bannerbannerbanner
Название книги:

Рубиновое сердце богини

Автор:
Екатерина Лесина
Рубиновое сердце богини

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

– Вот анфракс, священный камень земли Офир… Он горяч и влажен. Погляди, он красен, как кровь, как вечерняя заря, как распустившийся цвет граната, как густое вино из виноградников энгедских… Это камень любви, гнева и крови… Носящий его приобретает власть над людьми. Он врачует сердце, мозг и память… он будит вокруг себя любовные страсти.

А.Куприн. «Суламифь»

Великий Брама милостив к детям своим. Волей его рождены и несокрушимые горы, и невесомый снег на их вершинах. Земля радует глаз цветами, изумрудная трава мягка, словно пух, кудрявые рощи дарят благословенную тень, а прозрачные воды несут прохладу.

Птицы поют, восхваляя Браму.

Звенящие водопады славят Творца.

Робкий жасмин и величественные, словно огромные опахала, веерные пальмы, шепчут: «Слава Браме».

Добродетельнейший Кэнэбоди, принимаясь за работу, улыбался. Мысли его, уподобляясь священным водам великой реки, текли размеренно и неторопливо, в который раз дивился Кэнэбоди мудрости Богов. В созданном Брамой мире для каждого нашлось место: для мудрых правителей и раджапутов[1], которым надлежало заботиться о благе народа, и для браминов, без устали возносящих молитвы богам, для умелых воинов-кштариа[2] и ремесленников-судра[3].

Благодарил Кэнэбоди мудрейшего из Богов и за собственную долю: тяжело бедняку, что с рассвета до заката горбатится на поле под палящими лучами солнца, тяжело охотнику, ибо джунгли таят в себе немало опасностей. И хорошо ремесленнику, чья душа видит красоту, таящуюся в камне. Такому, как Кэнэбоди, золотых дел мастеру, умелым рукам которого покорялось и тяжеловесное золото, и капризное серебро. Кэнэбоди по праву гордился своим мастерством, ибо каждому известно, что серебро есть душа мира металлов, и лишь человек, чей дух чист, а помыслы благородны, способен обуздать его. А ведь были еще и камни: великолепные сапфиры, застывшие осколки неба, гордость и краса Кашмира, фиолетовые аметисты, фирюза[4], маньяра[5] и царственный адамас[6], который есть не что иное, как застывший по капризу Брамы солнечный свет.

Тысячи камней прошли через руки мастера, и к каждому старик Кэнэбоди находил подход. О, какие он делал украшения! Сам раджа Кашмира[7] заказывал серьги для своей единственной дочери, принцессы Серасвати. Поговаривали, будто красотой девушка не уступала богине, имя которой носила.

Работой Кэнэбоди раджа остался доволен, более того… Знак великого доверия лежал на столе перед мастером, символ того, что Боги еще не оставили землю, ибо лишь им под силу сотворить подобную красоту. Огненнорожденный ратнарадж[8] каплей окаменевшей божественной крови лежал перед мастером.

Уже третий день любовался Кэнэбоди совершенной красотой камня и никак не мог решить, как помочь внутреннему солнцу, что таится в каждом самоцвете, засиять в полную силу. А время идет, спешит раджа, вот-вот явятся послы из Лахора просить руки прекрасной Серасвати. Жаждал раджа удивить гостей, поразить богатством древнего города. И понимал мастер: ни один человек не останется равнодушным к великолепному ратнараджу размером с соколиное яйцо. На маленькое сердце похож камень. И цвет необычный, насыщенный, почти черный, но если вглядеться, то можно увидеть, как в багряной глубине беспомощно мечутся золотые искры.

Кэнэбоди улыбнулся: пожалуй, он понял, что следует сделать. Это будет истинное сокровище, и старик был благодарен вершителям судеб за то, что именно его рукам суждено открыть миру сию красоту. Он даже название придумал.

Лакшми[9]. Прекраснейшая из богинь, дарящая любовь и радость. Кому, как не ей, посвятить это диво.

—Здравствуй, Лакшми, – поклонился мастер. Он всегда начинал работу именно так. – Добро пожаловать в мир…

Камень отозвался яростной вспышкой алого света.

