Ужик
– Так лучше видно? – спросил я, осторожно приближая факел.
В ответ донеслось что-то неразборчивое, после чего эскулап медленно вытянул из драконьей пасти сначала свои плечи, а потом и голову:
– Боюсь, барон, медицина здесь бессильна, – сказал он, откашлявшись. – Мы имеем дело с редчайшим случаем. Редчайшим! По возвращении домой я немедленно соберу консилиум, результаты которого в виде подробных рекомендаций направлю Вам почтовым голубем.
Я обречённо кивнул, свободной рукой передал ему мешочек с деньгами и приказал слуге проводить лекаря до ворот. А когда мы с Ужиком остались одни, я сел у его шипастой морды и натуральным образом закручинился…
Конечно, давать будущему боевому дракону имя «Ужик» – это верх глупости. Но когда он пять лет назад вылупился в подвале моего замка, то как иначе было назвать ту худущую облезлую змейку с тонкими, почти бумажными, лопушками крыльев? А теперь, пожалуйста, получите и распишитесь крестиком: неудачное имя всё-таки накликало на себя беду!
И ведь говорил же я ему, чтоб в грозу не летал! Нет, как же, не послушался, полетел. Ну и получил стрелой гнева господня прямиком по рогатой башке! Потом еле нашли его: лежал за Буковой Падью, сопя ноздрями и распространяя запах грозовой свежести. Хорошо, что ещё на лужок приземлился, а не пропорол себе брюхо (есть там у него слабое место) верхушками деревьев. Мне тогда пришлось собрать в округе всех мужиков с лошадьми и всю пеньку, чтоб до замка эту тушу дотащить. Целую седмицу с ним валандались. А столько людей и скотины надорвалось да покалечилось, лучше и не вспоминать! В общем, одни убытки.
Но с этого мои несчастья только начались. Когда бедный Ужик пришёл в себя, то он напрочь отказался использовать крылья для передвижения, а огонь для нападения и защиты, – эти, казалось бы, неоспоримые блага, дарованные драконам природой магического мира. Вместо всего этого мой верный Ужик стал… прыгать! Он разнёс в щепки добрую половину построек внутри двора, пока, разогнавшись, не смог-таки запрыгнуть на верх крепостной стены. Там он, кроша каменные зубья, расположился поудобнее, замер и стал пытаться языком заглотить пролетающих мимо воробьёв и ворон! Глядя на всё это безобразие, начальник моей замковой стражи, ошарашенный как и все, смог лишь хрипло выдавить: «Ну, чисто как лягуха».
И правда, сходство в повадках было налицо. Только вот длина языка у драконов невелика, а скорость реакции, наоборот, великовата, да и птицы старались держаться подальше от сбрендившего гиганта. Ужик и сам довольно быстро понял безуспешность затеи и, смекнув что-то в своём раздвоившемся сознании, перелез на внешнюю сторону стены. По ней он, пробороздив стальными когтями вековую кладку, спустился на землю, одним махом преодолел ров и запрыгал по направлению к соседнему леску. Это была безумная картина – громадина весом в десять гружёных телег, прижав крылья и нелепо дёргая хвостом, оставляла после себя вмятины на поле.
От бессилия и стыда я, отпрыск славного баронского рода, готов был тогда провалиться сквозь землю! Ведь что такое в наше время огнедышащий боевой дракон? Это разящая мощь! Это неотвратимость возмездия! Это страх вассалов и уважение от других сюзеренов! А у меня теперь что – боевая квакша, которая только и может, что задавить противника весом, если до него, конечно, допрыгнет?! И бог с ним, что я уже стал посмешищем во всех окрестных землях, хуже было другое: на моих границах снова стало неспокойно. По ночам начались самовольные вырубки леса в той самой Буковой Пади, которую ещё мой прапрадед отвоевал у соседей. Из дальних деревень потянулись ходоки с жалобами на неизвестных разбойников, а проезжающие через мой удел торговцы, словно сговорившись, подняли цены на товары.
