В тексте использована песня группы «Крематорий» «Таня».
Все события, названия, персонажи вымышленные, любые совпадения случайны.
Пролог
Японская империя, Южные Курильские острова, 1945-й год.
Доктор Тиба Такахаси терпеть не мог восходов. Учёный считал себя патриотом и полагал, что ему достаточно созерцания восходящего солнца на государственных флагах – для этого не нужно выходить из помещения в самый холод и, подавляя зевоту, таращить слезящееся от морского ветра глаза в океан. Однако без океана, неба и солнца он, как истинный японец, жизни не представлял, поэтому предпочитал закаты.
Сотрудники и по совместительству охранники, естественно, тоже японцы, безропотно сопровождали руководителя в коротких прогулках – созерцание и размышления необходимы японскому духу для плодотворной работы во славу Империи. Это только его привилегия и этих двоих охламонов, раз в сутки выйти из бункера провентилировать лёгкие, освежить сознание. Рядовые обитатели лаборатории уже начали забывать, что есть на свете небо, солнце, море.
Доктор, наверное, даже являлся патриотом в том смысле, что людьми считал исключительно японцев, хотя учёному по большому счёту давно стали безразличны этические тонкости. Он бы, не колеблясь, пустил на опыты сотрудников, особенно тех, что по совместительству охранники.
Мазнул безразличным взглядом по бесстрастным молодым лицам помощников, отметил блеск чёрных глаз, румянец. Привычно усмехнулся в душе их именам. Одзава – маленькое болотце, Араи – дикий колодец. Родители, видимо, поэты, хотя им подходит. В одном явно водятся черти, а в другом охота утопиться, такой зануда и педант.
Впрочем, ритм жизнь лаборатории определяли только наклонности самого доктора, другим оставалось или подстраиваться под него, или вскрывать живот. На лице Такахаси проскользнула бледная улыбка – он воспользовался всеми преимуществами ссылки на этот северный остров.
В столице доктор долго работал в одной известной в узких кругах фирме. Казалось бы, крах карьеры, жизни, катастрофа! Этим потомкам портовых шлюх и вонючих варваров в военном министерстве разработки его отдела показались слишком опасными по этическим причинам! Лицемерные подонки! Стимулятор, предназначенный камикадзе – опасен для морали Империи!
Седой, невысокий, щуплый старик смеялся, запрокинув к солнцу морщинистое лицо, распахнув руки, словно обнимая небо и море до горизонта. Пусть отныне он работает не над боевым стимулятором, а над химическим оружием! Да! Они правы, чёрт возьми! Его изобретение их всех уничтожит! Сотрёт эту тупую плесень под названием человечество! Как прекрасен закат – алый пепел заходящего солнца в волнах!
* * *
Такахаси начал рабочую смену традиционно, с посещения класса торпедистов, молодых героев, решивших отдать Императору жизни. Он лично делал им инъекции перед отбоем, это очень важно. Парни уже ждали его за партами с закатанными рукавами. Доктор оглядел щуплых мальчишек, кивнул, ребята вскочили и дружно согнулись в общем поклоне. Молча прошёл на рабочее место, ребята сели. Сразу подошёл первый, уселся напротив, положив руку на стол. Одзава затянул жгут выше локтя, Араки подал подготовленный шприц, оба успокаивающе положили на плечи ладони. Необходимая предосторожность – иногда всё ещё случались взрывные преобразования, такое совсем ненужно видеть «добровольцам» – у каждого помощника наготове шприц-тюбик с мгновенным ядом.
Доктор умело проткнул вену, надавил на поршень, вглядываясь в лицо. Парень прикрыл глаза, глубоко вздохнул. На скулах ярче проступил румянец, губы дрогнули, приоткрылись в полуулыбке. Выдохнул, задышал ровно, открыл глаза и посмотрел на доктора с искренним обожанием. Такахаси отложил шприц в контейнер, Одзава приложил к месту укола ватку. Парень, согнув руку в локте, вскочил, сломался в поклоне и строевым шагом направился на выход из класса в жилой отсек. Его место занял следующий.
