Пролог.
– Пришла?
Темный силуэт на диване шевелится. Прищуриваюсь и делаю шаг в темноту. Падаю в грязный колодец с именем «Руслан» – добровольно, с разбегу, не боясь расколоться на кусочки… Я сама пришла. И да… Руслан прав – я готова на все ради сына.
– Здравствуйте, Руслан… Анатольевич. – Голос звучит так тихо – как шорох древесных крон на ветру. Жалко. Просительно. Хотя я еще ничего не попросила…
– Ну, ну… Лада. Что же ты так официально? К старому… другу.
Очевидно, его слова превращаются в невидимые иглы – сердце колет вполне ощутимо. Козел! Старый друг – он еще смеет издеваться! Глумиться над нашим прошлым.
– Я очень прошу вас… тебя мне помочь. Я говорила по телефону, что…
– Я не тупой, Лад. Ты нагуляла приплод, отдала его в детдом, просрала сроки, когда пацана можно вернуть, и теперь… – Руслан закуривает. Огонек сигареты на мгновение озаряет его лицо – напряженное, сосредоточенное. Он смеривает меня абсолютно нечитаемым взглядом, а потом отворачивается. Правильно – нечего на меня смотреть. Мы в прошлом. Сейчас мне нужна только его помощь… Того, кто считает своего сына «приплодом»…
– Так ты сможешь помочь? – обрываю его словесный понос. Хотя… пусть унижает, делает со мной, что хочет. Развращенный циничный… мудак.
– Его уже усыновили? – глубоко затягиваясь, произносит он. Откидывается на спинку кожаного дивана, широко разводит ноги… Понятное дело – устал. Наработался, бедолага! Улыбаться надутым индюкам, щипать шлюх за задницу, бухать, ночи напролет проводить в своем чертовом клубе – вот она его работа! Я же продолжаю стоять посередине «комнаты для переговоров», хотя она больше смахивает на вип-кабинку: интимный полумрак, огромный диван, на котором Рус восседает, как падишах, бар с винами, коровья шкура на полу.
– Еще нет… Я ведь говорила, что это вышло не специально. – Оправдываюсь я. – На меня напали, избили. Я… я пролежала в больнице два месяца, и за это время потеряла родительские права. Опоздала по срокам. Я очень хочу вернуть сына… Пожалуйста. Я могу работать здесь в клубе, мыть полы, туалеты, что скажешь.
– Клиентов тоже сможешь обслуживать? – хрипло спрашивает он. Шевелится, нервно отирает затылок, морщится, словно от боли.
– Что?
– Ты слышала! – почти рявкает Руслан. – Почему ты пришла ко мне, а не к ублюдку, заделавшему тебе сына?
«Потому что этот ублюдок – ты!»
– Я, наверное, пойду. – Переминаюсь с ноги на ногу и медленно разворачиваюсь. В горле вмиг вырастает горький ком – надо же, я ведь думала, что выплакала все слезы… Что их просто во мне не осталось.
– Не смей! Подойди ко мне, Лада. – Голос Руслана эхом проносится по стенам. Когда-то я любила, как он меня зовет – Ладушка, Лада, Ладуня… Перекатывает имя на языке, наслаждается им, как сочной ягодой. Когда-то… До того момента, пока он сам все не испортил.
– Да…
– Твоим клиентом буду я. Считай это платой за помощь. Можешь приступать прямо сейчас… – Рус сминает сигарету в пепельнице и жестом приглашает меня… на пол. – Опускайся на колени, Лада.
– Руслан, ты с ума сошел? – качаю головой, застывая в нерешительности. – Не думала, что ты обижен женским вниманием и…
– А я и не обижен, – хмыкает он и дергает кожаный ремень. – Но сейчас хочу тебя. Считай это моим капризом, крошка. Или ты правда собралась мыть туалеты в моем клубе?
Наглая улыбка, белозубая. И рожа наглая, красивая до чертиков. В слабом свете настенных светильников замечаю, как горят его глаза, раздуваются ноздри на вдохе, раскрываются губы. Правда хочет… Только, почему? Он с легкостью променял меня на другую тогда, сделает это и сейчас.
