Глава 1
Артефакт
Простая учебная аудитория. Белые парты, черные стулья. Кроме белой доски,
на которой пишут разноцветными маркерами, больше никакой мебели нет. В комнате тринадцать человек. Двенадцать 3молодых людей – девушек и юношей лет восемнадцати-двадцати. Еще юные лица, же ищущие глаза. Свет в комнате такой яркий, что высвечивает макушки студентов филологического факультета. Рассыпанные солнечные блики в волосах пшеничного, каштанового, пепельного, черного цвета. Удивительное дело – свет: как много оттенков он может подчеркнуть и выявить в пространстве, предмете, человеке.
Перед ними, грузно опираясь на свои тяжелые ноги, стоит учитель, женщина пятидесяти лет, с пышными формами и черными как смоль волосами. Блики от искусственного освещения мешают разглядеть ее глаза в квадратных очках. Темные или светлые, добрые или злые, равнодушные или заинтересованные? Как сильно можно исказить свою внешность, надевая просто обыкновенные очки. Своими пухлыми пальчиками она открывает огромную, старую книгу в кожаном переплете. «Сегодня, – громогласно начала Учитель, – я хочу вам показать одну старую книгу. О ее происхождении мало что известно. Название этого артефакта так же
загадочно, как и само содержание: „Каннибализм и бедность. Сказки для взрослых детей“. Итак, начнем историю…» И все двенадцать присутствующих «взрослых детей» провалились в темную точку первой фразы первой главы повествования.
5
Глава 2
Даремский госпиталь
Девушка брела по пустынной улице.
Было около восьми вечера. Свет фонарей медленно провожал падающий, редкий снег, который бывает в конце ноября.
«Мрачно и холодно», – пронеслось в голове у нее. Ей было лет восемнадцать. Темно-серое платье, выглядывающее из-под такого же серого пальто, размывало силуэт молодой барышни в сумерках промозглой английской погоды. Безликий, размытый… На голове шерстяная косынка. Русые волосы выбились из-под платка, мягко спадая на высокий лоб славянского лица. Она может быть жительницей любой европейской страны. Только слегка нависающие верхние веки выдавали в ней что-то азиатское. Печальное смятение в юных глазах делало ее старше. Жизнь вдруг потеряла для нее смысл. Так молода…
Она монотонно шла мимо большого каменного здания в четыре этажа, автоматически читая вывеску: «Даремский госпиталь. Для тех, кто нуждается». Каменные стены внушали холодное величие местной архитектуры, превращая человека в ничтожно малое.
«Странное название», – медленно подумала Элис.
Ноги сами стали подниматься по ступенькам. «Раз, два, три, четыре… десять, одиннадцать, двенадцать… двадцать два», – само собой считалось в голове девушки. «Тихо как…» – опять мысли. Постояв минуту перед массивной деревянной дверью, Элис на мгновение засомневалась. Молниеносно кожа ощутила дуновенье ветра с запахом подвального, сырого, очень непохожего на снег воздуха. Но почему-то она решительно дернула дверь на себя. Дверь поддалась легко, как будто ее петли только что смазали.
Элис оказалась в обычной больнице с каменными широкими лестницами, длинными коридорами желтовато-песчаного цвета и металлическими дверями. Тихая взрослая женщина в длинном белом халате, перевязанном на талии поясом, и косынке серого цвета плавно и быстро подошла к гостье. Тронув ее за плечо, она участливо спросила: «Тебе к профессору?»
Элис не заметила, что цвет кожи у приемной медсестры был серовато-землистого оттенка. На фоне впалых глаз создавалось впечатление глубоко порядочной и скромной женщины. Девушка молча кивнула. Не торопясь они двинулись по песочного цвета коридору. Под ногами каменный пол был ледяным, и от этого становилось темно и зябко на душе.
Войдя в просторный, тускло освещенный кабинет, Элис осталась без сопровож- дающей. Профессор встретил ее внимательно и по-доброму, как хороший дедушка встречает внучку. Предложив сесть на стул, он налил ей теплого молока и настойчиво посоветовал выпить: «Пейте!»