Охотник

Больше всего в жизни Сапоцкин Антон Сергеевич не любил теплое пиво, ночные вызовы и такие вот непонятные дела, как это. Насчет теплого пива в марте можно было не беспокоиться, а вот ночными вызовами жизнь баловала, впрочем, как и непонятными делами.

Тело уже убрали, но на полу остался тщательно вычерченный белый силуэт и контрастно-черные пятна. Кровь. И еще мелкие комочки чего-то серо-розового. На лестничной площадке было много и крови, и пятен, и солнечно-рыжих волос – хватит на всех любопытствующих. Наверное, когда группа уедет, площадку заполонят соседи – посмотреть, потрогать, поприсутствовать на САМОМ НАСТОЯЩЕМ МЕСТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ. Старушки станут перешептываться, пацаны со двора будут на спор трогать влажные пятна, а мужики, закуривая лестничную площадку горьким дымом, начнут выяснять – сразу она померла или нет.

Антон Сергеевич мог бы просветить их на этот счет – жертва умерла сразу, наверное, она так и не поняла, что произошло. Сапоцкин даже примерно представлял, как это случилось: вот она возвращается домой, взбегает по лестнице, вставляет ключ в дверь – он до сих пор торчит, в связке три ключа и брелок-далматинец, – замок щелкает, и одновременно раздается выстрел.

Выстрел, которого никто не слышал.

Почему? Глушитель? Работающий телевизор? Очередная стрелялка пятнадцатилетнего соседа по площадке – его колонки почти плавились от напряжения, а пулеметная пальба мешала спокойному существованию остальных жильцов. Пользуясь удобным случаем, старушки нажаловались на малолетнего хулигана, заодно и просветили Сапоцкина насчет того, что у гражданки Красилиной имелся любовник.

Красилина Инга Вадимовна – так ее звали. Молодая – двадцать три года, и красивая – в квартире вся стена увешана фотографиями. Инга смеется, Инга танцует, собирает цветы, валяется на пляже, обнимается с гигантским плюшевым слоном… Фотомодель. Одна из соседок – пожилая дама с кокетливыми седыми кудряшками и черной лаковой сумочкой, которую она ни на секунду не выпускала из рук, – рассказала про любовника. Свидетельница курила дамские сигаретки, вставляя их в тонкий мундштук, и требовала немедленно этого любовника задержать. Кстати, она не только номер машины назвала, но и довольно внятно описала внешность мужчины.

Но Красилину убили не из ревности или денег, хотя Антон Сергеевич отработает и эти версии. Венок из трогательно-белых роз автоматически связывает это убийство с двумя другими.

Итого три, и Сапоцкин отчего-то не сомневался: счет, открытый одиннадцатого января две тысячи шестого года, увеличится.

Пигалица

Мне приснился странный сон, настолько правдоподобный, что я сперва и не поняла, где нахожусь. Где же солнце, деревянный стол, морщинистый старик с коричневой кожей и почти живой сгусток огня по имени Лакшми? Сказка оборвалась на самом интересном месте. Это в корне неправильно, такие сны не имеют права просто так взять и закончиться. В таких снах хочется жить, а вместо этого приходится вставать и топать на работу.

 

Кстати, о работе. Я, кажется, проспала.

В очередной раз.

Точнее, в третий на этой неделе. А учитывая, что сегодня всего-навсего среда, то можно считать, мне удалось установить рекорд по количеству опозданий. Ужасно!

О душе, утреннем кофе и уж тем более макияже пришлось забыть. Какой макияж, когда на часах без четверти десять! А рабочий день, между прочим, начинается в девять ноль-ноль. Я только представила многозначительные взгляды наших сотрудниц, хмурое лицо Гошика и надменно-покровительственный тон Лапочки. «Машенька, – вот что она скажет, – я все понимаю, но дальше так продолжаться не может. Ваша должность предполагает определенную ответственность, и мы не можем допустить столь безалаберного отношения к работе…» Потом Лапочка обернется и так нежно-нежно пропоет: «Правда, дорогой?» Дорогой сначала нахмурит лоб, потом вздохнет и кивнет. Гошик никогда не перечит своей Лапочке.

