая зарядка для всего тела, затем душ и сам завтрак.
После утренних обязательных дел, у меня появляется выбор: пойти на прогулку в парк, заглянуть в интернет, чтобы почитать что-нибудь фентезийное или заняться рукоделием. Сегодня стояла прекрасная погода и мой выбор очевиден – пойду гулять в парк.
Парк начинался сразу через дорогу от моего дома. Надев брюки и теплую кофту, я поспешила выйти на улицу.
Стоя у светофора в ожидании зеленого света, задумалась о предложении моей старшей дочери, которое откладывала уже пару дней. Она со своим супругом, давно хотели детей, не смогли, и удочерили прекрасную малышку, которой уже три года. Теперь зовут меня жить к себе, хотят присматривать за мной, ну и чтобы я нянчила внучку, а сама она хочет выйти на работу. Предлагают мою квартиру сдать кому-либо в аренду или совсем продать. Я вроде и не против, но хочется дожить свой век одной в тишине и спокойствии родных стен моей маленькой квартиры… и как-то так я глубоко задумалась, что пропустила, когда зажегся зеленый на светофорном столбе. «Успею перейти» – с такой мыслью я рванула через дорогу, спеша успеть на другую сторону, и кто бы мог подумать, что в этот момент из-за поворота выскочит автобус прямо на меня.
Было больно, было страшно, я чувствовала всё абсолютно, и запомнила глаза водителя, с ужасом смотрящего на меня, летящую куда-то, а потом темнота, и холод, было очень холодно вокруг.
Странно, вместо тишины больничной палаты, я услышала какой-то шепот и вдруг меня кто-то схватил за плечо и начал трясти:
– Мама Яра, мама Яра, они снова пришли, пожалуйста, не вставайте и не защищайте нас. Мы выдержим. – Тихий судорожный шепот детского голоса, в котором слышался страх, был полон мольбы и отчаянья.
Ничего не понимая, я с трудом открыла глаза, но ничего не увидела. Меня охватила паника, неужели я ослепла от удара? Решив не поддаваться панике, глубоко вдохнула, но и тут меня ждал сюрприз, боль волной разошлась по груди и рёбрам, судорожный кашель скрутил моё тело и не хотел отпускать долгую минуту. Отдышавшись, я снова медленно открыла глаза, и на этот раз смогла различить очертания какой-то комнаты, света не было, в маленькое оконце под самым потолком была видна луна и редкие темные облака. Света той луны хватило, чтобы рассмотреть очертания ребенка, сидящего рядом со мной, прямо на полу. В этот момент я и расслышала гулкие шаги кого-то, кто подходил к двери этого помещения.
Загремели ключи и дверь отворилась, свет живого огня резанул по глазам, а в моей голове пронеслась мысль, что это самый настоящий факел в руках у грузного бородатого мужчины, которого я смогла разглядеть в свете факела.
– Сегодня работать пойдёте вы двое, – прогрохотал голос этого человека, а палец ткнул куда-то вправо, – а ежели сопротивляться вздумаете, мелкое отродье, вам мало не покажется, и защитница ваша вам больше не поможет, если вообще сможет встать, – под конец своей речи бородач захохотал, как будто сказал самую весёлую шутку на свете, – а может она уже того, откинуться успела, – пробормотал он, но достаточно громко, чтобы его все услышали.
Сам же прошагал в нашу сторону и, опустив факел вниз, осветил меня и ребенка, сидящего рядом:
– Брысь, мелюзга, – бросил бородач ребёнку и обратил все свое внимание на меня. – Выжила, значит, повезло тебе, Яра, ну теперича ты здесь. И скорей всего сгниешь тут же, в бараке с воришками и беспризорниками, – проговорив всё это, этот гад сплюнул прямо мне под ноги. Постояв так еще несколько секунд, он развернулся и зашагал прочь, а позади него поспешили выйти из помещения двое парней подросткового возраста, на которых он указал. Как только дверь закрылась, снова стало темно и очень тихо.
– Пить, – прошептала я, и почувствовала, как из трещин на губах выступила кровь.
– Мама Яра, вот, держите, сохранили для вас немного, – тихо подошел ко мне еще один ребёнок, на этот раз девочка.