Этим ребятам больше не грозит геройская гибель в пучине морской, их уже не пошлют в одноместных торпедах подрывать вражеские корабли. Им ничего не рассказывали о лаборатории, просто зачитали приказ о переводе, дали полчаса на сборы, и вот они здесь – чтобы отдать жизни за Императора. Такахаси тепло улыбался парням, отныне он, доктор – их Император. Просто потому, что он заливает в них «кровь дракона» и делает из них настоящих драконов.
Препарат изменяет сознание, всё чётко делит на правильное и неправильное, и, лишь поступая правильно, человек может стать драконом. Ребятам пока кажется, что это просто иллюзия, ощущение всемогущества. Её дарит доктор, только он. Когда они осознают себя драконами, их благодарность сделает императором Такахаси, а не того, не пойми кого, живущего во дворце в тысяче миль отсюда.
Доктор вливал им отраву, зная, что убивает, и ему не нужны были оправдания, что все они смертники. Биолог очень хорошо знал, что все люди обязательно умрут, и дарил им настоящую жизнь. Он по-настоящему любил этих мальчишек, как собственных детей, как сына, что не сумел уберечь в столице. Такахаси с виду бесстрастно делал инъекции, а на самом деле исполнял ритуал, снова и снова вглядывался в юные лица – находил и терял сыновей.
Собственно, это всё, ради чего просыпался Такахаси человек, он мог бы снова идти спать, но бизнесмена и учёного ждало ещё много дел. Доктор уже изобрёл свой препарат, сейчас велись работы по исследованию его свойств и промышленному получению.
Он посетил виварий, где наблюдал за серокожими, безглазыми ожившими мертвецами. Странное дело, у тел сохранялись почти все органы, вытекали только глаза. Это оказалось очень даже неплохо, твари атаковали любой источник шума, зато на них можно спокойно смотреть через бронированные стёкла. Жуть уже не трогала учёных, ведь существа являлись просто источником препарата, его получали из жидкости, что образовывалась в них вместо крови.
Самые первые образцы ценой долгих изысканий и трудоёмких процедур Такахаси получил из спор одного редкого невероятно живучего грибка. Увы, даже если бы у него возникло желание вновь этим заняться, его никто и слушать не станет – есть же более простой и дешёвый способ! Вообще-то, для этих целей должны годиться животные. В лаборатории целая свиноферма, ведутся исследования. Пока без успеха, но это вопрос времени.
А пока не пропадать же добру? Этих бедняг пришлось быстро прикончить при первых признаках взрывной реакции на вещество. Если бы их сразу не усыпили, судороги порвали бы мышцы, сломали тонкие кости, вывернули суставы – получился бы просто фарш. Такое всё ещё иногда случалось, остатки скармливали подопытным.
Мягко говоря, опасные побочные эффекты, именно их исследовали сотрудники доктора Такахаси. Ещё в Токио он быстро выяснил, что к плачевным результатам приводили следы опиатов в жировых тканях. Наркоманы получали ощущения первой дозы, таращило по двое-трое суток подряд, абстиненция наступала только через неделю. Но с каждой новой инъекцией рос риск, препарат будто слетал с катушек и убивал человека. Обычно на третий, реже на четвёртый приём.
Другие сложные вещества, что появлялись в метаболических цепочках, различные гормоны тоже влияли на воздействие. Образно говоря, препарат ничего не желал делать сам, усиливал или дополнял действие других веществ. В данный момент изучались, прежде всего, нейротоксины – алкоголь, никотин, кофеин и так далее.
Доктор просмотрел журналы наблюдений, отметил интересные результаты, обсудил с коллегами план экспериментов. Его увлекала научная работа, общение с коллегами наполняло их энергией, чувством сопричастности к тайне, к свершениям. С ними старый доктор молодел и также верил, что вместе они вот сию секунду создают новый мир!
Такахаси, не удержавшись, остался для проведения пары занимательных опытов, чем только польстил сотрудникам. Лишь помощники Одзава и Араки сохраняли бесстрастность, не их профиль. Да и понимали они, что старику снова просто не хочется переходить к рутине.
