Деяния нормандцев подобны пламени.
То затухают, то ярко вспыхивают, озаряя всё вокруг искрами.
Автор.
Истории чистенькой, сытенькой и гладенькой не бывает.
В.С.Пикуль.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Боэмунд, плоть от плоти отца своего, единственный из сыновей Роберта, кто унаследовал все его свойства и качества. Он не признавал полумер, не делал ничего наполовину, никогда не замечал перед собой преград и препятствий, и не понимал, как эти самые преграды и препятствия, могут мешать другим. Но сейчас, он был в растерянности, не зная, что делать и как поступить.
– У меня нет ничего! Ни дома, ни феода, который я мог бы назвать своим домом! Ничего!
Бьёрн де Бриан, как никто другой понимал Боэмунда. Ему захотелось подойти к нему, прижать его голову к груди, и успокаивая, шептать слова утешения.
Но Боэмунд не этого хотел. Он порывисто вышагивал по залу одного из домов в Таранто, где они остановились, и энергично рубал рукой воздух, кричал, возмущался, задыхался в отчаянии и гневе.
– Мать зовёт тебя к нам, в Венозу. Да и я, чем смогу, тем помогу, Боэмунд, – сказал осторожный Ричард ди Моттола, отчим Боэмунда.
– Можно податься на Сицилию, к твоему дяде Рожеру, и воевать там с сарацинами – мечтательно протянул Роберт Готский.
– Быть у него мальчиком на побегушках?! Таким же бесправным, как его собственный незаконнорожденный сын Жордан? Не хочу! Что он может предложить мне? В лучшем случае, скромный, маленький и убогий феод, и всё! И прозябать там? Нет! Не хочу!
Боэмунду желал, во всю глотку, на весь мир, да так, что бы каждый услышал, орать:
– Я Отвиль! Я сын Роберта Гвискара! Его старший сын! Его наследник!
Но в ответ, чудились ему возмущённые, презрительные крики толпы:
– Бастард! Ублюдок! Незаконнорожденный!
И Боэмунд утихомиривался.
– Тогда может нам отправиться в Испанию? Слышал, что там произошло?
В Испании, три года назад, в 1082 году, мусульманские эмиры Севильи, Бадахоса и Гранады, практически вытесненные с полуострова войсками короля Кастилии и Леона Альфонса VI, обратились к эмиру[1] Юсуфу ибн Ташфину, с просьбой о помощи в борьбе против христиан. О-о-о! Бьёрн хорошо знал Юсуфа ибн Ташфина, и возглавляемую им мусульманскую, религиозную секту Альморавидов, которая к этому времени уже почти подчинила себе весь Магриб[2]. Хорошо он знал и религиозный пыл Альморавидов, воинственность и беспощадность береберов и туарегов, составляющих основу их войска.
– В прошлом году, Альморавиды захватили тайфу Сеута[3], и теперь, стоят у порога Испании, готовясь к вторжению. Поверь мне, Боэмунд, в Испании много возможностей для храброго воина. Там можно отличиться и прославить своё имя, захватить земли, и основать своё государство.
Боэмунд задумчиво сел на лавку.
«Может мне отправиться к императору Генриху? Поступить к нему на службу, заручиться его дружбой и поддержкой, и вместе с ним, напасть на Рожера Борсу, отвоевать, забрать у него то, что по праву принадлежит мне?! Нет. Отец никогда не хотел «дружбы» императора, он всегда противился ей, и сейчас, не одобрил бы. Так что же делать? Что?».
На конец осени, Рожер Борса собирает в Салерно всех своих вассалов, для принесения ему клятвы верности и присяги. Пригласят ли туда его, Боэмунд не знал. «Если пригласят, то это может быть ловушка, расставленная Сишельгаитой. Приеду туда, а меня там убьют или отравят… Да и здесь она может достать меня… Надо бороться! Я не позволю им, убить себя! Надо собирать войско, чтобы противостоять Рожеру! А есть ли у меня друзья, которые пойдут за мной? Есть ли сторонники, которые пойдут за незаконнорожденным, за бастардом?».
