000
ОтложитьЧитал
We’re foot – slog – slog – slog – sloggin’ over Africa —
Foot – foot – foot – foot – sloggin’ over Africa —
(Boots – boots – boots – boots – movin’ up an’ down again!)
There’s no discharge in the war!
Joseph Rudyard Kipling. «Infantry Columns»
Всем, с кем выпивали у ночного костра, посвящается
© Лекух Д., 2017
© Издательство «Пятый Рим»™, 2017
© ООО «Бестселлер», 2017
Пролог
…Вы мoжeтe cпopить co мнoй cкoлькo угoднo, нo нa pыбaлку из Мocквы xopoшo уeзжaть пoздним вeчepoм и нeпpeмeннo в дoждь.
Я бы даже, наверное, сказал несколько по-другому.
Не «хорошо».
«Правильно».
Только вот следует помнить, что этот самый дождь тут далеко не всякий годится.
Тут нужен – особый дождь.
Такой.
Больной и мелкий.
Как раз такой, как и бывает на Севере, куда мы сейчас едем.
Такой, что – чем вот противнее, – тем лучше.
Когда, выгружая вещи из машины, сначала накидываешь на голову капюшон, чтобы не натекло за шиворот – все остальное-то еще терпимо, мы люди привычные.
Я и сам далеко не один раз, заблудившись в волжских камышах во влажных вечерних сумерках, просто оставался ночевать в лодке, накрывшись каким-нибудь подвернувшимся под руку брезентом: там, в этих извилистых «раскатных» протоках, в темноте никакой навигатор не поможет.
Ну.
И какой смысл тогда, простите, плутать?!
Накрылся брезентом, отхлебнул из фляги, высмолил горькую, волглую сигарету, прижался покрепче спиной к спине напарника.
И – дремли себе до утра.
Так что сам по себе дождь – это, опять-таки, простите, – фигня.
А вот за шиворот – это уже немного неприятно…
…Ну, а так, дождь – это даже и хорошо.
Мокрый, блестящий перрон.
Тяжелые плащи провожающих.
Какие-то тревожные девчонки в обязательных джинсах в обтяжку и кокетливых дождевиках, старательно и суетливо выспрашивающие, с головы или хвоста состава идет нумерация вагонов.
Тревожные огоньки и кислый дымок сигарет.
Хорошо…
…А еще лучше дождаться, когда очередь перед проводницей внезапно переместится внутрь.
Не торопясь, со вкусом, докурить скукожившуюся от влажности сигарету.
Затащить рюкзаки и тубуса со спиннингами в неожиданно светлое и чистенькое после мокрого перрона купе.
Рассовать их повсюду так, чтобы не мешались.
Вынуть из сумки холодное, запотевшее пиво, чокнуться с мужиками и сделать первый, самый вкусный, глоток.
Ну…
…За рыбалку!
Поехали…
– Валерьяныч! – Славян отрывается от горлышка, шумно выдыхает, вытирает предательски выступающий на лбу пот. – Ты домой звонить будешь? А то моя уже спать, наверное, легла. Прям сразу, как я только в машину погрузился. Ну, ребенок маленький, сам понимаешь. Будить, короче, не хочу. А утром она наверняка твоей Инге звонить будет. Ну, хотелось бы, чтоб она передала, что у нас все в порядке…
– А смс ей кинуть как, не алё?! – фыркает, округляя глаза, Глеб Ларин. – Или у нас тысячелетье на дворе на предыдущее переехало? Или ты у нас интеллектуально неполноценен, Вячеслав?! Или еще что?! Так подсказываю. Проснется – прочитает.
Славка хлопает себя по недавно протертому лбу и, схватив со столика телефон, убегает: писать, видимо.
Глеб же продолжает так же невозмутимо и старательно раскладывать по соответствующим персональной вагонной полке персональным ящичкам всякие необходимые, с его непробиваемой точки зрения, на предстоящие полтора дня пути мелочи.
Одну к другой.
Пиво он пока даже и не трогал.
Только открыл.
Вот разложится, переоденется в «дорожное», – тогда только и отхлебнет.
Аккуратист.
В этой его неумолимой последовательности и поступательности мне иной раз видится что-то весьма зловещее.
И временами даже некоторым образом инфернальное.
Или даже – тьфу-тьфу-тьфу, – маньячное.
Страшный, в сущности, человек.
Как, впрочем, и любой, в общем-то, порядочный финансист…
…Я делаю еще один глоток, вздыхаю, накидываю куртку, засовываю в карман телефон и пачку сигарет и отправляюсь на перрон курить.