Где уж тут вспоминать красивый сон, тем более мечтать о его продолжении.

Ох, грехи мои тяжкие, все кувырком: на светлых брюках обнаружилось отвратительное пятно неизвестного происхождения, темные не сошлись на талии, пришлось натягивать джинсы. И достанется же мне!

Пять минут на одевание, десять на выгул Степана, еще пять – на поиск папки с документами. И полчаса бесплодных попыток завести машину. Ну, за что мне это наказание? Бегу домой, вызываю такси. Говорят, ждите. Жду. Переминаюсь с ноги на ногу, взгляд от секундной стрелки оторвать не могу.

Где же это чертово такси!

Уж полночь близится, а Гектора все нет.

Нет, не так. Уж полдень близится, а Машеньки все нет.

Машенька – это я. Мария Петровна Пигалица. Смешно, да? Это у меня фамилия такая – Пигалица. А внешне я совсем даже на птицу не похожа, но все равно обидно. Хромой Дьявол по-другому меня не называет, только Пигалица, ну, или Мышь, что еще обиднее.

В офис я влетела, когда стрелки часов сошлись на цифре 12. Замечательно! Великолепно! По-другому и не скажешь. Нацепив «деловое» выражение лица, я попыталась незаметно прошмыгнуть в свой кабинет, но не тут-то было.

– Мария Петровна, – не ко времени выглянувшая в общий зал Лапочка улыбалась так дружелюбно, что у меня скулы свело от злости, – будьте добры, зайдите к Георгию Алексеевичу.

Светочка с Людочкой, переглянувшись за моей спиной, ехидно заулыбались. Светочка – это наш бухгалтер, образцовая сотрудница, образцовая супруга и образцовая мать. По-моему, с самого рождения над Светочкой довлело проклятие образцовости, поэтому она так нетерпимо относится к чужим недостаткам. Даже с Людочкой дружит «по долгу службы» или чтобы было с кем посплетничать. Например, обо мне.

И о Лапочке.

И о Гошике.

И уж конечно, о Хромом Дьяволе.

Наверное, следует кое-что разъяснить. Гошик, или Георгий Алексеевич Баюн, – директор и владелец фирмы «Скалли», а заодно мой муж. Бывший. Развод состоялся около года назад, но я по-прежнему считала Гошика своим. И вообще, все так запутано, грязно и больно, что и вспоминать не хочу. После развода мне досталась двухкомнатная квартира, в которой я проживаю на птичьих правах, больная «Тойота» десяти лет от роду, пес Степан редкой породы канекорсо и должность креативного директора.

Лапочка – Элла Есенина, бывшая секретарша, а ныне заместитель директора и, раз уж на то пошло, его новая невеста. Лапочка изо всех сил старается выжить меня из фирмы, а я сопротивляюсь, цепляясь за Гошикову совесть – не такая уж он скотина, чтобы оставить меня без средств к существованию. Фирма-то общая, вместе начинали – я бабушкину квартиру продала, Гошик мамины серьги с бриллиантами заложил, а откуда у Хромого Дьявола деньги взялись – до сих пор не знаю, принес и все. Короче, со «Скалли» мы повязаны крепко, и никакая Лапочка эту связь не разорвет.

Что еще? Ах да, чуть не забыла. Элла очень гордится своей знаменитой фамилией и пытается писать стихи. Лучше бы она и дальше кофе варила.

Ну вот, дошел черед и до Хромого Дьявола. Вообще-то он совсем не дьявол, а нормальный человек, просто мы с ним друг друга немного недолюбливаем. Ай, ладно, чего уж тут, я его на дух не переношу, а он считает меня наглой выскочкой, которая до сих пор пытается связать его драгоценного дружка по рукам и ногам. С самой первой нашей встречи Дамиан – это у него имечко такое, Дамиан – с маниакальным упорством ставит меня на место. Естественно, определенное им место меня абсолютно не устраивает, я сопротивляюсь по мере сил и возможностей.

В Гошкином кабинете собрались все трое: неужели меня ждут?

