Просто забудь меня

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Энтони

Почти целую минуту я таращусь на Роба, и из моего рта выходит длинный тянущийся звук «э-э-э».

– Ты завис? – Друг хлопает меня по плечу, и мой рюкзак соскальзывает с плеча и падает на пол.

Все в раздевалке поворачивают головы и смотрят на нас. Я быстро поднимаю рюкзак и понижаю голос, чтобы нас никто не смог расслышать.

– Что?

Сначала Роб смотрит на меня удивленно, но затем начинает ржать.

– Вот так девчонки и делают. В одну секунду ты вдруг становишься чьим-то парнем и узнаешь это от других, – с умным видом заявляет он.

Ничьим парнем я становиться не хочу. По крайней мере, сейчас. Что происходит?

Я открываю рот, но в раздевалку входит тренер Солтерс и громким басом прекращает шум.

– Рой, что с лицом? – обращается ко мне тренер. – И почему на тебе еще нет формы? Пошевеливайся!

Роб все еще хихикает, пока мы быстро натягиваем на себя форму. Плюхнувшись на скамейку, я зашнуровываю коньки, хлопаю по щиткам, проверяя, надежно ли завязал, но думаю только о том, что сказал мне Роб. И мне это не совсем нравится.

Вчерашний поход в кино с Ингрид породил немало слухов в школе. Мы всего лишь посмотрели фильм, а народ в школе уже думает, что мы встречаемся. Ну, наверное, так думают. Потому что Ингрид считала это свиданием.

А я нет.

И как мне это ей сказать? Блин, почему все так сложно?

Нет, меня устраивает мысль, что я ей нравлюсь. Ну а кого такая мысль не устроит? Но я предпочитаю все же самому решать по поводу статуса своих отношений с кем-либо.

Всю тренировку я выматываю себя, стараясь придумать, как бы все сказать Ингрид. Может, все не так, как мне кажется. День в школе был привычным, совместных уроков у меня с Ингрид не было, поэтому мы мало пересекались, за ланчем она сидела с девчонками, а я с командой. Она улыбнулась и помахала. Все было как обычно.

Возможно, я болван.

– Фойри, отличный бросок с синей линии. Олсен, смелее в прессинге. Рой, – палец тренера указывает на меня, – поберег бы клюшку.

Я опускаю голову на свою серебристую клюшку «Игл Талон» и киваю. Намек понят. Я лупил по шайбе, как ненормальный.

Зимой ребята из школы Досон-Крик после каждой тренировки топают прямо в коньках в блинную «Маки» и там же снимают форму, а уже потом снова идут в школу, чтобы принять душ и переодеться. Но в большинстве случаев все едут сразу же домой.

Сейчас, когда еще школьная хоккейная коробка не залита, наши тренировки проходят на небольшой ледовой арене Досон-Крик, лед которой расписан по секундам. Поэтому прежде чем уйти, мы как нормальные люди принимаем душ, и по традиции отправляемся в «Маки».

В блинной пахнет просто божественно. Владелец «Маки» – мистер Маккинли – приветствует нашу шумную толпу взмахом руки. Два передних столика уже заставлены дымящимися порциями блинчиков. За одним из столиков сидят три девушки, одна из которых Ингрид. Увидев меня, она улыбается и активно жестикулируя, подзывает к себе.

Я чувствую неуверенность, и это меня раздражает. До того, как Роб спросил меня в лоб о том, правда ли, что мы теперь с Ингрид вместе, я старался всерьез не задумываться о том, что ей нравлюсь. Ведь где-то внутри меня все еще остались чувства к Эйв, которые напоминают о себе каждый раз, когда я смотрю на свое левое запястье. Встречаться с другой девушкой слишком рано для меня. Особенно с Ингрид.

– Налетай, пока горячие, – говорит она, когда я подхожу к столику.

Я бросаю рюкзак на кожаное сиденье и плюхаюсь напротив девчонок. От вида горки дымящихся блинчиков, политых шоколадом, мой рот наполняется слюной. И я уже забываю обо всем на свете, когда налетаю на эту горку.

Нам с Ингрид не удается поболтать, так как другие девчонки – Корин и Мередит – покидают наш столик, но присоединяются остальные парни, и начинается громкое обсуждение тренировки и смех вперемешку со звуками стука вилок о тарелки.