Вздохнув, девушка подчинилась. Осторожно глотая молочную жидкость, Элис почувствовала, как она обволакивала ей рот, пищевод и разливалась теплом в желудке. Вдруг за много дней она ощутила покой, надежду и защищенность. Она подняла глаза на профессора. На нём был сероватый халат с длинными рукавами. Из-под халата виднелись серые брюки в узкую белую полоску и старые черные начищенные ботинки. Мелкие трещинки были тщательно заполированы кремом для обуви, и от этого почему-то становилось тоскливо на душе.
«Почему такие старые?» – на задворках внимания пронеслось в голове у Элис.
Лицо мужчины с крупными носогубными складками и мягким, почти женским ртом было гладко выбрито. Светлые с седыми прожилками волосы были волнами заче- 9 саны назад. Круглые очки на переносице ловили блики света отовсюду и делали глаза неуловимого цвета.
– Как твое имя?
– Элис Нортон, – машинально ответила она.
– Расскажи свою историю, – ласково попросил профессор.
Элис очнулась от разглядывания деталей кабинета. Это была просторная комната с дубовым письменным столом и множеством простых табуретов. Не было ни одного кресла, дивана или чего-то напоминающего комфорт. Вдоль стен стояли глухие коричневые шкафы, а на стене около двери висела огромная картина в позолоченной раме. Портрет неизвестного мужчины лет двадцати в полный рост, в костюме офицера. Светловолосый военный серьезно смотрел вперед своими голубыми глазами. Смущало только то, что этот офицер босой стоял на табурете, точь-вточь как в этом мрачном кабинете.
– Год назад, – начала девушка, – я познакомилась с молодым человеком, моим ровесником. Мне сейчас восемнадцать
лет. Это случилось просто на улице, у газетного киоска, – нежная улыбка коснулась ее губ. – Мы влюбились друг в друга и стали встречаться. Я из небогатой семьи. Мои родители – учителя в школе для детей из бедных семей. Но мой возлюбленный воспитывался состоятельным отцом и учился в военной академии. Через полгода наши родители узнали о наших отношениях. Из-за классовых различий и нарушения правил и традиций отец Питера отправил его на службу в Африку. Меня устроили работать в интернат для слабоумных, где я жила эти шесть месяцев. В какой-то момент я встала со своей железной кровати
в моей подвальной комнатке интерната и ушла на улицу с полным опустошением в сердце. И вот я здесь. В этом странном госпитале. У вас в кабинете.
– Что ты ищешь? – с глубоким интересом спросил пожилой мужчина.
Элис распахнула глаза, и ей показалось, что так же распахнулось ее сердце.
– Помощь и надежду, – выдохнула она.
– Меня зовут Томас Рот. Я главный врач этого госпиталя. Я помогаю людям обрести веру в себя, разобраться в себе, добиться гармонии, обновить измученное пережи- ваниями тело. Если хочешь, я помогу тебе.
Элис сложила руки у сердца так, будто взяла свою душу в кулачки и молча закивала.
«Как-то быстро я киваю…» – вспыхнула фраза внутри нее.
Профессор позвонил в колокольчик, и через три секунды появилась уже знакомая Элис медсестра, встретившая ее у входа в Даремский госпиталь.
– Проводи нашу гостью в ее комнату. Дай ей удобную одежду. Накорми, – в тоне профессора Рота был безоговорочный посыл на исполнение.
Мужчина мягко пожал руки Элис. Это напоминало рукопожатие учителя, который прощается с учеником на выпускном балу, с грустью, с надеждой, с облегчением.
Одинаково плавно и быстро эти две разные женщины стали двигаться вверх по лестницам, по длинным коридорам. Тишина в здании оглушила Элис пустотой.
«Никого. Можно подумать, что это не больница, а музей», – подумала она.
Высокие арочные потолки были выкрашены в белый цвет и эхом отражали
мелкие шаги идущих. Элис безропотно, подчиняясь стенам, шла за провожатой, разглядывая ее щуплую спину.