Выпив одним глотком тухлой, мерзко пахнувшей воды из глиняной кривой чашки, я подумала, что нужно хоть немного поспать, а осмотр моего нового тела и обстановки вокруг, решила оставить до завтра, сегодня все равно ничего не рассмотреть и ничего не понять. Мысль о том, что я в чужом теле, далеко от дома и родных мне людей, гнала прочь. Нет времени паниковать. Плакать и биться головой о стену позволю себе только тогда, когда разберусь со всем этим. Я не истеричка, никогда ей не была и сейчас я не поддамся панике, как бы мне этого ни хотелось. А пока спать, этому телу, уже моему телу, нужен отдых.
Глава 2
Утро красит нежным светом… может у кого-то утро и нежное, вот только не у меня. Спала я откровенно плохо, болело всё, кажется, даже волосы ныли и хотели плакать. Рассвет пришел, по моим внутренним ощущениям, часа через три-четыре после того, как ушел тот бородатый мужик. Я все это время старалась не шевелиться, как стало немного светлее, попыталась принять сидячее положение, оперевшись о стену. Удалось мне это минут через тридцать. Как только я села – смогла лучше рассмотреть место, где мне «посчастливилось» оказаться.
«А я ведь попаданка, самая настоящая» – подумалось мне, только принцев что-то не видно. Хотелось бы рассмеяться, вот только сил не было и при пальпировании своего живота, рёбер я выяснила печальную картину, это тело избили и били кажется чем-то тяжёлым, могу предположить ногами в обуви, иначе пару треснутых ребер, причем с каждой стороны ничем не объяснить, а боли в животе, спине были такими, что становилось ясно, гематомы там есть и не маленькие, как только все внутренности не превратили в кашу – непонятно. Но будем работать с тем, что есть – лечить и восстанавливаться. Мне дан шанс на новую жизнь, и я не хочу его упускать.
Оглядев комнату внимательнее, я увидела печальную картину: везде спали дети разного возраста: от 5 до 17–18 лет, разного пола, спали вперемешку на каких-то грязных тряпках вместо матраса, весь пол был засыпан соломой, в которой изредка я слышала подозрительный шорох и попискивание. Я не из истеричек, но будь у меня силы точно бы запаниковала. Дети были одеты в странную одежду: все в каких-то мешковатых одеяниях чуть ниже колена, грязно-серого цвета, волосы нечесаные и свалявшиеся – подозреваю, что там кто-то с комфортом живет. Лица и видимые части тел были в давно въевшейся в кожу грязи. Под мешком не понять, но руки-ноги-веточки говорили о том, что дети сильно недоедают.
Я сглотнула вязкий ком, который образовался от этой картины, прикрыла глаза, чтобы через миг их открыть и посмотреть уже на себя: тонкие руки, с длинными пальцами, кожа в грязи, но не застаревшей, а как бы свежей, не как та грязь на теле детей, которую не смывали месяцами. Несмотря на это, видно, что это руки молодой женщины. Опустив глаза, осмотрела свой наряд: коричневое платье из грубого материала, закрывает щиколотки и открывает убогие деревянные башмаки. Лицо своё, по понятным причинам, я рассмотреть не смогла, зато толстая черноволосая коса, ниже середины спины, позволила мне понять, что я жгучая брюнетка: давно я не видела таких роскошных волос.
– Мама Яра, ты уже проснулась? Тебе нужно отдыхать, – рядом со мной открыл глаза малыш, которого я узнала по голосу, это он меня вчера тряс за плечо. Чумазое личико и маленькое худенькое тельце ребенка 7–8 лет вызвало во мне волну нежности и гнева, как, ну как можно содержать этого ангелочка в таких условиях. – Мама Яра, я думал, что ты умерла, я так долго вчера тебя звал, а ты всё не просыпалась, – шмыгнул носом малыш.
– Ну что ты, не плачь! – прошептала я, голос был глухим и ломким, но я старалась не думать о боли. – Всё хорошо, я ведь проснулась. – Недолго думая, я решительно заговорила, – малыш, меня, видать, били по голове?
– Да, – ответил на мой вопрос ребёнок, – они злые все и плохие, только ты одна, самая добрая и из-за нас тебя чуть не убили, – снова заплакал малыш.
– Дорогой мой, а скажи, как всё произошло и почему? Я ничего не помню, даже как меня зовут.
Глаза ребёнка с каждым моим словом становились всё больше и больше:
– Да как же так, мама Яра, это мы во всем виноватыыы, – снова тихо заплакал мальчик.
