Глава 1
Володя предложил переходить к практике. Я с ним сразу согласился и попросил связаться со своими подручными. Пусть подъезжают, контролируют вход, никого внутрь не пускают и сами не лезут до подхода основных сил.
– Каких основных сил? – удивился Владимир.
– А кого я сейчас позову, – пояснил я. – Понравился мне этот домишко, и подвальчик вполне. Себе приберу, – я посмотрел на Чивагора. – То есть клану.
Рейнджеры неуловимо изменились. Вроде, стоят, как стояли, с бесстрастными мордами, никто даже острым ухом не повёл, но всем стало ясно, что они только что получили от вождя приказ и выполнят его с той же скукой на физиономиях, чётко и коротко.
– Вих! – неуверенно подала голос Кэрри. – Мы же договаривались! Ограбить, всех убить…
– И поделить добычу! – едко добавил дядя Фрол.
Я им улыбнулся и со всей доброжелательностью заверил:
– Так оно и будет! Вернее, так оно и есть – убили и ограбили! А о недвижимости разговора ведь не было? Она ж, получается, ничья сейчас? Так я себе её забираю, – я сделал паузу для важности и добавил веско. – Полностью. Надеюсь, никто не возражает?
– Ну… – дядя Фома демонстративно огляделся. – Действительно хороший подвальчик. А сколько мы ещё не видели! Нужно всё осмотреть, оценить…
Я вздохнул печально и поднял руку… почти поднял, и на ней повисла Кэрри с воплем:
– Не надо!
Я раздражённо стряхнул её с руки и, как и собирался, принялся тереть подбородок, глядя на поникшую на плитах девушку. Сказал сварливо:
– Сложный сука случай… ну, не лежи на камнях!
Кэрри поднялась на ноги, встала, стыдливо опустив лицо, а я продолжил:
– Повторяю, о недвижимости мы не договаривались.
– Так давай поговорим, – проворчал дядя Фрол.
– Хорошо, – пожал я плечами. – Мои условия – я забираю для клана дом и подвал целиком, и никаких компенсаций никому платить не буду. Ведь вы до дела, – я выделил слово «до», – никаких условий не выдвинули? Значит, по умолчанию согласились с моим решением.
– Да кто ж мог подумать-то, – проговорил Тео.
– И кто виноват, что вы не подумали?! – усмехнулся я.
– Беспредел, конечно, – вздохнул Володя. – Но формально он прав.
– А по-человечески точно беспредел! – вдруг взревел Гронг.
Я грустно посмотрел на орка. Он смущенно отвернулся к Рене и просипел:
– Ну, ты хоть ему скажи!
Поисковик криво улыбнулся.
– А мне похуй – всё равно ведь наличных не дадите, – он холодно напомнил Гронгу. – Забыл, как эта сволочь выкрутила мне руки?! И ты его поддержал! Забрал сука сегодня все мои ассигнации, что привезли на мою долю!
– Да?! – взревел Гронг. – А кому я разрешил выдавать фишки на пятьсот золотых в неделю?!
– В неделю нахуй! – заорал Рене. – Ты такая же сволочь, как этот!
Я громко откашлялся и, когда они повернули ко мне злые морды, сказал, виновато разведя руками:
– Да, вот такая я сволочь. И хуля делать?
– Да нихуя! – злобно прорычал орк. – Вызывай уже свои основные силы, а то стоишь тут! Пиздишь!
Я открыл городскую карту, задействовав способность «курсограф», проложил маршрут от казино и запомнил скрин. Открыл чат и послал картинку Таворину с сообщением:
– Здесь новое владение клана. Срочно высылай наёмников и рейнджеров.
«Я знаю, где резиденция гильдии убийц», – ответил он через секунду. – «Поздравляю с победой! Немедленно выдвигаюсь с войсками. Рексу своему скажи, чтоб возвращался в крепость».