Заодно и жене позвоню без посторонних.
И тут мешаться никому не буду.
До отправления скорого фирменного поезда № 016 А «Москва – Мурманск» «Арктика», отбывающего с Ленинградского вокзала столицы в ноль часов сорок три минуты по Москве – еще пятнадцать минут…
Глава 1
…В этих новых поездах я всегда пропускаю момент отправки.
В старых – там все было понятно.
Состав сначала дергался, потом раздавался лязг сцепок. И только после этого начинали вращаться колеса.
А теперь – вот только-только стояли, а теперь перрон уже уплывает назад все быстрее и быстрее, и ты, чисто от неожиданности, случайно давишься пивом и только потом внезапно осознаешь, что ты уже, в общем-то, – в пути.
– Ну чего, – спрашиваю, – Славян, жене смс отписал?
– Отписал, – хмыкает, натягивая узкую «домашнюю» футболку.
Футболка смешно цепляется за жесткую рыжую щетину, которую Славка отчего-то с гордостью называет бородой, поезд покачивается на стыках, какие-то нитки с внутренней стороны попадают ему в рот, он отплевывается.
Выглядит, кстати, при этом, – все равно абсолютно шикарно.
Невысокого роста, сухопарый, изящный, с отлично прорисованной мускулатурой и коротко стриженной, но, все равно видно, что отчаянно густой рыжеватой шевелюрой и удивительно удачно разбросанными по сухощавой физиономии неяркими аристократическими веснушками.
Челюсть, естественно, чуть тяжеловата и соразмерно выдается вперед.
И не скажешь, что корнями не с Туманного Альбиона, а из глухого саратовского села.
Я, по крайней мере, со своими тяжеловатыми мышцами и, несмотря на чуть ли не ежедневные занятия в спортзале, все серьезнее прорисовывающимся животом, – рядом с ним, в самом лучшем случае, – разночинец.
И то исключительно до той поры, пока хотя бы относительно трезв…
– Она мне сразу же и перезвонила, – фыркает. – Говорит, не смогла уснуть. Ждала звонка. Могла бы и предупредить, мне-то откуда знать, что у нее в мозгах?! Сложно с ними. Сиськи отрастят, а с головой один черт проблемы…
…Ну, тут он, положим, – неправ.
Мозги у его жены имеются.
Вполне.
А что дурит слегка – так это понятно. Второго ребенка заводить сейчас вообще, наверное, непросто.
Особенно если после сорока.
Про третьего – я уж и не говорю…
…Хотя его Ирке дать сорок может только человек, очень хорошо разбирающийся в женском возрасте: ухоженная девочка, только чуть заметные морщинки возле слегка узковатых и немного брезгливо оттопыренных губ и позволяют догадаться, что ей, скажем так, «немного поболее тридцати».
Молодец.
Но это я что-то отвлекся…
– Выпивать-то, – спрашиваю, – будем?!
Мужики довольно ухмыляются:
– А то…
…Накрывать стол, будь то пенек где-нибудь на лесной поляне у шикарной речки, в тайге, или, как сейчас, пошловатый пластиковый столик вагонного купе, – Глеб не позволяет никому и никогда.
Не потому, что ему так нравится нам еду на стол накрывать, просто иначе – порядка не получится.
А это – нехорошо.
Короче.
Сначала он достал контейнер с отварной молодой картошкой, еще теплой, чуть политой нерафинированным подсолнечным маслом и обильно посыпанной свежим зеленым укропом. Отдельно, для любителей, вынул еще один контейнер, – с твердой деревенской сметаной.
Открыл.
Понюхал.
Протянул:
– У-у-у…
Выложил в пластиковую миску, предварительно развернув из фольги, собственноручно отваренный говяжий язык.
Украсил миску, – отдельно, с краю, – пятнами: желто-коричневым злой деревенской горчицы, темно-коричневым не менее злой «домашней» кавказской аджики.
Белым – крупного помола соли.
Зеленым васаби.
И, наконец, характерно-красноватым – хреном со свеклой.
Устроил на салфетке вдоль окошка зеленые, тщательно промытые перья молодого лука и чеснока, на отдельную миску положил домашние котлеты с чесночком, сделанные в дорогу моей женой, еще на одну бросил порезанные крупными ломтиками свежие огурцы и помидоры, разбавил редиской.
