Смирение
Я ослеп: из глаз льётся кровь. Вокруг темнота.
Я резко вспрыгиваю со скрипящей кровати. Стою на чем-то мягком и холодном. Что это?
Скольжу по поверхности, то и дело попадаясь на что-то среднее между жидким и твердым. Руки покрываются льдом, я дышу на них: не помогает.
На ощупь прохожу по комнате – она поменялась. В раковине включаю горячую воду (она совершенно не греет) и смываю кровь.
Где моя жена?
«Настюша!.. Настюша!» – кричу я.
В дверь постучали.
Я пытаюсь подойти к ней. Стучат еще.
Поворачиваю замок. Дверь открывается. Мужской голос, искривленный эхом лестничной площадки, спрашивает:
«Анатолий Тусимин?»
«Да».
«Мне нужно осмотреть это помещение».
За окном где-то далеко играет детская мелодия. Из-за дальности она превращается в страшный шум смешанных криков.
«Да, проходите», – говорю я.
Дома жарко, но от окна идет сквозняк – русское лето.
Я слышу шаги человека по комнате. Он садится на мой скрипучий диван.
Мое дыхание сбивается. Волнуюсь: «На меня поступают жалобы?»
Человек, похоже, думал. Он не отвечал мне.
Мне страшно. Я срываюсь на крик: «Я ничего не делал с ней! Я не знаю, где Настюша! Я сам пытался найти ее!»
Человек продолжает молчать. Мои коленки дрожат, к горлу подступает ком. Я продолжаю уже полушепотом: «Я просыпаюсь, слепой, в этом холоде… И ничего-ничего не понимаю. Из окна орёт детская музыка. Она не дает мне покоя.»
Я стучу ногами по полу, но звука нет. Переступаю с ноги на ногу: переживаю! Гость связывает мои руки – и я не могу двигаться…
«Что происходит? Отвечайте мне! Отвечайте!»
Он берет меня за руку, выдыхает: «Настюши давно нет, Анатолий. И окна тут нет».
В слезах я прислоняюсь к стене. Она обита матрацем, как и пол.
Часики
Дешевая лампочка накалилась докрасна. Глаза болели от тусклого света и напряжения. Широкая щель в окне пропускала вечерний сквозняк.
Трясущимися руками морщинистый старик пытался завести новые карманные часы. Он старался попасть иголкой в отверстие, чтобы повернуть механизм – но не мог: не хватало освещения. Уже полчаса он сидел над часами. Его кожа горела. Он нервничал. Режущее чувство подступающих слез в глазах мучило его. Несколько раз старик бросал свое дело и всхлипывал. Оборачивался, чтобы пожаловаться… но – никого не видел, и возвращался к работе.
Звонкий стук в стекло отвлёк старика. Он испугался – и замер. В окно стучались настойчиво – и сильно. Пробирающий до костей ветер подвывал, будто волк, в такт стуку. Страх деда был оправдан: он жил на 5 этаже.
Стук не прекращался целую минуту. Дедушка встал, тяжело выпрямляясь. Больные колени не позволяли разогнуть ноги до конца.
Дзын-тук. Дзын-тук.
Ночной мрак поглотил окно. В черноте проглядывался только тусклый отблеск горячей лампы.
Старик подошёл к окну – и увидел лицо. Страшное лицо. Оно смотрело прямо на него, с больным выражением. Глаза лица совсем впали вовнутрь – и их будто не было; лоб сморщился; гнилые зубы открытого большого рта отталкивали.
Деду тяжело было смотреть на свое отражение в стекле.
Стук не прекращался – и старик открыл окно. В комнату влетел огромный мотыль, обезумевший от близости источника света. В исступлении разбиваясь об стены и потолок, он долетел до раскаленной лампы – резко сел на нее – и обожжённый – свалился.
Половинки его хилых лапок сгорели. От невыносимой боли не способный двигаться, он лежал на спине и тихонько дрыгал обрубками ножек.
Замёрзший, овеянный холодным ветром из окна, старик уныло покачал головой и прошептал:
«Мотылек, малыш, что же ты? Смысл жизни в лампадке нашел и обжегся…»
Старичок мягко приподнял мотылька и расправил ему обмякшие крылышки, положил на сшитую покойной женой тряпочку и долго-долго смотрел на него.
Дедушка выключил лампочку, взял часы и иголку и на ощупь пошел на кухню.
Дорогие серебряные часики были положены на круглый деревянный стол с многочисленными порезами. Было видно, что резал на нем мужчина.
На ржавой плите грелся ужин. В ковше варилась белая густая кашица. Очень вкусная. И хоть последние несколько лет она готовилась на воде, а не на молоке – дед все равно ее любил. Взяв ковшик за ручку, старик ел прямо из него, ложкой, не останавливаясь.
Задыхаясь от слишком быстрой трапезы, он, все же, успокаивался. Сытость всегда успокаивает.
На стенных (правильных) часах было 02:20 – глубокая ночь. На карманных часах зависло число 11:01.
Успокоившийся старик почему-то вскочил и спешно засеменил к мотыльку. Тот спокойно лежал в затемненной комнате.
Неприятный влажный ветерок скользил по ногам и спине. Старик наклонился над мотыльком и разглядывал его. Причудливые узоры серых крылышек еле виднелись в подступающих сумерках.
***
04:44 на часах.