В замке дела тоже складывались не лучшим образом: стражники-наёмники уже откровенно глядели на меня сквозь недобрый прищур, а их начальник и вовсе стал туговат на ухо, через раз исполняя мои приказания. И неудивительно, ведь их жалование за последний месяц я спустил на кучу шарлатанов с дипломами драконопатов.
Но и страх быть зарезанным ночью собственной охраной не был последней каплей в чаше из бед, вылившихся на мою голову. Дело в том, что Ужик, перевоплотившийся в лягушку, умудрился настроить против себя и моих крестьян. Как и положено земноводному, дракон в качестве места обитания выбрал чистое лесное озерцо, в котором отлёживался часами. Там он быстро пожрал всю рыбу и, не находя больше другого пропитания, каждый день возвращался к замку на кормёжку. Путь его всегда пролегал через засеянные крестьянами поля, и понятно, что за несколько драконьих ходок туда-сюда посевы эти понесли невосполнимый урон. Более того, грязь, которую Ужик постоянно таскал на лапах и брюхе, привела к тому, что живописное озерцо стало стремительно заболачиваться.
Когда я с отрядом пару дней назад ходил в деревню за десятиной, то в поведении крестьян уже чувствовалось свинцовое недовольство. Я сразу понял, что если не предприму неотложных мер с Ужиком, то зимой они всей общиной будут есть, скорее всего, вяленую драконятину, потому что урожая на всех не хватит. И эта не произнесенная вслух угроза была более чем реальна, ведь сумасшедшего дракона теперь можно брать голыми руками. Гляди, тут как бы волна народного гнева и на меня не перекинулась, как бы крестьяне под горячую руку и меня не сожгли вместе с замком!
А ведь я всегда был добр с подданными: мужиков от скуки не порол, девок из похоти не портил. Да и Ужика раньше мои люди уважали и побаивались, особенно после того как он прогнал соседского Рогоуха Желтоглазого в стычке над Буковой Падью. Но всё это уже осталось в героическом прошлом, а сейчас дракон, который был моей грозной защитой, в ней остро нуждался сам!..
От невесёлых мыслей меня отвлёк хриплый голос начальника стражи:
– Господин барон, тут к Вам мальчонка из деревни.
Я поднял голову: из-за спины старого вояки выглядывала чумазая детская мордашка с удивительно ясными голубыми глазами. В руке мальчонка держал грубую дерюжную шапку, собрав в кулаке её края, и в этом образовавшемся мешочке что-то зримо шевелилось.
– Чего тебе? – раздраженно спросил я у мальчика.
– Я это… Меня бабка послала… – заблеял поначалу крестьянский сын, но сумел взять себя в руки. – Надо, чтобы дракон Ваш съел.
– Что съел? – ещё более раздраженно спросил я, уже готовый сорваться на крик.
– Вот! – мальчонка ловко перехватился и достал из шапки зелёную лягушку, крепко сжимая её заднюю лапку.
– Хм… Подобное подобным, – пробормотал я и громко добавил, уточняя, – а она не ядовитая?
– Нет, что Вы, господин барон. Самая обычная, – простодушно ответил мальчуган.
Я отпустил начальника стражи и обернулся на Ужика. Тот застыл в каменной позе и с какой-то кривой, почти что жабьей, ухмылкой на морде. И если бы не свист, производимый его ноздрями, то можно было решить, что дракон либо мёртв, либо крепко спит. Но ни то ни другое не соответствовало истинному положению дел, потому что Ужик в данный момент хладнокровно следил за происходящим вокруг.
А мне выбирать уже не приходилось: лягушка, так лягушка! Если учесть какой дрянью мой дракон питался последнее время, то от такого угощения у него не будет даже расстройства живота. Я отошел в сторонку и приказал мальчонке бросить лягушку Ужику. И зелёная путешественница, описав дугу, навсегда скрылась в клацнувшей зубами пасти. Но ничего не произошло: дракон по-прежнему был недвижим и сопел двумя дырочками, каждая размером с головку младенца. Мальчонка же, в ожидании неминуемой расплаты, стоял белый как снег.
