Лавиния

Я еще подростком прочитала «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, «Легенды и мифы Древней Греции» в изложении Куна, и с тех пор очень люблю и литературу того периода, и современные переработки и романы по мотивам. В прошлом году для меня открытием стала Мадлен Миллер, а в этом, благодаря переизданию Альпины, узнала, что и Урсула Ле Гуин обратилась в своем творчестве к поэмам Вергилия.Правда, у самого Вергилия про Лавинию не так уж и много. В этом же романе Лавиния обретает собственный голос, рассказывая о своей семье, о быте, о взрослении, о войне, которой она стала причиной, о жизни в зрелости. Я не специалист по эпохе, но как рисует ее Ле Гуин – просто загляденье. Отдельно понравился использование приема разрушения границы между реальностью и вымыслом: Лавиния осознает, что является литературным персонажам, обращается то к читателю, то буквально взаимодействует с поэтом, создавшим её.Если вы решитесь прочитать, не ждите лихо закрученного сюжета. «Лавиния» – это очень неторопливая исповедь-наблюдение. Рефлексивность – главная повествовательная установка. Меня такие книги увлекают не всегда, поэтому временами было скучновато, но слог прекрасный. Рада, что познакомилась, до этого у Ле Гуин читала только «Волшебника Земноморья», «Лавиния» меня приятно удивила.

и ему приснился я, автор. Я время от времени снюсь ему, не часто, но с самого детства – с тех самых пор, как я начал его придумывать.Андрей Лазарчук «Мост Ватерлоо»Урсула ле Гуин до этой книги была моим опытом читательского поражения. Знаете, как бывает, когда первая встреча с автором разочарует и ты думаешь: «Ох, нет, его/ее читать больше не стану». В девяностых прочла что-то в скверном переводе, решила – не моя писательница, и надолго лишила себя целого мира ле Гуин – только недоумевала, когда слышала восхищенные отзывы о ней. Спасибо Альпине за то, что переменила отношение. С «Энеидой» было иначе: во-первых прелестный травестированный перевод Котляревского «Еней був парубок моторний» и вот это вот все, который изрядно веселил в институте; во-вторых Вергилий – имя нарицательное, можно не знать «Божественной комедии», но нельзя не наткнуться на упоминание о нем в стапятиста книжках в значении «провожатый»; в-третьих, примерно из того же источника Дидона и Эней – без подробностей, но что-то невыносимо печальное."Энеида" – римский ответ Гомеру, известна меньше, чем «Илиада» с «Одиссеей». Постмодернизм, который растащил по косточкам сюжеты последних, не замахнулся на Публия Вергилия Марона, потому в нескольких словах. История странствий зятя Приама, троянца Энея (рожденного, между прочим, Венерой от связи со смертным) начинается в «Илиаде», он в составе посольства Приама к Менелаю, когда похищена Елена. Участник Троянской войны; потерял жену во время падения города; вместе с немногими уцелевшими троянцами и сыном Асканием оставил отчизну. После долгого скитания по морям и печальной истории с царицей Карфагена Дидоной, которую (а кто у нас мама?) Венера заставила влюбиться в Энея – несчастная покончила с собой после его отплытия – так вот, Кумская Сивилла предсказала, что он встанет у истоков великого царства на италийском берегу. Он и встал, женившись на царевне латинян Лавинии, а его потомки, Ромул и Рем – два брата, вскормленные Капитолийской волчицей, таки основали Вечный Город и Римскую империю.То есть, смотрите. что делает Вергилий, он проводит прямую преемственность от героев и богов греческого пантеона к своему отечеству, позже этим приемом воспользуются российские политтехнологи, когда назовут Москву Третьим Римом (второй Византия, если что, а четвертому не бывать). Но вернемся к книге, в «Лавинии» Урсула ле Гуин рассказывает историю той самой девушки, дочери царя Латина, на которой Эней женился.и о ком в «Энеиде» буквально несколько стихов. В романе есть все: детство и смерть братьев, охлаждение к ней матери, не простившей девочке, что во время эпидемии выжила она, а не сыновья, сватовство нежеланного Турна, прибытие троянцев, недолгая война, сбыча многих предсказаний, и наконец замужество девушки. Совсем небольшая по объему часть посвящена ее дальнейшей жизни, притеснениям от пасынка Аскания после смерти мужа, удалению с сыном Сильвием в леса, и перехода власти к нему после смерти единокровного брата.По сути, это феминистский роман, деконструирующий классическую мифологию, перенаправляющий внимание с мужчин и мужского мира войны на женщин и женский мир очага, семьи, детей. В послесловии писательница говорит, что ей было интересно работать именно с этим материалом потому, что в Риме и у его предшественников, латинян, а прежде этрусков, женщины играли куда большую роль в управлении, чем во всем древнем и античном мире. Она уютно чувствует себя в пространстве простых маленьких поселений Бронзового века, так не похожих на позднюю римскую пышность, в мире охотников-земледельцев и прях-ткачих, где боги являют себя людям. Невероятно атмосферный роман, неспешная размеренная, как календарный уклад людей того времени проза, которую так хорошо передает перевод Ирины Тогоевой. Спокойное достоинство даже в ситуациях, не предполагающих его. Не радикальный воинствующий феминизм, огульно винящий во всем «мужских свиней», здесь отец, муж, сын героини, многие другие персонажи – достойные мудрые люди, при том далеко не все женщины сестры.Еще одна вещь, которая отличает роман – это постмодернистский прием присутствия сочинителя. Меня потрясло это в далеком 96-м, когда впервые столкнулась с авторским камео в «Опоздавших к лету» Лазарчука, не перестану любить тот гиперроман. Невзирая. Но вернемся к Лавинии, героиня осознает себя одновременно живой действующей женщиной, и персонажем, созданным умирающим вдали от родины поэтом. Который знает ее, как не знает никто, и в некотором роде создатель ее – не бог, но что-то меньшее или большее. Она любит его как самое близкое существо, и теряет его, и скорбит.И вот эта двойственность самоощущения героини делает «Лавинию» уникальной, упоительно непростой и невероятно крутой книгой.

