000
ОтложитьЧитал
– Почему? Ты на что рассчитывала, когда выходила замуж? – со злостью спросил ее муж. – Разве ты не знала, что после свадьбы рождается сначала семья, а затем и дети. Ты же глупенькая какая-то, а вполне нормальная женщина.
Катерина замялась. Она хорошо понимала, что муж прав, но сдаваться она просто не умела.
– Не знаю. Просто я никогда не думала, что семейная жизнь настолько обременительна, – призналась она ему. – Ты же знал, что я не люблю тебя и вышла за тебя по приказу ЦК. Я просто не знаю и не понимаю, кому там пришла в голову эта ненормальная идея. А, если сказать правду, то я еще раз поняла и убедилась в том, что мужчины в моей жизни это не самое главное. Наверное, я сумасшедшая, но мужчина мне не нужен. Ты как хочешь, но я решила бежать с каторги. Я больше не могу так жить, без города, без друзей. Ты мне поможешь? Что ты так на меня смотришь? Я скажу тебе больше, что ради революции я отказалась от любви одного человека, которого любила с детства. Мы жили рядом, и я дружила с его сестрой. Когда я сидела в тюрьме, он пришел ко мне и предложил мне руку и сердце. Ты знаешь, я выбрала революцию…. Теперь ты веришь, что я ненормальная?
Муж смотрел на нее, стараясь понять эту женщину, что стояла перед ним. Он явно колебался. Мужчина смотрел на нее, не зная, что ей ответить. Ее откровенность просто разоружила его.
– Может и ты со мной? – предложила она ему. – Вдвоем сподручнее будет.
– Нет, Катя, я не побегу. Мне осталось всего семь месяцев до окончания срока…. Так, что лучше я отсижу, чем бежать. Да и бежать мне, честно, некуда. А, если честнее, то я полностью разочаровался в большевиках. Как, можно, желать поражение своей стране, вот скажи мне? Мы же русские люди или вам большевикам все равно, что русские, что немцы? Или вот. Лозунг Ленина – превратим империалистическую войну в гражданскую войну. Разве может нормальный человек говорить об этом! Вы все там ненормальные и от этого мне становится страшно. Ты можешь бежать, но я не побегу. Прости…
Лицо Катерины вспыхнуло.
– Я так и знала, что ты не способен на подобные поступки. Ты расчетлив и очень осторожен… Ты не революционер, тебе далеки чаяния русского народа, рабочих и крестьян. Разве я не права? Ты просто трус и мне очень обидно, что я связала свою личную жизнь с таким ничтожеством. Я готова умереть за революцию, а ты вот нет!
– Разве это плохо? Еще полгода назад тебе нравилась это моя черта, а сейчас…. Впрочем, я помогу тебе, ведь ты для меня не чужая…. Передай, своим товарищам, что их затея провалилась. Нельзя совместить огонь и лед, получится лишь вода.
Сейчас, как и тогда она, так и могла определить причину своего замужества: то ли это была симпатия к соратнику по борьбе, то ли просто хотелось поддержать более слабого товарища. Она по-прежнему, как ей казалось самой, она любила лишь одного человека и этим человеком бы ее сосед по улице Евгений Варшавский, тот самый, кто помог ей избежать ареста в Казани. Иногда она мысленно сравнивала своего мужа с Варшавским, и каждый раз в этом сравнении проигрывал муж. Но тогда она отказала ему, выбрав почему-то не его, а революцию. Жалела ли она об этом – скорей всего нет.
Через месяц, Катерине удалось совершить побег. Дорога до Петербурга заняла у нее более месяца. Лишь только через полгода она узнала, что ее законный муж заболел скоротечной чахоткой и скончался, так и не дождавшись своего законного освобождения. За три года, которые ей пришлось провести в тюрьме и ссылке, революционное движение в России обрело новое качество: вдохновителем, организатором и руководителем стал Ленин.
***
Из Петербурга Катерина перебралась в Екатеринослав. Она сняла небольшую комнатку и стала пытаться наладить связь с подпольем Киева. Все это не могло не привести к тому, что ей вновь заинтересовалась местная полиция, а затем сотрудники охранного отделения. Она снова оказалась на грани провала. Вечером, собрав свои вещи и, воспользовавшись черным ходом, она вовремя покинула свою квартиру. Купив на вокзале билет, Катя выехала в Полтаву.