– Доброе утро! – Я выдавила почти искреннюю улыбку, Гошик хмуро кивнул, Элла кисло улыбнулась, а Хромой Дьявол ответил за всех:

– У нормальных людей уже день наступил, это только у тебя, Мышь, утро до обеда продолжается.

– Вот, вот! – поддержала Лапочка. – Между прочим, сегодня в десять встреча с Йогуртами. Не состоялась. По вашей вине! – Ко мне Элла обращалась исключительно на «вы», дистанцию сохраняла. – Вы же знали, насколько важен для нас этот клиент! Вы у нас креативный директор! Вы, и никто другой! Мне пришлось переносить встречу! Договариваться! Унижаться! Но мало того, что вы позволяете себе появляться на рабочем месте после двенадцати, когда у всех рабочий день начинается в девять… – Лапочка перевела дух. – Посмотрите на себя! На кого вы похожи?!

– На самое себя, – подсказал Дьявол. Нет, против двоих мне не выстоять.

– А что? – притворно удивился он, заметив мой взгляд. – В джинсах ты мне больше нравишься. Есть этакая… подростковая непосредственность.

– Ладно, – в спор вмешался Гошик. – Поговорили, и хватит. Ну, Машка, ты это… Того… Ладно?

– Ладно, – кивнула я. – Можно идти?

– Куда? – встрепенулась Лапочка.

– Работать.

– Иди, – махнул бывший муж и нынешний начальник. В этом весь Гошик. «Ну, это…» «Того…» «Ладно». Образцовый подкаблучник, жаль, что я поздно это заметила.

– В три приедут Йогурты! – напомнила Лапочка.

Ну все, кажется, можно перевести дух и подготовиться к встрече с Йогуртами. Тьфу ты, с Новицкими, как бы и на самом деле не обозвать их Йогуртами. И кому в голову пришло дать этой милой паре такую кличку…

Кому-кому, мне, естественно. Муж и жена Новицкие владели небольшим бизнесом: производили эти самые растреклятые йогурты, которые и требовалось разрекламировать. Кое в чем Лапочка права: к встрече следовало подготовиться, да и видок у меня не совсем чтобы… Остается надеяться, что Герман Новицкий будет оценивать мои идеи, а не внешность.

Вроде бы все готово, проверено и перепроверено. Идея на самом деле классная, родная, вымученная и выстраданная, и слоган замечательный, и наброски. И в успехе я уверена на все сто. Тогда откуда это неприятное чувство, которое не оставляет меня с самого утра? Сон, что ли, виноват?

Может, если кофе выпить, полегчает? В который раз я порадовалась наличию собственного кабинета. Пускай маленький, пускай ремонт здесь делали еще при Екатерине II, пускай нет кондиционера и кожаного кресла, как у Гошки, зато из окна открывается замечательный вид на автомобильную стоянку и мусорные баки, возле которых постоянно кипит жизнь. Из других достопримечательностей следует упомянуть стол, занимающий большую часть жизненного пространства, два стула – мой, старый и неудобный, и для посетителей – поновее и тоже неудобный, компьютер и книжные полки. Пытаясь создать образ высокообразованного человека, я загрузила их специализированной литературой и женскими журналами. В последних мне нравилось разглядывать картинки и, чего уж там, иногда удавалось натолкнуться на интересную мысль.

Дальше произошло сразу два события: закипел чайник и в дверь постучали.

– Можно?

– Заходи.

С Толиком Алексиным по кличке Бамбр, нашим гением фотографии, у меня сложились весьма теплые отношения, и, как мне кажется, Толик не отказался бы поднять градус до «горячих».

– Вижу, еще жива. – Толя по обыкновению устроился на краешке стола.

– И не надейся.

– Да ладно, Машка, я ж за тебя.

– И за Родину, и за Сталина…

– Все шутишь.

– Шутю. Чего хотел? Если пришел сказать, что для рекламы ортопедических тапочек тебе необходима Клаудиа Шиффер, то это не ко мне.

Толик хихикнул, но как-то слабо, невыразительно. Странно, обычно над моими плоскими шутками он ржал как конь, а тут один-единственный смешок. Непорядок.