Необходимо проследить за модернизацией одного отсека и обустройством другого. Доктор контролировал сортировку подопытных, кого сразу в виварий, кого в рабочий барак, кого в процедурные помещения. И, конечно, под его полным контролем производился препарат, Такахаси лично относил коробки с пробирками и набирал код на сейфовой двери хранилища.
Подопытных из местного населения доставляла рота охраны капитана Судзуки. Солдаты обеспечивали безопасность, секретность и связь с внешним миром. Доктор избегал общения с запойным капитаном, просто тошнило от опухшей рожи с пижонскими усиками и в круглых очках. Этого самурая задвинули сюда из какого-то штаба, он и не особо возражал – всё-таки не на фронт и подальше от американских бомб.
Рацию контролировал капитан лично, и новостями с родины доктора радовать не спешил. Да Такахаси и сам о многом догадывался, его ссылка совпала с началом ковровых бомбардировок метрополии, сам размах подготовки смертников о многом говорил даже невоенному человеку. Дела империи явно оставляли желать лучшего, что доктора нисколько не тревожило. Он знал наперёд, чем закончится его работа. Однажды приплывут американцы, вояки попытаются исполнить приказ всех убить и всё взорвать, и у них ничего не получится.
Сразу всё взорвать не получится просто потому, что доктор уже послал капитана с приказом о минировании любоваться Фудзиямой. Подземные отсеки лаборатории возводились трудом пленных под контролем Такахаси, и только он решал, кому позволено войти внутрь. Поэтому роте капитана придётся сначала попытаться всех убить. Впрочем, поубивать младших научных сотрудников они успеют – не самому же заниматься устранением свидетелей. Дальше вояк ждут сюрпризы. Тупой солдафон даже не представляет, насколько непросто убить иного безоружного штатского, если он уже однажды умер. У мертвецов один недостаток – всплески активности слишком быстро заканчиваются, после трапезы впадают в оцепенение. Остатки роты охраны ликвидируют «торпедисты», его гвардия.
Американцы деловые люди, с ними доктор рассчитывал сторговаться, а для этого требуется показать товар лицом. Его мальчишки продемонстрируют всё в лучшем виде.
По идее «эвакуация» лаборатории должна начаться с того, что Одзава и Араки наведут на него пистолеты. Доктор ни на секунду не сомневался на их счёт, точно знал, зачем навязали ему этих помощников, ни бельмеса не понимающих в биологии. Поэтому в конце долгой смены он лично вливал им «кровь дракона». Парни тоже считали себя смертниками, для них честь всегда была важнее жизни, а теперь сама смерть стала важнее чести.
Ребята поклонились и вышли в смежное помещение, рабочая смена окончена, но они по-прежнему на посту. Доктор не спешил укладываться спать. Налил в чашку хорошо настоявшегося холодного чаю. Вынул из кармана халата записную книжку. «Днём» ему пришли в голову пара трёхстиший, сыну бы понравились. Как бы он ответил? Старик отхлебнул из чашки, пошевелил губами, обмакнул стальное перо в чернильницу и накидал три столбика иероглифов.
* * *
– Такахаси-сан! – доктора кто-то бесцеремонно тряс за плечо. Уснуть удалось далеко не сразу, и просыпаться немолодому организму ни в какую не желалось. Он с трудом разлепил глаза, перед его койкой стояли оба помощника в парадной форме офицеров лейб-гвардии. Заметив, что удостоены, наконец, внимания, они вытянулись «смирно», отчётливо щёлкнув каблуками.
– Что стряслось? – задал доктор вопрос учтивости, сам-то сразу догадался, что это приплыли…
– Русские, господин доктор! – Пролаяли офицеры типа биологи.
«Так, просто я всё ещё сплю, – решил Такахаси. – Приснится же, что во сне меня разбудили и несут этакую ахинею!»
Он закрыл глаза, решив не обращать внимания на явный бред. Одзава вновь учтиво коснулся его плеча. – Господин Такахаси-сан!
«Значит, не сплю, – подумал доктор, – только проснулся, вот и послышалась какая-то ерунда».
– Русские! – заявил Араки.