В последнее время, кто-то распускал усиленные слухи, что Сишельгаита велела отравить своего мужа Роберта Гвискара. Мол она планировала убить его, Боэмунда, как опасного соперника своего сына Рожера, но Роберт узнал об этом, и вот тогда Сишельгаита и отравила его.
Эти слухи были на руку Боэмунду, и он понимал, что у него всё-таки есть в Италии друзья и сторонники.
«А может, разорение Рима, предопределило судьбу отца моего? Может, влиятельные римские патриции и сановники, знатные, древние семейства, не простили ему пожара Рима, и используя яд, отравили его? А может это, сделали византийцы? Или, венецианцы?».
Боэмунд в раздумье прикрыл глаза.
«Надо скрытно и тайно, собирать и накапливать силы. Зачем мне куда-то уезжать? Я ещё поборюсь за то, что по праву принадлежит мне, здесь, в Италии!».
ГЛАВА ВТОРАЯ
Летом 1084 года флот эмира Сиракуз Бенарвета совершил дерзостный набег на Калабрию, разорив многие земли и захватив город Никотеру. Была разрушена церковь святого Николая, растоптаны иконы в церкви святого Георгия, особое негодование вызывало то, что сарацинами был захвачен и женский монастырь Божьей Матери в Рока-д'Асино. Там, в этом монастыре, укрылись от мирской суеты, посвящённые Богу, многие представительницы знатных лангобардских и нормандских семейств, и теперь эти женщины и девушки, доставленные в Сиракузы, стали украшением гарема эмира.
– Доколе нам терпеть?!
– Хватит!
– Язычники разоряют наши земли и сжигают церкви!
– Похищают наших дочерей!
– Пора положить этому конец!
Рожер, как никто другой понимал, что религиозная вражда, которую разжигает Бенарвет, скоро может перекинуться и на Сицилию. И тогда пойдут прахом, все его деяния. Ведь он, когда начал строить своё государство, всю систему управления обществом на Сицилии, где сталкивались различные народы и религии, приказал выказывать уважение к традициям ислама, не притеснять и не закрывать христианских церквей восточного (византийского) обряда, с пониманием относиться к религии евреев. Он гарантировал всем своим поданным свободу вероисповедания. И они, его поданные, верили его обещаниям, восхваляя справедливое и мудрое правление Рожера, выказывая ему лояльность и поддержку.
Но теперь, гнев его христианских поданных за разрушение церквей и монастырей в Калабрии, мог обрушиться на мусульман, спокойно живущих под его правлением на Сицилии.
– Надо кончать с Бенарветом!
Рожер деятельно готовился, и в мае 1085 года, его флот отплыл из Мессины, к Сиракузам. Армия его сына Жордана, осадила город с суши.
Учёный грек из свиты Рожера, говорил:
– Достославный византийский военачальник Георгий Маниак, взяв Сиракузы в 1040 году от Рождества Христова, хорошо укрепил их. Вон, возвышается, возведённая по его приказу крепость, которая закрывает нам вход в гавань. Она так и называется – крепость Маниака. А ещё, он прославился тем, что вывез из Сиракуз мощи святой Лючии, покровительницы города. Её гробница покоилась в катакомбах под городом, но Маниак, наделённый страшной силой, взломал стену, закрывающую гробницу, поднял на руки тело девы, которое оставалось нетленным и благоуханным, и отправил его в Константинополь. А далее отсюда, вон там, у подножья того вулкана, называемого Этна, есть монастырь святой Марии, основанный в честь победы на этом месте Маниака над сарацинами. Язычники, уж поди давно, разорили этот храм Божий. И нам, предстоит заново отстроить его! Нести сюда слово Господне, распространять светоч истинной веры, во славу Христа!
Бенарвет не укрылся в гавани, а вывел свой флот на битву с нормандцами.
– Филипп!