И тут дракон вздрогнул, причём всем своим могучим телом! А потом волны то ли дрожи, то ли судороги, рождавшиеся где-то в глубине его утробы, стали накатывать одна за одной! Ужика затрясло, а вместе с ним заходила ходуном и земля. Краем глаза я успел заметить, что костяные пластины, покрывающие драконий зоб, начали багроветь.
– Ложись! – отпрыгивая, крикнул я мальчонке. Тот упал лицом вниз, кое-как натянул шапку и прикрыл затылок руками. И только он это сделал, как из пасти Ужика вырвался сноп испепеляющего пламени, а за ним и громоподобный рёв, возвестивший на всю округу, что древний род Баронов Буковой Пади ещё ой как рано сбрасывать со щита!
Я с трудом успокоил разбушевавшегося Ужика, а потом подошёл к мальчику и помог ему подняться.
– Ты летал когда-нибудь на драконах? – задал я риторический вопрос, наблюдая, как ясный мальчишеский взгляд наполняет ужас вперемешку с восторгом. – Нет? Значит, полетишь сейчас со мной! Надо тут один лекарский консилиум проведать, а то они что-то тянут с почтовым голубем…
Якоб
– Тебя как звать-то? – спросил я, перекрикивая шум ветра.
– Якоб, господин барон, – ответил мальчонка, пытаясь от страха втянуть голову по самые плечи. Шапка его слетела при первом же махе Ужиковых крыльев, но вряд ли Якоб сейчас мог думать об этой утрате.
– Держись крепче! – приказал я и подал дракону знак для набора высоты.
Сначала Якоб завопил, презрев все правила сословного поведения, а потом стал истово молиться. Про себя я хоть немного посмеивался над мальцом, но больше радовался за Ужика, который, соскучившись по небу, выписывал всё новые и новые воздушные кренделя!..
К тому времени, как вдали показались высокие башни Метрополии, Якоб немного успокоился: он перестал призывать на помощь всех святых и уже не без любопытства поглядывал по сторонам. Наконец, грозные башни приблизились настолько, что на них стали видны прорези бойниц кругового боя, за которыми скрывались тяжёлые арбалеты на поворачивающихся станинах. Так исполнялся вековой устав, запрещающий драконам пролетать над столицей, и всем драконовладельцам предписывалось спешиваться на широком поле возле крепостной стены.
Даже с высоты, благодаря многочисленным пропалинам, поле это хорошо просматривалось. Драконы – существа гордые – ждать на привязи не привыкли, вот и показывали выбросами огня своё отношение к людским порядкам, независимо от того, кем и когда те были заведены. Но закон есть закон, и мы начали снижаться. Якоб снова было залепетал, но спуск закончился быстрее, чем его суеверные причитания.
На посадочном поле мы были одни. Я нарочно пришпорил Ужика, для того чтобы тот рыкнул, возвещая о прибытии Барона Буковой Пади. И надо сказать, что рёв тот удался на славу – у Якоба опять заложило уши, только начавшие отходить после перепада высот. Мальчонку я оставил при драконе, а сам, в сопровождении привратника, горделивой походкой прошествовал в город.
Лекарский квартал я нашёл быстро. Там, поймав за рукав чьего-то подмастерья-помощника, я приказал тому проводить меня на врачебный консилиум. Бедолага не осмелился ослушаться, и петляя кривыми переулками и грязными проходами, он вывел меня к крепенькому на вид каменному зданию со слюдяными оконцами в стене. Я отпустил проводника и ударил рукояткой меча в дубовую дверь. Эхо, погашенное толстыми стенами, быстро утонуло где-то внутри дома, но стучать второй раз мне не пришлось.
– Господин барон! Какая радость! Какая честь! – на пороге за открывшейся дверью возник тот самый эскулап, что взял на лечение Ужика последние мои деньги. – Какими судьбами? Как Ваш дракон? Ему лучше?
Шарлатан от медицины зачастил с вопросами, пытаясь сбить настрой нежданного гостя. На лице лекаря ещё сохранялись следы недавнего сна, но проснулся тот явно не от моего стука в дверь, а чуть раньше – от рёва Ужика.