Я чувствую на себе взгляд Ингрид. Она ковыряется в своей порции вилкой и выглядит немного сконфуженно. Мне не обязательно быть ослом, поэтому, когда я нахожу момент отвлечься от разговора с парнями, обращаюсь к ней:

– Я думал, ты любишь с шоколадом.

Ингрид смотрит на свою порцию блинчиков, покрытых сиропом, и пожимает плечами.

– О, – отвечает она, и улыбка медленно расползается по ее лицу. – Не всегда.

Я запихиваю в рот очередной блинчик и специально медленно жую. Как поход в кино мог стать такой проблемой? Мы даже не целовались.

– Нужно домой, – гладя себя по животу, с улыбкой говорю я. – Я завалил тест у Пратт. Нужно подготовиться к пересдаче.

Это паршиво, не говоря уже о том, что мама почти неделю пытается посадить меня перед собой, чтобы обсудить мое будущее. Я уже определился с профессией, но не с колледжем, в котором буду ее получать. Уже ноябрь, поэтому тянуть уже некуда.

– Я бы могла тебе помочь подготовиться, – предлагает Ингрид.

Такого предложения я точно не ожидал. Замерев на секунду, я прячу дискомфорт за очередной широкой улыбкой.

– Тебе не понравиться со мной возиться, потому что я часто ною и постоянно ем, когда занимаюсь. Но спасибо.

Это, конечно, неправда. Я только что соврал, причем очень глупо, и от меня не ускользнул внимательный и странный взгляд Роба, сидящего рядом со мной.

Ингрид явно удивленная моей тупой отмазкой, наблюдает, как я поднимаюсь из-за стола и хватаю рюкзак.

– Ладно, до завтра?

Я снова слишком широко улыбаюсь ей.

– Да, до завтра.

После шумихи, вызванной бесконечными «пока, бро» – «увидимся в школе, бро» и сбора со всех денег, чтобы расплатиться с Маккинли, я наконец-то выхожу на улицу. Но даже не успеваю дойти до своей машины, так как следом за мной появляется Роб.

– Подкинешь меня? – И не дождавшись ответа, идет к моей машине и открывает пассажирскую дверь.

– Без проблем, – бормочу я.

Выехав с полупустой парковки, я поворачиваю «форд» в направлении улицы, на которой живет Роб. Это совсем недалеко от моего дома и от центра города.

– Ну и что это было? – не теряя времени, интересуется Роб, когда я выезжаю на дорогу.

– Что именно? – отзываюсь я, прекрасно понимая, что он имеет в виду.

На мой ответный вопрос Роб лишь скептически приподнимает брови. Сдавшись, я тяжело вздыхаю:

– Мы не встречаемся.

– Это я уже понял, – отвечает Роб с легкой улыбкой. – Но, кажется, Ингрид не совсем в этом уверена. Хотя думаю, после твоего тупейшего спектакля, она в этом убедилась.

Его слова снова вызывают у меня очередной вздох. Ладно, я не паинька, но я всегда старался вести себя с девушками не как большинство моих одноклассников в Ньюмаркете. Я мог грубо ответить, если был на что-то зол, но «шлюхой» я точно никого не назову. Я мог посмотреть на другую, всего лишь оценив привлекательность, но никогда бы не смог изменить. Наверное. Не уверен в своей моногамности, но считаю, что изменять это глупо. Тем более, постоянно.

Что-то слишком далеко меня увели мысли.

Проще говоря, с девушками стараюсь быть душкой. Надеюсь, у меня это получается. Но не сегодня.

– «Часто ною и постоянно ем, когда занимаюсь», – со смехом изображает меня Роб.

– Заткнись, – я отнимаю одну руку от руля и кулаком ударяю его в плечо.

Но не могу и сам сдержаться от смеха. Я веду себя ну очень по-взрослому, стараясь отделаться от красивой девушки. Конечно, это глупо. Ведь… что мне мешает на самом деле?

Видимо Роб думает о том же.

– Что тебе мешает? – На его лице уже нет и тени улыбки.

Ответ лежит на поверхности, но мне сложно его озвучить.