Сын знатного патриция Григория, кланяясь, приблизился к графу.
– Ты готов?
Филипп молча кивнул. И ночью, на своей небольшой галере, где все воины и гребцы, одинаково хорошо владели как греческим, так и арабским языками, они проникли в расположение флота Бенарвета, выдавая себя за мусульман, хорошо всё рассмотрели, и на рассвете вернулись к Рожеру.
В воскресенье, день Божий, воины Рожера, прослушав утренние молитвы, исповедовавшись в грехах и причастившись святых таинств, направили свои корабли на битву с мусульманами.
Ветер и погода им не благоприятствовали, и только к ночи следующего дня, они приблизились к флоту сарацин.
Ещё не начался рассвет, ещё луна, озаряла гладь моря своим блеском, когда Рожер повёл свои корабли в атаку.
Нормандские арбалетчики, выстроившись на палубах и взобравшись на мачты, могли поражать неприятеля с большего расстояния, чем мусульманские лучники. Да и арбалетный болт, производил более страшную разрушительную силу, пробивая щиты и любые доспехи. На мусульманских кораблях началось смятение и паника.
– Так они перестреляют всех нас издалека! Вперёд, атакуем их! – и Бенарвет повёл свои корабли на сближение с нормандцами.
Рожер, словно ждал этого, и его корабль, искусно сманеврировав, навалился на корабль Бенарвета.
– Где ты, презренный сарацин?! Высунь свою голову, чтобы я мог срубить её! – кричал Рожер, вращая своим страшным мечом на палубе вражеского корабля, безжалостно и беспощадно поражая противников.
Но Рожера опередил простой воин Лупин, поразивший Бенарвета ударом своего копья.
Эмир, видя что нормандцы одолевают, что уже почти весь его корабль захвачен ими, попытался перепрыгнуть на борт соседней галеры, но тяжело раненный, старый и грузный, он сорвался в воду и утонул под тяжестью своих доспехов.
– Ты наказан по Божьему суду, достойной карой, за то оскорбление, которое нанёс Богу! – кричал Рожер, глядя на сомкнувшиеся над головой Бенарвета морские волны.
После гибели эмира арабский флот охватила растерянность. Те корабли, что ещё не были захвачены нормандцами, попытались укрыться в гавани, повсюду обстреливаемые и настигаемые.
Жордан, кусая губы, стоял на высоком мысу, глядя на разгром и бегство мусульманского флота. На панику и отчаяние, поднявшуюся в самом городе.
«Ах! Если бы отец, не запретил мне действовать самостоятельно! Если бы он разрешил мне атаковать! Ведь сейчас, самое время ударить по ним отсюда, с суши, и Сиракузы будут наши!».
Но напуганный, прошлым, неудавшимся мятежом, Жордан не рискнул ослушаться отцовой воли, и простоял в бездействии, упустив удачный момент для захвата города.
Началась осада Сиракуз.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Измена, Боэмунд! Измена!
Амико Джовинаццо, слетел с седла почти загнанного коня, во дворе небольшого замка в окрестностях Таранто.
Запальчивый, усталый, потный, грязный и гневный, он подскочил к Боэмунду.
– Византийцы захватили Диррахий!
Когда Алексей Комнин, узнал о неожиданной смерти Роберта Гвискара, он воспрянул духом, ощутив, какая огромная тяжесть свалилась с его плеч! И он сразу же направился против тех, кто ещё удерживал в своих руках Диррахий.
– Император заслал в город своих лазутчиков и агентов, не скупясь на обещания и подарки! И греки, венецианцы, да и многие из наших, возлагая надежды на щедрое вознаграждение, подняли в городе мятеж, перебив тех, кто противился этому. Но Фортимунд из Розаны, а с ним около сорока рыцарей, предпочли смерть, позорной сдаче в плен! Они укрылись в цитадели. Они отвергли все щедрые посулы имперцев, заманивающих их золотом. Отказались они, и перейти на службу к Византии. Они ждали, до последнего ждали, помощи от герцога Апулии! Но её не было! Цитадель пала, и их всех, всех, кто остался в живых, повесились на стенах крепости! Всех! Повесили! А первым, храброго Фортимунда из Розаны! Это измена, Боэмунд. Измена! И повинен в ней, Рожер Борса!