«Так. Я не сплю. И мне не мерещится», – дошло до учёного. Он открыл глаза и осторожно уточнил. – Что русские?
– На остров приплыл русский десант! Капитан Судзуки приказал приступить к ликвидации лаборатории! – Пролаяли помощники на два голоса.
– А где американцы?! – удивился доктор.
– В Америке, – неучтиво пожал плечами Одзава. Араки вынул из ножен саблю и с поклоном протянул эфесом к доктору. – Нам приказано вас просто застрелить, но мы вам слишком благодарны за всё…
Из глубины коридоров доносились выкрики и звуки выстрелов.
– Постойте! Причём тут русские?! Мы же воевали с Америкой! – доктор сорвался на крик.
– Советский Союз недавно вступил в войну против империи. – Не теряя выдержки, сказал Одзава. – Вам не сообщили, просто не хотели отвлекать…
Араки ещё ниже склонился в поклоне, протягивая саблю.
– Да? Ну, конечно! Это всё меняет! – Преувеличенно оживлённо согласился Тахакаси. – Только разрешите… я на минуточку, не хочется осквернять сталь какашками.
Он подскочил с койки, накинул халат и, как был босой, пошлёпал в уборную. Офицеры недоумённо переглянулись, Одзава потянул из кобуры ствол, но учёный уже закрылся в сортире.
Он сдвинул щеколду, открыл дверь ниши, кулаком разбил декоративную плитку, за ней открылась панель с единственным тумблером и пистолет. Доктор повернул рычаг, схватил оружие, снял с предохранителя и передёрнул затвор.
В дверь осторожно постучали, раздался голос Араки. – Господин доктор, мы вынуждены вас поторопить…
«Хороший был мальчик», – вздохнул Такахаси-сан и сделал три выстрела через дверь. Снаружи послышался стон и сдавленные проклятья Одзавы. – Сразу надо было мочить!
Доктор вжался в стену, офицер всадил полмагазина, щеколда слетела, дверь приоткрылась.
– Твою мать! – Взвизгнул учёный, и было отчего – в помещение вкатилась граната без чеки. Он, не помня себя, попытался спрятаться в нише, мелькнула дурацкая мысль. – «Жопа не помещается»!
Раздался грохот взрыва, изуродованный Такахаси-сан уже не слышал приближающиеся панические крики и утробное звериное рычание.
* * *
– Самовар, у тебя родни в Тбилиси нет? – Серьёзно спросил озорной Серёга.
Сержант Самохвалов поморщился, не любил фамильярности, но сейчас добрая шутка кстати. Взвод на палубе бронекатера сжался перед броском. Парни, открытые всем ветрам и возможному обстрелу, недобро вглядывались в очертания враждебного берега. Повёл плечом под плащ-накидкой, отрицательно мотнул головой.
– Жаль, – проговорил балагур. – Друг у меня до войны был оттуда, Самвел, думаю, может, однофамилец?
Кто-то хохотнул, кто-то фыркнул, Савелий Самохвалов буркнул. – Псих.
Строго оглядел бойцов, трое глубокими торопливыми затяжками добивали самокрутки. Бычки полетели за борт, сержант приказал. – Всем заткнуться. Без команд, делай как я.
Улыбнулся в усы. – Как обычно, в общем. Главное, рацию не утопите.
Бойцы припомнили предыдущую высадку, когда молодой Ероха сиганул за борт с рацией за спиной – ну, в каком кино он мог это видеть? Тяжеленный короб, конечно, перевесил, чудак сам чуть не захлебнулся. Ну и набегался потом, обеспечивать связь обязан по любому. Хорошо хоть, самураи почти не стреляли.
Впереди идущий катер заложил вираж, пустил дым, их борт резко убавил обороты. С берега не стреляли, над головой парили чайки, сержант мысленно перекрестился и схватился за леер левой рукой. Катер скользил где-то на пяти узлах, командир махнул в подоспевшую волну. До макушки обдало холодом. В правой руке высоко над собой ППШ, нужно устоять на ногах. «Морская полезная». – Мелькнули ненужная мысль. Другая волна подтолкнула вперёд.
«Люди в кино на надувных лодках высаживаются. – Он зашагал к берегу. – Зато хоть поссышь напоследок».