Оставшуюся пластиковую миску загрузил несколькими видами приобретенных на рынке солений и принялся не торопясь, тоненькими лепестками резать копченое и соленое белорусское сало.
– Валерьяныч! – командует. – Наливай!
– Не понял?! – выгибаю вверх левую бровь домиком и лезу в дорожный холодильник за пузырем. – Достать-то я ее, Глебушка, достану, разумеется. Раз уж она у меня. А вот разливать – тут и помоложе есть…
– О-о-о! – дразнится, чуть подквохтывая, Славян, которого Глеб усадил чистить от скорлупы сваренные вкрутую яйца. – Нашел молодого, да. А яйца кто чистить за меня будет?! Пушкин?! Или сам, понимаешь, граф Лев Николаевич Толстой?!
Ну да.
«Срезал» один такой.
– Яйца, – успокаиваю его, – тоже будешь чистить ты. Зачем напрягать классиков великой русской литературы?! К тому же, ты их уже почистил. А традиции – нарушать нельзя. Видишь, я уже и бутылку достал. А рюмки, кстати, – где-то там, у тебя…
Он хлопает себя по лбу и лезет куда-то вниз, под столик, за рюмками, бодая головой по очереди сначала уже, к счастью, убравшего острый как бритва рыбацкий нож Глеба, а потом и сам столик.
Глебушка на это никак не реагирует и не отвечает.
Столик – к счастью, тоже.
Славян что-то мычит, вынимает все-таки рюмки, расставляет их поухватистее.
Потирает ту ушибленную часть тела, где у нормального человека должна быть голова, потом со вздохом берет емкость, сворачивает пробку и, наконец-то, не спеша принимается разливать…
Глава 2
…Мы, кстати, уже далеко не первый год вместе на рыбалку ездим.
Точнее – на рыбалки.
Они у нас, так-то, вполне себе даже и разные.
Глеб, так тот вообще большую часть времени не «нормальный» человек и рыбак. А, простите, «водоплавающий».
Ну, – подводный охотник, в смысле.
Дайвер.
Ему нужны колки в «раскатах» или неглубокие прозрачные приямки в извилистых протоках дельты Волги.
А Славка – «джигит», – судачатник, предпочитающий ловить на глубинах, на «большой воде».
Где Глебу делать, к примеру, в свою очередь, ну совершенно нечего.
А еще они родственники (Глеба женат на славкиной сестре) и близкие друзья…
…Ну, а я в этом смысле— вообще существо всеядное.
С одной стороны, и в дельте могу щучку с удовольствием погонять, и жереха по протокам из-под «каршей» повыдергивать.
Но и «джиг» тоже покидаю.
Вполне.
С нашим, что называется, на то полнейшим, надо отметить, удовольствием…
…Так что ругаемся, как вы и сами понимаете, постоянно.
Но вот только – не сейчас.
Эта вот конкретная рыбалка – она в этом, да и не только в этом, плане – совершенно особенная.
Вот уже, считай, несколько лет в одно и то же время и по одному и тому же вполне себе конкретному маршруту.
Кольский полуостров.
Семга…
…Даже – распорядок уже отлажен.
В поезде, к примеру, – берем купе на троих.
На двух нижних полках мы с Глебом, на одной из верхних полок Славка, как самый молодой, а на другой – не вместившийся под нижние полки багаж. Его в таких экспедициях требуется – ой, много…
Ну, а в такой конфигурации – вполне просторно.
И, опять-таки, никого постороннего за столом…
…Вздрогнули.
Первые три – по пятьдесят.
Потом дозы уменьшаться будут.
Ровно вдвое.
Торопиться нам, в принципе, некуда: впереди две тысячи верст только по железке, до Кандалакши.
А потом еще будут три часа на микроавтобусе по асфальту и шесть-семь точно таких же полноценных часов безумной тряски по лесному бездорожью на «шестьдесят шестом», не считая остановок для перекуров, перекусов и прочего фотографирования.
Время, – так что пока что есть.
Ну, а тогда давайте, мужики, – по первой…
…Выдохнули.
Закусили.
Вкусно так закусили, как всегда бывает в начале долгой поездки на поездах, в начале отпуска, когда нестарые еще мужики внезапно ощущают себя хотя бы на какое-то время свободными.
Точнее, – эту самую свободу предощущают.
Самым краешком.
Почувствовать ее, увы, получается не всегда…
– Славян, – удивляюсь, – что-то ты там неправильно так долго ковыряешься. Разливай давай. Да и закусываешь как-то вяловато. Случилось, что ли, что?