– Катерина? – встретив ее в дверях, произнес Кутепов. – Как вы рискнули приехать сюда? Вы же, наверняка, знаете, что мы под надзором полиции…
– В Екатеринославле меня ожидал арест. Охранка, фиксировала каждый мой шаг, вот я и решила уехать к вам, в Полтаву.
– Смелая вы женщина….. У вас есть, где переночевать?
– Да….
– Тогда до завтра. Встретимся в полдень, в кафе «Перекресток». Знаете, где это?
– Нет. Думаю, что извозчик знает, довезет.
– Я тоже так думаю, тогда до завтра.
День выдался жарким. Катя остановила пролетку и, подобрав подол своего светлого платья, легко забралась внутрь.
– Простите великодушно. Вы знаете кафе «Перекресток»?
Извозчик кивнул и рукой провел по окладистой бороде.
– Это заведение господина Игнатова? Кто его не знает, богатое заведение.
– Вот и довезите меня до него.
Катя откинулась на спинку сиденья и приподняла вуаль, которая скрывала ее лицо. Расплатившись с извозчиком, она направилась в кафе. Она сразу узнала связного. Мужчина в светлом костюме сидел за столиком в углу помещения и маленькими глотками пил ситро.
– Не желаете, барышня? – спросил он и пододвинул ближе к ней пустой бокал. – Жарко сегодня.
– Спасибо, но мне чашечку кофе, – произнесла она, подошедшему официанту.
Тот мило улыбнулся и быстро удалился исполнять заказ.
– Как добрались? – поинтересовался он у Катерины. – Организация считает, что вам нужно срочно уехать из города. Нам стало известно, что охранка планирует ваш арест.
Катерина мило улыбнулась и в упор посмотрела на связного. Она достала из сумочки носовой платок и коснулась им уголков рта.
– Откуда у вас подобные сведения? И куда я должна убыть?
– Для начала в Одессу. Там вас встретят люди из издательства «Искры».
Катя снова улыбнулась.
– Это приказ или просьба? – спросила она связного.
Мужчина промолчал и, взяв в руки шляпу, хотел встать из-за стола.
– Как мне с ними связаться?
– Вот адрес, – произнес связной и молча, пододвинул ей небольшой листочек бумаги. – Здесь адрес. Пароль – я по объявлению. Вы сдаете комнату? Отзыв – Вы опоздали, комната уже сдана.
Мужчина встал и, улыбнувшись ей, вышел из помещения.
***
Евгений Варшавский бросил недокуренную папиросу в урну и, взявшись за поручни вагона, быстро поднялся по ступеням внутрь вагона. Он открыл дверь купе и невольно отшатнулся в сторону. Из купе, словно живой человек, вывалился густой табачный дым, перемешанный с запахом спиртного.
– Заходите, Евгений, – произнес штабс-капитан. – Присаживайтесь. Пить будете? Мы здесь в узком кругу решили отметить наши награды.
Варшавский отрицательно замотал головой.
– Без меня, господа, без меня. Мне сегодня не до вина…
– Бог с вами, поручик. Некто вас неволить не собирается. Здесь нет детей, едим не на прогулку, а на фронт. И никто из нас не знает, кроме Бога, что будет завтра…. Однако, своего Георгия и звание нельзя не обмыть в бокале вина. Вы же боевой офицер, а не гимназист.
– Ваше благородие! – услышал Варшавский у себя за спиной.
Он оглянулся. Перед ним стоял солдат и, приложив руку к козырьку фуражки, начал докладывать.
– В третьем вагоне сходка, ваше благородие. Какой-то рабочий проводит беседу с солдатами, призывая их бросить оружие и разойтись по домам. Что делать?
– И что же наши солдатики? Слушают этого агитатора или нет?
– Так точно, слушают. Хотят создать какой-то комитет, не хотят воевать с германцами. Говорят устали от войны и хотят вернуться домой.
– Извините, господа, дела, – произнес он.