За ним в брызгах десантировались бойцы. Загрохотал пулемёт, сержант определил на слух. – Станкач, сука!
Сейчас главное не стоять, рывком из дымовой завесы, огонь от плеча в божий свет. Ребятам важно слышать его автомат. Бойцы бегут за ним. Резко залечь и оглядеться. Серёга рядышком сопит, извлекая ракетницу. – Куда, командир?
Сержант взглянул на сопку. – Давай от нас на полвторого.
Серёга выпустил ракету, через полминуты левее метров на двести дал сигнал ракетой другой взвод, с катеров заработали миномёты. В пяти метрах от них расчёт вынимал из резинового чехла ручной пулемёт.
– Теперь зелёную на час и бегом, – скомандовал сержант. Серёга зарядил ракетницу, Самохвалов рывком бросил тело в пробежку. Упал, над головой понеслись свои трассеры. Грохот японского станкача за разрывами мин больше не слышен, сержант ухмыльнулся. – Много чести косорылым.
Уверенней повёл взвод на левый фланг предполагаемой вражеской обороны. Редкий треск японских винтовок, неуверенно тявкнул ручник и сразу затих. Бойцы ворвались в первые траншеи. «Какого чёрта они здесь охраняли»? – Недоумевал Самохвалов, поливая окоп из ППШ. Сменил блин, бросил гранату за поворот. Схватил за шиворот Ероху, придержал. Рвануло.
– Псих, – сказал командир, выдав бойцу подзатыльник. Выставив ствол за угол, не глядя, дал пару очередей. – Вот так! Не лезь поперёк!
Продолжили движение. Организованное сопротивление не оказывалось, стихийные очаги споро гасились. Вышли к долговременным сооружениям, сержант приказал. – Ероха, рацию!
За открытыми дверями в подземных бункерах кто-то увлечённо расстреливал боезапас. Своих там по идее быть не могло, но эхо искажало звуки, Самохвалов не мог сказать определённо, кто стрелял, из чего.
– Серёга, Жора, за мной. Ероха, сообщи, что тут явно какая-то японская секретная хрень, и жди гостей из особого отдела.
– А вы? – Паренёк испуганно округлил глаза.
– А мы скоро, – хлопнул его Серёга по плечу.
Поначалу ничего особенно интересного не увидели, просто бетонные тоннели, тяжёлые двери открыты, дохлые самураи. Потом попались парочка бедных сынов Ямато с оторванными головёнками, то есть головы лежали чуть поотдаль от туловищ. Какие-то явные жертвы военных преступлений – в лохмотьях, серокожие, глаза вытекли, все в пулевых ранениях, но ещё подёргивались.
Повернули на развилке направо, вышли в открытый дворик с видом на море. Там бойцов атаковал японец в аксельбантах с одной саблей. Шустрый гад успел сильно задеть Серёгу, пока его в три ствола в упор не утихомирили. Решили дальше пока не идти, надо же раненому помочь. Жора бинтом перетягивал Серому рёбра, а Савва не удержался, заглянул в другие двери, что вели из дворика.
Оказался в обычном жилом помещении, сильно пострадавшем от недавних боевых действий. Повсюду разбросаны фрагменты тел, трупы, на стенах следы от пуль, в каком-то закутке явно рванула граната. Оттуда послышался шорох, Савелий счёл за лучшее прислониться к стене и приготовил автомат.
Из закутка вывалилось тело в белом халате, без ног, но с пистолетом в руках, упало набок и сразу открыло огонь. Три выстрела в никуда, отбросило ствол и – Савва перекрестился! – опёрлось на руки, поводя по сторонам совершенно отбитой башкой! Оно узрело сержанта, зарычало и, шустро перебирая руками, двинулось к нему с явным намерением загрызть, а следом из-под подола замызганного кровью халата распутывались и волочились его кишки! Сержант Самохвалов вспомнил об оружии в руках и очередью в упор разнёс голову неугомонного супостата вдребезги.
– Псих! – Только и смог сказать на это Савелий. Его заинтересовала серенькая книжечка, что выпала из кармана халата. – Хоть память будет, внукам расскажу.