– Не робей, Ладушка. Представь, что на моем месте твой ё*барь, тот, кто сделал тебе ребёнка и бросил. – Шипит он сквозь сжатые губы. – Так будет легче. Давай, возьми его. Тебе ведь не привыкать? Ты обо мне уже через месяц забыла – под другого легла. С*ка!
Руслан расстегивает молнию джинсов и приспускает их вместе с трусами, высвобождая член. Мне хочется ударить его за обидные слова… Колотить в грудь за то, что изменил, не искал, даже не пытался меня вернуть… Не любил. Не защитил.
– Пообещай, что поможешь. – Вместо этого произношу я. Хрипло, обессиленно. Мне все равно. Пусть поможет вернуть сына и… проваливает из нашей жизни!
– Я же сказал, что помогу. Приступай. – Руслан резко тянет меня за плечо. На мгновение наши взгляды встречаются… Он так близко, мой Руслан. Русик, любимый. Ты ведь был для меня всем – воздухом, водой, кровью в венах, биением сердца… Его теплое дыхание касается моего виска, опаляет кожу ароматом его любимой арбузной жвачки и слабым запахом табака. Руслан часто дышит и смотрит на меня. Изменилась, да. Разве что волосы остались прежними – русые, длинные, заплетенные в толстую косу, свисающую до бедер.
– Все, поигрались в гляделки и ладушки. – Он резко опускается на спинку дивана и закрывает глаза. – Я жду, Лада. У тебя секунда на раздумья. Или… можешь уйти. А я забуду о том, что ты приходила. М-м-м…
Недослушиваю его опус – обхватываю член у основания и касаюсь языком гладкой кожи. Руслан стонет. Широко разводит ноги, зарывается в мои волосы. Знаю, как они ему нравятся… Вернее, нравились раньше. Очерчиваю контур большой бархатной головки, чувствуя, как под моим языком пульсируют набухшие вены. Ласкаю его ствол, наплевав на все – унижение, что испытываю, боль в коленках, упирающихся в мраморный твердый пол. Смешиваю солоноватый вкус его плоти с горьким вкусом слез – сегодня я их выплачу все. Без остатка.
– Ч-черт… – шипит Руслан сквозь зубы. – Быстрее.
Из глаз струятся слезы от его натиска. Руслан не жалеет меня – толкается в рот, раздражая горло. Мне хочется задохнуться, закашляться, а еще лучше – сдохнуть… Хотя нет, с этим лучше повременить. Ради сына.
Он наматывает косу на кулак и двигает бедрами, наплевав на мои ощущения. Карие глаза, чуть нахмуренные брови, напряженный лоб, сжатые в тонкую линию губы – я до мелочей помню лицо Руслана, когда ему хорошо. Но сейчас его силуэт размывается от выступивших слез. В глазах темнеет от недостатка кислорода. Кажется, мгновение – и я упаду без сил к его ногам. Плечо немеет от пальцев Руслана, впившихся в меня клещами – завтра на нем точно останутся синяки. Я дразню его ствол языком, стараюсь взять поглубже, посасываю, облизываю. Делаю все, чтобы это скорее закончилось… Когда-то я тоже хотела его, вязла в зыбучем песке страсти и удовольствия. Но не сейчас. Все вытеснила жгучая обида и ненависть. Ненавижу тебя, Руслан Данилевский! Всей душой!
– С*ка… – сипит Руслан, почти насаживая мой рот на себя. На языке, наконец, расцветает соленый вкус его спермы.
Пошатываясь, я поднимаюсь с коленок, облизываю ноющие губы, одергиваю юбку. Утираю льющиеся из глаз слезы. Хорошо, что в комнате темно…
– Спасибо, крошка. Считай, отработала мое согласие помочь. Позвоню тебе, как будут новости. – Непринужденно произносит он.
– Это… когда? – восстанавливая дыхание, спрашиваю я. Не решаюсь поднять на мерзавца взгляд.
– Не знаю. Надо с важными людьми перетереть. Там видно будет. Иди, Лада! На сегодня свободна.