Евгений развернулся и направился вслед за солдатом. Около третьего вагона он оглянулся, но идущего за ним солдата он не увидел, похоже, тот специально отстал от него, боясь гнева своих товарищей. В вагоне было сильно накурено. Пахло потом, едой и грязным телом. Посреди вагона стол мужчина средних лет в черном пиджаке. Его седые волосы были зачесаны назад. Появление в вагоне офицера осталось без всякого внимания со стороны нижних чинов.
– Зачем нам воевать с немцами, ведь они такие же, как и мы – рабочие и крестьяне. Их тоже, как и вас погнали на эту братоубийственную войну. Поэтому, я призываю вас не подчиняться офицерам, создавать Советы солдатских депутатов, которые будут решать все ваши вопросы.
Мужчина закончил говорить и надел на голову кепку, которую он держал в своей руке. Заметив офицера, он на какой-то миг смутился, а затем попытался раствориться среди солдатской массы, которая набилась в вагон.
– Солдаты! – обратился к военнослужащим Евгений. – Не слушайте провокаторов, которые призывают вас расходиться по домам. Если мы это сделаем, то кто будет защищать нашу родину от немцев. Вы думаете, что мы с вами направимся домой, а немцы вернуться обратно в Германию. Нет, братцы, германец просто так не уйдет. Для чего он к нам пришел? Он хочет отобрать у вас ваши земли, а вас самих сделать их рабами. Вы хотите стать рабами германских бюргеров? Если хотите, то бросайте ваши винтовки и подставляйте свои шеи под немецкий хомут.
В вагоне стало тихо, и в какой-то момент Варшавский почему-то подумал, что ему удалось убедить солдат.
– Если вам нужна эта война, вы и воюйте! Что вы за нас все решаете. Небось, вашему благородию, есть что защищать, а вот нам нечего, – выкрикнул кто-то из толпы.
Евгений обернулся на голос, стараясь рассмотреть лицо говорившего человека, но тот юркнул в толпу и скрылся среди солдат.
– Кто это сказал? Я спрашиваю, кто?
Лицо Варшавского сначала побелело, а затем налилось кровью.
– Кто не хочет защищать родину? Выйди из толпы, я хочу посмотреть на тебя и задать тебе пару вопросов!
Толпа заколыхалась, однако, того кто выкрикнул все это из дальнего угла вагона, он не увидел.
– Что испугался? Вот так всегда, братцы. Это трусы, они всегда прячутся за чужими спинами. Это предатели! Раз, выступающих больше нет, всем разойтись!
Все стали медленно расходиться по своим местам.
***
Паровоз пронзительно засвистел и, лязгнув стальными буферами, медленно тронулся. Катерина стояла у открытого окна и смотрела на убегающий назад перрон. Мимо нее прошел проводник в черном форменном обмундировании. Когда город остался вдали, она вошла в купе. Сосед, мужчина лет сорока, с нескрываемым интересом посмотрел на миловидное девичье лицо.
– Давайте знакомиться, – неожиданно для нее, предложил мужчина. – Меня звать Петр Петрович. Я направляюсь по делам в Германию. А вы куда следуете, если это не секрет?
– Меня зовут Катерина или просто Катя, – ответила она, и легкий румянец окрасил ее лицо. – Я еду в Мюнхен, по-моему, это тоже Германия.
В купе заглянул проводник.
– Милейший, принеси нам два стакана чая с лимоном, – обратился к нему Петр Петрович. – Надеюсь, показаться вам назойливым, но думаю, что вы от чая не откажитесь?
– Благодарю, вас, – ответила Катя, подарив мужчине обворожительную улыбку.
Через минуту проводник снова вошел в купе, держа в руках два стакана чая. Он осторожно поставил их на стол и остановился в дверях, ожидая очередного заказа.
– Принеси что-нибудь сладкое для госпожи… Что желаете?
Когда проводник вышел, Петр Петрович обратился к Катерине.
– Вот смотрю на вас и пытаюсь догадаться, чем вы занимаетесь? Идет война, а вы словно, роза в грязи.
– И как, получается? – ответила она и засмеялась.
– Боюсь ошибиться, но по манере говорить и общаться, мне кажется, что вы учительница.