Часть 1
Глава 1
Россия, Владивосток, наши дни.
Ладно скроенный русоволосый парень спортивного сложения, облачённый в трусы до колен и майку на лямках, сидел на табуретке в центре небольшой комнаты. В помещении у одной стены стояли шкаф с прозрачными дверцами, медицинская кушетка, у другой стеллаж с папками на полках, а у окна конторский стол и кресло – обычный процедурный кабинет. Парень запрокинул простецкое курносое лицо вверх, однако потолок не разглядывал, даже прикрыл глаза от бьющего сверху света неоновых ламп. Рядом с ним стоял невысокий крепкий мужик восточного типа, из-под пол белого халата торчали кривоватые ноги в джинсах, обутые в белые кроссовки.
– Ну, вот, Егорка, ещё пару шовчиков, – бормотал медик, ловко орудуя кривой иглой, – и будешь ты опять красавчик, заработаешь мне много денег…
– А если не заработаю? – буркнул Егор.
– Тогда тебе морду разобьют, – ласково проговорил мужик.
– И так разобьют, – Егор пожал плечами.
– Да не дёргайся ты! – Повысил голос дядька. – Как маленький!
– Извини, Саня, – буркнул парень.
Мужик, вообще-то, по национальности китаец, и родители, конечно, назвали его иначе. Когда знакомство перешло на уровень приятельских отношений, Егор пристал, как его зовут? Он всё равно имя своё назвать отказался, показал, как это пишется по-английски, и Егор вынужден был согласиться – в России Саня подходит гораздо лучше.
Саня ворчал. – Тоже мне скажешь – и так! Всего-то одно рассечение, Гога прошлый раз вон – Севе фасад почти весь вынес, а ты считай, что и не дрался совсем.
– Вот и всё, можешь открывать глаза, – довольно проговорил китаец, заклеивая бровь пластырем. – Через неделю не забудь снять швы.
– Угу, – Егор поднялся с табуретки, потоптался, вопросительно глядя на Саню.
– Да! – Он вынул из кармана халата тонкий конверт. – Держи, заработал.
Парень взял конверт, кивнул, – бывай тогда, – и направился к дверям.
– Позвони через неделю! – бросил ему китаец, усаживаясь за стол.
– Обязательно, – ответил Егор уже из коридора, закрывая за собой двери.
Вальяжным шагом прошёл в раздевалку, уселся на лавочку возле своей кабинки, заглянул в конверт. «Ну, конечно!», – скривился, достав одинокую пятитысячную купюру. – «Вот пижон – в конверте!»
В прошлый раз он подумал, что раз всегда оставляет пустой конверт на кабинке, бережливый китаец вполне может использовать его снова, и написал на внутренней стороне карандашиком китайское Санино имя по-русски: «Сунь Х…». С интересом заглянул в конвертик, обнаружил собственноручную надпись, а ниже прочитал печатные буквы: «Себе засунь» и весело рассмеялся. Приятно обнаружить в недалёком на вид китайце чувство юмора.
* * *
Разделся, благо в раздевалке больше никого не было, достал из кабинки резиновую шапочку, натянул и пошёл в душевую. Там осторожно, чтоб вода не попадала на ранку, ополоснулся, тщательно вытерся и вернулся к кабинке. Одеваясь, продолжил задавать себе философские вопросы: «Сколько можно?» и «До каких пор?». Ему скоро будет уже двадцать два года, то есть почти скоро. Люди в армию сходили, женились, развелись, ездят на крутых тачках и с клёвыми девчонками по клубам тусят, а он?
Студент! Нет, конечно, это гораздо лучше, чем батя внушал: «Отслужишь, в село вернёшься, женишься, нам с матерью поможешь, внуками порадуешь». Спасибо Женьке, старшему брату, помог слинять из родных пенатов, да и в городе не бросил – приютил на первое время, хоть и сам снимает гостинку, подсказал, в какой вуз, на какой факультет лучше подавать документы, где даже с его аттестатом возьмут. Универ, само собой, механика, а название специальности Егор помнил уже нетвёрдо – что-то про машины или механизмы.