– Как тебя зовут? – сухо спросила медсестра.
– Элис… Элис Нортон, – запинаясь, ответила девушка.
Жестом женщина попросила Элис войти в палату. Просторная комната с песочного цвета стенами, за окном решетки серого цвета, около окна простые, деревянные стол и табурет. Кровать необычно высокая и доходила Элис почти до пояса. Заправлена белоснежным постельным бельем.
За тканевой белой ширмой – унитаз и раковина. Всё было чисто, просто и прохладно. Свет падал только из окна.
– Спасибо, – тихо пробормотала Элис, но тут же спохватившись, спросила: – А как вас зовут?
На медсестру упал вечерний лунный свет, и женщина показалась еще более бледной, с глубоко впавшими глазами и плотно сжатым ртом. Ее узкое лицо было монолитным, и даже когда она улыбалась, это было зловеще и ничего хорошего
не обещало.
Специальное лицо женщины улыбнулось и ответило, почти не размыкая губ:
– Нора… Выпей молока на ночь, оно поможет тебе заснуть.
Девушка подчинилась. Странно сладковатый вкус молочной жидкости тягуче заполнял нутро. Резкое расслабление в теле заставило сесть на высокую кровать.
Уставшая Элис осталась одна в комнате. Умыв лицо холодной водой из таза, еле волоча ноги, девушка рухнула на постель. Она закрыла глаза, успокаивая себя мыслями: «Завтра. Я всегда надеюсь на завтра». После чего крепко заснула.
Глава 3
Знакомство
Резко открыв глаза, девушка поняла, что наступил новый день. Дневной свет проникал в комнату через решетки на окне так, что стена напротив была в клеточку. Первый раз за последние два дня Элис подумала о своих волосах, лице, руках. Она медленно скользила рукой по волосам, ощупала свои щеки, губы, шею, опустила руки на живот, бедра.
«Я голая».
Посмотрела на свои пальцы, отросшие ногти.
«Неважно», – мысленно осекла себя.
В комнате не было ни часов, ни зеркала. Как будто время остановилось и мир вокруг стал одним большим увеличительным зеркалом, где каждая мысль, каждое ощущение, настроение и чувство заполняли всё пространство. Была мимолетная иллюзия тебя единственного и большого в целом мире.
За дверью доносились шаги: быстрые, медленные, шаркающие. Прислушиваясь к звукам, Элис умылась. Вода вернула ее к воспоминаниям о вчерашнем промозглом ветре и наступающей зиме. На табуретке аккуратно сложенная одежда ждала ее: рубаха в пол с рукавами по локоть, белая, почти новая, серый фартук с застежкой на поясе, серые калоши.
Девушка попробовала открыть дверь. Дверь тяжело сдвинулась с места. В небольшую щель была видна часть песочного цвета коридора. Мимо прошли две женщины в одежде медсестер и высокий мужчина в длинной белой рубахе, как у Элис.
«Слава богу, я не одна здесь такая. Страшно быть одной», – почти не дыша думала девушка.
Глубоко вздохнув, она толкнула дверь вперед и вышла в длинный коридор. По ногам потянул сквозняк. Несколько человек в одежде пациентов шли в одном направлении, к двери, откуда пахло кашей с молоком.
В растерянности Элис медленно пошла в ту же сторону. Ее плечо плотно соприкасалось с холодной поверхностью стены, неуверенно скользя.
«Я подобна улитке в аквариуме. Умею ползать, у меня есть своя скорлупа. Доползая до поверхности воды по стеклянной стенке, мечтаю быть птицей. Только невероятное чудо может изменить мой мир», – погруженная в свои мысли, она дошла до распахнутых дверей.
В столовой девушка опять увидела молодого мужчину из коридора. Высокий, на вид лет двадцати трех. Он был худощав, и его рубаха была ему великовата. Светлые волнистые волосы делали его похожим на греческого бога, только бледного. Он медленно ел кашу в одиночестве и ни на кого не смотрел.
