Посвящается
Моей маме,
Людмиле Лисуковой,
первому читателю и автору подвигов царя Иннокентия.
Алине Пучковой,
чья логика и рациональное мышление
не раз указывали, где моя бурная фантазия
окончательно распрощалась со здравым смыслом.
Ольге Багаевой,
однажды и навсегда вселившей в меня
уверенность в собственных силах.
Спасибо вам огромное!
Пролог
Упорствующим в своих стремлениях и желаниях
судьба всегда дает возможность…
…после сожалеть об этом.
…и жили они долго и счастливо…
Какая скука!
Я с силой захлопнула книгу. Что за история такая, а?! Все как заведено: богатырь-царевич спас красу-девицу, победил чудище о семи головах и женился. Да нет, не на чудище, что стало бы хоть одним приятным поворотом сюжета.
Труд сей бесценный какого-то бумагомарателя обошелся батюшке аж в пять золотых! Уж лучше бы он мне бусы привез, честное слово.
Я еще раз взглянула на книгу.
Нет, вещь, без сомнения, стоящая – как в прямом, так и в иносказательном смысле. Весит как добрый камень. Корешок из тисненой кожи. Ежели что, ею можно и от разбойников отбиваться. Но самое занятное в ней – картинки: цветные, яркие, на весь разворот.
Я открыла книгу и в очередной раз с сомнением изучила румяного царевича со стогом сена на голове и мечом в руках, которому могли позавидовать и былинные герои. Рядом, то есть на той же картинке, краса-девица с голубыми глазами на пол-лица сползала по стеночке за могучей спиной спасителя. Выпученные глаза ее отражали то ли сильный испуг, то ли столь же сильную веру в царевича.Чудище на страницу не поместилось, но судя по грозно сдвинутым бровям царевича, было где-то тут, недалече.
Аж смотреть противно! Ну почему нельзя по-иному?! Например… Краса-девица, ладно, просто девица, спасает царевича от… да хотя бы и от чудища! Я старательно представила себе девицу с картинки, но с нормальными глазами, в руках меч, пусть и не такой внушительный как у царевича. Сам спасаемый, ну, допустим… прикованный к стене цепями могучими (чтобы чудище побеждать не мешал), смотрит на девицу, пусть и не красу, взглядом, полным обожания! Чем не сказочка?
Дала младшая из княжон Луговских, я, то есть, себе зарок: в подобной ситуации поступить надлежащим образом, не ждать у моря погоды в башне высокой, а самой спасти царевича от незавидной участи! А княжне, пусть и младшей, слово свое должно держать, вот и маюсь… Со скуки! Ведь из чудищ за околицей лишь торгаши иноземные, да и царевичей, нуждающихся в спасении, пока не попадалось…
Экипаж подскочил на ухабах, и я с возгласом уронила книгу. Сестры глянули неодобрительно, маменька же продолжала на мое счастье мирно спать. Ругаясь под нос словами, которые девице в моем возрасте и знать-то не положено, я подняла труд, истинно монументальный, и с тоской уставилась в окно.
Жили мы (князь Луговской с чадами, домочадцами и челядью) в просторном имении, дарованном нашему батюшке царской милостью вместе с титулом за верность и честь, которые так и не удалось поставить под сомнение, ну и за личную выслугу на военном поприще. Жили мы недалече от стольного Софийского града, дорога до которого для шумного семейства отставного вояки занимала всего четыре часа.
Заснеженные просторы родного края…
…Успели надоесть уже за первый час пути. Оставалось только слушать вполуха болтовню сестер, обмениваться тоскливым взглядом с маменькиной заморской собачонкой и листать книгу про царевича и его подвиги, мнение о которых я составила уже через дюжину страниц.