– Дракону гораздо лучше, но не вашими стараниями! – прервал я неуместное словоблудие хозяина дома. – По законам Метрополии требую вернуть деньги, ибо лечение оказано не было!
– Да-да. Разумеется, – судорога пробежала по лицу эскулапа, – но ведь я потратил драгоценное время своих коллег на учёное обсуждение Вашего случая, а время, господин барон, стоит денег.
Лекарь застыл в смиренном ожидании, всем видом показывая, как ему неудобно поднимать такую низкую тему в присутствии столь высокородного господина. Мне же хотелось выбить ему остатки гнилых зубов, а потом развернуться и с достоинством уйти!
– Хорошо. Ты можешь забрать причитающуюся долю, – сдержался я, – но поживей, я тороплюсь, лекарь!..
По весу мешочек с деньгами стал легче примерно на треть – дорого же стоило время у этих бездельников. Зато теперь у меня было чем расплатиться со стражниками-наёмниками.
Дорогу обратно я нашёл самостоятельно и, так как особых дел в столице не было, вернулся через главные ворота на посадочное поле. Ужик вёл себя подозрительно тихо, и причину такого поведения я понял не сразу, а лишь когда подошёл ближе. Оказывается, дракон охранял сон нового хозяйского приятеля, который, совсем по-детски, свернулся калачиком прямо между могучих и когтистых лап.
Якоб, переживший за сегодняшний день столько, сколько не наберётся, наверное, за всю его короткую прежнюю жизнь, крепко спал. Мне пришлось потрудиться, чтобы растолкать мальчугана. Хорошо, что я ещё успел закрыть Якобу рот, когда тот спросонья заорал. Он какое-то время мычал, слюнявя мне ладонь, пока не вспомнил недавние события и окончательно не пришёл в себя. Мальца можно было понять: впервые проснуться под драконьей пастью – это испытание не для слабых духом!
– Успокоился? – спросил я, вытирая о платок руку.
– Да… Да, господин барон, – остатки сна и страха ушли из взгляда Якоба, и я понял, что в нём сейчас зарождается слабое, готовое в каждый миг провалиться в пучину ужаса, но всё же чувство единения с драконом.
– Полетим обратно. По пути бабку твою навестим, – сухо сказал я, на что Якоб в ответ покорно поклонился…
То ли от приближения дома, то ли по какой-никакой привычке, но полёт обратно мальчуган перенёс гораздо лучше. А по родной деревне Якоб шёл уже с таким видом, будто с драконами управлялся до этого не реже, чем пас коз. Крестьяне почтительно, как им и полагалось, расступались перед нашей процессией, а деревенский старейшина семенил чуть поодаль, готовый тотчас же исполнить любой мог приказ. Что ни говори, а наличие живой горы из мышц, когтей, крыльев и нутряного огня сильно способствует покорности населения!
Мы остановились у одного из деревянных домов, на крыльце которого стояла маленькая сухонькая бабушка с удивительно ясными и не по годам молодыми глазами. Она подошла ко мне и низко поклонилась. Следом за ней в поклоне замерла и вся деревня.
– Почему ты помогла мне? Ты ведаешь про болезни драконов? – спросил я у старушки, прерывая традиционный приветственный ритуал.
– Я много чего ведаю, господин барон. От своей матери многое знаю, а та от своей. А понять меня немудрено. Твои земли без дракона, что лакомый кусок без присмотра. Соседи начнут рвать их меж собой как псы голодные. Тогда война придёт в эти добрые края, а с нею придут кровь, огонь и смерть. И нас, людей твоих, кто жив останется, новые хозяева поделят как скотину. Не хочу я такой судьбы внуку своему, вот и помогла тебе.
– Воистину мудра ты, старая женщина! И мудростью своею прозреваешь ты иную судьбу для Якоба. Отныне я, Барон Буковой Пади, забираю его к себе в услужение! – сказал я как можно торжественнее.
– Воля твоя, господин барон, – старушка снова согнулась в земном поклоне. – Только дозволь видеться с внуком. Родителей его моровое поветрие унесло. Один он у меня остался.
