Затерянные во времени. Огненная королева

– Почему это? – не выдержала королева.

– Из-за микробов, – неуверенно сказала Роуз.

– Микробов? Что такое «микробы»?

Роуз зажмурилась. Как она могла забыть? На занятиях по естествознанию на прошлой неделе они смотрели под микроскопами на образцы бактерий. Мисс Лафферти сказала, что Луи Пастер обнаружил связь между микробами и болезнями лишь в 60-х годах XIX века. «До тех пор люди знали, что болезни могут распространяться, но не знали сам механизм, с помощью которого они это делали». Мисс Лафферти упомянула, что слово «микробы» – относительно новое.

– Микробы – это такие семена. Вы ведь не хотите, чтобы у вас в ушах были семена из моих ушей, не правда ли?

Ледяное лицо королевы стало абсолютно серым. Она открыла и закрыла рот, как рыбка. Оттуда не прозвучало ни словечка. Затем ее глаза превратились в злые узкие щелочки:

– Как ты смеешь такое предлагать?!

И она сунула наушники обратно в руку Роуз.

Глава 6. Заносчивая!

Как только королева Мария вернула наушники, вошел паж. Опустившись на колени, он объявил дрожащим голосом, который, казалось, срывался через каждые несколько слов:

– Ваше величество, прибыл королевский ювелир, чтобы обсудить с вами изменения для короны, необходимые для вашего комфорта.

Королевский ювелир! Папа! Здесь? Роуз виделась с отцом всего дважды, и теперь он снова здесь.

– Он ожидает вас в королевских покоях.

Королевские покои! Королевские покои! Это еще где? Уайтхолл был слишком просторным дворцом. Придется это выяснить. Возможно, получится проследовать за королевой и ее свитой, пока они будут туда идти. Королева могла видеться с ее отцом, когда захочет, а Роуз вынуждена была пробираться к нему тайком. Что ж, в таком случае она сделает это, если надо!

Вот только Роуз не представляла, что ее отец думал о том же: «Почему я должен придумывать уловки, чтобы видеться с родной дочерью?» Николас Оливер мало что знал об отцовстве, но точно понимал одно: нельзя бояться отыскать собственную дочь, родную плоть и кровь. Он пытался сообщить подруге Роуз, Беттине, о своем предстоящем визите, чтобы та ее предупредила, но не знал, достигла ли ее весть. Он с нетерпением ожидал в покоях вместе с несколькими министрами королевы, которые тоже ждали, когда она подпишет стопку документов и прокламаций.

Роуз тем временем придумала отличный повод, чтобы попасть в покои в нужное время. Королева осталась в синем платье, которое Роуз подшила тем же утром. Ее величество заходила в швейную мастерскую для примерки. Отвлекшись на обсуждение вставки из слоновой кости и наушники, об этом все забыли. Сразу после того, как королева вышла из швейного цеха, Роуз повернулась к Саре и охнула:

– Боже правый! Я оставила булавки в рюшах на спине. Они могут исколоть ее величество. В какой стороне находятся королевские покои?

– Выйди, поверни налево, в коридор у портретной галереи, затем в конце еще раз налево и через двор. Если побежишь, то сможешь их догнать.

До покоев было как минимум четверть мили. Когда она ворвалась туда, полдюжины людей с изумлением обернулись на раскрасневшуюся молодую девушку.

Она тут же упала ниц:

– Простите, ваше величество, но в платье еще остались булавки. Молю вас, не садитесь! Просто повернитесь, чтобы я смогла добраться до рюш.

Послышались смешки, так как почти все присутствующие представили, как жесткой, капризной старой королеве в зад впились булавки. Николас Оливер в самом деле едва не разразился смехом, ибо он был единственным человеком в покоях, который понял, что это полная чушь. «Какая у меня умная дочь!» – подумал он, не в силах оторвать глаз от Роуз. Та опустилась на колени, осматривая заднюю часть платья, успев подмигнуть отцу, сказав этим, что они встретятся после собрания. Теперь ее прятали пышные юбки платья, и никто не видел, что она просто притворяется, будто вынимает булавки. У нее хватило ума надеть на запястье игольницу, чтобы втыкать в нее невидимые иглы.

– Готово! – сказала она поспешно и встала с колен.

– Надеюсь, ты вытащила все, – мрачно произнесла королева.

– Все до единой, ваше величество.

– Тогда ты свободна.

Роуз двинулась к выходу и, когда проходила мимо отца, споткнулась… совсем чуть-чуть. Отец поймал ее за локоть. «Боже мой, – думала она, – все как тогда, в столовой, только Марисоль не притворялась, что споткнулась. Она действительно упала. И так случилось потому, что кто-то дал ей подножку. И этот кто-то – скорее всего, Динь-Динь!» Роуз вдруг поняла это.