– Понятия не имею.

Роб молчит несколько секунд и смотрит на дорогу.

– Конечно, имеешь, – вдруг резко говорит он.

Из всех моих новых друзей Роб, наверное, единственный, с кем можно просто поговорить. Без сомнения, Ноэль мой лучший друг, которого у меня и не было в старой школе. За своих друзей он разорвется на части и сделает все что угодно. Но серьезные разговоры – это не его конек. Мы разговаривали серьезно, когда я начал встречаться с Эйв, и после, когда оба наглотались слишком много пива. Иначе бы мы не стали лучшими друзьями.

Парням сложнее обсуждать что-то слишком серьезно, при этом не показаться слабаком друг перед другом. Эти все кривляния, типа «я крутой и меня ничего не волнует» в духе Бретта. С Робом можно что-то обсудить и не нарваться на издевки. Поэтому после отъезда Ноэля, я теснее и охотнее общаюсь с Робом.

– Да, наверное, – неуверенно бормочу я.

Друг переводит взгляд с меня на лобовое стекло, затем снова на меня.

– Это ведь из-за Эйвери?

Я стискиваю челюсть, стараясь не слишком напрягаться. Мне не совсем понятно, что именно он имеет в виду.

Боковым зрением я замечаю пристальный взгляд Роба. Что-то я начиню передумывать по поводу серьезных разговоров. Может включить Ноэля и отшутиться? Или Бретта и сказать: да мне пофиг.

Но вместо этого я включаю себя.

– Не уверен, но думаю, что да.

Это абсолютная правда. Не уверен, но думаю, что да. Я вообще сейчас ни в чем не уверен. Нахожусь в каком-то плавающем режиме. Весной я говорил, что вообще ничего не хочу, кроме как играть в хоккей и слушать любимую музыку. А теперь я еще и ни в чем не уверен.

Болван.

– Думаешь, она… – Роб не решается продолжить. – То есть, ну ты понимаешь. Снова сделает что-нибудь, если вы с Ингрид начнете встречаться?

Оторвав взгляд от дороги, я всего секунду смотрю на него. Когда я ответил, что не уверен, что это из-за Эйвери, я не имел в виду то, что имеет в виду он. Это вообще все слишком запуталось. Да, я испытываю вину, но осознаю, что проблемы Эйвери стали намного глубже того, что мы расстались. Не думаю, что я имел для нее такое огромное значение, чтобы она…

В ответ я качаю головой, все еще раздумывая над тем, что сказать вслух. Я думал, он предположит, что я избегаю Ингрид, так как все еще думаю об Эйви.

Роб уже заметил, что своим вопросом заставил меня вжаться в воротник куртки.

– Ладно, чувак, извини.

Я расслабляю плечи и стараюсь сосредоточиться на дороге.

– Всё нормально.

Роб качает головой и хватает в руки свою сумку.

– Ну да ладно. Предположим, что Ингрид тебе не нравится.

В его голосе послышалась улыбка, поэтому я расслабляюсь еще больше.

– Ага, предположим, – с улыбкой отвечаю я и останавливаю машину на обочине напротив дома Роба.

Он усмехается и, выскочив на улицу, бросает мне на ходу:

– Ингрид всем нравится.

С этим я поспорить не могу, поэтому лишь снова киваю и машу ему на прощанье. Примерно минут через десять я уже возле дома, но все еще не выхожу из машины. Выключив зажигание, я сжимаю левую руку в кулак и смотрю на свое запястье. Это место буквально горит. Под черной буквой А, умело замаскированной формой звезды, проступают вены, когда я сильнее сжимаю кулак.

Парень, который делал нам эти татуировки, пошутил, что если мы расстанемся, то сможем просто делать вид, что эта буква начало наших собственных имен.

Да, мы можем. Но я никогда не смогу внушить себе это. Эта звездочка всегда будет напоминать мне Айву, имя которой я ввел под свою кожу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Эйвери

Замерев в дверном проеме, я слежу за ходом разговора папы и Ноэля. Из динамика раздаются лишь знакомые восторженные возгласы, на которые папа отвечает короткими «ага», «молодец, сынок» и еще несколькими неоднозначными ответами.