– Где-то рядом, Петр Петрович, – ответила Катя. – Я действительно учу, но не детей, а взрослых людей. Учу их жить и всему доброму и светлому…
– Вот видите, Катенька, я почти угадал. Наверняка, вы едите заграницу по каким-то очень важным для вашей воскресной школы делам?
– И здесь вы угадали. Дела действительно очень важные…
Она взяла в руки стакан и сделала маленький глоток. Чай был горячий, терпкий и вкусный. Неожиданно для себя она почувствовала, как мужская рука легла на ее кисть. По телу женщины пробежала горячая волна желания. Она отчетливо почувствовала тяжесть в низу живота. Тело ее задрожало, она подняла глаза и посмотрела на Петра Петровича, который словно змей искуситель, не отрываясь, смотрел на нее.
– Что вы делаете? Не нужно, Петр Петрович, – тихо произнесла Катерина. – Зачем вам этот дорожный роман? Ведь вы человек женатый, верующий. Не нужно грешить и тешить свою плоть…
Она резко отдернула свою руку и, встав с места, вышла из купе. Дрожь по-прежнему волнами накрывало ее тело. Впервые за все время, ей захотелось мужчину.
«Успокойся! – приказывала она себе. – Ты же поклялась, забыть все женское. Главное – революция. У тебя не должно быть ничего личного в жизни, кроме борьбы с царизмом».
Резко развернувшись, она вошла обратно в купе и села на свое место. Словно ничего не произошло, она взяла в руки стакан и стала маленькими глотками пить чай.
– Что-то произошло? – спросил ее Петр Петрович.
– Ничего существенного, – холодно произнесла Катя. – Все хорошо.
– Я приглашаю вас в ресторан, Катерина, – предложил ей сосед.
– Извините, но у меня разболелась голова…
Мужчина встал и вышел из купе.
***
Поручик Варшавский прочитал письмо и отложил его в сторону. Письмо было из дома. Мать жаловалась на состояние здоровья отца, который страдал ревматизмом, интересовалась его службой. В заключение письма, она написала о том, что дочка соседей – Катерина была арестована, но бежала из ссылки. Где она сейчас может скрываться, никто не знает. Полиция каждый день посещает ее дом…
«Надо же, Катерина, вот бы не подумал. Была такой обаятельной девочкой, девушкой, – откинувшись на спинку кресла, подумал Евгений. – Да, политика многих ломает, превращая людей в послушных рабов идеи».
Он невольно вспомнил свою последнюю встречу с Катей, когда он посещал ее в тюрьме. Тогда, в годы его юности, он и подумать не мог, что эта проблема приобретет такой размах. Ему нравилась эта девушка с большими глазами, с копной русых непослушных волос. Его родители не раз намекали ему на дочку соседей, похоже, она нравилась не только ему одному, но и его родителям.
«Надо будет поинтересоваться у родителей, где она сейчас, – решил он про себя. – Может еще не поздно вернуть ее на путь истинный».
От размышлений его отвлек шум. Он поднял глаза. В блиндаж вошел штабс-капитан Козин. Не снимая шинели, офицер повалился на койку.
– Что случилось? Почему у вас кровь на щеке?
– Меня сейчас чуть не убили, – тихо ответил Козин. – Нет ни немцы, а наши доблестные солдатики. Надо же! Воевать сволочи, не хотят! Всех бы повесил…
Капитан, молча, подошел к столику и, налив себе полстакана вина, выпил.
– Скоты! Хамло! – не унимался Козин. – Это люди, люди…. Да, какие это люди, быдло одно, а не люди?
Варшавский промолчал. Если честно, то и ему надоела вся эта война. Пока они здесь сидят в окопах, там, в Петербурге происходят главные события века, решается вопрос о власти.
– Кстати, Евгений! Тебя, срочно, просил прибыть полковник Меньшиков.
– Зачем я ему понадобился? Он ничего не говорил?