Блять друид зараза знает, где сука гильдия убийц! Я, маг Тьмы и Смерти, был не в курсе, а этот эльф… советник нахуй! Хотя, чему удивляться – в библиотеку же как-то записался. И, наверное, именно члену совета такое знать полезно. Хрен с ним, интересно, что поделывает мой уникальный капитан. Написал ему в чате:
– Как дела?
«Нормально», – ответил он. – «А вы закончили»?
– Да, тоже всё заебись, – написал я. – У тебя есть нормальный заместитель? Таворин с эльфами и наёмниками направляется ко мне.
«Сейчас за меня капитан Берёза», – доложил капитан.
– Справится? – спросил я с сомнением.
«Так сегодня же поставили парням новые модуляторы»! – напомнил Рекс. – «Конечно, справится»!
– Тогда можешь тащить Китти в койку, – распорядился я. – Но чтоб с утра был в крепости.
«А Настя на шоу разве не вернётся»? – спросил военный.
Я про себя хмыкнул – фанат, бля! Однако, вряд ли она ради искусства откажется от осмотра добычи, да и лицом опять приложилась.
– Не вернётся, – ответил я. – Спроси у ведьмочек комнату, скажи, что я разрешил. Приступай, капитан.
«Слушаюсь, сеньор», – написал Рекс и вышел из чата.
Я поднял глаза на спутников, они хмуро ждали, когда я закончу. Настя проворчала:
– Всё, что ли?
– Да, Таворин с рейнджерами и наёмниками скоро прибудут, – сообщил я радостно. – Чивагор, пятерых поставь охранять яйца, остальные, за мной!
Я неспешно направился вглубь зала, Настя пошла рядом. Народ тронулся за нами. В гроте не обнаружили больше ничего интересного. Возможно, есть тайники в стенах, но до них ещё будет время добраться. Снова вышли в коридор, прошли немного, и я издали заметил огненного элементалия перед высокой деревянной дверью.
Сидит, глазки прикрыл, будто дремлет. А ведь раньше я их в засаде только чувствовал! И как я его только увидел?! Очки? Блять, очки в кармане! Я обернулся к Кэрри с вопросом:
– Скажи, что ты видишь?
– Дверь, – ответила она сухо.
– И всё? – уточнил я.
– Ещё тебя, – недовольно сказала Кэрри.
Маг Разума его не видит! Значит, что-то со мной случилось? Появилось сообщение от модулятора:
«Поздравляем!
Во имя всеобщего блага!
Как Вы правы! Да блять, что-то случилось! Вы оторвали яйца архидемону! Это событие, несомненно, как-то на Вас повлияло. Информация в базе отсутствует, о последствиях Вы можете узнать только опытным путём.
*ну, не отрывали ещё в Озгире яйца архидемонам»!
А! В этом всё дело! Ну, тогда ладно, просто буду знать. Я присел перед элементалием на корточки и подумал:
– Привет.
Он поднял на меня мордашку, открыл глазки. В голове прозвучал его голос:
– Привет.
– Пойдёшь ко мне? – спросил я мысленно, протянув к нему руку со знаком Огня.
– Ага! – он кивнул и, словно джин, втянулся в мой знак.
– Ну, что там? – вполголоса спросила Кэрри.
– Ничего, – сказал я. – Шнурок развязался.
Действительно подтянул шнурки и поднялся. Шагнул к двери. Она открывалась внутрь, попробовал слегка толкнуть. Не поддалась. Тогда я врезал ногой в архангельском ботинке, дверь с грохотом развалилась на куски.
Обломки и мелкие щепки упали на каменные плиты, и перед взором моим открылся вид небольшого каземата или кабинета. В стенах слева, справа и напротив входа имелись двери. Прямо передо мной за столом некий лысоватый тип в сером, засаленном местами до сверкания костюме, в очках на омерзительного вида роже при свете масляного фонаря что-то писал в большой книге. От него отчётливо воняло. Поднял он слегка вытянутую голову на тощей, кадыкастой, давно немытой шее, открыл гнилозубую пасть и лишённым приятности голосом проскрипел:
– А потише стучать тебя не учили?