Разворачиваюсь и, не глядя на Руса, бреду к выходу. По пути подбираю небрежно валяющуюся на полу сумочку. За спиной чиркает зажигалка, а носа касается аромат сигаретного дыма…
Глава 1.
Лада.
Никогда я не чувствовала себя такой грязной и униженной. И что на меня нашло? Губы пекут, щеки пульсируют от прилившей к ним крови, а сердце соревнуется в силе ударов с отбойным молотком. Правильно говорят: мать – волчица, готовая бороться за своего малыша любыми способами. Не на жизнь, а на смерть! И я готова… Потому что дороже малыша у меня нет никого. Только бабуля и осталась, да пес Гром…
– Девушка, вы сейчас в сумке дыру протрете, – вздрагиваю от звонкого голоса какой-то девчонки за спиной. Я и не заметила, что волочу сумку по асфальту. И бреду понуро, втянув голову в плечи. Шаркаю по дорожке как старушка. Интересно, Рус смотрел на меня в окно? Хотя зачем ему смотреть? Он получил свое, воспользовался мной, как расходным материалом, вилкой во время обеда, например. Или туалетной бумагой… От этих мыслей становится невыносимо грустно.
– С-спасибо, – произношу чуть слышно.
Нельзя в таком виде домой идти – бабуля расстроится, соседи начнут языком болтать – они это хорошо умеют.
Перехожу дорогу и сворачиваю в сторону парка. Невзирая на удивленные лица прохожих, умываюсь в фонтане и приглаживаю волосы. Достаю из сумки зеркальце, расчесываюсь, припудриваюсь, крашу губы розовым блеском. Не то чтобы мне это очень надо, но перед бабушкой стыдно… Если бы она только знала, на что мне пришлось пойти ради Левушки! По дороге домой успокаиваюсь, пытаясь сосредоточиться на воссоединении с сыночком. Отметаю воспоминания о жгучих глазах Руса и его сильных руках, повторяя на репите «ненавижу, ненавижу, ненавижу…». Убеждаю себя, что ненавижу, мысленно заставляю разум проснуться и хорошенько пнуть сердце. Чтобы не верило и не прощало… Не надеялось на то, чего никогда не случится…
– Бабулечка, как ты? – распахиваю скрипучую калитку, завидев «преступницу» возле клумбы с тюльпанами. – Вероятно, ты хочешь упасть с коляски и лежать на земле до моего возвращения? – смериваю бабулю строгим взглядом и упираю руки в бока.
После инсульта бабушка передвигается в инвалидной коляске – это одна из причин, по какой мне пришлось на время отдать Леву в дом малютки.
– Ну сиднем сидеть спасу нет, Ладушка! – протягивает бывший директор школы Нина Семеновна или, попросту говоря, бабуля. – Я аккуратненько, да и чувствительность восстановилась. Сама смотри! – она поднимает руки и активно двигает кистями. – Некому двором заниматься, внучка. Хоть бы дожить до свадьбы, Ладушка… Ты же красавица у меня, да умница. Неужели, парней на кондитерском комбинате нет?
Опять двадцать пять! И так почти каждый день! Понимаю – бабушке больно смотреть, как я тружусь на нескольких работах, шью на заказ, из кожи вон лезу, чтобы занять свое место в жизни. Видеть мои неудачи, обрушивающиеся с завидной регулярностью… Почему у меня не получается? Не пью, не курю, работать не боюсь – а все без толку!
– Бабуль, я… – прячу взгляд и облизываю губы. Совсем недавно я трогала ими Руса…
– Только не говори, что ходила к этому… ничтожеству! Не нужны нам его деньги! И помощь не нужна! – ультимативно произносит она. И смотрит на меня так пронзительно, что холодеет внутри.
– Ну почему ты такая, а? – взрываюсь я. – Гордая, принципиальная? Ничего не нужно, живи, Русечка в удовольствие, сори деньгами, гоняй на мотоцикле, трахай все, что движется! Так, получается? Бабуль, – мой голос дрожит, наполняясь слезами. – Тебе меня не жалко?