– У конной гвардии, у кузнечного двора, – прошептала она, пока отец помогал ей встать на ноги.

* * *

Четверть часа спустя она услышала шаги по брусчатке и выглянула из-за угла, возле столбов, где кузнец обычно привязывал лошадей, чтобы подковывать. У столбов не было ни единой лошади. Двор был совершенно пуст, лишь иногда раздавалось ржание одной из десятков лошадей в конюшнях.

Она затаила дыхание. Отец был высоким мужчиной, и под небольшим углом солнца позднего полудня его длинная тень падала на брусчатку кузнечного двора.

– Папа! – позвала она тихонько. Шедшая тень остановилась, и Роуз побежала по двору, перепрыгнув через тень к нему в объятия. Грубая ткань его колета^[7] врезалась ей в щеку, послышался знакомый аромат розмарина. Он всегда носил веточку травы в жилете в честь ее мамы, которую звали Розмари.

– О, папа!

– Рози! Рози!

– Папа, вернись со мной.

– Но как?

– Думаю, я сумею как-нибудь в этом разобраться. Я имею в виду, что я же как-то перехожу. И ты тоже можешь.

Они уже однажды говорили об этом, но отец мешкал. Как ему влиться в общество, которое живет на пятьсот лет позже него? Как ему там освоиться? Роуз почувствовала, что у него в голове и сейчас пробегают те же мысли.

– Папа, ты до этого говорил, что пойдешь со мной даже туда, где заканчиваются время, пространство и место, что пересечешь океаны и границы между столетиями и между Кентукки и Индианой, или Огайо, или Мичиганом. Это твои точные слова.

– Знаю, дорогая. Знаю, и я был серьезен, но сейчас очень опасные времена. Тебя здесь не должно быть. Худшее еще впереди.

– Я знаю, папа! Лучше тебя знаю, что будет дальше.

В этот момент во двор вошел кузнец, ведя за собой большого боевого коня.

– А ну-ка прочь от столбов, если не хотите, чтобы я вас приковал! – закричал он.

– Нас не должны видеть вместе, – быстро сказал отец. – Но, милая моя девочка, тебе надо вернуться, и быстро. Здесь слишком опасно.

Не было смысла спорить с отцом тут, на кузнечном дворе. Роуз отступила, сунула руки в глубокий карман на платье и скрестила пальцы.

– Как скажешь, папа.

– Правда? – Он пристально посмотрел на нее. Трудно было догадаться, о чем он думал. – Ты врешь ничуть не лучше, чем твоя мама.

На его лице мелькнула улыбка, и глаза засверкали, как будто он вот-вот рассмеется:

– Очень умно с твоей стороны придумать эту уловку с булавками. Булавками, впившимися в зад как занозы!

– Что поделать, – Роуз пожала плечами, – она довольно заносчивая.

– Это такой каламбур? – спросил отец. Роуз заметила, что он не совсем понял.

– Полагаю, да, – ответила Роуз. – Ну, знаешь, самодовольная. Высокомерная. Заносчивая!

– Полагаю, сей каламбур как раз по моде двадцать первого века.

– Может быть, он не такой уж и новый. Думаю, это выражение существует уже давно.

– Как и я. – Николас Оливер вздохнул.

– Папа! Ты выглядишь не старше сорока пяти, честно.

– В твоем времени мне будет пятьсот сорок пять.

– Нет, ни на день больше. Так ты пойдешь? – спросила Роуз.

– А ты уйдешь? – поинтересовался он в ответ.

– Прочь с дороги, оба! Этот жеребец спесивый! – вновь крикнул кузнец.

Они спланировали встретиться снова на следующий день, если выпадет возможность.

Как Роуз уснуть этой ночью?! Она так волновалась! Просто необходимо было убедить отца отправиться в ее время. Девочка точно знала, что бабушка его полюбит. Вместе они придумали бы, как… как… вписать его в свой век. В этом она не сомневалась.

Глава 7. Вечно молодая

Сара и Роуз делили крошечную спальню под карнизом в Йорк-плейсе Уайтхолла. Йорк-плейс был сердцем этого роскошного дворца. Его строили как дом мечты Генриха VIII и Анны Болейн, пока той не отрубили голову. Королева Мария пребывала в восторге от этой бесконечной роскоши. Разбитая мечта мачехи, которую Мария на дух не переносила. Роуз это казалось абсолютным сумасбродством. Но такой уж была королева – у нее в голове творился сумасшедший дом, если бы они уже существовали в то время. Ее мстительности в отношении Анны Болейн не было конца и края.