Элис взяла тарелку с раздаточного стола, уловив легкий запах пригоревшей каши. В столовой она насчитала десять человек в рубахах, четыре девушки и шесть юношей. Две медсестры спокойно и незаметно наблюдали за всеми движениями присутствующих. Все делали вид, что не замечают друг друга. Элис еле выдержала это. Каждая ложка каши медленно продвигалась вниз по пищеводу и исчезала в глубине живота.
«Из чего же эта еда? Что за крупа? Кто готовил? Что ж так тяжело-то?» – один за другим сменялись вопросы, но произнести их вслух боялась.
Не доев, девушка выскочила из столовой и уже уверенно направилась к своей палате. Кто-то схватил ее за рукав.
– Ты новенькая. Уверенно движешься к своей клетке, – без тени сомнений сказал молодой мужчина, «греческий бог», с легкой иронией в словах.
Рефлекторно Элис одернула руку.
– Да. Наверное, – ответила с некоторым испугом она.
– Виделась с профессором?
– Да.
– Была на его лекции?
– Нет.
– Через час жду тебя здесь. Пойдем на лекцию.
Как лавина, ощущение беспомощности и возмущения захлестнули Элис. С тех пор как она здесь, все говорят ей, что делать.
«Но я же хотела помощи… – укорила себя Элис. – К тому же мне всегда приходилось подчиняться… например, родителям, воспитателям, учителям, людям выше статусом, даже Питеру, за которого я хотела выйти замуж. А однажды я пошла на поводу у обычного продавца хлеба, купив дорогую сдобную булку, которая мне была не по карману. Но отказать не смогла. Стало жалко этого булочника. Он рассказал душещипательную историю о своих трудностях и кризисе. Наверное, этот пухляк
до сих пор активно торгует, жалуясь на жизнь».
Весь час она сидела на своем табурете в одинокой палате и думала о своем новом знакомом: «Он так красив и уверен, что страшно думать о себе. Как этот Аполлон может заинтересоваться мной? У него такие безупречные черты лица с ясными голубыми глазами, что сложно представить, что он болен. И как он здесь оказался? Почему? Я-то понятно. Мне плохо. И как узнать, что час прошел?»
Постепенно внутри нарастало чувство озноба. Всё, что находится в груди и животе, сжалось в одну длинную вертикальную леску, на которую ловят рыбу. Вертикальная леска начинала вибрировать, передавая свои колебания всему телу. Руки начали дрожать. А на кончиках пальцев поселился трусливый холодок. Собрав все свои силы, Элис резко встала и решительно направилась к двери.
«Почему я не слышу звуков с улицы? Там же, наверное, тоже что-то происходит», – но эти вопросы быстро поглотились внутренней дрожью от предстоящих
событий.
Выйдя за пределы своей комнаты, она огляделась вокруг в надежде встретить того красавчика. Но увидела только знакомое лицо Норы. Приемная медсестра внимательно вглядывалась в неуверенные повороты тела своей подопечной. Элис приветливо кивнула и только открыла рот, чтобы спросить о лекции профессора, как из воздуха появился уже знакомый из столовой.
– Пойдем, – кивнув в сторону, позвал молодой мужчина.
Сделав еще одно усилие над собой, девушка почти уверенно спросила:
– Как тебя зовут?
Мельком глянув на Элис, он ответил:
– Пол.
Вдруг Элис нырнула в мысленные рассуждения об имени Пол.
«Пол… Пол… Как отрезок. Как кусочек света. Как что-то незавершенное или остаточное от чего-то. Как Аполлон без легенды. Как греческий бог без Олимпа».
Незаметно для себя девушка дошла до кабинета профессора, где была накануне вечером. Двери кабинета были распахнуты. Внутри комнаты толпились люди в больничной одежде, как у Элис и Пола. На дубовом столе, на деревянных подносах, в стеклянных стаканах было налито молоко. Количество молока казалось абсолютно одинаковым настолько, что можно провести ровную линию по границе белой жидкости. Табуретки выстроились вокруг массивного стола. Нора неподвижно стояла возле подносов с молоком и была похожа на штатив для капельницы – щуплая, безликая и очень функциональная. Создавалось впечатление, что у нее нет мыслей, чувств, реакций. Она как инструмент, который оживает по необходимости.