Пока я решаюсь, подняться ли мне снова наверх или все же проскользнуть на кухню, папа меня замечает.

– О, здесь Эйви, хочешь поговорить с ней?

Зря он это спросил. Мое сердце громко бьется, зная, что Ноэль придумает какую-нибудь отговорку. Сейчас он отчаянно ищет пути отступления, мотая в разные стороны головой.

– О, ну хорошо, – произносит папа и бросает на меня взгляд полный сожаления. Как будто я удивлена.

Я больше не расстраиваюсь на этот счет. Ноэль не хочет говорить со мной, и я это приняла и смирилась. Случилось то, чего мы боялись, когда наши родители развелись. Теперь мы в разных командах.

Завершив вызов, папа кладет телефон на кофейный столик.

– У него тренировка, Эйви.

Я поднимаю взгляд на папу и киваю головой, стараясь избежать его взгляда.

– Да, ясно. Я сегодня хочу лечь раньше. Ничего если пропущу ужин?

– Но… – пытается возразить папа.

– Я сделаю сэндвич из индейки прямо сейчас, – говорю я убедительно.

Мне надоело, что теперь я должна составлять отчет обо всем, что собираюсь сделать. Даже о самом незначительном. Например, даже о том, что я собираюсь просто лечь пораньше спать.

Но такова цена за совершенную ошибку. Но я до сих пор не могу убедить себя в том, что это действительно была ошибка, как говорят все вокруг меня.

– Хорошо, – с улыбкой сдается папа.

Доктор Бордман предупреждал, что от таблеток, которые он мне прописал, будет проявляться сонливость. Но я слишком часто этим пользуюсь, чтобы лишний раз побыть в одиночестве.

Cделав себе сэндвич, я несколько секунд смотрю на него в нерешительности. Затем осмотревшись, я выбрасываю его в мусорное ведро, стараясь запихнуть подальше.

В своей комнате я тщательно готовлю одежду, которую надену завтра в школу. По большей части она никак не нуждается в такой щепетильной подготовке, так как мой гардероб состоит в основном из больших толстовок и худи, брюк и джинсов, которые мы покупали вместе с Мелиндой.

В действительности я убиваю время. Оно кажется бесконечной чередой секунд, превращающихся в минуты, часы и сутки. И мне иногда нечем заполнить то пустое пространство, когда я не сплю, не делаю уроки и не лежу, уставившись в потолок.

Стоять у шкафа больше двадцати минут уже бессмысленно, поэтому я закрываю его и ложусь на кровать. Лежащий рядом телефон горит непрочитанным сообщением, и я больше чем уверена, что это мама написала мне одну из десятка смс, которые она пишет мне за день. Она приезжала весной и находилась со мной столько, сколько смогла. Не знаю как, но папе удалось ее убедить, что со мной все будет в порядке и сейчас ей нужно быть рядом с Ноэлем.

Я лежу так около двух часов, наблюдая за тем, как сумерки за окном медленно превращаются в ночную темноту. Периодически около моей спальни останавливается папа или Хелен. Убедившись, что я «сплю», они уходят. Дверь в свою спальню мне нет смысла закрывать. Наверное, папа вообще подумывает ее снять.

Время слишком рано и мне не хочется спать, поэтому я беру в руки свой телефон и отвечаю спящим эмодзи, на сообщение от мамы, чем я занята. Она тут же желает мне сладких снов, и экран моего телефона снова тухнет от тишины. Совсем недавно он, не прекращая, издавал сигналы от пришедших сообщений из чатов и соцсетей, от поставленных лайков. Сейчас этого в моей жизни нет, так как я не помню, когда в последний раз хотя бы просматривала ленту в «инстаграм».

Поколебавшись, я снимаю блокировку с телефона и пристально на него смотрю. В нем до сих пор плей-лист, который для меня сделал Энтони. Снова заблокировав, я почти бросаю телефон на тумбочку и прижимаюсь лицом к подушке.

Тишина лучше.

***

После уроков меня ждет Хелен и везет к доктору Бордману. В приемной секретарша снова предлагает вкусные печенья, от которых я не отказываюсь. Хелен остается ждать, так как сегодня у меня одиночный прием.