Я подошёл к столу, за мной в кабинет вошла Настя в истинном облике и все остальные. Настин облик на типа не произвёл никакого впечатления, он строго смотрел на меня, явно ожидая ответа.
– Мы, вообще – то, грабить пришли, – сказал я.
– А я-то подумал, соседи за солью! – едко вякнул мужчина.
– Кстати, там мы всех уже убили, – показал я большим пальцем себе за спину.
– Ну и хуль с того?! – этот хрен нахально откинулся на спинку стула. – Тут на секундочку гильдия убийц!
– А то, что ты сука будешь нормально разговаривать, если жизнь тебе дорога! – стал я терять терпение.
– Ха-ха-ха! – разразился он омерзительным смехом. – Я не могу нормально разговаривать, и жизнь мне недорога! Я гоблин нахуй!
– Сука! – рыкнул Гронг. – Совсем забыл, что даже проклятое золото не пахнет! Это воняют гоблины!
– Какие гоблины?! – воскликнул я. – Настоящие?!
– Ну, а какие ещё?! – проскрежетал хрен за столом.
Гронг подошёл к столу и обратился к этому существу:
– Значит так, мудила. Ты сейчас нам всё тут покажешь, или мы вышвырнем тебя на помойку.
Мне показалось, что, судя по облику, на помойке мудила не заметит особой разницы, однако он неожиданно произнёс просительным тоном:
– Может, всё-таки убьёте?
– Ты эту хуйню можешь городить другим, – в тоне Гронга зазвучало веселье. – А я-то орк, знаю вашу натуру очень хорошо! Мы вышвырнем тебя на помойку – ты будешь жрать дерьмо и больше никогда не увидишь даже медной монетки, не то что проклятого золота!
– Не, в принципе, я не возражаю! – заговорил гоблин с гаденькой улыбочкой. – Но раз уж ты нас хорошо знаешь, должен понимать, что мы скорее подохнем на помойке, чем сделаем хоть что-нибудь бесплатно! Хотите экскурсию? По серебряной монете с рыла!
Я вытащил из кошеля серебряшку и бросил её на стол, сказав:
– Это за всех, сдачи не надо.
Гоблин шустро спрятал монетку в карман, подскочил со стула, и стало понятно, что это э… не совсем человек: тощий, худые ноги кривые, штаны короткие, на заднице висят, пиджак топорщится на сутулой нелепой фигурке. Он принялся рассказывать, показывая рукой с какими-то скрюченными пальцами:
– За этой дверью проход в хозяйственные службы. Это секретный проход в катакомбы, туда ходили только мастер Жиго и его друзья с его позволения. А там казначейство.
– Наверное, сначала в казначейство? – обернулся я к спутникам.
– Да, пожалуй, – Володя солидно выразил общее желание, впрочем, и так легко читаемое на физиономиях.
Гоблин подбежал к двери напротив входа, широко её открыл и прогундосил торжественно:
– Добро пожаловать!
– Сначала ты, – сказал я.
Он пожал худыми плечами и прошёл внутрь. Обернулся, посмотрел на меня, ухмыляясь. За ним вошла Настя, повела головой влево-вправо и вдруг расправила большие крылья. Раздался её восторженный демонический рёв:
– Ёбаный в рот! Вот нихуя себе блять! Агхр-аха-ха!
Народ оторопело замер, а я поспешил взглянуть, что произвело на неё такое впечатление. Оказался я в довольно просторном зале с невысоким сводом, что поддерживали грубо отёсанные каменные столбы. На столбах висели масляные фонари, горящие красно-жёлтым светом. Разглядеть в их свете что-либо было трудно, ибо воняло так, что глаза резало. И фонари были не причём.