– Это ты у него спросишь. Мне приказали передать, я и передал…
Козин снова налил полстакана вина и залпом выпил. Евгений поднялся из-за стола и стал одевать шинель. Застегнув ремни портупеи, он вышел из блиндажа. Варшавский невольно зажмурился от лучей октябрьского солнца и, поправив козырек фуражки, двинулся вдоль траншеи. Он проходил мимо солдат, которые сидели кучками и о чем-то говорили. Отдельные из них поднимались на ноги и принимали стойку «смирно», другие же не обращали на него никакого внимания. Варшавский выбрался из траншеи и короткими перебежками побежал в сторону небольшого лесочка, в котором находился штаб полка. За спиной раздалось несколько винтовочных выстрела. Одна из пуль угодила в сосну, выбив из нее крупную щепку. Трудно было определить, кто именно стрелял в него свои солдаты или немцы.
На небольшой полянке, окруженной соснами, около автомобиля стоял полковник Меньшиков. Заметив Евгения, он махнул ему рукой. Варшавский козырнул и посмотрел на полковника.
– Вот что, голубчик! – произнес полковник. – Берите мою машину и направляйтесь в штаб генерала Корнилова. Передайте ему пакет. Донесение секретное, поэтому будьте осторожны и внимательны. На дорогах много дезертиров и всякого сброда. Пакет не должен попасть в чужие руки. В крайнем случае, вы должны его уничтожить.
Меньшиков прикрыл ладонью рот и стал кашлять. По его утробному кашлю, Евгений сразу понял, что полковник серьезно болен.
– Приказ ясен, голубчик? Если приказ ясен, то больше не смею вас задерживать.
– Так точно, ваше высокое благородие.
– Кстати, возьми с собой двух верных присяге солдатиков и отправляйся.
Варшавский отдал честь и, сунув пакет в полевую сумку, направился к ожидавшему его автомобилю.
***
Автомобиль, словно толстая и неуклюжая корова, перевалился с одного бока на другой, катил по лесной дороге. На коленях Евгения лежал ручной пулемет, и это автоматическое оружие вселяло в него определенную уверенность и спокойствие. Рядом с водителем, одетым в черную кожаную куртку, сидел солдат. Похоже, он впервые в жизни ехал на автомобиле и каждый раз, когда колесо машины проваливалось в яму, он тяжело вздыхал и крестился.
– Ваше благородие, – обратился к нему солдат, сидящий слева от Варшавского. – Далеко еще?
– Не знаю, – тихо ответил Евгений, заметив среди придорожных кустов верховых, которые скрывались среди них. – Прибавь газу! Что-то мне не нравятся эти верховые.
Пуля сбила с головы Варшавского фуражку и по касательной зацепила его голову. Из кустов выскочило около десятка всадников, и устремились вслед за автомобилем. Евгений толкнул солдата в плечо, но у того как неестественно дернулась его голова. Он моментально понял, что тот мертв. Несмотря на кровь, которая заливала его лицо, Варшавский прижал приклад пулемета к плечу и нажал на курок.
Первая очередь прошла над головами всадников, сбыв с них атакующую спесь. Второй очередью он срезал двух седоков, которые вылетев из седел и словно куклы повалились на дорогу.
– Гони! – снова закричал Евгений, стараясь поймать всадников в прорезь прицела пулемета.
В этот раз всадники рассыпались по дороге. Рядом хлопнул выстрел, это стрелял второй солдат, сидевший рядом с водителем. Рука Варшавского, плавно нажала на курок пулемета. Один из преследователей, словно, переломился пополам. Из его рук выпала шашка, и он медленно сполз с коня на дорогу. Похоже, в пулеметном диске закончились патроны. Пулемет щелкнул и замолчал. Евгений достал из кобуры «Маузер» и, прицелившись, выстрелил в ближайшего всадника. Пуля сбила с седока папаху, и он испугано вжал голову в плечи. Что-то снова обожгло Евгению руку. Он почувствовал, как по руке горячей струйкой устремилась кровь. Варшавский выстрелил снова, но промахнулся. Резкая боль, словно стрела, пронзила тело. Перед глазами поплыли радужные круги, которые быстро становились черными.
Евгений пришел в себя от резкого запаха нашатыря. Он дернулся от этого запаха и открыл глаза. Перед ним, наклонившись, стояла молоденькая девушка в белом переднике и такой же косынке с красным крестом на ней.