Мне больше нравится, когда мы посещаем доктора Бордмана втроем. Там я по большей части отмалчиваюсь, а когда одна, мне приходится говорить. Причем постоянно.

– Привет, Эйвери, – при виде меня доктор широко улыбается и жестом приглашает в свой кабинет.

– Привет, док, – отвечаю я и плюхаюсь в кресло, стоящее напротив широкого окна, вид которого выходит на задний двор коттеджа.

Если рассуждать обо всем, что происходит на данный момент в моей жизни, то глупо на что-то жаловаться. Да, мне не нравится чрезмерное внимание и эти сеансы. Но должна признаться, я стойко их терплю, что говорит о многом. Например, о том, как сильно я изменилась. Будь я прежней, я бы перед каждым сеансом закатывала истерику.

– Ну, как настроение? – Доктор Бордман садится в кресло напротив и кладет на колени блокнот. Водрузив на нос очки, он с улыбкой, но очень проницательным взглядом смотрит на меня.

И кстати, он мне нравится. Я по-прежнему не хочу с ним говорить, пытаясь убедить его, как и всю свою семью, что я в порядке, но доктор мне нравится. Он сторонник неформального общения, поэтому предложил обращаться к нему, как мне удобно.

Но что бы он ни делал, как бы ни старался показаться моим другом, мы оба знаем, по какой причине я здесь.

– Отлично. Выспалась, – двумя словами отвечаю я.

Есть еще плюс, который я нашла в этой ситуации и стараюсь радоваться даже этому. Доктор Бордман каждую неделю отправляет отчет о моем состоянии школьному психологу, поэтому мне не приходится посещать еще и его. Сомневаюсь, что я бы выдержала еще одного чужого человека, интересующегося моим настроением.

– Прекрасно, – бормочет доктор Бордман и пробежавшись глазами по исписанному листу в своем блокноте, снова расплывается в улыбке. – Мне нравится твоя прическа.

Закатив глаза, я откидываю голову на спинку кресла.

– Серьезно? – в моем вопросе тонна скептицизма. Вдобавок к этой тонне я поднимаю свою бирюзовую косу, кончики которой уже секутся от краски. И вообще эта коса заплетена слишком неряшливо.

Бордман смеется, наблюдая за мной.

– Это был сарказм, Эйви.

– О, ну конечно, сейчас вы именно так и скажите. Вы такой предсказуемый.

Он снова смеется, и мои губы тоже непроизвольно приподнимаются в крошечной улыбке. Док ее замечает.

– Тебе нужно чаще улыбаться, – уже серьезнее говорит он.

Я киваю, а он вздыхает.

– Ладно, хорошо. Давай поговорим.

– Ладно, хорошо, – повторяю я, устраиваясь поудобнее в кресле.

Доктор Бордман пару секунд изучает мое лицо.

– Тебе нравятся мои сеансы?

Мне хочется снова улыбнуться, но улыбка как-то не выходит.

– Да, – отвечаю я.

– Но ты до сих пор не понимаешь, что ты на них делаешь, правда?

Я киваю.

– Когда я увидел тебя впервые, ты даже не смотрела на меня. Теперь ты почти улыбнулась.

Какой прорыв.

Пожав плечами, я жду следующего вопроса.

– Сегодня ты с кем-нибудь говорила в школе, кроме учителей?

Этот вопрос он задает мне тогда, когда видит, что я более или менее расположена к его болтовне.

– Нет, мне было не до разговоров.

Со мной никто не говорит. Или я ни с кем не говорю. Такой расклад.

Розали и Ингрид помирились. Розали теперь сохнет по моему брату. Кара начала встречаться с Бреттом. Грейс окончательно порвала с Коулом. Я в курсе новостей, потому что хожу в школу.

О, и еще кое-что…

– Ты же понимаешь, что должна? – мои мысли прерывает очередной вопрос доктора Бордмана.

– Нет, не понимаю, – сцепив пальцы в замок, я слегка наклоняюсь вперед. – Почему я должна?

– Ты не хочешь стать прежней?

– Нисколько.

– Это не плохо, – качая головой, говорит доктор. – Но общение с людьми даст тебе больше уверенности в себе. Ту, которая у тебя была до этого.

– Не могу с вами согласиться, док.