– Ладка, да ладно тебе. Погорячилась я… Прости старую. – Оттаивает бабушка. – На солнце, видать, перегрелась. Жалко, конечно, внучка… Но, когда ты сама… стараешься, трудишься, суетишься – это одно. А унижаться перед всякими бездарями… В этом случае мне тебя, Ладка, жалко вдвойне!
– Пойдём в дом, бабуль. Все образуется, вот увидишь. И… да, я ходила к нему. – Хватаюсь за рукоятки и разворачиваю коляску. Бабуля не видит моего лица и стыдливо опущенных глаз… Ни к чему ей огорчаться.
– И что? Рассказала про сына?
«Почему ты не обратишься за помощью к ублюдку, от которого нагуляла приплод?», – в памяти всплывают едкие слова Руслана. Его сын для него приплод… Ублюдок, которого я «нагуляла». И он ему совсем не нужен – никак не вписывается в яркую жизнь, полную развлечений, громкой музыки и красивых девушек. И я не вписываюсь… Простушка, швея, деревенщина… Когда-то судьба столкнула нас лбами – таких непохожих и разных…
– Нет. Ему он не нужен. И я…
– Может, все-таки, стоит сказать? – твёрдо возражает бабуля.
– Пять минут назад ты назвала Руслана ничтожеством! – фыркаю я. – И добавила, что нам не нужны его деньги.
– Ладно, мне надо все обдумать, – протягивает бабуля. – Я уже и сама запуталась, как поступить правильно. – Бурчит бабуля, теребя пояс ситцевого рабочего фартука.
– А что тут думать, бабуль? Я попросила помочь, Руслан сделает все, что может. А нет… Буду бороться сама. И давай закончим на этом. Идем обедать? Сейчас покормлю тебя, а потом массаж сделаю.
«А следом спрячусь где-нибудь в сарае и нарыдаюсь от души! Сама же хотела…».
При бабуле я боюсь плакать… Не то чтобы я не доверяю ей – просто не хочу добавлять переживаний. Вперед, Ладка! Забудь прошлое, отпусти его – пусть летит как цветик-семицветик, подальше прочь… Все кончилось – любовь, доверие, обожание, что я когда-то видела в глазах Руслана… Глупая девчонка – все было лишь игрой. А я была игрушкой…
Прогоняя грустные мысли, варю бабуле суп из последнего куриного окорочка, кормлю ее и укладываю спать. А потом набрасываю на плечи шаль и выскакиваю во двор. Треплю Грома по упитанной холке и шмыгаю в сарай. Под ногами шуршит гравий, а тяжелая деревянная калитка впускает меня в пахнущий сеном и комбикормом сарай. Я не выдержу, черт возьми… Думала, смогу, но нет… Сломаюсь окончательно в его руках. Завтра же позвоню Русу и откажусь… Не нужны мне его помощь, деньги, связи – за все это слишком высокая плата.
– Идем, Гром. Проведаем бабулю и пойдем в лес гулять, – утираю распухший от слез нос и вздрагиваю от вибрирующего в кармане телефона. Номер незнакомый… Неужели, с Левушкой что-то?
– Слушаю, – всхлипнув, отвечаю я.
– Лада? Ты плачешь?
– Кто это? – делаю вид, что не узнаю Руса.
– Руслан. – Чеканит он, а я на расстоянии чувствую исходящие от него волны раздражения. – Завтра в обед жду тебя в клубе.
– Зачем?
– Отрабатывать мою любезность, Ладушка. – С издевкой произносит он. И мне до черта не нравится это его «Ладушка». – Утром я встречаюсь с сотрудником органов опеки.
– Хорошо, – оседаю по стенке и зажмуриваюсь от слепящих слез. – Я приду.
Глава 2.
Лада.
– Фамилия! – рявкает охранник на входе в клуб. Здание спит – высится посередине улицы, как огромный каменный великан с цветными панорамными окнами. Совсем скоро монстр оживет: стеклянные глаза зажгутся огнями электрического света, из всех щелей повалит сигаретный дым. Обитель порока, не иначе… Орущая разными голосами и женскими стонами…
– А-аракчеева, – прочистив горло, отвечаю я.