Славка вздыхает.
– Да сам не пойму, – откручивает пробку на горлышке. – Депресняк какой-то лютый в последнее время. Вроде бы и все хорошо, а – нехорошо. Ну, просто совсем нехорошо. Даже и не знаю, что со всем этим делать. Может, сейчас получится разобраться. На рыбалке, в смысле. Там думается привольно…
Я киваю.
Лезу в карман, достаю электронную сигарету, делаю пару затяжек.
Ну да.
Не совсем замена нормальному куреву, конечно.
Но хоть что-то, а то в тамбур идти как-то лениво.
А скоро и вообще курение в поездах полностью запретят…
– Ну да, – соглашаюсь со своими же, кстати, мыслями. – Думается, там действительно классно. Мне однажды здорово помогло…
…Это уже больше десяти лет назад было.
Я еще тогда бизнесом активненько так занимался.
Да какой там – «десять лет».
Почти пятнадцать.
От меня тогда как раз в очередной раз Инга ушла…
Глава 3
Валерка
…У нас с Ингой раньше все ссоры происходили приблизительно по одному и тому же сценарию. Настолько хорошо знакомому, что даже сама по себе ругань не вызывала никаких особых эмоций.
Рутина.
Допустим, я что-нибудь не то брякну или сделаю. Или она приедет откуда-нибудь заведенная, наорет.
Я огрызнусь, причем повысив тональность.
И – пошло-поехало…
А мирились всегда – очень тяжело.
Гордые.
Оба.
И так – почти одиннадцать лет, пока она от меня не ушла.
Я здесь не буду описывать, через какой ад пришлось пройти, чтоб ее вернуть. Не место и не время.
В конце концов, каждый из нас имеет право на свою личную жизнь, верно?!
Но вот к ссорам и прочей ругани мое отношение после всего этого изменилось – самым что ни на есть кардинальным образом. Я их стал бояться и избегать. Вижу, допустим, что человек заведен до белого каления, а помочь ему ничем не могу, – ну, значит, и – на фиг.
Куртку одел и в паб.
К парням.
Там пересидишь чуть-чуть, и – либо она позвонит, либо, когда сам ее наберешь, уже по голосу сразу же становится все понятно: стоит уже возвращаться или имеет смысл пройтись еще по пинте «Гиннеса».
Но в тот раз – все-таки не увернулся, не успел.
Пособачились.
В общем, собрала она вещички – и опять к подруге.
Я, естественно, подруге перезвонил.
– Как она там? – спрашиваю.
– Не лезь пока, – отвечает. – Не знаю уж, кто у вас в этот раз прав там или не прав, но пусть девчонка успокоится. Успокоится – тогда и поговорите.
– Понял, – говорю. – Пережду. Она как отойдет, ты мне перезвони, ладно?
– Естественно, – фыркает. – Не в первый раз…
Вот и переговорили…
Блин.
Ну, ночь я как-то еще туда-сюда переворочался, а утром, на работе, – вдруг такая тоска навалилась, что – либо напиться надо, либо – сразу пулю в висок.
Нет, думаю.
Так не пойдет.
Надо что-то делать.
Пошел в кабинет к заму.
– Олег, – мямлю. – Ты меня недельку не подстрахуешь?
– Подстрахую, – отвечает. – Опять, что ли, с Ингой пособачился?
– Угу.
Он ржет:
– Ну, это у вас – перманентное. Я раньше за тебя каждый раз боялся, теперь уже перестал. С тех пор, как она тогда вернулась. Ты даже как-то добрее стал. Видно, что изменился. Значит, все в порядке будет…
– Ты, – говорю, – только насчет моей доброты клиентам никому не брякни. Они добрых любят. Так любят, что с говном сожрут, чуть слабину отпустишь…
– Это да, – вздыхает. – Куда собрался-то? Опять под Астрахань? Или в Карелию?
– В Карелию, – говорю решительно. – Я это, когда ты вопрос задавал, понял. До этого в дельту собирался, под Астрахань.
– Вали, – ржет. – Всем только спокойнее будет. И мне, и тебе. И Инге, кстати…
Так, думаю.
Полдела сделано.
Теперь надо сообразить, кого в попутчики брать. Обычная наша рыбацкая компашка не подойдет: и сорваться вот так внезапно никто не сможет, и за трофеями я сейчас гоняться не собираюсь.
Мне бы – посидеть, подумать.
На закаты посмотреть…
Значит, надо Руслану звонить.