Как же мне хотелось, чтобы что-то произошло. Ну хоть… разбойники напали (на чудище я и не надеюсь), или еще какой казус приключился…
Но нет. Время шло, а экипаж все так же бодро подпрыгивал на ухабах. Маменька спала, сестры обсуждали наряды и кавалеров, а я, наизусть зная, кто, с кем, в чем и когда мечтает отказаться наедине на балконе, в парке, в полутемной зале (нужное подчеркнуть), все больше и больше убеждалась в том, что ежели мне и суждено погибнуть во цвете лет, так только от скуки…
Глава 1
…И молвил тогда царевич Аннушке:
«Жди меня три года, три дня и три ночи,
как только исполню волю царя-батюшки,
вернусь к тебе, сдержу слово данное:
приведу тебя в палаты белокаменные
И будем жить-поживать…»
В общем, треплом оказался царевич,
«сгинул в пучине морской, не вернулся».
Потому как сказитель
о заморском понятии «хеппи-энд»
понятия не имел ни малейшего.
Встреча с бабушкой, княгиней Елецкой, чопорной престарелой мадам, прошла так же, как и в прошлом сезоне. И в позапрошлом, и пять лет назад. Не менялся ни нудный обед в честь приезда, ни выражение ее лица. Скука. Тут даже сестрицы со мной были согласны. С горем пополам дождавшись вечера, мы тайком сбежали из своих комнат и, собравшись вместе, принялись строить планы на бал, открывающий Зимние празднования.
Нэнси, наша старшенькая (матушка настояла, чтобы мы звали ее на заморский манер), – статная девица, а ежели не миндальничать, то просто каланча, с шикарной русой косой до пояса и огромными синими глазами словно сошла с лубочной картинки.
Характером она удалась в папеньку – улыбчива, мила, не слишком болтлива. Идеальная жена для не сильно умного, в меру капризного князька. К ней сватались многие, но неизменно получали отказ. Сердце сестрицы принадлежало лишь одному человеку, и наше шумное семейство в порыве трогательного единодушия хранило ее тайну. Даже от меня. Невозможность удачно вытолкать Нэнси замуж временами вгоняло маменьку в уныние, но не настолько глубокое, чтобы настаивать всерьез.
Стоило признать, втайне я хотела быть похожей на старшую сестру. Про меня родители говорили, мол, еще и доплатить придется, чтобы такой подарочек с рук сбыть. Мало того что красой особой не отличаюсь, так еще и увлечения имею не подобающие. В общем, горе луковое, а не княжна.
Среднюю сестру звали Мирна. Невысокая, бойкая и наглая (вся в матушку), как таракан в мужицкой хате, она, как и упомянутое… многоногое, считала себя хозяйкой положения. Везде и всегда. Мы с ней никогда не ладили. Возможно, потому, что я тоже унаследовала некоторые из этих качеств. Задором, звонким смехом и сияющими темными очами она с лихвой компенсировала в глазах окружающих отсутствие стати и чувства меры, так украшавших Нэнси.
И вот две красы, каждая по-своему поражавшая воображение мужчин, сидели у меня на кровати. Мирна, что-то увлеченно рассказывая, махнула рукой так стремительно, что я поспешила отодвинуться. Отражение повторило мое движение.
Я невольно вздохнула. Девица в зеркале была в меру костлява, в меру угловата, имела приличную русую косу и россыпь конопушек на чуть вздернутом носу. Ежели верить маман, годам к двадцати я обещаю стать настоящей красавицей. Вот только слабо верится. Рядом с сестрицами на меня никто и не взглянет.
Хотя о чем я. Спасу царевича, как задумано, и выскочу замуж даже раньше Нэнси. Может, внешность у меня и не для парадного портрета, зато характер исключительный. Для царевны в самый раз.
– Ариша! Ты слышишь?
– А то ты не видишь, Нэнси! Ей же с нами ску-у-учно. Мы вышиваем, песенки поем, ведем себя как дома-а-а-ашние безголовые ку-у-у-уры, сие ведь не по ней, – пропел у меня над ухом голосок любимой сестрицы Мирны. Но прежде чем я успела съязвить в ответ, вмешалась Нэнси.