– Господин штабс-капитан! Поручик пришел в себя! – произнесла сестра милосердия, освобождая ему место.
– У меня пакет для генерала Корнилова, – тихо произнес Варшавский. – Он в моей сумке.
Офицер достал из сумки скрепленный печатями конверт.
– Да, это он. Вручите его Корнилову.
Евгения стало мутить, медсестра и офицер медленно растворялись в каком-то непонятном ему мареве. Он снова потерял сознание. Через сутки, Варшавский узнал, что их выручил казачий разъезд, который двигался по дороге им навстречу. Если бы не казаки, то трудно было бы представить, что с ними было.
***
После выписки из госпиталя, поручик Варшавский был направлен в Петроград. Именно там он узнал от отречения от власти царя. Это известие угнетающе подействовало на него. Ему было трудно представить Россию без государя, в руках временного правительства. Поздним декабрьским вечером он находился казарме Преображенского полка. Евгений долго стоял у окна, наблюдая, как мимо зданий складов с оружием, двигаются часовые. За окном было ясно. На небе виднелся серпик луны. Звёзды алмазным крошевом рассыпались по чёрному бархату неба. Было безветренно, но ночная прохлада вызывала у него лёгкий озноб, но от этого у него был еще больший восторг, чем желание одеться теплее
– Варшавский! Вы случайно в монахи не записались? – пожимая ему руку, произнес вошедший офицер. – Давай, Евгений, собирайся, поехали в номера там нас ждет Машенька с подругами. Думаю, будет очень весело…
– Ты как всегда, князь, за свое, – улыбаясь ему, ответил Варшавский. – Когда ты, наконец, успокоишься?
– Эх, Евгений, Евгений, не сидеть же безвылазно в казарме. И кто из нас знает, когда наступит этот конец – сегодня, завтра или через год…
Он снял с плеч шинель и, повесив ее на вешалку.
– Иван! – громко позвал он ординарца. – Принеси нам с поручиком наливочки.
Они сели напротив пылающей буржуйки. Огонь нежно ласкал им колени, а злое завывание ветра за окном придавало им особый комфорт. Заметив конверт на столе, князь улыбнулся.
– О чем пишет? – поинтересовался он у товарища.
Варшавский улыбнулся.
– Маменька с сестрой жалуются, пишут, что отец серьезно болеет. Хочу обратиться к полковнику, может, даст мне недели две отпуска, хочу проведать.
– Я считаю, что Ярослав Иванович правильно поймет тебя. Ты же хорошо знаешь его великодушие. Кстати, ты мне как-то рассказывал о своей знакомой-революционерке, интересно, что с ней…. Наверное, сейчас, празднует победу, ведь им удалось главное – нет царя, нет православия и отчизны. Есть лишь революция и временное правительство.
Евгений улыбнулся вопросу своего товарища. Тот, заметив это, одобрительно произнес:
– Ну не томите же меня, Евгений, расскажите. Мне кажется, что вы влюблены в эту девушку?
– Трудно сказать, Николай, влюблен я в нее или нет. Иногда, мне кажется, что я влюблен в нее, потому, что думаю постоянно о ней. А иногда, начитаю ловить себя на том, что мы с ней абсолютно разные люди. Она разрушитель, а я созидатель, так как считаю, что России не нужны потрясения. Что касается Катерины, то мама пишет, что ее ей не известно ее нахождение. Может, она в Париже или Лондоне, а может, арестована и сейчас находится где-то в ссылке на севере.
В помещении стало тихо, лишь только треск дубовых чурок в буржуйке, нарушал эту тишину. Варшавский взял в руки гитару и стал медленно перебирать струны.
Не говори мне о любви, не говори.
Я всё равно словам твоим не верю.
И взглядом ты со мной не говори.
Твоим я взглядам всё равно не верю.
И не вздыхай ты, глядя на меня.
Твоим я вздохам, тоже не поверю…
Звучит романс старинный о любви.
Словам поэта не могу не верить.
Голос у поручика был красивым, а прозвучавшие слова были настолько искренними, что не вызывали у его товарища никаких вопросов.