– Да будет так! И каждый месяц Якоб будет приносить тебе, старая женщина, одну монету серебром из баронской казны!
По рядам крестьян, что окружили нас полукольцом, прошёл одобрительно-завистливый гул. Но полностью насладиться моментом своей же господской милости мне не дали, потому что на другом конце деревни раздались какие-то сдавленные крики. Это был мужской голос, и звук его явно приближался. А вскоре в людской круг вбежал измождённый человек, в котором я узнал посыльного из своего замка. Не доходя нескольких шагов, гонец бухнулся передо мной на колени и прохрипел:
– Беда, господин барон! Измена!
Замок
За Буковой Падью лежали земли Эофа Краснобородого. Вот уж повезло мне с соседом, так повезло! При упоминании этого прозвища несведущему человеку сразу рисовался в воображении образ огненно-рыжего гиганта с бородою ниже пояса. На самом же деле Эоф был тщедушен телом и злобен нравом. С детства он отличался слабым здоровьем и у него частенько носом шла кровь. И уже в возрасте – за эти вечные бурые пятна на куцей бородёнке – его и прозвали Краснобородым. Сделано это было, скорее, в насмешку, но Эоф и тут умудрился выкрутиться: он быстренько сочинил якобы фамильную легенду о том, что является дальним потомком рыжих завоевателей из-за моря. Правда, где море, а где земли Эофа?
Так вот, этот задиристый сосед был для меня, как и его предки для моих предков, постоянным источником головной боли. Одни только вырубки леса в Буковой Пади чего стоили?! Не гнушался соседушка и набегами на мои пограничные деревни: где скотину уведёт, где мужичков побьёт, а где и колодец отравит. За недавнее время я уже несколько раз приводил в чувство Эофа и его шайки, причём в последней стычке решающая и победная роль принадлежала Ужику!
Но то, о чём мне сейчас поведал гонец, выходило за рамки соседских дрязг и стычек. Речь шла уже о войне – о войне не на жизнь, а на смерть! Дело в том, что воспользовавшись моим отсутствием, подкупленная стража предательски открыла ворота замка людям Эофа. Внутри они объединились и перерезали тех моих слуг, что до конца хранили верность своему господину. Потом захватчики водрузили на надвратной башне грязно-жёлтую тряпку – родовой флаг Эофа. Это означало одно: бесчестный сосед объявлял замок и земли Баронов Буковой Пади своей собственностью!..
Якобу я велел оставаться в деревне, а сам оседлал Ужика. Ненависть била во мне ключом, и я чувствовал, как она незримо передавалась и дракону. Разметав уличную пыль, Ужик легко, в три маха крыльями, оторвался от земли и стал уверенно набирать высоту. Лёта до замка от деревни – всего ничего, но идти на штурм по прямой было нельзя. Нам нужно было подняться в самый зенит, чтобы потом отвесно, камнем, обрушиться на замок, заливая огнём всё внутри него. При таком способе атаки вражеские лучники и копьеметатели в башнях становились бесполезны, так как проёмы бойниц не позволяли им стрелять вертикально вверх. А опасность для нас, в первую очередь для меня, представляли лишь бойцы на стенах, и здесь стремительность спуска и всепожирающий огонь должны сыграть главную роль!
Так мы и сделали. Свист воздуха, рассекаемого телом дракона, до обитателей замка донёсся слишком поздно. Нас встретил лишь жидкий дождик из недолетевших стрел, когда Ужик уже вошёл в боевой разворот. Первой струёй огня он поджёг крышу на ближайшей из башен, а вторую выплеснул на внутреннюю часть стен. Потом мы, не теряя скорости, перелетели через восточную стену, которая была на два ряда кладки ниже остальных, и снова резко ушли вверх. Несколько стрел чиркнули по роговым пластинам Ужика, а одна порвала мне рукав. Но это были пустяки. Главное – я услышал вопли заживо горящих врагов! А ведь драконьи пляски ещё только начинались!