Быстрыми шагами профессор Рот пересек кабинет и резко остановился в центре. Вдруг солнечный свет из окна упал на главного врача. Элис, наконец, смогла подробно разглядеть мужчину пятидесяти лет. Среднего роста, коренастый, с очень белой кожей, как китайский фарфор. Классическое овальное лицо обрамляли светлые с сединой волосы, также волнами зачесанные назад. Серые глаза цепко всматривались в каждого из присутствующих в кабинете, но при этом, когда он хмурился, то походил 21 на капризного мальчишку. Ровные желтоватые зубы оголялись всякий раз, когда профессор улыбался. А улыбался он широко и искренне. Вполне привлекательный для своих лет, стройный, сдержанный в жестах. Все эти черты располагали к уважению.
Как дирижер, он дал знак рукой. Все сели на табуреты. Одна Нора всё так же неподвижно стояла; шевелился только ее взгляд. Он медленно перетекал с одного человека на другого по очереди, туда- обратно, туда-обратно. Элис вцепилась в края стула, чтобы найти опору.
– Доброе, доброе утро! – начал профессор, – Вижу, что все собрались. Рад буду поприветствовать каждого из вас.
Томас Рот смотрел в глаза каждому, когда произносил имя, и, если кто-то из молодых людей не отвечал взглядом, терпеливый наставник по-дружески ждал.
– Дэвид… Гейл… Рик… Ли… Кейт… Вирджиния… Хелен… Эрик… Вилли…
Сара… Элис… Пол… Вот что я хотел бы вам сегодня рассказать. Все мы здесь объеди- нены одним желанием. Быть счастливыми. У каждого свое понятие об этом загадочном состоянии. Например, вы, Дэвид, как понимаете для себя счастье?
– …перестать угождать окружающим и быть свободным от их правил.
– Хорошо, – улыбнувшись, ответил профессор. – А для вас, Гейл?
– Я? – немного нервно парень хихикнул и суетливо посмотрел на своего брата Рика.
– А он не знает, – сказал за него Рик.
– Всё же хотелось бы услышать мнение Гейла, – сохраняя выдержку, продолжал доктор Рот.
– В детстве я мечтал быть футболистом.
– Ха, потом он сломал ногу, когда прыгал с забора, и его уложили на полгода в лазарет, – не унимался Рик.
Гейл дал быстрый подзатыльник брату. Профессор молчал и не вмешивался в состязание юношей. Выждав паузу, он прервал этот кратковременный хаос сухим взмахом руки.
– А ты, Рик, тебе что нужно для счастья?
– Я хочу быть главным. Чтобы у меня было много слуг, еды. И делал всё, что мне
хочется.
– Хорошо. Ли, с тобой всё хорошо? Как себя чувствуешь? – мягко спросил Томас Рот.
Его интонация была похожа на интонацию дрессировщика.
– Как ты понимаешь для себя счастье?
– Я в норме. Быть первым во всём, – азиат говорил четко, как бы бросая вызов каждым словом.
– Кейт, – вкрадчиво произнес доктор, – что тебя сделает счастливой?
– Трудно ответить. Если я думаю о том, что делает меня счастливой, в каждом ответе всегда есть недостаток. Каждый раз нужно что-то еще. Сейчас, например, я буду довольна, если буду такой же кра- сивой, как Вирджиния…
Девушка слегка покраснела от собственного откровения, но быстро взяла в себя в руки. Вирджиния внимательно посмотрела на Кейт и почти неуловимой улыбкой одобрительно отреагировала.
Секунду длилось ее величие, пока она не услышала вопрос, обращенный к ней:
– Ну а вам, Вирджиния, что нужно для счастья?
Дерзость вспыхнула в ее глазах. Она
расслабила губы и широко распахнула серо-зеленые глаза, которые вонзились в зрелого мужчину в халате.