Рассвет. В руках ощущается слабость от затяжного бодрствования; ноги – ватные.
На кухне с полузакрытыми глазами дедушка работает с часами. Напрягся – сжал иголку – попал. Наконец! Повернул механизм, настроил время. Остается спать 3 часа.
Уставший и измученный он ложится в постель. Ее ледяной холод освежает кожу. Спина ужасно болела, глаза резало. На лице дедушки появилась сначала еле заметная – потом – отчетливая улыбка. Что-то ждало его с утра, и он знал, что – завтра к нему – приезжает сын. У сына был день рождения – праздник.
***
Раннее утро. Громкий звонок в дверь. Не раздевавшийся на ночь старик, как молодой, вскакивает с постели и бежит к двери. Открывает ее.
Незнакомец.
Показав какие-то бумаги, он заходит в квартиру, рассматривает ее, фотографирует.
«Кто вы?» – спросил дед.
Незнакомец безучастно бросил: «Меня прислал ваш сын. Завтра вы уезжаете отсюда».
Дедушка приоткрыл рот: «Как?..»
«Ничего, вы получите треть от суммы продажи».
Дед опустил глаза: «А он… приедет сюда? Я собрал ему часики…»
Взгляд незнакомца упал на часы: они ему понравились: «Я передам ему, не беспокойтесь. Он сейчас очень занят».
Человек, обойдя единственную комнату и кухню, не попрощавшись, ушел. Дверь негромко хлопнула. Дед вдруг увидел, что часы остались лежать на круглом столе. Он резко схватил их, выбежал на лестничную площадку, но через оконце увидел, что затонированная машина уже уехала.
С обмякшими ногами дедушка зашел домой.
Его глаза широко раскрылись и наполнились влагой, а слабые веки затряслись.
Он гнусаво еле слышно прошептал: "Что ж это? Как это?.."
Качаясь, присел на пухлую прохладную постель. Потом прилёг.
"Как там мой мотылёк?.." – подумал дедушка и прикрыл глаза.
Исправные часики на кухне вдруг – остановились.
Ужин
Обстановка не очень радовала глаз: голые белые стены, холодный пол. Хотя есть в этом толика романтичности. И Вилльям нашел ее для себя. Не сказать, что его раздражала эта комната, наоборот, ему даже нравилось тут. На доли секунды ему даже казалось, что лучше бы он и не выходил отсюда – никогда.
Его занимало всё: от разглядывания еле заметных царапин на бетоне до опытного определения скользкости пола – человек водил по нему ногами. Ему было всё интересно – и всё привлекало внимание… Однако, ожидание было очень волнительным и томительным. Вилли ждал одного человека, который должен был кардинально изменить его жизнь. Он еще не знал его – это была анонимная встреча.
Грядущий момент встречи беспокоил его. Он не мог думать ни о чем другом.
В комнату зашел человек. Вилли даже подскочил – но нет, это был не тот, кого он ждал. Незнакомец принес заказ Вилльяма: невероятно вкусно пахнущие морским мясом оранжевые креветки во фритюре, алый от сочности бекон с белыми прослойками и бутылку его любимого вина.
Вилльям, посмотрев на свой заказ, решил чуть-чуть подождать, чтобы усилить свой аппетит. Он опустился к блюдцам и вдыхал легкий аромат креветок и сильный запах бекона (и не мог надышаться). Разве что, вино он решил не трогать (пока что), чтобы не портить свое ощущение от открытия бутылки после трапезы.
Взяв вяленый бекон в руки, Вилли поднял его вверх надо ртом и потихоньку опускал вниз. Соленоватая хрустящая корочка коснулась его языка. Он не смог удержаться, чтобы не начать жевать. Мясной сок растекался по его рту. Вилли прикрыл глаза и дышал носом, чтобы вдруг не отпустить этот аромат.
После свинины остался соленый привкус. Ужасно хотелось пить. Мужчина взял бутылку вина и налил полный бокал. Это было некультурно, но какая, к черту, разница? Он начал залпом выпивать всю алую жидкость. Терпкий вкус с небольшими нотками алкоголя растекался по языку и горлу. Достигнув желудка, он взорвался красками удовольствия – горячим ощущением в груди. Вилли улыбнулся. Наконец-то наступило долгожданное расслабление. Вино ударило в голову – и он облизнул его остатки с губ.
Докончив хрустящий бекон, гурман приступил к креветкам. Их было всего 6 штучек, но он собирался растянуть их надолго. Одна из оранжевых красоток была больше покрыта панировкой, чем остальные. Он взял ее – и надкусил маленький кусочек. Фритюрный вкус, такой вредный – но такой притягательный!
Запивая сытные креветки прохладным вином, Вилльям не замечал течение времени. Алкоголь почти совсем успокоил его. Он совсем забыл о человеке, с которым должен был встретиться сегодня. Вилли развалился на стуле – и смотрел на пустые тарелки пустым взглядом.
За железной дверью послышались удары тяжелых ботфорт. Сначала вдалеке – потом совсем близко.
Ручка двери резко повернулась. Стальной звук ударил по ушам. Перед мужчиной встал тот, с кем он должен был встретиться. Долгожданный момент.
Вилли молча встал и убрал свои руки назад.
Послышался грубый голос вошедшего: «Как тебе твой последний ужин, подонок? Казнь ждет».