Глаза Боэмунда гневно сузились. Ведь ему отец доверил земли на Балканах и в Иллирии, и вот теперь, они все потеряны.
– Ещё ничего не окончено! Я ещё вернусь, и схвачу Комнина за яйца!
– Если они у него есть, – тихо так сказал, Гумфрид де Монтегю.
– Есть! Я сражался с ним, мы все, сражались с ним, и все мы знаем, что он хороший воин и достойный противник!
– Он, враг! Жестокий, подлый, расчётливый и хитрый! К тому же, осторожный, – вставил своё слово Бьёрн де Бриан. – Там, где не удаётся добиться успеха силой или воинским уменьем, он прибегает к подкупу, маня серебром и золотом.
Но рано было думать о новой войне с Византией. Сперва, надо было упрочнить своё положение здесь, в Южной Италии.
В последние месяцы Боэмунд стал ко всем подозрительным, скрытным, злым и враждебным, не подпуская к себе никого близко, если рядом не было Бьёрна де Бриана. Лишь ему он доверял и полагался на него. Дошло до того, что часто меняя дома, где останавливался, Боэмунд спал не раздеваясь, не снимая кольчуги, не выпуская из рук обнажённого меча. А рядом, на полу у кровати, так же во всеоружии, должен был постоянно бдить Бьёрн. Он не принимал пищу и не пил ничего, в местах где они останавливались, предпочитая покупать съестные припасы в дороге у поселян. Боэмунд издёргался сам, и издёргал этим всех своих окружающих.
Торопясь, уже в сентябре 1085 года, Рожер Борса и Сишельгаита, собрали в Салерно графов и баронов Апулии и Калабрии, где те принесли присягу на верность новому герцогу. Вернее, подтвердили данную ранее, ещё в 1073 году присягу, которую они давали во время «опасной болезни» Роберта Гвискара.
Но принесли её не все. К Боэмунду, во главе своих рыцарей, прибыл всегда недовольный, всегда готовый восстать Готфрид де Конверсано.
– Я иду за тобой, Боэмунд! – просто сказал он, и Боэмунд осторожно приблизился и пожал своему двоюродному брату руку.
С Амико Джовинаццо пришли остатки армии из Греции, те, кому посчастливилось уцелеть.
К неудовольствию Сишельгаиты и Рожера Борсы, но под давлением баронов, был выпущен на свободу из долгого и мрачного заточения Герман Отвиль[4]. После долгих лет проведённых в темнице, он, тихий и усмирённый, всё-таки не пожелал спокойно сидеть в своих Каннах, и присоединился к Боэмунду.
Припёрся и униженный Маркус Бриан.
– Я не в чести у молодого герцога… Ему не нужны слуги, которые ревностно и преданно, долгие годы, служили его отцу. Там сейчас в почёте молодые… А меня выгнали как собаку, отобрав всё…
Роберт Готский и Гумфрид де Монтегю, носились по окрестностям, вербуя для Боэмунда воинов.
Хакон Немой, чудом выживший в морской битве под Диррахием, отправился на Сицилию, просить у старого Гвилима Спайка лучников, для армии Боэмунда.
Выказал ему свою поддержку и князь Капуи Жордан Дренго, желавший не упустить возможности посеять вражду и смуту в рядах своих сильнейших соперников.
Так постепенно, Боэмунд собирал силы, готовясь кинуть вызов своему единокровному брату Рожеру Борсе, и своей злобной мачехе Сишельгаите.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
– Сарацины предлагают отпустить всех захваченных ими христианских невольников, томящихся у них в плену. Даже монахинь из Рока-д'Асино. Лишь бы только мы ушли от Сиракуз.