Егор оделся, первым делом зашёл на кухню к Ане, выпросил у молоденькой китаянки большую бутылку «Харбина» без клубной наценки и направился к служебному выходу из заведения.
Пробиваться к счастью следовало самостоятельно. В учёбе Жека помочь не мог, гуманитарий хренов, японист. Господи, кому в наше время нужен японский?! Впрочем, не в знаниях дело – оценки тупо стоят денег. Кормить и терпеть его вечно брат тоже не собирался, и началась бесконечная гонка за рублями. Вот и бои из той же оперы. Сюда можно просто прийти с улицы, поговорить с охранниками на входе, и вскоре выйдешь на ринг. Гонорар за первый бой тысяча рублей, причитающегося к оплате довеска соискателям лёгких денег обычно хватало за глаза. Их били на разогреве публики, в самом начале вечера, когда молодёжь, часто приятели бойцов, наливались пивом.
Егор вышел из «Пекинской утки» в полночь. По пути к парковке махнул рукой знакомым вышибалам на крыльце, те благосклонно покивали.
Он уже перешёл на следующий уровень, где гонорар зависел от того, сколько продержишься раундов. Хитрые китайцы требовали зрелищности, избиения, и не сводили любителей друг с другом – для тренировок есть секции, да и на улице можно подраться. Егору в этот раз действительно сильно повезло с Гогой. Он борец, мастер спорта, быстро сообразил, что противник в махаловке не лох, у самого запросто может табло пострадать…
«И пострадало ведь»! – Егор довольно улыбнулся, припомнив приятные моменты. На парковке клуба подошёл к собственной машине, открыл ключиком, запустил мотор. В ожидании прогрева вновь загрустил. «Собственная машина»! «Королка» восемьдесят восьмого года, взял за полтос и тот частями отдавал. Хотя малышка радовала, неприхотливая, запчасти недорогие и не надо их искать. «По одёжке», – вздохнул он, утешаясь, что ничего лучше всё равно ему пока не светит, и с Гогой не было шансов – заборол его противник, не мудрствуя лукаво, да Егор и сопротивлялся лишь для порядка.
Даже если каким-то чудом забил бы он борца, счастья бы это не принесло никому. Для участия в «настоящих» схватках нужна ставка, полста косарей, и тогда противника определит не хитрожопый Санёк, а жребий. Будь у Егора такие деньги, он бы рискнул, кое-кто из «постоянных» бойцов ему вполне по силам. Риск не больше, чем в игре, тем более в нелегальных игровых автоматах, главное, что в бою многое будет зависеть только от него самого.
Увы, денег нет, и взяться им в ближайшее время неоткуда. Поэтому Егору пора ехать на вторую свою основную работу. Он подрабатывал сутки через трое на небольшой автостоянке, уютно расположенной между девятиэтажных «крейсеров» в большом спальном районе. Площадь её не позволяла поставить много машин, и по идее стоянка давно должна была разориться. Однако занимаемая территория относилась к техническому колледжу, в советской бытности фазанке, владелец Сергей Валериевич кем-то приходился кому-то в руководстве, и арендная плата взималась чисто символическая. Начальник к тому же экономил на всём и всех от собак, их кормили объедками из столовки колледжа, до охранников – Егора взяли на «испытательный срок» за весьма скромную зарплату без оформления, даже пренебрегли отсутствием местной регистрации. И, как оказалось позже, Сергей Валериевич не упускал ни малейшего источника дохода.
Егор достал телефон, набрал напарника.
– Алё, Вить, привет. Ну, я всё, уже еду.
– Как вовремя! – Отозвался Витя. – Ты говорил, что только до двенадцати!
– И что случилось? Тачку угнали? Или Серый орёт?
– Да нормально всё, с тебя пиво, – проворчал Витёк и традиционно гаркнул. – И меня не колышит, где ты его ночью возьмёшь!
* * *
Напарник встречал его у въезда. Картинно привалился спиной к забору, сложив нескладные руки на впалой грудке. Длинная тощая фигура в джинсе, из-под кепки беспорядочно выбивались грязные волосы до плеч. Всё это по идее должно говорить о свободе духа их обладателя, но Егор снова не сдержал короткое. – Вот долбо@б! – и нетерпеливо нажал на сигнал.