– Не нарывайся. Ариш, я хотела спросить, с кем ты бы хотела открыть танцевальный сезон? – сестрица старательно «в нос» выговорила новомодное слово.
Я усмехнулась.
– Маман уже, небось, все расписала за полгода до Зимних празднований.
– Ты прекрасно знаешь, что можешь выбрать сама.
– Зачем ей?! Она у нас только за царевича пойдет, забыла? – Мирна деликатностью не отличалась.
– Я ежели и пойду, то надолго. А вот от твоей болтовни благоверный сбежит уже через декаду! – душевно сообщила я, борясь с желанием швырнуть в сестрицу подушкой.
Нэнси обреченно покачала головой. Она любила нас обеих и никак не могла взять в толк, почему мы не можем жить дружно.
Я закрыла глаза и откинулась на подушки. Бубнеж Мирны доносился теперь словно издалека, разбавляемый мелодичным голосом Нэнси. Они обсуждали мою детскую мечту, неизвестно, по какому кругу перебирая возможные и невозможные варианты. Первым неизменно шел престарелый царевич Олег, отроком заставший еще батюшку нынешнего царя.
Подданные с нетерпением ждали, когда на престол взойдет цесаревич Мирослав, и так правящий государством в тени сумасбродного родителя, выпивохи и бабника, о чем, не стесняясь, судачил не только двор, но и все окраины. Поминали также младшего отпрыска царской фамилии, царевича Елисея, который похождениями своими затмил даже неподражаемого батюшку.
Сестренки развлекались, не подозревая главного. Со свадьбой, или без, я действительно дала зарок спасти царевича. Когда мне было девять, случилось кое-что, о чем я не рассказывала ни маман, ни даже Нэнси. Мы тогда впервые поехали в стольный Софийский град на Зимние празднования. Бабушка, сразу после маменькиного замужества, отреклась от нее, ведь батюшка, до обретения титула, был, прямо скажем, неудачной партией для девицы из богатой и влиятельной семьи. А о сказочном, иначе и не скажешь, состоянии князей Елелецких и не менее внушительной гордыне знали все. Но когда Нэнси стукнуло шестнадцать, бабуля сменила гнев на милость и согласилась принять внучек в стольном граде. Первый сезон в жизни Нэнси, выросшей в суровом и небогатом Южном граде, обещал стать оглушительным. Нас даже представили ко двору. Всех троих, несмотря на юный возраст. Я была слишком маленькой, чтобы танцевать, а в царских палатах столько всего интересного… Немудрено, что я сбежала от мамок-нянек и бродила по многочисленным залам и переходам в гордом одиночестве. И в оранжерее, возле диковинного фонтана, в который так весело было бросать камушки, я впервые увидела Его.
***
– Если бросишь над самой водой, он пролетит дальше и подпрыгнет несколько раз.
Чей-то голос раздался над ухом, когда я пыталась выудить очередной камушек.
Я испуганно выпрямилась и оглянулась. Темноволосый мальчишка лет пятнадцати в новеньком камзоле с парадными лентами, сидел на бортике фонтана, почти касаясь воды носками сапог.
– Ты кто? – испуганно спросила я, прижимая мокрые руки к груди.
– Царевич, – грустно улыбнулся мальчишка, откидывая челку со лба. – А ты кто, кроха?
Я задумчиво посмотрела на него.
– Ты не похож на царевича…
– Почему? – удивился он.
– Царевичи веселые и смелые, они царевен от чудищ спасают, – сообщила я, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. – Вот ты когда-нибудь спасал царевну?
Мальчишка улыбнулся краешком губ, а глаза его остались задумчивыми.
– Скорее, царевне придется спасать царевича, Кроха…
Я гордо выпрямилась, не обращая внимания на подмокшее платье и мятые розовые ленты.
– Ежели понадобится, спасу!
Одинокий смешок как-то уныло прозвучал в огромной оранжерее.
– Я тебе верю, Кроха. Если, кто-то меня и может спасти, то только ты.