– Ну, хорошо. Мы к этому еще вернемся. Может, расскажешь мне, с какими мыслями ты проснулась утром, может, у тебя были какие-то планы? Мы сейчас не говорим о колледже, всего лишь о незначительных деталях. Например, ты хотела сегодня поесть что-то определенное или что-нибудь купить?

– Эм, нет, – честно отвечаю я. – Был обычный день. Я кстати очень хорошо подтянулась в учебе, но уверена вы в курсе.

Док снова улыбается.

– Конечно. И ты умница. Но тебе нужно направить всю эту деятельность в другое русло.

Я снова откидываюсь в кресле.

– А вы говорили, что мы сейчас не говорим о колледже, – со вздохом произношу я.

– Не сегодня? – уточняет доктор Бордман.

Я качаю головой.

– Не сегодня.

Он молчит примерно минуту. Я тоже сохраняю тишину.

– Мне не нравится твое безразличие, Эйвери, – нарушает тишину док. – Давай мы поговорим об этом. Немного.

Всего лишь на несколько секунд я ощущаю панику. Но быстро беру себя в руки, подняв глаза.

– Я пытаюсь, – слишком тихо отвечаю я.

Но доктор Бордман слышит, поэтому поддается вперед и на его лице отчетливо отображается понимание.

– Ты должна пытаться сильнее, Эйви.

– Я пытаюсь, – повторяю я. – Пытаюсь… что-то почувствовать. Но пока не получается.

Честно говоря, я немного в шоке от своей откровенности, но думаю, доктор Бордман как никто другой заслужил ее от меня.

– Можешь привести пример? – осторожно просит он.

Я не смотрю на него, когда начинаю рассказывать:

– Сегодня в школе во время ланча я услышала, как кто-то говорил о том, что мой бывший парень встречается с моей бывшей лучшей подругой.

Звучит по-детски, а банальщина в этом предложении просто режет слух.

– И что ты почувствовала?

Я слишком долго раздумываю над этим вопросом, прежде чем пожать плечами.

– Ничего.

– Но если ты это сказала, – настаивает доктор Бордман, – значит, тебя это волнует.

– Нет, я просто привела пример.

– Это может заставить тебя чувствовать.

– Чувствовать боль и обиду? – слишком громко говорю я.

Почему именно это? Я не хочу возвращаться к тем мыслям, которые выстраивались в моей голове в очередь.

– Именно от этого я и хотела избавиться и сделала это, – продолжаю я уже тише.

Доктор Бордман молча делает пометки в своем блокноте.

– Тогда не думай об этом, – закончив, говорит он. – То, что заставляет тебя чувствовать боль и обиду, не должно занимать твои мысли.

– Но мы вернемся к этому, так? – интересуюсь я.

Он пожимает плечами.

– Если ты захочешь.

Не захочу. Не хочу быть той девочкой, о которой думают так, как думают они. Так, будто для такой как я, разрыв с парнем может значить слишком многое. Это не так. И близко не так. Просто это случилось в неподходящее время и всего-то.

Доктор замечает, как я тереблю рукав толстовки в районе левого запястья. Заметив то, что он заметил, я оставляю в покое рукав и опускаю глаза.

– Я дам тебе домашнее задание, – бодро заявляет доктор Бордман.

Я удивленно вскидываю брови.

– Вы серьезно?

Он кивает и указывает в мою сторону ручкой.

– Покрась волосы, освежи цвет, он слишком потускнел.

Невесело усмехнувшись, я хватаю свою косу.

– Правда?

Моя заинтересованность волосами не пропадет даже в гробу. Слава богу, у меня хватает ума не сказать это вслух.

Доктор Бордман, видимо, давно прощупал те места, на которые на меня можно надавить.

– Правда-правда.

Я знаю, что он делает, но спорить не собираюсь.

– Будет сделано, – заявляю я.

Он удовлетворенно кивает.

– И еще кое-что.

– Что?

– Послушай музыку. Прогуляйся по парку или торговому центру и послушай музыку.

Мне не составляет труда понять, что он хочет. Думает, что гуляя и слушая музыку, я захочу вылезти из своего кокона.

– У меня много уроков, – пытаюсь возразить я.

– Сделай это, Эйви.