В зале находились довольно много похожих на нашего экскурсовода сутулых, нелепых фигур в сереньких костюмах и воняли. Вонь им не мешала, они даже не обернулись на Настины восклицания и ацкий хохот. Одни у стены слева из большой сверкающей кучи деревянными лопатами насыпали на носилки жёлтые монеты, несли к длинным столам и высыпали. За столами стояли другие сутулые, нелепые создания, монеты они отсчитывали и складывали в мешочки. Третьи уёбки в серых засаленных костюмах монеты из мешочков высыпали на свои носилки и несли их к тускло сверкающей куче у другой стенки.
– Что здесь происходит?! – воскликнул я.
– Ревизия, – сказал гоблин-гид равнодушно. – Тут всегда ревизия.
– И какие результаты? – спросил я строго.
– По данным последнего пересчёта в казне было один миллион шестьсот пятьдесят четыре тысячи двести семьдесят восемь проклятых монет, – доложил гоблин.
Действительно охуеть! За мной в зал вошли рейнджеры с Чивагором, Рене, Гронг, Кэрри с папой и братом и дяди Фрол с Фомой. Стояли, прикрыв ладонями носы, даже орк прикрыл, и потрясённо таращились на кучи золота и суету гоблинов.
– Вы своё золото сразу заберёте? – спросил я Володю.
Он помотал головой и, кивнув на двери, пошёл прочь. За ним из зала вышли остальные. Я взглянул на Настю, а она вдруг спросила умильным голоском с очаровательной демонской хрипотцой:
– Можно я тут пока побуду?
– Ну, побудь, – разрешил я.
Демон захохотала, взяла короткий разгон и прыгнула в самую большую кучу золота, посшибав крыльями гоблинов с носилками. Захохотала ещё громче, принялась закапываться в монеты. Гоблины ползали на карачках, собирая рассыпанное из носилок золото.
– Пойдём, – сказал я нашему экскурсоводу и направился на выход.
Гоблин вышел из зала за мной, снова уселся за стол, открыл большую книгу и принялся писать. Я заглянул ему через плечо, разобрал:
«Пришли грабить какие-то придурки и заплатили за осмотр ими же награбленного золота серебряную монету. Ты, читающая это тварь, можешь сдохнуть от зависти»!
– Что это ты пишешь? – спросил я строго.
Гоблин прикрыл страницу грязной ладонью и возмущённо проскрипел:
– Это личное! То есть служебное! Журнал дежурств!
Я грустно посмотрел в его гноящиеся правдивостью глазки. Ну, хуль с ним делать – гоблин. И в конце концов, не моё дело, что он себе пишет. Есть вопросы поинтересней. Я обернулся к Владимиру и спросил:
– Так в чём, говоришь, дело? Почему вы не хотите забрать золото?
– Оно же проклятое! – очень убедительно заявил Вова.
Я перевёл взгляд на Кэрри. Она тихонечко вздохнула и принялась объяснять:
– Вот чем обычный предмет отличается от амулета? У амулета есть э… условно аналог души, эфирная проекция или составляющая… это зависит от точки зрения и задач…
Я недовольно поджал губы, Кэрри попробовала объяснять проще:
– Короче, у амулетов есть душа. Маги, создавая волшебные, заговоренные вещи, сознательно передают предметам частичку своего эфирного тела. Ещё искусные мастера, в основном орки и в меньшей степени эльфы и гномы, вкладывают душу в свои творения. Но это немного другое – они не могут задавать характер предметов, тупо наделяют их своими характерами…
Мне тут же припомнился мой эльфийский меч, я понятливо закивал.
– Во-о-от! – обрадовалась Кэрри. – А в самом простом, массовом случае предметы получают свои души от обычных людей, если они к ним относятся как к чему-то одушевленному. Это должно быть связано с сильными эмоциями… Вих, какие эмоции у людей самые сильные?
– Любовь к родине, – проворчал я.