– Любовь мужчины…
Сара, хрупкая девушка, похожая на молодую старушку, отвела глаза в сторону и ухмыльнулась тонкими губами. Казалось, ее тело сжалось, а маленькая голова погрузилась в плечи.
– Дорогая Хелен, что вы думаете о своем счастье?
– Счастье, когда не болит моя спина и я сплю по ночам, – очень просто и спокойно проговорила Хелен.
Она отрешенно смотрела на Нору.
– Эрик?…
– Я здесь нахожусь, как раз чтобы понять это, Профессор. Пока не знаю.
– Отлично, – ответил Томас Рот и перевел свое внимание на Вилли, красивого и мужественного парня с широкими плечами и ровной осанкой.
– Я хочу уехать на остров и просто ловить рыбу для местных жителей, не помня прошлого.
– Сара, а вы что скажете?
– Я была бы счастлива, если бы меня
не было на этой земле.
– Да, понятия о своем счастье у всех очень разные и зависят от накопленного опыта, – голосом ласкового отца поддержал Томас Рот. Каким бережным был тембр голоса у доктора, он обволакивал и убаюкивал. Да, этот человек мог быть очень человечным, когда речь шла о его счастье.
– Элис, – Элис только вчера присоединилась к нам – есть ли у тебя мысли, которыми ты хотела бы с нами поделиться?
Это был тот случай, когда Элис не знала, как поступить: искренне рассказать о своих желаниях или озвучить формальные представления о счастье, принятые в обществе. Первый вариант делал ее сильной и уверенной в собственных желаниях и целях. А второй вариант был безопасен для ее ранимой души, защищая от критики, осуждения и сравнения. Она выбрала нейтральный ответ. При этом ее сердце колотилось так, что немели колени.
– Сейчас мне для счастья нужен просто отдых и сон.
– Пол, ты заключительный в этом «круге счастливых людей». Мы слушаем тебя.
– Я счастлив. У меня появилось здесь всё, что мне нужно для этого.
Пол лучисто улыбнулся и посмотрел на рядом сидящую Элис, но тут же отвел глаза.
– Хорошо. Нора, будь добра, раздай соглашения. Внимательно прочтите его. Помните, что мы с вами просто люди, из крови и плоти, наделенные неведомыми жела- ниями. Миллионы желаний хотят исполниться, вырваться наружу из тюрьмы ограничений, правил и страхов. Только кризис может быть кувалдой, разбивающей преграды для свободы воплощения. И кризис должен наступить от крови и плоти, через муки тела, так как мы просто люди. Я уже повторяюсь, – Томас Рот сделал паузу.
Его уверенность и хозяйская мощь фонтанировали. Он любил этот момент выбора. В его жилах закипела кровь от предвкушения победы. Это походило на состязание, в котором должен быть только один победитель, один доминирующий.
Они сидели молча. Каждый погруженный в последние слова профессора. «От крови и плоти…» Неужели всё так просто и всё так страшно? Нора незаметно раздала всем лист с карандашом.
Вздрогнув, Элис опустила вниз глаза и прочла первые строки договора:
«Я, Элис Нортон, в трезвом уме и ясной памяти даю свое согласие на проведение манипуляций в госпитале профессора Томаса Рота. Настоящий договор ограничен во времени. Сроки определяет профессор индивидуально с каждым пациентом в отдельности. Договор прекращает свое действие при условии полного восстановления здоровья пациента и удовлетворения профессора от проделанной работы. С условиями договора ознакомлена.
Согласна Подпись»
– Друзья мои, это формальность. Каждый из вас может сейчас встать и уйти, если не согласен. Сегодня вы можете стать на шаг ближе к чувству полного счастья или сделать шаг в неизвестность, из которой пришли, – седовласый мужчина старался произнести эти слова как можно мягче, с интонацией понимания и любви.
– Я оставляю вас сегодня. Надеюсь, вы сделаете верный шаг, – профессор бесшумно вышел из кабинета, оставив двенадцать молодых людей один на один со своими страхами и надеждами.