– Ну тише-тише, ты лучше расскажи мне всё с самого начала: где мы, как меня зовут, вообще кто я и всё-всё, что считаешь важным, а я буду слушать и потом задам тебе вопросы, договорились?
– Хорошо, мама Яра, я постараюсь, – шмыгнул носом ребёнок, – Тебя зовут Ярроу, ты местная травница, все считают, что ты ведьма и никто тебя не любит, кроме нас, мы тебя не боимся, – улыбнулся малыш, по мере рассказа он совсем успокоился и уже увереннее продолжил, – это место – Коробка, сюда заключают всех беспризорных детей главного города и окрестных деревень. Мы без родителей и родных, а также те, от кого родные отказались по разным причинам. – Речь ребёнка была правильной и это меня удивило, но всё объяснилось просто, – я сын военного, мой отец погиб, а матушка умерла давно от чёрной хвори. Папа мой учил меня читать, писать, считать, говорил, что в жизни это пригодиться, только сейчас я сомневаюсь в этом. Сюда я попал, когда остался один и никому не нужным. Здесь хоть бедно, но кормят, и есть крыша над головой, а остаться на улице – это быстрая и порой мучительная смерть. – говоря это мальчик вздрогнул и зябко передёрнул плечами.
– Малыш, а как тебя зовут?
Глаза ребёнка снова наполнились слезами:
– Мама Яра, как же так, нужно скорее вас к врачу, только не выпустят вас теперь, – снова всхлип, – а зовут меня Ирис.
– Ирис, не плачь, главное, что мы живы, всё остальное мы решим. Вместе – мы сила, – вот так его успокаивая, я выяснила, что это за место и что это за мир такой, где в таких условиях держат детей.
Глава 3
Мир, в котором я оказалась, называется – Эрда, в нем живут только люди, никаких других существ – эльфов, гномов нет, это я выяснила из рассказа ребенка, в котором ни разу не упоминалось о ком-то еще, кроме людей.
Город, в котором я сейчас нахожусь Альпа – это центральный город, здесь располагается резиденция главного хозяина земель – эра Грува и его семьи. Он здесь бог и судья.
На мой вопрос: почему так живут дети-сироты, ответ был печален – потому что так принято испокон веков – нет родни – ты собственность государства до совершеннолетия. Считай раб. Здесь все заботятся только о себе, некоторых детей могут забрать родственники, кто может прокормить лишний рот, а всех остальных отправляют в Коробку – место, где есть еда (прямо скажу по виду детей, самого низкого качества), и крыша над головой, за все предоставленные «удобства» дети обязаны работать на пользу города и окрестных земель, и работать совершенно бесплатно. А если работать отказываешься, тебя сошлют на рудники, где жизнь очень короткая. Почему дети не сбегут? А куда бежать? За воровство казнят, работу ребенку за плату никто не поручит, все знают, что беспризорные дети – имущество государства, таких детей ловят и они снова в Коробке. Какую работу выполняют дети? Самую разную: от уборки дорог, до уборки нечистот в общественных нужниках. Оплата: еда, одежда, кров.
Есть один нюанс, я посчитала его недостаточно справедливым (а точнее вообще издевательской подачкой): когда ребёнку исполняется 18 лет, его «отпускают», дают стартовый капитал (30 ардов, на которые можно купить поесть на неделю или снять комнатушку на пару дней). После совершеннолетия, все работы, которые дети раньше выполняли бесплатно с момента, когда тебе исполнилось 18 лет, становились оплачиваемыми, и этих денег хватало только, чтобы не помереть с голода. Поэтому большинство уже взрослых молодых людей отправлялись в море, которое было в паре недель пути от нашего города: на причале хватало работы (разгрузка и погрузка грузов, куча таверн, где нужны сильные рабочие руки, а также можно было юнгой уйти в плавание на купеческом корабле). А девушкам оставался небольшой выбор: работа в трактирах подавальщицами или еще что похуже – бордель (здесь Ирис даже не смутился, это правда жизни, в таких условиях все дети быстро взрослеют). Но до 18 лет еще надо дожить, а это мало кому удаётся, дети часто болеют и сгорают.