– Злоба, страх, алчность! – убеждённо закричала девушка и, резко сбавив тон, сказала почти спокойно. – А этими монетами платили за убийство.
В принципе, мне всё почти стало ясно, но я всё-таки уточнил:
– И почему их нельзя брать?
– Ну, как же ты не понимаешь?! – удивилась Кэрри. – Проклятое золото впитывает эти чувства и передаёт, навязывает и, в конце концов, подчиняет простого человека! Лишает разума!
– А непростого? – спросил я с интересом.
Кэрри недовольно поморщилась и нехотя ответила:
– Вообще-то, для большинства сильных тёмных артефактов проклятое золото – обязательный элемент. Колдуны Тьмы и Смерти платят десять обычных монет за одну проклятую. Они умеют как-то защищаться от проклятья, хотя их, вообще-то, вполне разумными назвать трудно…
– Если что я маг Тьмы и Смерти, – проговорил я строго.
– Вот именно! – воскликнула эта непосредственность. – А нормальные маги даже с очень сильным духом теряют удачу, наказывает карма…
Гоблин опять что-то старательно записывал в журнале. Я украдкой заглянул в его каракули и легко уловил смысл:
«Пиздят всякую хуйню о золоте, дебилы блядь. Заебали уже нахуй! Опять пиздят! Эта писклявая сучка особенно заебала! Какая пытка сидеть тут с этими уёбками, слушать их ебучие бредни о золоте и знать, что оно за дверью! Сука! Когда уже кончится это сраное дежурство! Мой вонючий сменщик! Чтоб ты обкончался, читая эти строки, злорадная тварь»!
Поэт, бля! Мне его даже стало немного жаль.
– А если проклятое золото просто переплавить? – спросил я.
Гоблин резко обернулся ко мне перекошенной ненавистью и без того отвратительной мордой в очках. Ну, чисто всё прогрессивное человечество, каким я его себе представлял!
– Во время переплавки проклятья освободятся и поразят тех, кто будет плавить, – пророкотал Гронг. – За такое не возьмутся даже гномы.
– А как же эти, гоблины? – удивился я.
– Что гоблины? – не понял великан.
– Ну, гоблины же вон – возятся с монетами, – сказал я глубокомысленно. – А они ж вам родичи?
– Кому блять они родичи нахуй?! – взревел Гронг, оскалив клыки.
– Оркам и гномам, – проговорил я растерянно. – Я читал про вас, что вы родня, и ты сам сказал, что хорошо знаешь гоблинов… вот… в чём дело-то?
Гоблин сука упал рожей на стол и трясся, повизгивая и похрюкивая от внезапного счастья. Гронг постоял с открытой пастью, наконец, захлопнул её и задышал носом. Гоблин же в экстазе принялся стукаться лбом в стол. Орк резко протянул лапу к его загривку и, впечатав еблом, с отчётливым хрустом повернул ему головёнку. Гоблин дёрнул ногами, ещё сильнее испортил воздух и обмяк.
– Твои это родственники, – прогудел Гронг с тихой грустью, отпустив дохлого гоблина и вытирая лапу об штаны. – Вот в такое со временем превращаются некоторые клерки из пришлых засранцев. «Гоблины» это прозвище, а не название расы.
– Они не размножаются? – уточнил я деловито.
Гронг внимательно посмотрел на меня и покачал головой.
– Им не до этого, – сказал он. – А знаю я о них потому, что в гоблинов клерки превращаются в основном на службе у гномов. В принципе, это болезнь – служащие всё больше времени проводят на работе, перестают за собой следить, у них портятся характеры, они замыкаются … во-о-от. А у гномов тоже, знаешь ли, скапливается проклятое золото, и гоблины заканчивают жизни в таких хранилищах.