Рожер поморщился и отмахнулся.
Захват территории, этого крупного и богатого города, представляло большую ценность, чем порченные девки, пусть даже представительницы знатных лангобардских и нормандских родов.
Ожесточение с обеих сторон, достигло своего пика, город отчаянно сопротивлялся, ежедневно нормандцы теряли множество воинов под его стенами, но Рожер не собирался отступать.
– Дожмём сарацин, и город будет наш!
– Господин граф, пизанцы прислали своих послов.
– Чего они хотят?
– Как всегда, помощи. Этим летом их флот, совершил набег на владения эмира Тамима ибн аль-Муизза[5], разорили многие из его земель, захватили его столицу – Кайруан, и осадили самого эмира в высокой башне. Но у них мало сил, чтобы удержать захваченное, и они предлагают вам, стать владетелем этих земель и господином Кайруана.
– Что просят взамен?
– Торговых льгот и таможенных послаблений для своих торговцев, во всех Ваших владениях.
Это означало, что он, Рожер Отвиль, Великий граф Сицилии, должен был передать всю торговлю на Сицилии в алчные руки купцов Пизы.
– Нет! Я никогда не пойду на этот кабальный договор! Передайте пизанским послам, что я обещал эмиру Тамиму свою дружбу, и намерен сохранить данное ему слово.
– Ваш племянник, герцог Апулии Рожер Борса, вновь прислал письмо, в котором снова, настойчиво призывает Вас, прибыть в Салерно, для принесения ему присяги и клятвы верности.
Рожер снова поморщился.
– А что там, другой мой племянник, Боэмунд?
– Носиться как угорелый по Апулии, собирая войско и вербуя сторонников. Сишельгаита обеспокоена. У Жордана Капуанского и Боэмунда есть отличная армия, а у них с Рожером Борсой, только толпы измождённых и уставших скелетов, приковылявших домой из Греции.
Понятно, Сишельгаита будет просить поддержать её сына в борьбе с Боэмундом и князем Капуи Жорданом. Но Рожер не забыл, как Сишельгаита, всегда интриговала против него, как старалась настроить против него Роберта Гвискара, как была недовольна, когда Роберт даровал ему всю Сицилию и титул Великого графа. И ему хотелось, посильнее и побольнее отомстить Сишельгаите.
– Отправьте в Салерно ответное письмо – приеду, как только падут Сиракузы. Долгая осада, пока задерживает меня здесь. Добавьте ещё, что я всегда был и буду, верным вассалом герцога Апулии. Они могут доверять мне и положиться на меня. Ну и добавьте там, ну всякое иное, в цветастых, почтительных выражениях… А что там, в Риме?
Советник Рожера не удивился новому вопросу графа, ведь норманны в Южной Италии и на Сицилии, всё ещё считались вассалами Святого Престола, и от доброты и лояльности к ним папы римского, зависело многое.
– Достопочтенный папа римский Григорий VII, перед своей смертью, заявил о четырёх кандидатах, один из которых, наидостойнейший, мог бы стать его приемником. Это архиепископ Гуго Лионский[6], монах-бенедиктинец Одо де Шатильон[7], епископ Лукки Ансельмо II[8] и аббат монастыря Монте-Кассино, Дезидерий. Ваш племянник, герцог Апулии, выдвигает своего кандидата – архиепископа Салерно Альфано.
– Нет, не Рожер, а Сишельгаита настаивает на кандидатуре епископа Альфано. Рожер слишком глуп, чтобы затеять такую вот, свою игру. Тут чувствуется, её опытная и твёрдая рука.