Без вариантов.
Славян с Глебом только-только с Камчатки вернулись, значит, совершенно точно не подорвутся.
Итого – только Руслан…
…Набираю:
– Привет, Русланыч. Херово все у меня…
Слышу – сопит в трубке:
– Опять с Ингой проблемы?
– Угу.
– И что предлагаешь?
– Давай, – говорю, – в Карелию маханем?
Молчит, сопит.
– Ну, так что?
– Блин, – взрывается. – Валер, ты можешь людей не так часто своими проблемами грузить? Ну, так, хотя бы вполовину. Во-первых, поздно, там уж совсем осень. Во-вторых: кто ж меня с работы-то отпустит?!
– А ты попробуй, – вздыхаю, – может, и получится что…
– Хорошо, перезвоню…
И трубку повесил.
А я секретаршу попросил кофе сварить.
И рюмочку коньячка сварганить, под лимончик.
Оттягивает, знает ли…
…Не успел сигарету после коньяка выкурить – мобильный звонит.
Руслан.
– Блин, – говорит, – горелый. Я уж совсем было собрался, сходил к шефу, работы-то сейчас не так много, а он меня на фиг послал. Сиди, говорит, в конторе, думай над будущими материалами…
– Руслан, – говорю, – а ты не гонишь? Может, просто ехать неохота?
Обиделся:
– Охота – неохота, – какая разница. Друзей у меня не так много…
Согласен, думаю.
– А что он на тебя взъелся-то?
Сопит.
– Рус, – говорю. – У тебя что, тоже проблемы какие-то?
– Да какие проблемы, – отвечает. – Просто шеф у меня мудак. Ему кто-то звизданул, что меня на его место рассматривают, вот и гнобит. Нужно мне его место, ага. Я журналист, а не чиновник – бумажки перекладывать. Я снимать люблю, а не руководить…
– Ща, – говорю, – попробую что-нибудь придумать. Перезвоню потом, ага?
– Ну, перезвони. Хотя с дураками и дорогами в России борьба уже знаешь сколько ведется?! Вот. И у тебя тоже вряд ли так быстро получится…
Тут я, уж извините, – хмыкнул:
– Ну, – говорю, – со всеми дураками в России мне точно не справиться, я деньги делаю, а не за высокое и светлое борюсь. А с одним отдельно взятым – почему бы не попробовать…
Отключился и тут же другой номерок набрал.
Есть у меня один добрый знакомый…
– Привет, – говорю, – дядя Федор, как поживаешь?
– А! – орет. – Пропащая душа! Я уж и не надеялся, что позвонишь, хотел уж Инге выволочку сделать, что забыли друзей своих…
– А вот этого, – говорю, – не надо делать ни в коем разе. Поссорились мы.
Молчит.
– Опять ушла, что ли?
– Опять, – говорю, – Федь. Нет, вроде как – не навсегда, бытовуха обычная, но – есть проблемы…
– Ну, и что делать будешь?
– Сначала помирюсь, потом свалю куда-нибудь. На время, чтобы остыла. Да и в себе разобраться надо.
– Понял, – вздыхает. – Опять на рыбалку куда-нибудь? Может, лучше нажремся?
– Федь, – вздыхаю в ответ. – Если мы с тобой нажремся, это опять закончится в лучшем случае – казино, в худшем – баней с девками, которые, как ты знаешь, меня совершенно не интересуют. Я жену люблю.
Он некоторое время молчит.
Думает.
– Странный ты, – говорит наконец, – Валерьяныч. Я вот жену тоже люблю, но девки меня как раз очень даже интересуют. Ну, да ладно, тут уж у каждого Абрама своя программа. А вот что тебе от меня надо-то?! Никогда не поверю, что ты мне просто так позвонил, акула капитализма хренова…
– Нда, – говорю. – Если я акула, то ты тогда кто? Кашалот, не иначе. А дело у меня к тебе и вправду есть…
– Ну, так излагай…
– Излагаю. У тебя на Канале такой парень работает, слышал? – и называю русланову фамилию.
– Слышал, – удивляется, – конечно. Один из лучших наших ребят. И то, что ты с ним дружишь, тоже знаю. В чем проблема-то?
Ну, объяснил ему ситуацию.
Дядя Федор задумался.
– Перезвони-ка мне через полчасика…
– Хорошо, – говорю. – Перезвоню.
И – действительно перезвонил.
Поблагодарить.