– Но я ведь не царевна… – От такой несправедливости даже слезы на глаза набежали.
– Царевич всегда женится на спасенной девице? – неожиданно уточнил мальчишка, серьезно глядя на меня.
Я уверенно кивнула – большой бант на голове согласно трепыхнулся.
– Значит, я женюсь на тебе, и ты тоже станешь царевной.
– Тогда я точно тебя спасу! – я вздернула нос и сжала кулачки, подтверждая решительность своих намерений. – Вот только… ты научишь меня бросать камушки?
Грустный царевич улыбнулся.
Мне, смущенно теребящей бант, ужасно захотелось улыбнуться в ответ…
***
Осенью того же года в стольном Софийском граде вспыхнул мятеж. Люди устали терпеть самодурство бестолкового царя и жаждали уже не перемен, а крови. Цесаревич Мирослав по счастливому стечению обстоятельств оказался в Южном, куда не успела докатиться волна народного недовольства. Суровые вояки, закаленные в стычках с басурманами, благоволили цесаревичу. Гвардейский подпоручик Луговской, наш батюшка то бишь, одним из первых поддержал наследника престола. Цесаревич лично возглавил войско, навел относительный порядок в стольном граде и с тех пор фактически правил государством, позволяя царю-батюшке тихо транжирить казну в свое удовольствие. А про младшего все как-то забыли. Никто не знал, как он выжил, что испытал, когда понял: до брата не добраться, а царю безразлично, что будет с сыном.
Минуло восемь лет. Царевич возвратился после долгой учебы в заморском Университете – кажется, лишь для того, чтобы потрясти царский двор безумными выходками и ледяным презрением ко всему, что раньше было ему дорого.
Я повзрослела, поняла, что не узнаю в холеном франте того царевича, который до сих пор сидит на бортике фонтана где-то в глубине моей памяти. Того царевича, которого я обещала спасти.
Временами я мечтала, как мальчишка с длинной темной челкой оказывается каким-то другим царевичем и…
…И, возвращаясь с небес, вспоминала: запас царевичей на свете ограничен. Наше Царство располагает лишь пятью, трое из которых годятся мне в дедушки.
Приходилось признавать: грустный юноша превратился в царевича Елисея, франта, мота и пьяницу, спасать которого, даже подвернись мне такая возможность, я бы не стала.
Глава 2
«…Прадед теперешнего царя был Реформатор. Очень уж любил он все заморское да диковинное: сватался к королевне какой-то дивной страны, презрел мнение бояр своих многомудрых и все-таки женился. И не стало с того момента в царстве покоя. Новой царице все было на чужой земле не мило: и оранжереи нет, и фонтанов, и про ассамблею никто слыхом не слыхивал. Нечего делать, начал тогда царь супруге угождать: и ассамблею завел, и бояр верных дворянством обозвал, и бороды стричь велел, как будто мало было им позора. А еще корабли начал строить, большие и легкие, не хуже заморских. Сын его деяния славные продолжил, кого уговорил, кого заставил, и началась в царстве мода на заморский «политес». Что такое «мода», тогда тоже не знали, но выучили. Теперешний же царь-батюшка к кораблям, да учениям интересу особого не имел, зато празднества любил и проводил их с истинно заморским размахом…»
Экипаж мягко остановился, покачиваясь на рессорах. Кучер переждал столпотворение у парадного крыльца, и мы подъехали ближе. Сомневаюсь, что кто-нибудь посмеет задержать дольше необходимого карету с гербом Луговских. Правая рука государя бывшей не бывает. Выход в отставку не мешал батюшке наводить ужас на придворных подхалимов.
Я ехала в карете с батюшкой и маменькой, которая старалась лишний раз не выпускать меня из виду. После того как слуги помогли нам выбраться из экипажа, мы чинно поднялись по бесконечной лестнице (тут главное – не запыхаться) и под обстрелом любопытных взглядов дождались, пока из другого экипажа выберется бабуля, чтобы потом также сразиться со ступенями. Едва заметно опираясь на руку Нэнси, княгиня Елецкая демонстрировала чудеса стойкости. Мирна медленно шла рядом, из последних сил сдерживая нетерпение.