Виктор криво усмехнулся. – Мест нет! – но шлагбаум всё-таки поднял.
Наплыв посетителей минул, торчать у въезда незачем, парни сразу пошли в вагончик. Егор поставил пиво на пошарпаный столик и уселся в кресло любоваться окрестностями из широкого окна, краем глаза поглядывая на экран старенького телевизора. Витя налил себе пива и со стаканом и с пультом от телика завалился на диванчик, всем своим видом показывая, что до утра покидать его не намерен. Егор и ухом не повёл, прекрасно знал, что того надолго не хватит. И точно, Витьку быстро наскучило бессистемно переключать каналы, начал с осторожных расспросов о бое, не особенно вслушиваясь в ответы, и без перехода снова затянул старую песню о главном, то есть о деньгах.
Вообще-то, раньше Витёк охотно говорил и о бабах, однако с недавних пор его идефиксом стали исключительно деньги, видимо, или сумел скопить на посещение «апартаментов», или нашёл себе кого-то на постоянной основе. Фантазии бедняге при раздаче не хватило, и судьба компенсировала недостаток в равных долях жадностью и глупостью, поэтому отношения у него с Егором не сложились.
Егор пришёл на стоянку позже Вити и первые сутки только молча наблюдал порядки. После одиннадцати вечера в вагончик стали заходить посетители, и Витя командным тоном просил молодого «посмотреть там». Егор покладисто выходил наружу и ждал, пока посетитель не уйдёт. Что происходило в его отсутствие, он догадался по запаху в бытовке, Витиным зрачкам и глупой его весёлости, но не спорить же с человеком под кайфом?
На следующую смену он проигнорировал первую же просьбу выйти, иронично глянув на напарника – а то что? Витёк налился грозной суровостью, а гость, благодушно улыбнувшись, сказал:
– Да ладно тебе, пусть сидит. – И спокойно принялся начинять папиросу.
Подорвал, сделал несколько затяжек и протянул Егору. – Будешь?
Приморский паренёк хоть и не курил сигареты, но уж её-то родимую попробовать успел, и отказываться, конечно, не стал. По сравнению с деревенским составом, эта показалась грузинским чаем, даже не понятно, с чего это так Витьку прёт. Гость покурил, поболтал пару минут ни о чём и ушёл, Егор спросил Витю, не хочет ли он ему что-нибудь объяснить. Тот в ответ только глупо захихикал.
Всё обоим было ясно – Витя приторговывает травой на рабочем месте, а Егор может пострадать просто ни за что, разбираться в случае чего никто не станет. Беда в том, что Витя считал это неизбежным злом в том смысле, что Егору остаётся лишь смириться. Сергей Валерьевич, оказывается, в курсе и не против! Совсем-совсем! Настолько не против, что сам же отраву и поставляет.
Егор понял, что задерживаться здесь опасно, хотя найти эту подработку удалось чудом – без местной прописки больше нигде не брали. За комнату как раз хватало бы заработка со стоянки, а на жизнь Егор зарабатывал на авторазборке слесарем и разнорабочим. Но свобода дороже, в тюрьму из-за чужих делишек не хочется категорически – Егор так и сказал. Витёк намёк понял и тут же принялся расписывать радужные перспективы плодотворного сотрудничества. Да так увлёкся, что уже третий месяц не может остановиться.
С недавних пор Егор стал отмечать изменения. Самого Егора даже деревенская трава никогда не брала, как сверстников, он за ней не тянулся и ничего особенного не испытывал, но и Витя отчего-то стал относиться к ней прохладно, лишь вынужденно разделяя с покупателями традиционную папироску. Месяц назад он впервые предложил попробовать что-то «посерьёзней». Егор, конечно, отказался, Витёк не навязывался, но время от времени предложения повторялись. Было совершенно ясно, что он уже попробовал это что-то «посерьёзнее», крепко подсел, и ему просто нужен потребитель, чтоб самому очередная доза стоила дешевле.