Потому как перед этим мне перезвонил Русланыч…
– Слушай, Валерьяныч, – удивляется. – Что ты такое с моим шефом сделал?! Я тоже так хочу уметь! Нарисовался счас, такой весь добрый, пушистый, ласковый. Говорит, подумал, понял, что ошибся. Ну, и прочую мутотень…
Нда, думаю.
Ну и мразь же твой шеф…
– Короче, – морщусь. – Сколько он тебе дал?
– Аж десять дней! Причем – не из отпуска, а как отгулы за переработку! У нас в отделе такого уж года три как не было!
– Вот видишь, – смеюсь, – А ты говоришь – с дураками справиться невозможно. Ольгу-то предупредил?
– А то! Не могу сказать, что она от счастья фонтанировала, но – поняла, скажем так. Когда выезжаем-то?!
– Сегодня, – говорю решительно. – В ночь. Билеты сейчас закажу, через часок, думаю, привезут. Только вот один звонок сделаю…
Совершенно честно, я в таких ситуациях очень боюсь своего телефона.
Но звонить-то все равно надо…
…Набрал номер.
– Привет, – говорю, – Ингусь. Ты как?
– Привет, – отвечает.
Голос холодный.
Хреново.
– Знаешь, – вздыхаю. – А я извиняться звоню.
– За что?!
– Да хрен его знает, за что, – отвечаю совершенно честно. – Но чувствую, что надо. Плохо мне без тебя…
– А мне без тебя хорошо, – злится.
Молчу.
– Правда, извини. Я же обещал, что рецидивов не будет, а вон как вышло…
Тишина.
– Ты, правда, прости. И езжай домой. Я сегодня ночью в Карелию уеду, так что не загружу…
Молчит.
Потом – тоже вздыхает.
– Какой же ты у меня все-таки идиот, Валер. Ты почему решил в Карелию сбежать?! Чтоб я дома спокойно пожила и подругу не нагружала?!
– Да нет, – объясняю. – Я ж понимаю, что в этот раз у нас не «развод», а просто сорвались. Просто и тебе надо от меня немного отдохнуть, и мне голову в порядок привести… Ты же знаешь, мне – помогает…
Молчим уже оба…
– Может, мне с тобой поехать?
Я аж опешил…
– Солнце мое… это – то, что я больше всего хотел услышать… но – не верил… даже мечтать не мог… И, тем не менее, наверное, не стоит. Я такую глушь сейчас заказал, там – ни горячей воды, ни электричества. Плюс – дожди, осень же, а там – Север…
– Я – сильная…
– Инга! Ты сейчас кому про это рассказываешь-то?! Сколько лет вместе. Но – дело не в силе. Просто… Ну, понимаешь, если ты там раскапризничаешься из-за быта – это нас обоих еще хуже загрузит. Согласна?!
Молчит.
Но уже по-другому.
Думает.
Почти как дядя Федя минут двадцать назад.
Наконец вздыхает:
– Наверное, ты прав. Один едешь?
– Нет. Руслана уговорил.
– Руслана?! Это хорошо. Правильный парень.
– Правильный, – соглашаюсь. – А ты, если вдруг все же решишься – подъезжай под конец. На пару дней, не больше.
– Да нет уж, – фыркает. – Я лучше и вправду с Ольгой, женой руслановой, по киношкам пошляюсь. Или – в Прагу с ней слетаем на выходные. Вы же – надолго?
– Да дней на десять.
– Ну и валите. А мы и вправду в Прагу. Башку себе прочистишь – опять человеком станешь. Хоть и не навсегда…
– Угу, – говорю. – Ты знаешь, – я тебя так люблю…
– А я тебя – нет.
Но по голосу понимаю – уже опять любит.
У нас всегда так…
…Короче, уже этим же вечером мы с Русланом опрокидывали в СВ рюмки под неизбежную дорожную курицу.
И это было абсолютно правильно.
В Кеми, куда мы приехали через сутки, нас встретили ребята из местной туристической фирмы.
Довезли до Калевалы, поселили в гостинице.
А утром погрузили в уазик-«буханку» и повезли на заимку, где нам и предстояло провести ближайшие восемь дней…
…Егерь на таежной рыбалке в незнакомых местах – это, наверное, самое главное. Перекаты эхолотом не промеряешь, есть там хариус или нет – не угадаешь. Если ты, конечно, не спортсмен-нахлыстовик с нереальным опытом.
Мы же – так, любители.
Даже и не спортсмены.
Ставить перед собой на рыбалке спортивные цели мне, например, просто противно.