***

Уже в машине я прошу Хелен оставить меня возле стадиона, который находится возле начальной школы. Она неуверенно смотрит на меня.

– Зачем?

– Хочу прогуляться. Я недолго.

Но Хелен продолжает свою внутреннюю борьбу. Еще весной я бы жутко разозлилась на нее.

– Доктор Бордман сказал мне прогуляться и послушать музыку. Можешь позвонить и уточнить.

По неуверенному взгляду Хелен, могу точно сказать, что она именно так и сделает.

– Хорошо. – Она останавливает «Крайслер» на пустеющей парковке и наблюдает, как я хватаю с заднего сиденья свой рюкзак.

– Я, правда, не задержусь, – убеждаю ее я.

Хелен кивает, и я захлопываю дверцу. Она уезжает не сразу, но когда все же уезжает, я облегченно вздыхаю. Все же док дал мне хороший совет. Или нет. Пока не уверена.

Уроки давно закончились, поэтому стадион совершенно пуст. Ветер гоняет желтые листья по пустующим трибунам. Я расплетаю волосы и засовываю руки в карманы своего черного пальто. Сделав несколько шагов, я останавливаюсь и медленно вынимаю из кармана телефон и ищу на дне рюкзака гарнитуру.

Ветер треплет мои волосы в разные стороны, но я не обращаю на это никакого внимания. Сначала я дохожу до высокого сетчатого ограждения и пару минут стою, прислонившись к нему головой. Затем, устав от пронизывающего до костей ветра, я решаю спрятаться от него где-нибудь на нижних рядах трибун.

Прошлой ночью был дождь, поэтому на стадионе местами все еще остались маленькие лужицы, по которым я смело топаю в своих кожаных ботинках. Заняв место на трибунах, я вытягиваю ноги и смотрю на них несколько долгих секунд.

Обожаю свою маму.

Когда я покрасила волосы в розовый цвет, она купила мне розовые «тимберленды» и отправила их почтой. А когда она была здесь, мы решили покрасить мне волосы в бирюзовый, и она перерыла все интернет магазины, но нашла черные ботинки, прошитые по подошве выкрашенной бирюзовой нитью.

Это такие мелочи, но безумно приятные.

Все еще глядя на свои ноги, я стараюсь думать обо всем хорошем в своей жизни. Засунув в уши наушники, я открываю приложение с музыкой, которое не открывала несколько месяцев. Открываю плей-лист Энтони.

Сложно здесь найти что-то кроме Linkin Park, но я упорно листаю вниз, так как… знаете, сейчас не самое лучшее время слушать этот голос¹.

На глаза попадается Thousand Foot Krutch, и я включаю их единственную песню в этом плей-листе – The Part That Hurts The Most (Is Me).

Вздрогнув от немного агрессивного начала, я смеюсь сама над собой. Как же я давно не слушала музыку.

Я не слышу свой смех, но вибрация во всем теле говорит мне о том, что я продолжаю. Встав на ноги, снова начинаю расхаживать по стадиону и ставить эту песню на повтор.

Да, я что-то чувствую. Желание вернуться.

Меня это пугает, поэтому смех превращается в слезы. Они катятся по моим щекам, пока я, вцепившись в сетку забора, смотрю на совершенно пустую улицу. Ветер продолжает спутывать мои волосы и заставлять ненавидеть ноябрь.

Вытерев слезы, я бегу по стадиону на парковку и уже там выключаю музыку и швыряю телефон в рюкзак. Ненавижу доктора Бродмана. И зачем я его слушаю?

Обычно, когда я возвращаюсь из школы, то вижу на лицах папы и Хелен заметное облегчение. Я и сейчас его вижу, войдя в дом и быстро махнув Ною, сидящему на диване в гостиной, спешу наверх.

– Эйви, для тебя здесь сюрприз, – останавливает меня папа.

Судя по его лицу, для него это-не-знаю-что тоже сюрприз.

– Мама отправила посылку? – уточняю я.

– Ну-у, – мнется папа. – Можно сказать и так.

Ничего не понимая, я продолжаю таращиться на него, когда из кухни появляется Хелен, а следом за ней еще одна знакомая фигура.

– Привет, детка, – говорит мама, распахивая свои объятия.