Стоило нам ступить в бальную залу, как маменька удалилась ворковать с приятельницами, наградив меня напоследок суровым взглядом. Эдакий упреждающий удар по моему своеволию. Я фыркнула. Папенька изволил скучать в обществе других вояк, которые привезли жен и дочек на сезон в Софию. Бабушка удалилась отдохнуть после свидания с лестницей, так что пришлось стоять рядом с сестрицами. Под оценивающими взглядами проходящих мимо господ я чувствовала себя пучком морковки на прилавке у крикливой торговки.
И как такое может нравиться?!
Мирна, в отличие от меня, явно наслаждалась всеобщим вниманием. Время от времени она награждала кого-то из заглядевшихся на нее молодых дворянчиков бесстыдной улыбкой, и когда тот смущенно отводил взгляд, эта разбойница заливалась веселым смехом. Нэнси качала головой, даже не пытаясь воспрепятствовать шалостям сестрицы. Было видно, она погружена в свои мысли.
Время тянулось бесконечно. В танцевальную залу прибывали новые и новые люди, мне казалось, что конца-краю этому потоку нет и не будет. Дворяне со всех концов страны приезжали в стольный град, чтобы свидеться со знакомыми, поклониться царской семье и насладиться зрелищем Святых огней, вспыхивающих над главной церковью Софийского града в последний день празднества.
Я посмотрела по сторонам, наткнулась на чей-то оценивающий взгляд и поспешно отвела глаза. До начала злосчастных танцев оставалось удручающе много времени. Я вздохнула, настороженно оглянулась и отступила от сестер на полшага. Никто не заметил.
Чудесно. Я развернулась и чинно поплыла к выходу, старательно копируя лебединую поступь Нэнси. Конечно, мне влетит. Я не в том возрасте, чтобы бродить невесть где без сопровождения, но, видит бог, я просто не в состоянии больше изображать благообразную девицу на выданье. И к тому же мне ужасно хочется взглянуть на старый фонтан.
В том, что мысль была далеко не блестящей, я убедилась почти сразу. Златоглавая София была приморским градом и даже летом не баловала теплом, а уж зимой и подавно: морозы бывали такие, что хоть и вовсе с печи не слазь. Так что легкая меховая накидка от холода не спасала, да и ступать по дорожкам, пусть и расчищенным от снега, в туфельках из тонкой кожи было не очень уютно.
Но затея того стоила. Старый фонтан в центре ухоженной оранжереи ничуть не переменился за долгие годы. Вода в нем бежала по каменным ступеням даже в зимнюю стужу – чудо, которое так сильно поражало меня в детстве.
Дрожащими пальцами я стянула перчатку и опустила руку в идущую мелкими пузырьками воду.
– И что делает молодая девица вдали от света, музыки и танцев?
Я отдернула руку – и несколько капель попало на новое платье. Настроение рухнуло вниз. За моим плечом определенно стоял мужчина, что уже было чревато проблемами. Говорил он с подчеркнутым заморским акцентом, звучало нелепо, но ничуть не умаляло незавидности моего положения.
– Нарушать уединение девицы знатного происхождения – признак дурного тона, – резко сообщила я, не оборачиваясь.
Перчатка ни в какую не хотела надеваться на мокрые пальцы.
– Девица знатного происхождения и приличного воспитания не станет бродить по оранжерее в одиночестве.
Покровительственный тон и оскорбительное замечание разозлили меня. Никакие силы не смогли бы заставить меня смолчать.
Я не слишком изящно вскочила и обернулась.
И первые же слова гневной отповеди застряли у меня в горле, как вереница экипажей у дворцовых ворот. Я торопливо присела, склонив голову.
– Приношу свои извинения, Ваше Высочество.