В эдакую красотищу тащить с собой конкуренцию, по-моему, даже не глупо.
Подло.
Этого добра лично мне и на работе вполне хватает.
Поэтому – лотерея.
Повезет с егерем – отлично.
Не повезет – пусть лучше у костра сидит, пока ты по перекатам скачешь. Потому как ни одна рыба не достойна испорченного на фиг настроения.
А на уху мы себе всегда и без всякого егеря наловим.
Не первый год на воде…
…С Валеркой мне в этот раз – абсолютно точно – повезло.
Тезки опять-таки.
В общем-то, и Русланыч на своего егеря тоже не жаловался, но мне вот тут уж вот точно по-настоящему повезло.
Представьте себе еще довольно молодого, но уже абсолютно немногословного карела. Не получится – представляйте себе точно такого же финна. С моей дилетантской точки зрения, не очень-то они друг от друга и отличаются.
Чаще всего я от него слышал только одно слово:
– Так.
Абсолютно универсальное, надо сказать, слово.
– Валер, уху заваришь?
– Так.
– Валер, где сейчас хариус стоит, в начале порога или на выходе?
– Так, – и взмах руки в нужном направлении.
– Валер, а грибы уже отошли, или можно еще набрать на супчик?
– Так.
И молча уходит в лес, откуда через полчаса возвращается с пакетом, доверху набитым белыми.
Я, в общем, грибы собирать умею и люблю, но – на самом севере Карелии, почти на границе с Кольским, в конце сентября…
Еще неделя-другая, и снег ляжет.
До весны…
…В общем, – повезло.
Молчит, помогает, думать не мешает…
От рюмки не отказывается, но – в меру.
Найдите мне еще, пожалуйста, пару-тройку уверенно знающих свою меру финнов, и я на них женюсь.
На всех скопом.
Вот – то-то же…
…А потом он неожиданно кинулся на меня с ножом.
Дело было так: обычные капризы осенней северной погоды.
То весь день льет мелкий противный дождь, то вдруг яркое, почти летнее солнце и жарко: не то что в куртке, но даже и в свитере. Особенно когда с камня на камень в вейдерсах по перекату прыгаешь.
Вот и в тот день низкие тучи неожиданно разошлись, вышло солнышко, лес засиял скудным северным золотом, вода – небесной голубизной, по которой время от времени начинали гулять тихие, ровные круги.
Это выходил кормиться к поверхности рыбий король этих мест – крупный европейский хариус.
Вот я и разделся до безрукавки.
Поставил на спиннинг поплавок-сбируллино, прицепил на поводке крупную муху, и – вперед.
За полчаса наловился так, как до этого за всю поездку.
Валерка все это время на меня смотрел.
А когда я взял садок с наловленными для ухи и копчения крупными харюзами, аккуратно поставил хрупкий «лайтовый» спиннинг у золотой от солнца и осени березки и подошел к костру, у которого он сидел, он кинулся на меня с ножом.
Хорошо, что у меня в такие секунды мозг не работает. Тело само по себе решения принимает.
Пропустил, взял на прием, швырнул в сторону.
Нож, правда, выбить не удалось, только руку порезал.
Но несильно.
Гляжу – лежит, лыбится.
– Ты чё, – интересуюсь, – парень? Совсем сдурел?!
А он – продолжает мне улыбаться.
И лицо такое хорошее.
Ну, думаю, – кабздык.
Попал.
Кругом – Северная Карелия, тайга, ближайшая деревня с телефоном в восьмидесяти километрах.
И то если по прямой.
И я – наедине с сумасшедшим егерем с ножом в руках.
Отдохнул, называется…
…Ну, он поднялся, присел на камушек.
Нож в землю воткнул.
Улыбается.
– И правда, – говорит, – спецура. Так. А почему портачка неправильная?
– Ты о чем? – удивляюсь.
– О ней, – отвечает.
И показывает на мое правое плечо. Там из-под майки моя древняя армейская блажь вылезла.
Татуировка.
Летучая мышь в лихо сдвинутом на бок десантном берете.
И надпись.
Цифрами.
Служил я там, что уж тут поделаешь.
Давно.
– Ну, – хмыкаю. – И что же в ней такого неправильного?
Жмет плечами.
– Я, – говорит, – видел ребят из сто семьдесят седьмого. Так. Это полк, а не отряд. И эмблема у них – не мышь. Волк…
Я аж на камешек сел.
Твою мать…
– Парень, – спрашиваю, – а ты в каком году служил-то?!
