Там темно

But I guess that is romantic,The old mystification-Cramming two bodies Into a single space. Но как романтична, все же, Старомодная эта уловка -Втискивать два тела в пространство для одного. John WilliamsУ одного человека было две семьи. Нет, не одновременно, впрочем – некоторое время, действительно, одновременно, так бывает, когда любовь к одной женщине уже умерла, но остается привязанность, общие дела, имущество, и главное – дочь; а с другой яркие чувства, нежность и уже тоже дочь. Но потом они с первой женой развелись, интеллигентно и цивилизованно, многократно уверив девочку, что папа и мама любят ее, хотя не живут вместе (в полном соответствии с заветами «Улицы Сезам» из девяностых). И папа Киры стал папой Яси, то есть, он навещал, проводил время, как-то даже заговорил с девочкой о сестренке, но тотчас понял, что не встречает отклика, и форма прощания, не проговариваемая, но подразумеваемая «еду к (имя)» сменилась у них на «еду в (город). Папа у Киры с Ясей был чуткий. Был, потому что теперь он умер.Он умер, а дар, переданный дочерям по наследству и причудливо среди них распределившийся, остался. И с этим надо учиться жить – с отсутствием отца, и с тем, что в них от него. Кира и Яся разные, насколько вообще могут быть разными два человека. Интравертка Кира с дипломом филфака работает в хостеле, не любит, когда к ней прикасаются, мечтает написать книгу, боится не суметь. Яркая ясность Яси, стоит ей заговорить, заполняет собой любое пространство – есть люди с даром златоуста, из таких получаются интернет-гуру и успешные стендаперы. Яся ни тем, ни другим стать не стремится, вообще не принимает социально навязанных стандартов. Прикасаться к собеседнику во время разговора естественно для нее как дышать. Младшая полу-сестра заканчивает школу и приезжает в город, где живет старшая. Зачем? Есть причины.»Там темно" прозаический дебют Марии Лебедевой, которую мы знаем как литературного критика и соведущую подкаста «Девчонки умнее стариков». Работа над книгой велась в писательских резиденциях Переделкино и АСПИР, а выходом в Редакции Елены Шубиной она обязана тому, что Елена Даниловна вошла в переделкинскую библиотеку во время чтения участниками своих текстов. В определенной степени это еще и история о том, что в современной России при толике везения работают социальные лифты.У романа довольно высокий порог вхождения, Лебедева не заигрывает с читателем, сквозь тугую мембрану первых страниц нужно продавить себя, но когда это происходит, оказываешься в уютном, и вопреки заглавию, светлом романном пространстве. История рассказывает о сестрах попеременно, исподволь подводя читателя к пониманию, что общего у них больше, чем может показаться. Ядро личности обеих девушек – неприятие пошлости, с которой привычно мирится большинство из нас, отторжение на физическом, физиологическом уровне. Часть этого мироощущения – названия глав в форме отрицательных ответов опросника по выявлению депрессии: «У меня не потерян интерес к другим людям», «Я не чувствую никакой особенной вины», «У меня нет мыслей о самоповреждении», etc, как ироничный отклик душевно здорового человека на поток self-pity с расковыриванием ран, льющийся с книжных страниц."Там темно" по-настоящему смешная книга, Маша Лебедева подмечает детали повседневности, которые примелькались, умеет развернуть их под углом, делающим очевидным абсурд. Позволяет увидеть крошку Цахеса таким, какой он есть и посмеяться, дистанцируясь от нелепости. Язык романа замечательно хорош, словесный эквилибр и Овеществленные метафоры, вроде маршрутки в час пик как «Сада земных наслаждений».Яркая необычная умная и забавная книга о том, как искать и находить не то, что нас разделяет, а то, что соединяет.

Если делать вид, что ничего не происходит, это тебя не коснётся.У меня были высокие ожидания от этого романа, ведь аннотация такая заманчивая. Но увы, с первых строк (да, я читала ознакомительный фрагмент, но всё равно хотела) я поняла, что книга всё-таки не моя. Язык – то почти самое главное, что определяет моё мнение о романе. Сюжет может быть дурацким и избитым, глупым или откровенно дебильным, но если он подан взахлёб, я могу многое простить.Здесь я продиралась сквозь текст, я мучилась, и нет, мне не стало легче после 50 страниц. Авторский стиль мне совершенно не подошёл.При этом сам роман интересный – мог бы быть. Погибший отец, две сестры от разных браков, какие-то бытовые семейные моменты вроде свадьбы, миллионы ненаписанных слов, стопки блокнотов для этих самых слов, грозящих обвалить шкаф. Толика магического реализма.Но я рада, что книга нашла своих почитателей.

В современной русскоязычной прозе с каждым днем звучит все больше молодых женских голосов и нецентральных регионов. Мария Лебедева, литературный критик, в своем дебютном романе отправляет читателя предположительно в Тверь, откуда родом, – город, который в дождь становится куда ближе Питеру, нежели Москве. В любом произведении важны первые слова, и роман Лебедевой начинает звучать еще с содержания: оно представлено в виде утверждений из опросника по самооценке депрессии и помогает подстроиться под авторский шаг и привыкнуть к юмору. Две единокровные сестры – дочери несостоявшегося писателя, погибшего в автокатастрофе, – живут в разных городах. Одна старается быть лучше другой, вторая ничего о ней не знает. Одна работает и отсвечивает, вторая учится и сияет, и обе играют роли в театре теней. Их жизни одновременно связаны и разобщены отцом, и начнут движение в сторону друг друга с появлением белой птицы. Текст, словно вышитый орнамент, наполнен фольклорными мотивами, но это не делает из него фэнтези в чистом виде даже с гаррипоттеровскими деталями (от Букли, противной тетки Мардж до глаз – маминых). Царевна-лягушка и Крошечка-Хаврошечка, Дикие лебеди и Волки, братцы Иванушки, мертвые царевны, матери-кукушки вместе с нимфой Дафной прячутся в болезненном реализме, читать который – все равно что отрывать заусенцы, один за другим. Едко и смело подмеченные несовершенства людей, которые за едой говорят о еде (сытно вдвойне), устанавливают безвкусные рингтоны и устраивают свадебные фотосессии возле танков, и телевидения, на котором в уши всем заливают куриный бульон для души, у персонажа в руках дымится смазанное нечто (зрителю, конечно, не понять, что это), ожесточенные участники телешоу набрасываются на жертву, а дома обнимают детей и носят крестики. Изъяны системы, в которой повсюду лезут в душу в грязных калошах, в школах проповедуют средневековую мораль, в университетах шутят сексистские шутки, незапертые царевны сами сидят в башнях и не хотят выходить, а дети вынуждены жить недетскую жизнь, не обостряя. В этом же мире снежинки поэтично мелькают, как суррогатные звезды, есть ускользающая красота и магия, свет во тьме. Кажется, негласным слоганом романа могли бы стать слова «разреши себе себя». Разреши себе услышать голоса внутри. Разреши себе делать то, что просится наружу. Разреши себе выпустить на свободу темноту. Разреши себе писать, несмотря на то что все уже написано и написано лучше. Если содержание – первая нота романа, то благодарности с фразой об авторской уязвимости на стыке авто и фикшн – его заключительный аккорд. Зная финал истории, думаешь о том, что стоит перечитать и найти не только новые биографические детали (как работа главной героини в хостеле, например), но и смыслы, ведь зачастую ключевые идеи остаются за скобками.