А также ребёнка может взять в «аренду» зажиточный горожанин, который за любую провинность или плохо выполненную работу, может наказать исполнителя: дать тумаков или плетей, посадить в «холодную» – яма такая, чтобы отрок ума набрался и за подобное самоуправство «арендатора» никто не сможет наказать.
Во время рассказа Ириса все дети уже проснулись и сидели плотным кольцом вокруг меня, кто-то присоединялся к Ирису и дополнял его рассказ.
– Почему я оказалась здесь вместе с вами?
Все потупили взгляд, Ирис тоже, но ответила та девчушка, что недавно дала мне воды:
– Мама Яра, так где-то седмицу назад, наш бунтарь Васк таскал корзины с готовым хлебом во дворце эра Грува и одну корзину сумел запрятать и принести сюда в Коробку и раздать детям. Понятное дело, что это всё вскрылось, за такую провинность наказание ему назначил сам эр, на центральной площади он должен был получить 20 ударов плетьми, а после такого никто не сможет выжить. Вы бросились в ноги стражникам и те вас за неповиновение эру Груву, а точнее за причинение препятствия наказанию побили при всех на площади и били жестоко, – сквозь слёзы закончила малышка.
– Вы пролежали здесь несколько дней в горячке, а вчера под вечер вы как будто перестали дышать, – добавил Ирис, – я от страха начал вас трясти, и вы проснулись, – с облегченным вздохом прошептал ребёнок.
Мне подумалось, что именно в тот момент мама Яра и померла, а в ее тело какие-то силы поместили меня.
– Где сейчас Васк? – спросила я.
– Он в холодной, плетей ему дали, но не 20, а 10, эр Грув посчитал, что вы вдвоем разделили наказание.
«Как справедливо, мать его» – подумала я, и, будь моя воля, этому эру не поздоровилось бы.
– Дети, а есть возможность нам всем отсюда выйти?
– Есть такая возможность, – снова заговорила девочка, – заплатите штраф за себя, и вас скорее всего отпустят. Но это будет решать эр.
– А вас как спасти? И как тебя зовут?
– Я не знаю, мама Яра. А зовут меня Цвета.
Я решила познакомиться со всеми детьми, а было их в комнате человек десять. У всех только имена, фамилии они получат только в 18 лет.
А как нам выбраться отсюда я не знала, но точно была уверена, что врач-хирург с огромным стажем нигде не пропадёт, найдет работу в любом мире, тревожно только за мои руки, если они не «чувствуют», то хирургом мне не быть, но до этого нужно еще дожить. Тут снова послышались чьи-то тяжёлые шаги за дверью, лязгнул замок и в помещение вошел давешний стражник:
– Малышня, на выход, сегодня уборка улиц, весна – время собирать конские «яблоки», – отвратительно заржав, он обратил взгляд своих мутных глаз на меня, – и ты тоже вставай, хватит валяться, тебя ждут в доме Правосудия. Все на выход за мной, да поживей!
Дети помогли мне подняться, кто повыше и посильнее обступили меня с двух сторон и с их помощью я начала своё мучительное следование за стражником.
Глава 4
Коридор ничем не освещался, хотя по бокам висели факелы, скорее всего их использовали в темное время суток. Шла я медленно, но не как черепаха, не знаю с чем это связано – есть у меня подозрение, что те ушибы и синяки, нанесенные этому телу во время моего переселения, чудесным образом уменьшились, иначе я не могу объяснить, как я вообще могу переставлять ноги, а также за ночь уменьшилась боль в треснутых рёбрах. Судя по рассказам детей, били это тело нещадно. Но боль была, она никуда не делась, просто по сравнению с тем, что я чувствовала во время пробуждения и с тем, что я ощущала сейчас – две абсолютно разные боли.
Стараясь отвлечься от мыслей о состоянии моего нового тела, я смотрела вперед – на свет в конце коридора. Как странно, оптимистично прозвучала фраза, очень надеюсь, что так оно и будет – позитивно и светло.
Выйдя во двор, я зажмурилась от резко ударивших по глазам лучей яркого солнца. Контраст от темной комнаты и еще более мрачного коридора был слишком сильным. На глазах выступили слезы, мне понадобилось несколько секунд, чтобы проморгаться и увидеть, куда меня вывели. И тут я поняла, почему это место называется Коробка.