Подъём и спуск мы повторяли ещё три раза, и после третьего по нам уже никто не стрелял. Замок теперь представлял собой пылающий факел в каменной чаше. Горело всё: деревянные лестницы в башнях, куда упали прогоревшие крыши и стропила; постройки внутри двора; нехитрое убранство помещений. От палки с тряпкой Эофа не осталось даже следа. Повсюду закопчёнными жирными кляксами чернели скрючившиеся трупы людей, среди которых я по богатству доспехов узнал двоих: начальника собственной стражи, а рядом с ним Эофа Краснобородого.
Да, ради того, чтобы разделаться с крысой, я спалил вместе с ней целый дом. Эта мысль стучала у меня в висках противным молоточком. Правда, если подумать, других возможностей тоже было не ахти. Да, у меня получилось бы собрать ополчение из деревенских мужиков и приступить к долгой осаде замка. Но уж больно зол и нетерпелив я стал, когда услышал от гонца дурную весть. Да и крестьян, честно говоря, было жалко – сколько бы их погибло тогда под стенами?!
Теперь же без стен и крова над головой остался я сам! Барон, который только-только обрёл дракона, теперь лишился уже родового замка! Чем не сюжет для шуточных ярмарочных песенок простолюдинов?! Я снова стал закипать от бешенства, и его требовалось срочно спустить! За Буковой Падью лежали земли проклятого Эофа – так пусть же сейчас они изведают мой гнев и мою благородную ярость!..
Пролетая над Буковой Падью, я увидел место ещё недавней стоянки врагов, в центре которого лежала небольшая горка из человеческих тел. Дурное предчувствие кольнуло меня в груди, и я приказал Ужику ускориться. Ближайшая деревня Эофа оказалась сожжённой дотла, а ведущая к ней дорога была преграждена засекой из поваленных деревьев. Далее начинались широкие луга, вполне себе мирные и живописные. На них нам повстречался табунчик из нескольких осёдланных лошадей без ездоков. Те, завидев приближающегося дракона, бросились сначала врассыпную, но потом снова собрались в неровный скачущий строй. Следующую деревню разделяла на две половины маленькая речушка. Нижняя часть поселения была так же сожжена, а верхняя в основном уцелела. Там, среди нетронутых огнём домов, лежали обглоданные трупы людей и рыскала в поисках пищи стая собак.
Дальше можно было не лететь. Стало ясно, что ЧУМА пришла в эти земли, и что случилось это не вчера! Теперь безумной вылазке Эофа нашлось объяснение. Он бросил свой народ и, сжигая за собой деревни, бежал с казной и отрядом головорезов в Буковую Падь. Видимо, это произошло вскоре после того, как мы вытащили оттуда дракона. Я представляю, как этот мерзавец радовался, узнав про безумие Ужика! Наверняка он посчитал это добрым знаком – знаком того, что небеса снова благоволят ему. Он рассчитывал безнаказанно захватить мой замок, отсидеться в нём за закрытыми воротами, ощерившись копьями и стрелами, а потом, когда мор спадёт, триумфально выйти в обезлюдевший свет уже Эофом Краснобородым Бароном Буковой Пади!
На время этот вор и захватчик затаился в лесных зарослях, посылая своих лазутчиков с мешочками серебра к моей жадной до денег страже. Он терпеливо ждал своего часа, чтобы нанести удар исподтишка. Конечно, счастливое исцеление Ужика спутало планы Эофа. И он не мог про это не узнать. Но только выхода у него уже не было: чума начала косить его отряд. В спину Эофа теперь дышал невидимый убийца, который был куда страшнее, чем все драконы мира вместе взятые, и, выгадав момент, коварный сосед решился на отчаянный шаг, ровно как загнанная в угол крыса, что бросается на своего преследователя! А мои наёмные охранники, привыкшие торговать собственными жизнями, заключили очень плохую сделку. Эоф сыграл с ними втёмную, обрекая их на бесславную смерть в зловонии разлагающихся тел. Я же дал им возможность уйти достойно – в бою против могучего дракона, как и подобало воинам!..