Охранник мерит меня подозрительным взглядом. Неудивительно – на мне простой хлопковый сарафан в полоску, две косички спускаются по плечам до талии, на ногах черные кожаные балетки. И да… я не удосужилась сделать макияж. Нравится или производить впечатление на это… на этого мажора я не собираюсь.
– Проходи. Руслан Анатольевич у себя, – фыркает он.
Ступаю по отдающему сыростью полу, зябко поеживаясь. Темно, холодно, мерзко… А Руслану нравится это место – смрадное от паров кальяна и сигарет, темное. Под стать его душе… Робко взмахиваю ладонью и тихонько стучусь.
– Заходи, – выкрикивает он, еще не видя, кто стоит за дверью.
– Здравствуйте, Руслан… Анатольевич, – глухо произношу я, заглянув в дверной проем.
– Входи, давай. И дверь запри.
Руслан стоит возле окна, опустив ладони в карманы джинсов. Рассматривает уличную картинку, удостоив меня коротким взглядом. Я так и застываю у входа. Тянусь ладонью к дверной ручке, нашариваю прохладный металл и с шумом запираю дверь.
– Умница, – ухмыляется Руслан, лениво разворачиваясь на месте. Расслабленный, уверенный в себе, невозмутимый… Не то что я – одеревеневшая от страха и волнения, жалкая, ссутуленная. – Подойди ближе. – Командует он.
– Руслан, я… – стараюсь сказать твердо, но выходит невнятное мяуканье. – Спасибо за твою помощь, но я, пожалуй, откажусь. Я… просто…
– А что так? – он преодолевает расстояние между нами за секунду. Нависает надо мной как гора – широкоплечий, высокий, пахнущий чем-то дурманяще приятным. Господи, за что мне еще и это испытание – чувствами, вспыхнувшими в душе, как пламя?
– Я… – набираю в легкие воздух, пропитанный его запахом. Он щекочет обоняние, обрушивая меня в прошлое – туда, где мы друг друга любили… Я любила… – Думала смогу, но нет… Не могу так… – опускаю взгляд, боясь встретиться с его – пронзительным, как раскаленная игла.
– Тогда… Можешь идти, – хрипло отвечает он.
– Извини. Пока. – Шепчу и отступаю к дверям. Пальцы не слушаются, деревенеют, а между лопаток печет от его пристального взгляда. Не вижу Руслана, но почти уверена, что он злой… Всплескиваю ладонью, чтобы открыть замок, но…
– Тогда с тебя миллион, Лада… Аракчеева.
– Что? – разворачиваюсь резко и приваливаюсь к двери, словно лишенная опоры.
– Почему?
– Потому что мне пришлось заплатить кое-кому, чтобы приостановили процедуру усыновления. У тебя нет на пацана прав, Лада! Поняла? – хрипло произносит он, мгновенно вырастая возле меня. – А здоровый ребёнок, как мне сказали, долго в детдоме не задерживается. На твоего щенка очередь… И если ты…
– Чего ты хочешь, Рус? – жмурясь от слез, выдавливаю я. В голове не укладывается, что могло случиться! Руслан прав – у меня нет на сына прав. И уведомлять меня об усыновлении никто не обязан. – Беру свои слова обратно и… Благодарю тебя. Я отработаю, все до копейки тебе отдам. Я дом продам, я…
– Заткнись уже и подойди ко мне. – Слова бьют наотмашь – резкие, обидные, равнодушные… Он меня совсем не понимает. Что я сейчас чувствую? Радость, смятение, тревогу, благодарность… Все смешивается в бурлящую как в котле гремучую смесь. И да… Я готова подмахнуть Руслану благодарностью.
Он ждет. Стоит, лениво опершись о столешницу, и сверлит меня испепеляющим взглядом. Шагаю навстречу, как овца на закланье, добровольно тону в завораживающей карей пустоте…
– Наш договор в силе? – произносит он.
– Да. – Киваю я.