– Да вот, – отвечает, – год как на дембель пришел. Так.
Потом подумал и добавил:
– Из Чечни…
Вот ведь блин.
Полез в карман, достал сигареты.
Прикурить, наверное, с минуту не мог.
Руки тряслись.
– Так ты, – говорю, – из-за этого, что ли, на меня с выкидухой кинулся?!
Кивает.
– Так.
– Парень, – говорю, – ты что, совсем тупой?! Эта, как ты говоришь, «портачка» сделана почти двадцать лет назад! В Газни. Не в Чечне. За речкой. В Афгане, мать твою, если не понимаешь. И откуда мне, блин, знать, есть ли сейчас сто семьдесят седьмой полк «с волчьей мордой»?! Я про свой-то отряд не знаю, есть он сейчас или расформирован к такой-то матери. Столько лет-то прошло…
Сидит.
Молчит.
Смотрит.
А потом вдруг встает, прыгает в нашу лодку, которая перед входом в порог стояла, заводит мотор и уезжает.
Ну, думаю, – совсем беда.
Вокруг – тайга, речка порожистая, этот придурок свалил.
Не пропаду, конечно.
Огонь есть, соль есть, воды – сколько угодно. Я всегда в тех краях воду из рек и озер совершенно спокойно пью.
Не очень много таких мест у нас в стране осталось.
К сожалению.
Вон харюза свежевыловленные лежат.
А вечером Русланыч наверняка поймет, что что-то не так, найдут меня со своим егерем. Приблизительно видели, куда мы пошли.
Разберется.
А все равно – неприятно…
…Докурил сигарету, тут же прикурил следующую.
Вдруг слышу – мотор.
Ну, думаю, самое главное, – это чтоб он ружья с собой не прихватил.
От местного, да, к тому же, прошедшего неплохую армейскую школу человека, – мне здесь не уйти.
И возраст уже не тот, и форму подрастерял, и каждую складку рельефа, в отличие от него, здесь выросшего, не знаю.
Нож с пояса снял, положил под руку, прикрыл курткой.
Если сразу стрелять не будет и подойдет поближе – может, успею попасть.
А там – посмотрим.
…А вот и лодка из-за поворота показалась.
Точно, он.
Подлетел, мотор поднял, якорь на берег кинул, выпрыгнул.
В руках, к счастью, – не ружье.
А такая здоровенная, литров на пять, бутыль местного мутного самогона.
И пакет еще какой-то.
Похоже, что закуска…
Ну-ну…
…Подошел, бутыль поставил, сел на соседний камень, пошевелил палкой костер.
– Извини, – говорит.
– За что?! – спрашиваю.
– Подумал о тебе неправильно. Плохо подумал. Давай выпьем?! Так?!
Я пожал плечами: а отчего бы и вправду не выпить?
Мне сейчас совершенно точно не повредит.
Может хоть в себя немного приду, после всего этого дурдома.
Так…
…Эту историю он мне рассказал, когда мы доели уху, а бутыль опустела уже почти что на четверть.
Ни до, ни после я ни разу не видел его таким многословным.
– Нас тогда только-только из Краснодара туда командировали. Я сапером был в десантуре. Сержант. Старший. Так. Ну, приехали, стоим. Так. А тут приказ – по машинам и вперед. «Чехи» в село недалеко вошли. Надо гасить. Так. Окружили. Блокировали. Так. Нам – «Вперед». Так. А какой «вперед», когда мы первый раз на войне, а «чехи» стреляют – даже головы не поднять?! Ну, вошли на окраину. Так. Они совсем плотно бьют. Я по рации – сержант такой-то, помогите. А мне – парень, ты зачем сюда приехал? Умирать?! Вот иди и умирай! Пошел. Так. Потом что-то рядом грохнуло, я и вырубился…
…У меня до сих пор перед глазами эта картина. Может, он хорошо рассказывал, может – я его хорошо понимал.
А может – самогон помогал работать воображению.
Так тоже бывает.
А может – все вместе взятое.
Но я очень хорошо представлял и представляю, как он пришел в себя ночью на горе раздетых и заминированных трупов своих друзей. Как понял, что ранен в левое плечо и рука просто не действует. Как аккуратно разминировался одной правой рукой, как убивал булыжником стоявшего к нему спиной чеченского мальчишку-часового. Как понял, что не может взять его автомат, потому что левая рука совсем не действует. Как подобрал гранату и, шатаясь, побрел в сторону окраины села – к своим.