Когда мы вернулись, то ещё раз прошлись огнём по внутренностям замка. Потом Ужик собрал на окрестных полях каменные валуны и заложил ими ворота до самого верха. А потом я сделал то, за что буду проклят в веках и предками, и потомками, если таковые, конечно, будут: по моему приказу Ужик поджёг Буковую Падь! Голые горящие стволы стали похожи на обращённые к небу человеческие руки! Это было ужасное и завораживающее зрелище: красно-чёрная река быстро набирала свою силу! Но нужно было выжечь скверну из самого воздуха, нужно было огненной чертой навсегда отмежеваться от проклятых эофовых земель!
Хоть мы парили достаточно высоко, но пекло невиданного пожарища доставало мне до лица. Слезы текли по моим щекам, принося разве что кратковременную прохладу, но не душевное облегчение. Что ж, дело было сделано, и совершив прощальный круг над погибающим древним лесом, мы повернули к деревне Якоба. На душе моей было темно и тяжко, лишь осознание исполненного долга служило слабым оправданием содеянному. Мы оба чертовски устали за этот нескончаемый день и мечтали сейчас только об одном – об отдыхе. Ужик, конечно, ещё бы с удовольствием подкрепился. Я же думать о еде не мог. Думать вообще ни о чём не хотелось, но всё же какая-то смутная то ли мысль, то ли догадка билась где-то на задворках моего сознания, не представая ясно перед внутренним взором. И тут, уже на подлёте, меня словно обухом по голове ударило: «Гонец! Гонец из зачумлённого замка в деревне!»
Барон Горелых Земель
Конечно, возвращаться теперь в деревню было чистым безумием, а следовало лететь куда угодно, лишь бы подальше от смертельной заразы! Но Слово Барона, которое я дал, держало меня на незримой, но очень прочной цепи. И пусть свидетелями моего обещания стали простые люди, многим из которых суждено вскорости умереть, отказаться от него так легко я не мог. Я не хотел уподобиться тому же Эофу Краснобородому, не хотел становиться такой же крысой, что думает только о спасении собственной шкуры!
Перед посадкой мы нарочно сделали пару устрашающих кругов над деревней, с рёвом и огнём, чтобы не одна душа и носа не посмела высунуть за дверь! Сев напротив дома Якоба, я громко его позвал. На мой призыв они вышли вдвоём.
– Где гонец? – спросил я, не слезая с дракона.
– В доме старейшины, господин барон, – печально ответила старушка.
– Дурную весть я принёс, старая женщина. В землях Эофа и в моём замке – чума! – последнее слово я постарался произнести как можно тише.
– Я знаю, господин барон, – ответила старушка с той же печалью.
– Откуда? – удивился я.
– Как гонца увидела, так и поняла, господин барон. Чую я эту напасть. А она вот меня не чует. Родителей Якоба забрала, а меня – нет. Не смогла я тогда им помочь. Ладно, внука хоть выходила. Так и живем теперь, – на этих словах горькая усмешка исказила старческое лицо.
– Я забираю Якоба! – твердо сказал я, на что бабка низко поклонилась, а когда распрямилась, то глаза её влажно блестели.
Якоб вышел из-за спины бабушки, держа в руках дорожный мешок. На лице его, вокруг носа и рта, была намотана какая-то тряпка. Мальчик несмело подошёл к дракону, и я свесился, чтобы помочь ему забраться. Когда Якоб устроился, я спросил у неё:
– Что я могу сделать для тебя?
– Ты уже сделал, господин барон. Внука моего спасешь… Летите. Пусть небеса ведут вас! – ответила старушка с добрым пожеланием.
– Спасибо, мудрая женщина. И я желаю тебе уцелеть!
– Этот мор уже третий на моём веку. Даст бог, сдюжу… Травки буду собирать, отвары делать, сама их пить да людей ими поить. Гладишь, и спасу кого.
– Вот, возьми, пригодятся, – пробормотал я, вспомнив про деньги и запуская руку за пазуху.
– Не надо! – неожиданно отказалась старушка. – Целебные травы, твоей милостью, я и так могу собирать, а от чумы же никаким золотом не откупишься.
– В который уже раз убеждаюсь в мудрости твоих слов.