Квадратное здание правильной формы, внутренняя часть которого была открытым двором, внутри двора сновали дети: кто-то умывался в корытах (видать это можно было сделать только утром, так как вчера ночью лица у детей были чумазые), стоящих вдоль стены, расположенной напротив, кто-то стоял в очереди за едой: ели здесь же, во дворе, кто сидя на земле, кто на редких старых лавочках, выглядевших так, что еще немного и развалятся.
Стражник поджидал нас у выхода, последней дотащилась я и двое парней-подростков семнадцати лет, о которых я опиралась:
– Яра, ты пойдешь за мной, в зал Справедливости. А вы двое марш на помывку и на завтрак, мне не нужно, чтобы в мою смену, кто-то рухнул с голоду под ноги благородным эрам и эринам нашего славного города. – Говоря это, лицо стражника брезгливо сморщилось, видать ему вспомнились неприятные случаи с этим связанные. – Яра, пошли.
– Спасибо, ребята…
– Рик и Тик, мама Яра, – ответил один из них, показав сначала на себя, а затем на брата, в темноте комнаты, разглядеть черты лица детей было сложно, да и грязь мало этому способствовала, но в свете дня, стало понятно, что они точно либо братья-погодки, либо двойняшки. – Мама Яра, может вам помочь дойти до выхода? – Опасливо косясь на стражника, продолжил Рик.
– Не нужно, я сама, идите поешьте, а то и правда, останетесь голодными.
Стражник стоял все это время и молча недовольно сопел, но по какой-то причине не стал вмешиваться и как-то нас подгонять, с чем связана его терпеливость мне было не понятно, я надеялась выяснить это позже.
Мы пересекли двор и вошли в дверь прямо напротив нашей, схожий коридор, освещенный редкими горящими факелами, и в его конце снова дверь, перед которой небольшая ниша, в которой уместился небольшой стол с еще одним стражником.
– Мэг, мы в зал Справедливости. Я скоро вернусь.
– Давай, Бон, надеюсь слушание не затянется, – и, кинув на меня мерзкий липкий взгляд, добавил, уже обращаясь ко мне, – Яра, я надеюсь, тебя запрут здесь навсегда, будешь делать все, что и дети и даже больше.
Глядя в его мерзкое, с острыми чертами лицо, как у крысы, бегающие глазки и редкие, жидкие волосенки, мне подумалось, что в его фразе «и даже больше» он думал не о моей работе лишний час в поле, а о более низменных, похотливых вещах. Я промолчала, это явно его удивило, потому что он не выдержал:
– Тебе явно сильно досталось по голове, ведьма, раз не стала со мной ругаться. На это дело ты всегда была самая первая.
Я не ответила и на этот раз. Бон, не дожидаясь, что еще скажет его напарник, открыл дверь и мы вышли во внешний двор дома, немного не дойдя до распахнутых настежь ворот стражник остановился и, развернувшись ко мне лицом сказал:
– Яра, если тебя освободят, а скорее всего так и будет, ты одна в этом городе толковая травница, пообещай мне, что и дальше будешь продавать мне тот травяной сбор, только твои травы решают мою мужскую проблему. Помни я тебе вреда в Коробке не причинял. – Под конец речи, Бон покраснел, его мутные глаза, кажется, помутнели еще больше. У него явно что-то с организмом, ну да это не мои проблемы. Тот его плевок я помню, хоть он и не попал на меня, но таких вещей я не забываю. Сочтемся. Я пожала плечами, посчитав, что отвечать ему совсем необязательно. Мой жест Бон воспринял, как согласие, потому что довольно засопел и развернулся к выходу чуть ли не приплясывая, кинув на ходу:
– Странная ты какая-то стала, Яра, молчаливая, приложили тебя видать знатно. Ну да для меня главное, чтобы ты свои травки помнила.
– Бон, не волнуйся, дам я тебе настой из тех самых травок. – Еще какой настой – ты, у меня, гад, после него Богу душу отдашь.
После нашего короткого диалога мы наконец-то вышли за ворота на улицу.
Я изо всех сил сдерживала своё любопытство, стараясь сильно не вертеть головой, чтобы Бон не заподозрил чего лишнего, и поэтому аккуратно рассматривала улицы и людей, которые сновали в большом количестве, обтекая нас, как потоки воды.
Весна, где-то ее середина, было уже очень тепло, климат явно не суровый в этих землях. Пели птицы, солнце светило и мне даже показалось, что все будет хорошо, надо только не опускать руки.