– Варшавский! Спасибо, растрогал, – тихо произнес князь. – Однако я все равно настаиваю на том, чтобы мы с вами направились в номера. Брось хандрить, Евгений…
Поручик отложил гитару в сторону и, взглянув на товарища, поднялся с кресла. Через пять минут они вышли из дома и, остановив пролетку, поехали в номера, где их ожидали офицеры полка.
***
Германия. За окном было темно. Дождь монотонно стучал в стекло и мутными струйками стекал куда-то вниз. Было сыро и прохладно. Катерина сидела в кресле, укутавшись в шерстяной плед. Она снова и снова анализировала свою встречу с Ульяновым-Лениным. Катя часто передавала в рабочих кружках привет от Ленина, но до этого дня ей не приходилось встречаться с этим человеком. Владимир Ильич был небольшого роста, лысоват, двигался он резко, заставляя собеседника невольно вращать голову, чтобы удержать его в поле своей видимости.
– Здравствуйте, товарищ, – немного картавя, поздоровался с ней Ленин. – Вот знакомьтесь, это – моя супруга Надежда Константиновна Крупская, а это товарищ Леонид Наумов, как говорят наши друзья, твердый «искровец».
Катя была немного удивлена внешности Крупской. Она выглядела намного старше своих лет.
– Расскажите, товарищ Рысь, как там в России? Скажите, готовы ли рабочие к выступлению против временного правительства?
Они сели друг против друга, и она стала подробно рассказывать Владимир Ильичу о положении подпольных групп большевиков в России. Ленин слушал ее очень внимательно. Иногда он ее останавливал и задавал интересующие его вопросы, получив исчерпывающий ответ, он широко улыбался. Вокруг его глаз образовывались маленькие лучики морщин, отчего лицо его изменялось и делалось каким-то простым и добродушным. Однако она хорошо знала, что это лишь внешняя маска вождя, за которой срывался определенный расчет и острая аналитика мозга.
– Думаю, товарищ, вам нужно срочно вернуться в Россию. Страна на пороге великих событий, я имею, в виду, революции. Мы большевики должны возглавить это революционное движение. Кто как не мы должны повести отряды передового пролетариата на баррикады. Именно там мы должны проверить, чего мы стоим.
Катерина с жадностью ловила каждое слово вождя пролетариата.
– Я готова отдать жизнь за дело рабочего класса, – горячо произнесла она, вызвав у присутствующих улыбку. – Если для революции понадобится моя личная жизнь, я ее отдам, не задумываясь. Передо мной нет ничего такого, чтобы меня могло остановить!
– А как с чужой жизнью? Сможете ли вы распорядиться другой жизнью? – спросил ее Ленин. – Ведь убить человека, не легкое дело, здесь одной фанатичной веры в дело революции недостаточно?
– Будьте уверены, Владимир Ильич. Если будет нужно убить тысячу человек ради победы революции, моя рука не дрогнет. Вы не смотрите, что я женщина…. Вы поверьте мне, это мне по силам.
Это было сказано таким тоном, что в комнате повисла тягучая тишина.
– Скажите, у вас есть семья? – спросила ее Крупская. – Как она относится к вашим взглядам? Разделяет их или нет?
– Да, конечно. У меня родители, сестры и братья, но это к делу не относится. Я думаю, что они не смогут остановить меня.
– Я имела в виду, замужем вы или нет?
Лицо Катерины залилось румянцем.
– Была. Муж умер на каторге. Почему-то не хотел бежать со мной. Я теперь замужем лишь за революцией….
Ленин с интересом посмотрел на нее. Он явно хотел ее о чем-то спросить, но в присутствии жены и товарища по партии, явно не решался. Чтобы как-то разрядить ситуацию, он предложил всем пройти в зал, где мать Крупской уже суетилась вокруг обеденного стола. Роза слышала, что жена Ленина не умела готовить и ее мать, была вынуждена готовить им еду.
– Присаживайтесь, – предложил ей Владимир Ильич и пододвинул стул
– Спасибо, – тихо поблагодарила она вождя.
Крупская посмотрела на нее испепеляющим взглядом. Она явно приревновала ее к мужу. За обедом все молчали, только Владимир Ильич по-прежнему бросал свой взгляд на Катерину, заставляя ее то и дело краснеть. Когда они прощались в прихожей, он помог ей накинуть на плечи пальто и подал зонт.