– Машка… Хочу спросить… – Бамбр нервно взлохматил волосы. Определенно непорядок, так он делал лишь в минуты сильнейшего душевного волнения. Например, когда съемка не ладилась или очередная подружка после трех дней знакомства пыталась затащить беднягу в загс.

– Спрашивай.

– Что они тебе сказали?

– Ничего нового. – Я успокоилась. – Что встречу перенесли, и чтобы не опаздывала больше.

– И все?

– Все.

– Точно?

– Слушай, – я разозлилась, – чего тебе надо? Подробно узнать, как меня Лапочка чихвостила? Так ты у Светки поинтересуйся…

– Не злись, Машка. Просто… в общем… даже не знаю, как тебе сказать…

– Словами.

– У нас новый креативный директор! – выпалил Толик и на всякий случай слез со стола. А я… а я ничего. Сидела, пытаясь уложить информацию в свою систему координат, а информация, как следовало ожидать, не укладывалась.

– Как новый? А я?

– Не знаю. Я, Машка, вообще ничего не понимаю. Никто не понимает. Сегодня с самого утра Лапочка собрала всех, я еще подумал, что ей делать нечего, раз посреди недели собрания устраивает… – Алексин замолчал, а я тупо кивнула. – Ну и представляет какого-то типа. Сказала, что это – наш новый креативный директор. Машка, что теперь будет?

– Ничего. – Я поднялась с диким желанием кого-нибудь убить. Например, Гошика. О да! Сейчас я покажу этому мерзавцу, где раки зимуют! За моей спиной! Меня! Да как он вообще подумал! Толик испуганно попятился.

Дверь в кабинет директора я открыла ногой.

– Гоша, нам надо поговорить!

Он растерянно заморгал и обернулся на Лапочку. Ага, понятно, чья это была идея. А Дьявола нету. Замечательно!

– Я тут кое-что узнала! – Пускай сам скажет, глядя мне в глаза. Как бы не так, Гошик моментально отвел взгляд, уткнулся носом в бумаги, будто я и не с ним разговариваю. А Элла уже летит на помощь, тоже мне, Чип и Дейл в одном лице.

– Мария Петровна! Что вы себе позволяете?!

– Это вы себе позволяете, а я пытаюсь понять. Например, что за новый директор у нас объявился?

– Маша, понимаешь… – Гошик покраснел. – Такая ситуация… Нужно развиваться… Идти вперед… – забубнил он.

– Значит, это правда?

Ответом мне был виноватый кивок.

– Гош, ну как же так? А? – Весь мой запал исчез, и Лапочка мгновенно воспользовалась ситуацией.

– Фирме нужно развиваться! А вы, извините за выражение, дилетант! И идеи у вас дилетантские. Нам нужен хороший специалист. С именем!

– А я?

– А что вы? Будете работать, как работали, но под началом опытного человека. И вообще, если бы вы не манкировали своими обязанностями и уделяли больше внимания вопросам самообразования, нам бы не пришлось… – Элла запнулась, раздумывая, как бы закончить красивую фразу, но, видимо, источник мудрости иссяк, и в заключение Лапочка заявила: – На работу вовремя приходить надо!

– Машенька, ты же знаешь, у нас много конкурентов… Заказов все меньше… Володя – нормальный парень, вы обязательно сработаетесь. – Бывший муж робко улыбнулся. Гошик, он вообще нежный, чувствительный, совершенно неспособный жить самостоятельно.

– Работать-то он где будет? – Вопрос занимал меня постольку-поскольку, это не моя проблема, где будет работать нормальный парень Володя. Оказалось, зря я так думала. Гошик снова покраснел, а Лапочка преувеличенно вежливым тоном поинтересовалась:

– А сколько времени вам понадобится, чтобы освободить кабинет? Вы ведь больше не директор, а места у нас немного, поэтому придется переселиться.

– Куда?

– В общий зал. В тесноте, как говорится, да не в обиде. Правда? – Она что, хочет, чтобы я зашлась от восторга при мысли быть выселенной из собственного кабинета в общий зал? Нет, я согласна, с местом у нас действительно туговато. Кабинет для Гошика и Лапочки. Отдельный закуток у Хромого Дьявола. Фотостудия Толика, там еще, кажется, проявочная наличествует. Конференц-зал, где всякие презентации проводим. Мой кабинетик, который, выходит, уже и не мой. И общий зал – большая комната, разделенная тонкими перегородками на крошечные отсеки, где и обитает подавляющее количество наших сотрудников, начиная с бухгалтерии и заканчивая Иваном – мужчиной неопределенного возраста, который подвизался в «Скалли» на должности курьера.