Я задумчиво потёр подбородок. Получается, у гильдии убийц какие-то дела с гномами? Но Гронг сказал «превращаются в основном на службе у гномов». В торговых гильдиях и у человеческих купцов, наверняка, происходит что-то подобное. Бедняг выгоняют из приличных фирм, и они оказываются в таких местах. Как те же оборотни, вид сбоку. Грустно, но жизнь вообще грустная. Короче, лирику нафиг.
– Да? – проговорил я, иронично взглянув Гронгу в лицо. – Тогда, раз сам его придавил, сам и выбрасывай, а то дышать нечем.
Гронг неприязненно на меня посмотрел, но, ничего не сказав, взял труп клерка за шиворот двумя пальцами и стащил со стола. Подтащил ко входу в хранилище, открыл дверь и забросил тело внутрь. Из зала доносились восторженные демонические вопли. Гронг прикрыл дверь, Настины взвизги утихли. Я решил переходить к делу и заговорил ровным тоном:
– Итак, что у нас получается, дорогие компаньоны? Кроме оружия и магических трофеев, 1 654 278 золотых. Всего у нас долей… э… моя, Насти, Рене и Гронга, Вовы, Тео, Кэрри, дяди Фрола и дяди Фомы, у парней от общины на всех одна доля и пятнадцать долей рейнджеров…
– Пятнадцать рейнджеров?! – воскликнул дядя Фома.
– Да, Володя же говорил, что все, кто рискуют одинаково, и получают поровну, – спокойно напомнил я. – Итого 25 долей. На одну долю получается 66 171 золотой и серебрушка…
– Серебрушка?! – крикнул дядя Фрол. – Проклятое золото ценится в десять раз дороже обычного!
– Ой, да и ладно, – сказал я добродушно. – У общины без меня шесть долей, итого 397 026 монет и остаток округлим до золотого.
– Мы не можем их забрать сразу, нужно найти покупателя, – мрачно проговорил дядя Вова.
– Вот мы и подходим к самой сути! – радостно возвестил я. – Вы согласились с тем, что это мой дом и подвальчик, стало быть, с вас за хранение по монетке с сотни в день…
– Да ты охуел, что ли, фраер?! – заорали жулики почти хором, даже Кэрри что-то пропищала.
– Ну, фраер. Ну, охуел, – я нагло улыбнулся. – И что вы сделаете? Выгоните меня из общины? А за что? Я же не отказываюсь заплатить четверть со своей доли на общее благо!
– Да ты… ты! – заклинило дядю Фому.
– Погоди, – Володя положил ему руку на плечо и спросил меня. – Другие варианты есть?
– Конечно! – я широко улыбнулся собранию и снова принял деловой вид. – Смотрите – для меня и Насти проклятость золота похую, Насте даже за счастье. То есть монеты из своих долей нам продавать не требуется. А вы, пока будете искать покупателя, можете много потерять на хранении – как раз к весне всё проебёте.
– Я спрашивал про другие варианты, – проскрипел Вова сдавленным тоном.
– Ну, я готов обменять ваше проклятое золото на обычное по цене один к одному. Только сейчас у меня столько нет, – развёл я руками. – Вот до будущей весны могу рассчитаться.
– Сволочь, – с печальным вздохом проговорила Кэрри.
– А какой процент за рассрочку? – просипел дядя Фома.
– Никакой! – заявил я безмятежно.
– Действительно сволочь, – грустно пробасил дядя Володя. – Но хуль делать? Кстати… вот четверть на общее мы возьмём из твоей доли с продажи трофеев. Ты же согласен поручить реализацию трофеев общине?
– Конечно, да! – воскликнул я радостно и добавил вполголоса. – Но при обязательном участии клана. Мои рейнджеры в общине не состоят и ничего вносить не должны.
– У нас большая часть, – внезапно проговорил Чивагор. – Значит, скорее, клан будет продавать трофеи при участии вашей общины.
– Тогда уже проще нанять гномов за процент, – внёс предложение Рене.
Я вопросительно посмотрел на Чивагора, он сказал ровным тоном:
– Это будет зависеть от воли нашего вождя.