В «Энеиде» Вергилий, обращаясь к полумифическому прошлому Римской империи, конструирует её якобы предначертанную высшими силами великую будущность. Текст его поэмы сосредоточен именно на этом, во множестве оставляя лакуны для интерпретаций поступков и характеров героев, особенно в италийской части повествования. Лавиния, будущая жена Энея, в основном упоминается только в связи с пророчеством:Слава Лавинию ждет и удел высокий в грядущем,Но принесет народу она великие войны.Подобно Елене из Спарты, Лавинии из Лациума суждено стать причиной конфликта: Турн против Энея, италийцы против троянцев. По Вергилию события развиваются примерно так: из всех претендентов на её руку Лавиния выбирает Турна, но оракул предсказывает, что быть ей женой чужеземца. И тут на сцене появляется Эней и заявляет свои права на девушку, ведь и ему напророчили всякого. Вспыхивает война. Простор для толкований обширен: доброволен ли был выбор девушки? Как она сама относилась к Энею? В своём романе Ле Гуин выбирает интерпретацию, в которой навязываемый матерью Турн властен, неприятен и нелюбим, а чужеземец Эней суров и желателен в качестве будущего супруга. Симпатии писательницы очевидно на стороне троянцев, тогда как я, читая «Энеиду», скорее была за италийцев и за Турна, а не за Энея и его людей.Интерпретации расплывчатого могут разниться, тем ретеллинги и интересны. Меня и в так полюбившихся романах Мадлен Миллер устраивали не все её толкования: например, акцент на ПТСР у Одиссея и финальное развитие событий в «Цирцее», образ Гектора в битве с Ахиллесом и сцены с Фетидой в «Песни Ахилла». Но видение мифов Миллер кажется цельным, поскольку развитие событий внутри них напрямую влияет на путь персонажа. Она осовременивает проблематику античных поэм, приближая героев к современному читателю и вопросам, которые могут быть ему близки: поиск своего пути и своего голоса, тема родительства, жизнь под гнётом ожиданий других и попытки справиться с неизбежным.Ле Гуин, со своей стороны, не приближает миф к современному читателю, а скорее вдыхает чуть больше действительности в “полумифическую, неисторическую реальность, что так уверенно описана Вергилием." В её камерном романе в декорациях Италийского полуострова 8-го века до н.э. много внимания уделяется деталям быта и повседневным мелочам: как жили, как проводили досуг, как воевали, справляли праздники и возносили молитвы. Писательница сотворила настоящий метатекст, в котором Лавиния общается с Вергилием и знает, что она и её мир им созданы. Именно римскому автору отведена роль творца и вершителя, поскольку в сюжете нет богов, вмешивающихся в судьбы смертных. Марс, Веста, Юпитер – для италийцев в романе это всё высшие силы, но абстрактные сущности, а не личности. И пусть «её поэт» мало описал свою героиню, Ле Гуин конструирует её историю и за пределами поэмы Вергилия, опираясь на редкие мифы и творя свои собственные. Предложенное ею развитие событий интересно, хотя я не очень понимаю, какими соображениями обусловлен финал романа.