 

– А если я против?

– Ну, Мария Петровна, – Лапочка улыбнулась, – в принципе заставить вас работать силой никто не может…

– На что намекаешь?

– Во-первых, попрошу вас соблюдать нормы общения в трудовом коллективе. Во-вторых, работник, которого не устраивают решения руководства, всегда может найти себе другую работу и, следовательно, другое руководство.

– Гош, ты что? Собираешься меня уволить? Это ведь и моя фирма тоже!

– А где это написано? – как бы между прочим поинтересовалась Элла, и я заткнулась. Нигде. Юридически фирма принадлежит Баюну, а я никто, так, бывшая жена. У меня даже фамилия другая.

– Маш! Эля! Успокойтесь! Маш, ты сама знаешь, что я тебя не уволю. И зарплата останется… Демка предлагал, чтобы тебя к нему переселить, но…

– Спасибо, не надо. – Уж лучше вместе со всеми Людочками, Светочками, Валечками, чем наедине с Хромым Дьяволом.

– Я так ему и сказал, что ты не согласишься. Так ты переселишься сегодня? А то я Володьке пообещал…

Ну конечно, он пообещал Володьке мое место и мой кабинет, я же должна подчиниться с улыбкой на лице и радостью в глазах. Меня так и подмывало хлопнуть дверью на прощание, сдержалась – некрасиво, да и дверь жалко, она точно ни при чем.

Толик ждал меня в кабинете, сидел на столе и нервно перебирал бумажки.

– Ну как? – Голубые, по-детски наивные глаза с надеждой воззрились на меня.

– А никак.

– Плохо… Я, того… Пойду, что ли, а то работы много. – Он еще немного потоптался на пороге. – Ингу убили. Слышала?

– Нет.

– Вчера. Застрелили. Она была красивая.

– Да? Наверное… – В данный конкретный момент меня больше волновала собственная судьба. А Инга… Я даже не понимаю, о какой Инге идет речь.

– Ну, так я пошел? – повторил свой вопрос Толик. – А то этот приехал…

– Иди. – Только сейчас я поняла, что забыла спросить, а как, собственно говоря, будет называться моя должность?

Дизайнер, обыкновенный дизайнер. Стремительная карьера, однако: была директором, стала дизайнером. С «этим», как назвал нового начальника Толик, мы познакомились: еще один удар по самолюбию. Запольский Владимир Владимирович был моложе, нахальнее и, что самое обидное, талантливей. А еще он прекрасно осознавал свои преимущества и не стеснялся их использовать. Так, меня он с ходу окрестил Машенькой, приравняв таким образом к Людочке, Светочке и Анечке, а заодно отчитал за опоздание. Прилюдно, как девчонку.

Разбор моих трудов Владимир Владимирович устроил, слава богу, в моем, ах, простите, своем кабинете. Чего я только не наслушалась! И мыслю я шаблонно. И образования у меня нет. И реализовать идею не способна. И… и вообще непонятно, как фирма с таким креативным директором на плаву держалась.

Паразит.

Красивый паразит.

Красивый самовлюбленный паразит.

Сладкий, как сахарная вата, блондинчик с пухлыми губами, мужественным подбородком и выразительными серыми глазами.

А кабинет он попросил освободить сегодня же, видите ли, ему работать негде.

1Каста правителей, аристократы.
2Воинское сословие.
3Низшая из четырех каст, состоящая из ремесленников, зависимых землевладельцев, наемных работников и слуг.
4Бирюза.
5Жемчуг.
6Алмаз.
7Данная история никак не связана с реальным Кашмиром (историческая область, расположенная на стыке высокогорных районов Гималаев, Центральной Азии и Тибета). То же касается и Лахора.
8«Вождь самоцветов», рубин.
9Богиня – покровительница любви.

Издательство:
автор
Книги этой серии: