Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся

Как меня понижали в воинском звании и арестовывали

„Капитан, капитан, улыбнитесь.

Только смелым покоряются моря“⁴

Наша воинская часть перевооружалась на новые подвижные ракетные комплексы, а старые шахтные пусковые установки ракет демонтировались. Всё демонтированное оборудование с ракетами отправляли в арсеналы для дальнейшей утилизации. Демонтаж проводил личный состав части: офицеры, прапорщики, солдаты.

Что собой представляла шахтная пусковая установка? Это вырытая в земле вертикальная шахта цилиндрической формы большого диаметра, в которую вставлялся соответствующий диаметру шахты металлический „стакан“, а в нём на специальном столе устанавливалась ракета.

На различной высоте по периметру стакана находились рабочие площадки для обслуживания ракеты. Глубина шахты зависела от типа ракеты и количества ступеней. В шахте ходил лифт. Непосредственно на этом комплексе в шахте было шесть этажей, на которых располагались различные помещения, где размещалось оборудование для пуска и обслуживания ракет. И везде кабели, кабели, различной толщины, конструкции и длины.

Каждый день в вышестоящий штаб докладывали о проделанной работе. Демонтаж должен был закончиться подрывом шахт. Эта дата всё время была у нас „перед глазами“. И солдаты, и офицеры работали с азартом, на равных, невзирая на чины и звания. Всё шло по плану, согласно графику. Оборудование было полностью демонтировано и со всех этажей поднято наверх. Оставалось демонтировать электрические кабели.

Они были двух типов. Первый тип кабелей для облегчения демонтажа и доставки наверх разрешалось рубить на отрезки короткой длины. Делали это с помощью топора и кувалды. А вот второй тип рубить строго-настрого запрещалось. Эти кабели должны были демонтироваться целыми и невредимыми, так как предполагалось их дальнейшее использование в народном хозяйстве. Сейчас это выглядит смешно: кабели пробыли в эксплуатации более 10 лет. Но тогда мы в это верили.

Если бы эти кабели просто свисали сверху вниз… Но они петляли по помещениям всех шести этажей, и длина некоторых достигала пятидесяти и более метров. Там, где они были проложены вдоль стен, с демонтажем не было проблем. А там, где кабели проходили через бетонные стены – толщина некоторых достигала 30 см, – они были уложены в металлические трубы и залиты гудроном. Теперь необходимо было гудрон из труб выковыривать, стараясь не повредить кабель. Вот тут у нас начались проблемы. Орудия труда – самые примитивные: всё та же кувалда и длинные металлические штыри, заострённые с одной стороны. Много было пролито пота и сказано „нелестных“ слов и про гудрон, и в адрес того, кто отдал этот нелепый приказ.

Несмотря на наш героический и самоотверженный труд, в график мы уже не укладывались. В штаб шёл один доклад, а реальная картина была другой. Чтобы не сорвать сроки демонтажа, нужно было срочно принимать какое-то кардинальное решение.

И я дал команду своим подчинённым рубить кабели в наиболее трудных местах.

Такие же трудности были и на соседних шахтах, и там тоже, втихаря начали рубить. Командование части догадывалось о наших происках, но вида не подавало.

И вот наступил день, когда демонтаж был полностью закончен и в вышестоящий штаб доложили о готовности шахт к подрыву.

Однако, как говорится, доверяй, но проверяй. И к нам для проверки приехала комиссия во главе с главным инженером дивизии.

Весь личный состав части был построен перед шахтами. Командир части доложил председателю комиссии о готовности объектов. Председатель комиссии поздравил нас с окончанием работ, на что мы ответили дружным троекратным УРА!

Затем председателю и членам комиссии выдали защитные каски и новую техническую форму одежды, которую они тут же надели поверх мундиров. У председателя было хорошее настроение – он постоянно шутил и смеялся.

У всех нас настроение тоже было приподнятое. Светило солнце, лето было в разгаре, всем хотелось в отпуск, но на период демонтажных работ все отпуска были запрещены.

На горизонте ничего плохого не наблюдалось.

– Ну, командир, с какой шахты начнём осмотр? – спросил председатель комиссии командира части.

– С шахты номер один. Вам её представит капитан…и называет мою фамилию.

Сделав два шага вперёд, я вышел из строя.

– Ну, что, капитан, всё у тебя готово? – спросил председатель.

– Так точно, товарищ полковник, всё готово! – молодцевато ответил я.

– Тогда показывай своё хозяйство.