– Чем не счастье? – спросила Сара, надевая ночную сорочку и спальный чепчик. Она наклонилась к крохотному зеркальцу, которое висело над умывальными чашами. – Ты только погляди на нас. Вот мы с тобой уже швеи при королеве, а теперь еще и с двумя умывальниками и зеркалом. У нас есть статус, Роуз. Статус.

Роуз повернулась к ней так, что в зеркале отразились лица обеих.

– О господи! – охнула Сара.

– Что такое?

– Кажется, морщинка.

– Смешно, – ответила Роуз. – Ты еще недостаточно взрослая для морщин.

– Что ты имеешь в виду? Мне почти тридцать.

– Нет, не тридцать.

– Двадцать восемь.

«Как такое может быть?» – задалась вопросом Роуз. Но внезапно ее как молнией ударило. Саре и было двадцать восемь. Когда Роуз впервые появилась в Хэтфилде и они обе служили Елизавете, Саре было восемнадцать. Год тогда был 1544-й, и для Сары прошло почти десять лет. Шел 1553 год. Надо бы аккуратнее прощупывать почву. И, пока она это обдумывала, Сара сказала:

– Ты только посмотри на себя, Роуз. Ты ни капельки не изменилась с тех пор, как впервые сюда приехала. Никаких морщинок, лишь прыщики то тут, то там. Я думала, ты их уже переросла. – Она вздохнула. – Ты кажешься вечно молодой.

– О… э… уверена, возраст догонит меня, когда я меньше всего буду об этом подозревать. – Роуз выдавила из себя смешок.

– Ну, пора поспать. Завтра нас ждет третье платье для пиршества. – Сара снова вздохнула. – Сплошная радость ей служить. – И она повернулась на другой бок.

– Кому?

– Королеве, конечно.

Радость служить. Она, должно быть, чокнулась!

– Я очень за нее волнуюсь. За ее здоровье. Оно такое слабое! А сама королева такая худенькая.

– Как думаешь, у нее расстройство пищевого характера?

– Что? О чем ты говоришь, Роуз? Я никогда о таком не слышала, что еще за расстройство пищевого характера?

– Не бери в голову.

– Просто мне интересно, не слишком ли она хрупкая, чтобы разродиться ребенком?

– Думаю, сначала она должна разродиться мужем.

– Роуз! – Сара села прямо на постели. – Какой кошмар. Что ты такое говоришь?

– Я имею в виду, ей нужно выйти замуж. Ребенку расти одному – не сахар.

Уж я-то знаю. Вот поэтому я здесь, чтобы снова увидеться с отцом, ведь мама, мой единственный родитель, умерла.

– Роуз! – Сара хихикнула. – У тебя такой странный взгляд на вещи. Ей подыскивают супруга.

«Это преуменьшение года!» – подумала Роуз. Кстати, об охоте на женихов: одна уже состоялась. Об этом судачили по всему дворцу. Ходили разные слухи о том, кто мог претендовать на руку королевы Англии. О Карле V, императоре Священной Римской империи, потом о его двоюродном брате Филиппе, принце Испанском, – поговаривали, что его популярность при дворе растет. А Эдвард Куртене, граф Девон, представлялся Роуз настоящим слизняком, хотя остальных она никогда не видела.

– Я лишь говорю о том, что лучше завести мужа, прежде чем рожать детей.

– Твои слова возмутительны, Роуз. Конечно, у нее будет муж, они будут жить долго и счастливо и нарожают кучу детишек.

«Но вопрос не в том, – подумала Роуз, – сможет ли королева Мария вы́носить ребенка, а в том, сможет ли супруг королевы Марии вынести ее саму».

Вскоре она услышала мягкий храп Сары. Хотелось, чтобы здесь была Фрэнни и чтобы отец вернулся с ней! Он тут, в Лондоне, в Уайтхолле, но она никогда не чувствовала себя настолько брошенной… Одиночество, как ей казалось, напоминало непроницаемую каменную стену, которая росла вокруг человека, отрезая его от всего остального.

Роуз вдруг поняла, что видела или чувствовала это одиночество в Марисоль, ее больших блестящих карих глазах. Почему Марисоль выстроила вокруг себя стену? Теперь Роуз была уверена, что Дженни, она же Динь-Динь, специально подставила ту подножку. Вероятно, это часть ритуала посвящения в Злых Королев XXI века, спецподразделение гнева и разрушения. Остальным всегда приходилось проявлять себя. Они поступили так же с Сибби Хуанг, когда заставили ее испортить коньки Джо. Но Сибби, к счастью, поняла, насколько ужасны они были и насколько ужасной становилась она сама. И больше к ним не подходила.