– Удачной поездки, товарищ Рысь, – произнес он и пожал ей руку. – Думаю, что мы еще увидимся.
– Я тоже на это рассчитываю, товарищ Ленин, – ответила она и вышла в коридор.
Еще раз, взглянув на Ленина, она стала спускаться по лестнице.
***
Море, играя белогривыми волнами, медленно накатывалось на песчаный берег. Словно задумавшись на какой-то миг, с шумом откатывало назад. В метрах ста от берегового прибоя стоял небольшой белый домик с черепичной крышей и зелеными ставнями. В этом доме, уже второй год проживала семья Варшавских, перебравшись в морю из охваченной революции центральной части России. Иван Ильич Варшавский, известный в прошлом врач, в светлом пиджаке, с седыми волосами, вышел на крыльцо и, бросив взгляд на море, почему-то покачал головой и снова вернулся в дом. Во время империалистической войны он пробовал вести своеобразную статистику умерших в госпитале солдат, но затем забросил это дело, так как понял, что она ему ничего не даст, да и местным властям она была неинтересна.
В конце 1918 года, когда в городе установилась Советская власть, он однажды выступил в газете против большевистских расстрелов, которые гремели почти каждый день. Вечером Иван Ильич был арестован сотрудниками ВЧК. Там ему быстро напомнили, кто его сын и на чьей стороне он воюет.
– Мой сын герой войны, полный кавалер Георгиевского креста, – пытаясь выгородить сына, ответил он следователю ВЧК, мужчине средних лет, одетого в старый засаленный на локтях пиджак. – Да, да, он полный георгиевский кавалер с именным оружием, которое вручил ему за храбрость император.
– Мне наплевать на вашего сына, как на его кресты и оружие, – ответил следователь. – Для меня намного важнее, на чьей стороне он сейчас воюет. Как сказал товарищ в газете «Красный меч», что мы не ведем войну против отдельных лиц. Мы хотим истребить буржуазию, как класс. Первый вопрос, который мы должны уяснить, к какому сословию принадлежите вы, какое у вас образование и воспитание, профессия…. Вам понятен мой вопрос?
– Это же просто ужасно, убивать людей за то, что они образованы и хорошо воспитаны, – тихо возразил ему Иван Ильич. – Разве вам врачи не нужны? Химики, физики…
Чекист улыбнулся. Он загасил самокрутку о каблук сапога и посмотрел на Варшавского. В глазах чекиста сверкала злость и ярость.
– Вы не врач, милейший, вы просто контра! А контру нужно давить, как вшей…– закричал он в лицо Варшавскому. – Ты хоть это понял, «козел» бородатый, кто ты?… Ты враг народа! А с врагами разговор у нас короткий – стенка!
Иван Ильич, был просто ошарашен словами представителя власти. В его голове никак не укладывалась модель советской власти, убивающих людей из-за их социального положения. Неизвестно по какой причине, но его с двумя крупными спекулянтами и черносотенцем-генералом почему-то отправили в Москву. По дороге, на одной из станций, воспользовавшись неразберихой, Иван Ильичу удалось бежать. Вернувшись обратно в город, он через друзей добыл себе фальшивый паспорт и, уговорив семью, он с большими приключениями перебрался жить в Крым.
Нарубив дров, Иван Ильич вышел из сарая. Он улыбнулся, увидев супругу, стоявшую на крыльце дома.
– Нарубил? – поинтересовалась у него супруга. – Иди домой, отдыхай, а я пойду в потребительский кооператив. Говорят, что сегодня должны завести муку. Может, повезет….
Она беспокойно заглянула в истомленное лицо мужа, тяжело вздохнула и поспешила к калитке. Иван Ильич, присел на лавочку и, достав из кармана серебряный с монограммой портсигар, закурил папиросу.
«Да, жизнь делает удивительные зигзаги, – почему-то подумал он. – Кто бы мог подумать еще года три назад, что я буду колоть дрова, дочь стирать белье, а жена торопиться в какой-то кооператив за мукой».