Все дружно направились к моей шахте, где сели в лифт и спустились на первый этаж (нумерация этажей в шахте шла сверху вниз). Председатель комиссии продолжал шутить, а у меня на душе было тревожно. Он приказал офицерам – членам комиссии, осмотреть все помещения шахты, а сам обошёл вокруг металлического „стакана“ по его внешнему периметру. Выразив удовлетворение увиденным, председатель предложил мне спуститься лифтом на следующий этаж.

Беглый осмотр второго этажа тоже имел положительный результат. Спустились на третий. Сердце у меня учащённо забилось. Именно с этого этажа начиналось наше „безобразие“. Я молил бога, чтобы он ничего не заметил. Мы уже направлялись к лифту, чтобы спуститься на следующий этаж, когда председатель бросил взгляд в сторону и увидел торчащие из стены обрубки кабелей.

– Что это такое? – удивлённо спросил он.

– Когда-то были кабели, – тихо ответил я и стал тоже с удивлением рассматривать обрубки, как будто вижу их впервые.

– Если я не ошибаюсь, это кабели, которые было запрещено рубить. Почему они в таком виде?

– А в каком виде им быть? Ведь шёл демонтаж, – ответил я.

– Не делай из меня дурака, капитан. Ты знал, что рубить эти кабели было запрещено?

– Так точно, знал! Так получилось, не доглядел.

– За проявленную халатность при проведении ответственных работ, и чтобы Вы в будущем лучше контролировали, объявляю Вам выговор.

– Есть выговор! – бодро ответил я.

Выговор ни на что не влиял. Это как укус комара.

На четвёртом этаже мне была прочитана лекция об экономическом положении в стране. Там, где нужно было подчеркнуть важность сказанного, шла нецензурная брань.

Оказывается, народное хозяйство страны ждёт не дождётся наших кабелей. А я своей преступной деятельностью подрываю экономическую мощь государства.

В лифт я вошёл уже со строгим выговором с занесением в личное дело. Этот „укус“ был уже посерьёзнее, потому что при назначении на должность или при присвоении очередного воинского звания это принималось во внимание.

На пятом этаже „Фантомас разбушевался“. Стоял страшный крик. Даже некоторые члены комиссии в срочном порядке спустились к нам, чтобы выяснить, что происходит.

Неслась отборная брань. Нормальные человеческие слова служили только для связки слов в предложениях.

Мои доводы о сроках демонтажа не имели успеха.

Председатель был уже в возрасте, грузный. От возбуждения пот градом катил по его раскрасневшемуся лицу, хотя на такой глубине было довольно прохладно.

– Почему Вы так плохо организовали здесь работы? Почему Вы нарушили приказ? – продолжал сотрясать воздух председатель. В нём было столько злобы и звериной ярости, что если бы ему в этот момент подвернулась кувалда – основное наше орудие труда, он бы использовал её по прямому назначению.

Ополоснутый ушатом нецензурщины, я тоже вспылил и заорал:

– Мы здесь не загорали, а вкалывали, как рабы.

– Вы здесь, капитан, со своими подчинёнными навкалывали на снятие Вас с должности. Вам это понятно?

Когда мы подходили к лифту, чтобы спуститься на последний, шестой этаж, меня мучил только один вопрос: какую кару для меня выберет председатель на этот раз.

На шестом этаже даже мне стало жутковато от той картины, которая здесь вырисовывалась. На результаты работы под моим руководством я уже смотрел глазами председателя комиссии. Именно сюда, вниз, спускалось большинство кабелей, которые запрещалось рубить. Я приготовился к очередному „шквалу огня“.

Но председатель, покрутив головой в разные стороны, присел на какой-то выступ и, облокотившись на бетонную стену, усталым голосом проговорил:

– Свои погоны капитана можешь оставить здесь. Они будут похоронены вместе с шахтой. А чтобы у тебя, капитан, было время хорошо обдумать содеянное под твоим мудрым руководством, я объявляю Вам десять суток ареста с содержанием на гауптвахте. Твоему командиру я сам скажу, иначе ты опять сделаешь что-то не так.

Мне уже было всё по „барабану“, я бы сказал, даже весело: будет что рассказать сослуживцам.

– Извините, товарищ полковник, но, согласно Уставу, за один проступок два различных взыскания не положены, – возразил я.

– Ты ещё и наглец, капитан! – взревел председатель. И я, уже чисто машинально:

– Так точно, товарищ полковник!

Те 60 секунд, в течение которых мы поднимались лифтом наверх, показались мне вечностью.