– Лучше, господин барон, обучи Якоба грамоте на эти деньги, – и старушка скрепила свою просьбу поклоном.
– Да будет так! Прощай! – гаркнул я, подавая Ужику условный знак на взлёт.
Якоб тоже что-то промычал бабке сквозь тряпку, потом замахал ей рукой и, кажется, заплакал. А внизу, в пыли деревенской улицы, осталась стоять маленькая сухонькая фигурка. Вскоре она стала неразличима…
На севере за моими раскинулись обширные земли герцога Ганзбадского, у которого на службе, как поговаривали, состояло аж три боевых дракона, причём каждый размером с полтора Ужика. Лететь туда без приглашения было затеей весьма сомнительной. Да и как объяснить герцогу цель визита? Где тогда сопровождающая меня свита и обязательные в таких случаях подношения? И почему от меня так несёт гарью? И что рядом со мной делает мальчик-простолюдин?
Нет, конечно, у меня есть деньги, и возможность не отвечать на вопросы герцога можно просто купить. Но, боюсь, хозяин северных земель тратит за пару дней на кормёжку своих драконов больше, чем у меня сейчас позвякивало в мешочке. Расставаться с последним я был не готов, и то, на что раньше жилось целый месяц, теперь мне придётся растягивать на неизвестно какое время.
Были у меня опасения и другого рода. Герцог, как известно, большой любитель драконов. Этот хитрый лис может принять меня и без денег, и без лишних расспросов, но потом выставит такой счёт за гостеприимство, что расплатиться мне будет нечем. Вот тогда он по Закону Чести будет иметь полное право потребовать печать Ужика в качестве расчёта. А мне же на сдачу герцог милостиво пожалует какую-нибудь дальнюю свою деревеньку на сто-двести душ. Нет, на такой позор я, отпрыск славного баронского рода, пойти не мог. Да и, честно говоря, я бы лучше руку отдал на отсечение, чем расстался с Ужиком!
Но все эти мои предположения не стоили и скорлупы от выеденного яйца, если чума или слухи о ней уже добрались до герцогства. Тогда нас при пересечении северной границы просто, быстро и в три глотки сожгут ганзбадские драконы! А значит, думать тут нечего: поворачиваем на юг, в дикие южные земли!..
Вечерело. Летели мы нарочно высоко. Облака, на наше счастье, висели низко, и потому дракона было хуже видно с земли. Голодный Ужик здорово устал – это чувствовалось по редкому и тяжелому ходу его крыльев. Вдруг сквозь облачную прореху я увидел внизу коровье стадо, которое с вечернего выпаса загоняли на ночлег. Конечно, грабёж – последнее дело, но нам сейчас было не до соблюдения приличий, поэтому я подал Ужику условный знак на охоту. Мой дракон молниеносно пошёл на снижение, и вскоре его лапы сомкнулись на крупах двух несчастных коровёнок. Ужик легко оторвал добычу от земли и сжал когти сильнее. В коровках что-то булькнуло с противным хрустом, они сразу перестали мычать и безвольно свесили головы. Затем дракон снова снизился, разжал лапы и сел рядом, предвкушая запоздавший ужин.
Недалеко от нас полулежал на карачках пастух, он был почти в обморочном состоянии. Я подошёл к незадачливому волопасу и велел тому подняться. Мужичонка встал, его била крупная дрожь.
– Что у тебя в бурдюке? – спросил я.
– В-в-вода, г-господин.
– Давай сюда.
Пастух покорно отдал то, что у него требовали.
– Вот, возьми. Это тебе за коров и за воду, – я протянул пастуху – неслыханная щедрость – целый золотой. – Беги, собирай стадо.
Мужичок, ошалевший одновременно и от страха, и от радости, задал стрекача. И мне оставаться на этом открытом месте тоже не хотелось, к тому же я не знал чьи здесь земли. К неудовольствию Ужика мы снова поднялись, да ещё и с грузом. Я похлопал дракона по твёрдому как железо загривку, мол, потерпи чуток. Якоб же после отлёта из родной деревни был какой-то отрешённый и даже безучастный.