Я не решалась поднять взгляд и в затянувшуюся паузу все сильнее чувствовала…
Нет, какая там неловкость! Я чувствовала, что мои ноги в тонких туфельках основательно замерзли, да и одета я, прямо скажем, не по погоде. Царевич в теплом плаще явно не испытывал подобных неудобств.
– Могу я удалиться? – мрачно спросила я, все так же не поднимая головы.
– Как вам угодно.
Еще раз присев и чувствуя себя при этом игрушечным солдатиком, я торопливо направилась к выходу.
– Постойте, как вас там…
Я стиснула зубы.
«Нас тут» княжна Арина Луговская, между прочим. Можно бы и запомнить тех, кому семья обязана жизнью и властью!
Мысленно прокрутив в голове весь перечень претензий, я послушно замерла.
– Вы так и не ответили, что делали здесь.
Надо же было так попасть!.. Я чуть слышно вздохнула. На вопросы венценосных особ принято отвечать без заминки.
– Я люблю оранжерею. Каждый раз прихожу сюда, когда… удается сбежать из-под надзора, – с деланным равнодушием сообщила я.
– И чем же вам так тут нравится? – голос Его Высочества резанул издевкой.
– Все еще надеюсь научиться бросать камушки… – слова вылетели прежде, чем я сообразила, что именно говорю. Я испуганно замерла, внутри все сжалось. Какого ле… Нет, даже в порыве душевного смятения не должно девушке выражаться как челяди на псарне. Я сжала зубы. Во-первых, чтобы от холода не стучали, а уже потом…
– Идите отсюда, совсем замерзнете, – равнодушно прозвучал в тишине за моей спиной голос царевича.
К крыльцу я шла, не сбавляя шага, не оборачиваясь, и осмелилась начать дышать, только когда слуга с непроницаемым лицом помог мне снять накидку.
Небрежно оправив платье и оценив свое перекошенное в цветочной вазе отражение как удовлетворительное, я спешно направилась в залу. Ноги начинали отмерзать. Ничего, потанцую и совсем согреюсь.
Я торопливо вошла в бальную залу. Главное, чтобы никто не заметил моего…
– Арина!
…Отсутствия. Да уж.
Ко мне, как боевой корабль назло всем штормам, прокладывала дорогу маменька. Я приготовилась к долгой осаде.
– Арина! Твои сестры тебя потеряли! Как ты можешь так пропадать, когда я пообещала первый танец младшему графу Зарецкому!
Я невольно скривилась. Младший граф, наследник дедушкиного огромного состояния, кроме этого, увы, больше ничем похвастаться и не мог.
– Как скажете, маман, – безо всякого вдохновения буркнула я.
– И будь с ним повежливее, а то твоя репутация когда-нибудь окажется окончательно погубленной из-за дурацких выходок!
Маменька не могла не вспомнить эпопею с отваживанием перспективного кавалера. Трагическим голосом я сообщила выбранному маменькой молодчику, что больна жуткой, а главное, заразной болезнью, из-за которой сначала заикаешься, а потом косеешь… В общем, этот великий разумник поверил и отказался со мной танцевать. Мирна была в восторге, маман – в ярости. Нэнси неодобрительно сообщила, что можно было просто сказать: он мне не нравится. Ага, как же. Когда маменька начинает строить матримониальные планы, ее даже взвод кавалерии не остановит…
Ой, вот про наше доблестное войско лучше вообще не вспоминать, сие уже папенькина идея: просватать меня за какого-нибудь бравого вояку. Ну уж нет! Такой супруг, возможно, и разделял бы мою тягу к авантюрам, но сомневаюсь, что разрешил бы в них участвовать.
Глядя, как маменька машет сестрам, чтобы они подошли, я невольно усмехнулась. Поздновато ко мне конвой приставлять, я уже все успела: и по оранжерее без сопровождения прогуляться, и с мужчиной наедине побыть. Да еще и непросто с мужчиной, а царевичем, имеющим определенную, не очень хорошую репутацию. Так что план по шалостям выполнен на полгода вперед.