– В самом Риме, горожане бунтуют, и ставленник императора Генриха IV, Климент III, практически осаждён в Латеранском дворце. Герцогиня Матильда Тосканская, поддерживает епископа Лукки Ансельмо II. Князь Капуи Жордан, горой стоит за своего кандидата – аббата Дезидерия. А у герцога Апулии, вернее у Сишельгаиты, есть кое-что ещё, припрятанное в рукаве. Это префект Рима Сенсий, захваченный и брошенный в темницу в прошлом году, когда Вы, господин граф, вместе с Вашим братом, были в Риме. Префект имеет большое влияние на умы и настроения Рима, весь патрициат и знать города поддержит его, и чернь пойдёт туда, куда ей укажут. Отпустив префекта в нужный момент в Рим, Сишельгаита может много добиться с его помощью.
– О, Господи, как всё запутано! Ясно только одно – надо изгнать антипапу Климента III из Рима, и ставить своего кандидата, лояльного к нам, нормандцам!
В конце сентября 1085 года, исчерпав все возможности обороны, Сиракузы пали. Накануне сдачи, любимая жена покойного эмира Бенарвета, вместе с сыном и лучшими мужами города, на двух быстроходных галерах, стремительно прорвались сквозь строй нормандских кораблей и благополучно прибыли в Ното.
С падением Сиракуз, неподвластными Рожеру остались лишь южные районы Сицилии, с городами Бутера и Ното, да в центре, эмират Энна, со всех сторон окружённый нормандскими владениями.
Отпраздновав триумф в покорённых Сиракузах, Рожер засобирался в Салерно. Для принесения присяги своему сюзерену герцогу Апулии Рожеру I Борсе.
ГЛАВА ПЯТАЯ
К ноябрю 1085 года Боэмунд достаточно окреп, и стремительно атаковав, захватил город Орию. А затем, едва ли раньше, чем Рожер Борса узнал о произошедшем, овладел городом Отранто.
В огне войны запылала вся «пятка» Апулии.
Войска Боэмунда, разорительными набегами, ходили вплоть до Мельфи, Бари, Венозы.
Армия Жордана Капуанского подошла к Салерно и принялась опустошать окрестности города.
Рожер Борса спешно собрал все свои силы, но не мог противостоять полководческому искусству Боэмунда, постоянно терпя поражение за поражением. Тогда, он решил прибегнуть к помощи дяди, срочно призвав его.
К удивлению Рожера Борсы и Сишельгаиты, Великий граф Сицилии Рожер, прибыл без войска, а лишь с незначительной свитой.
– Наглость бастарда Боэмунда, не знает границ! Он посмел пойти на нас войной, и мы призываем вас, Великий граф Рожер, под свои знамёна, чтобы покарать дерзкого мятежника!
Рожер, высокий и прямой, вынужден был стоять перед сидевшим на герцогском троне своим племянником Рожером Борсой. А рядом с ним, стоял трон, где сидела грозная Сишельгаита, с недоверием и подозрением глядя на него.
Он остался один. Последний, из старшего поколения Отвилей. Фактически, по старым традициям, глава семьи. А по новым правилам, вассал своего племянника. А он был не из тех, кто любит, кому бы то ни было подчиняться! Да, он признавал главенство и авторитет своего могущественного старшего брата Роберта Гвискара, но терпеть над собой власть его сына, не желал!
«Ничтожество! Сидит, не выпуская из рук молитвенника и чёток! Вместо того, чтобы вооружиться копьём, и самому дать отпор Боэмунду! Да и кто его окружает? Одни монахи, да епископы! Где славные старые воины, ходившие в битвы рядом с его отцом? Всех их он прогнал, а сейчас сидит, робкий и жалкий, не зная, что ему делать. Просит, что бы я, всё за него сделал! Хочет, загребать жар, моими руками! Ну подожди, уж ты дождёшься у меня!».
Видимо, мысли Рожера отразились у него на лице, потому что Сишельгаита, помрачнев ещё больше, напряглась и подала своё тело вперёд, вперив на него свой злобный взгляд.
– Мой господин, я твой вассал, и любое твоё требование, для меня закон. Я готов немедля отправиться к Боэмунду, и попробовать примирить вас.
– К Боэмунду-ублюдку! – покраснев, выкрикнул со своего трона Рожер Борса.