Сухая горячая ладонь Руслана касается моего лица. Он гладит мои пылающие щеки, трогает косы, пропускает их между пальцев, играет ими… Горячее прерывистое дыхание опаляет висок, пробуждая тысячи мурашек. Они, как светлячки вспыхивают под кожей, заставляя меня пылать. Набираю в грудь побольше воздуха и не дышу – боюсь пошевелиться, пока Русик осматривает меня, как лошадь на базаре. На мгновение наши взгляды встречаются. Зрачки, затопившие радужку, полураскрытые губы, поверхностное, частое дыхание – все разом сбивает меня с ног, как боксерская груша. Не выдерживаю – расслабляюсь в его руках, почти приваливаясь к груди. Вдыхаю вкусные ароматы парфюма и сигарет. Впитываю исходящее от его сильной груди тепло. Его губы так близко… Еще миг, и Рус меня поцелует.
– Повернись, – хрипло шепчет Руслан, отшатываясь от меня, как от чумной. – Обопрись о стол.
Он резко дергает меня, разворачивая к себе спиной. Давит на плечи так, что я послушно опускаюсь грудью на прохладную столешницу. Не успеваю ахнуть, как рука Руслана сжимает бедро, тянется выше, к обтянутым кружевными трусиками ягодицам.
– Ноги шире, – сухо произносит он, продолжая гладить мои ноги, мять ягодицы.
– Рус, я…
– Замолчи, Лада. Сам знаю. Черт… – слышу, как протяжно визжит молния его брюк и шуршит фольга презерватива. – Или ты думала, я пущу тебя в свою постель… так? Без защиты? – Задыхаясь, произносит он. – После того как ты… Как драная кошка… Со всеми. – Пальцы Руслана оттягивают край трусиков в сторону. Во мне сухо, как в пустыне. Рус проходится по моим складочкам и остервенело сдирает трусики. Они невесомо опадают к щиколоткам.
– Ах! – вскрикиваю от его неожиданного болезненного толчка, ощущения сильных пальцев на коже.
– С-сука… Не нравлюсь тебе, да? – Руслан рычит сквозь сжатые зубы и с силой толкается. Так как любит – сразу на всю длину. – Ебарь твой поди лучше?
Сжимаю зубы от боли и молчу – пусть делает со мной, что хочет. Все равно мне больше нечего предложить… Кого я обманываю? Я не продам дом и никогда не заработаю миллион.
– Чего ты молчишь? – шепчет Рус в самое ухо. Двигается, растягивая меня твердым, как стальной кол членом. Вбивается, тяжело дыша мне в затылок, кусает за шею и хрипло стонет…
Что он хочет услышать? Что никого у меня не было и отец Левушки – он…
Рус зарывается носом в мои волосы и жадно вдыхает аромат детского шампуня… Господи, какая же я дура. И зачем я ему? Наверное, чтобы отомстить? Наказать за собственное заблуждение? Он легко поверил в неправду, не выслушав моих объяснений.
Руслан наматывает мои косы на кулак, задирает платье так, что оно болтается на талии и что есть силы вколачивается в меня. Трахает так жестко, что под нами громко скрипит стол. Того гляди рухнет, как мои глупые надежды… Его руки грубо обшаривают мой живот, тянутся к грудям и силой их сжимают. Он продолжает насаживать меня на свой член. Низ живота тянет от легкой боли, шея саднит от его укусов. Руслан ускоряется, еще немного, чуть-чуть и это закончится… Чувствую, что он на грани… Мученическое отражение моего лица от лакированной поверхности стола, пятна от вспотевших ладоней и слез, его хриплые стоны и рык сливаются в адскую карусель. Она крутится перед глазами, выбивая из груди воздух и лишая остатков сил. Желудок скручивает спазмом, в глазах темнеет…
Руслан последний раз притягивает меня к себе и протяжно стонет. Пульсирует внутри, выпуская всю свою ненависть ко мне…
– Уходи, – выдыхает он, разворачивая меня к себе и брезгливо одергивая сбившееся на груди мятое платье. – В следующий раз составим официальное соглашение и… график. – Произносит он и спешно покидает кабинет, оставляя меня одну…