А Сишельгаита, откинувшись на спинку трона, немного подумав, сказала:
– Граф, не примирения требует мой сын, а полной и окончательной победы над проклятым мятежником! Надо подавить мятеж, разгромить и уничтожить бастарда! Принеси сюзерену его голову, и тогда, можешь рассчитывать на милости его!
Рожер не смог удержаться и улыбнулся, пряча усмешкув бороду, слушая пафосную речь Сишельгаиты.
– За Боэмундом стоят войска, бароны и рыцари, которыми он командовал в Греции. И хорошо командовал! С ним выступили те, которых он водил на битву! Те, кто сражался рядом с ним! Кто проливал свою кровь за него! Они знают Боэмунда, верят ему, и никогда не оставят его, повсюду идя за ним! И они, до конца, будут сражаться за него! Война будет тяжёлой, прольётся много крови. А наше положение, сейчас таково, что не время устраивать братоубийственную войну, погружая наши владения в хаос! Мы ослабнем, и нашей слабостью, поспешат воспользоваться наши враги. Например, Жордан Капуанский. А значит, только мир с Боэмундом, может спасти положение. Да, вам придётся поделиться с Боэмундом частью своих владений, признать, что он тоже Отвиль и наследник Роберта.
Подавленная Сишельгаита, утопив своё большое тело поглубже в кресло, прикрыв глаза рукою, вся красная он негодования и гнева, слушала изменническую речь Рожера, в то же время, осознавая всю правоту его слов.
Её сын, жалкий и растерянный, не зная, что сказать и делать, переводил испуганный взгляд своих глаз с Рожера на мать и обратно, беспокойно теребя в руке чётки и прижимая к груди молитвенник.
Увидя Боэмунда, Рожеру на миг показалось, что он видит своего старшего брата Роберта. Так Боэмунд походил на него! Словно это Роберт, ещё молодой, в свои 30 лет, гордо подбоченясь, сидит перед ним в седле резвого, рвущего удила коня.
– Чего Борса, сам не явился, а прислал тебя, дядя? Что трусит, или намерен сражаться? Если он хочет сражаться, то пусть выходит и сражается как мужчина! Копьём или мечом! Пеший или конный! Один на один! Только я и он! И победителю, достанется всё!
Эти благородные слова Боэмунда, были встречены одобрительным гулом в рядах нормандцев, причём не только в его собственном войске, а и среди немногочисленной свиты Великого графа Рожера.
Рожер улыбнулся, чувствуя уважение к храброму Боэмунду, и тёплое родство их душ, деяний и помыслов.
– Я всегда любил тебя, Боэмунд, и относился к тебе, с должным уважением. Но послушай меня… Я не буду долго и много говорить. Примирись с Рожером.
Боэмунд гневно нахмурил брови, собираясь что-то выкрикнуть, но Великий граф Рожер, одним лишь жестом руки, остановил его.
– А если ты не сделаешь этого, не вложишь меч в ножны, то обещаю тебе, что я приду сюда вновь, но уже со всей своей армией!
Великий граф Рожер Отвиль, был самым могущественным властелином не только в Южной, но и наверное во всей Италии. А может, и далеко за её пределами. И с ним приходилось считаться. Каждый здравомыслящий человек, понимал, что его лучше видеть его среди своих друзей и союзников, чем иметь среди врагов. А Боэмунд, был умён, хитёр, почти также как и его отец, старался не совершать опрометчивых поступков, умел извлекать уроки из допущенных ошибок.
И в марте 1086 года, между Рожером Борсой и Боэмундом Отвилем, был заключён мирный договор. По его условиям, герцог Рожер Борса, уступал своему «горячо любимому брату Боэмунду, наследнику нашего общего отца, славного Роберта» Орию, Отранто, Таранто, Бриндизи, Галлиполи и все земли между Бриндизи и Конверсано.
Так Боэмунд стал владеть собственными землями, названными княжеством Тарентским[9].