Роуз о стольких вещах не могла поговорить с Сарой, но могла с Фрэнни. Что подумает Сара, ответь ей Роуз, что она, естественно, никак не изменилась? Видишь ли, Сара, я действительно не стала старше с тех пор, как ты в последний раз меня видела. Максимум на несколько минут. Но она не могла ничего такого произнести.

А Фрэнни знала все ее секреты потому, что тоже была путешественницей во времени. Знала, откуда взялась Роуз, пыталась помочь найти ее отца. Фрэнни никогда ее не предала бы. Карлица Беттина тоже знала, кто отец Роуз, но не путешествовала сквозь эпохи. Беттина была хорошей женщиной. Она передала Роуз то самое послание, велела ей в полночь пойти в сад Хэмптон-Корта, чтобы встретиться там с отцом в окружении дамасских роз. Это был первый раз, когда они увиделись. А еще Беттину королева Мария украла у своей сестры Елизаветы ради собственной потехи. Было совершенно ужасно думать, что карликов при дворе считали предметами развлечения.

Роуз вспомнила о сцене в швейной мастерской, когда вошла королева, как ее ошеломил вид медальона на костлявой шее. Дамасская роза была нитью, которая связывала их всех: мать, бабушку и отца, который его сделал. Золото, неодушевленный предмет, но в то же время и нечто большее. Казалось, будто роза на медальоне увяла на шее королевы Марии. Глаза Роуз широко раскрылись в темноте каморки под карнизом, как будто на нее пролилось рассветное откровение. Пусть Мария Тюдор, королева Англии, носит этот медальон с розой, но он никогда не станет ее собственным! Точно так же, как никогда не принадлежал Елизавете. Она снова коснулась впадинки у шеи, где когда-то висел медальон, и ощутила, как растворяется во сне. Или это просто другая реальность?

* * *

Подобно кораблям, ходящим ночью, Роуз скользила в свой сон как раз в то время, когда просыпалась ее бабушка. Что-то потревожило Розалинду Эшли. И в ту ночь она сделала то, чего не делала давно: встала с кровати, не став звать из соседней комнаты свою сиделку Бетти. Затем, укутавшись не в одну, а в целых три шали и взяв трость, направилась к лестничному лифту. Внизу лестницы стояли ее ходули. Она чувствовала, что вот-вот зацветет еще одна дамасская роза. Ее нужно было переставить в оранжерею.

– Сейчас же! – пробормотала она.

Дамасские розы цвели приблизительно в Рождество, и за их перестановку в оранжерею отвечала Роуз. Но сейчас Роуз спала. Не хотелось будить ее… Потому что, внезапно подумала бабушка, возможно, та ушла «блуждать» – так Розалинда называла собственное хождение сквозь время в другой век. Она не вмешивалась в дела внучки. Это действительно больше ее не касалось. Ее обязанностью было заботиться о Роуз настолько хорошо, насколько позволял преклонный возраст. Но тем не менее она хотела присмотреть за дамасской розой, которая вот-вот должна расцвести. Роза была особенной – ее прививали в преддверии рождения матери Роуз. Подумать только, ее Розмари было бы уже почти сорок пять лет, будь она жива!

«Как летит время, – подумала Розалинда, – или запутывается». Когда она услышала, что Розмари умерла, а родная внучка переедет жить к ней, то привила еще одну розу, для новой Роуз. Это казалось правильным, давало надежду. Она, конечно, не говорила об этом самой Роуз… пока не говорила. Черенки для прививания часто не приживались. Розалинда надеялась, что этот маленький пересадыш, как она их называла, выживет, но пока не знала точно. Первые цветы появляются лишь через два-три года. Роуз к тому времени исполнится уже четырнадцать или пятнадцать! Розалинда задавалась вопросом, будет ли сама жива через три года.

Она миновала лестничный пролет и схватила ходули, ждавшие ее внизу. Когда Розалинда медленно подошла к оранжерее, ее словно обдало тропическим бризом. Она двинулась к пересадышу. В это время в оранжерее было так чудесно!

Розалинда посмотрела наверх сквозь стеклянный потолок и увидела созвездие Ориона через купол над головой. Кончик меча Ориона висел почти ровно над новой привитой розой для ее внучки Роуз.

– Не смей ее отрезать, звездный воин! – хихикнула она сама себе.

Сейчас пересадыш выглядел не лучшим образом, как простая веточка. Но в голове проскользнула старая примета: «Первый год они спят, на второй – ползут, а на третий – идут вскачь».

– Бабушка, что ты говоришь?

Розалинда подняла взгляд и увидела, как Роуз идет к столу с рассадой.

Глава 8. Сильный ветер

– Ах, милая, я просто одна из тех старых дурех, которые разговаривают сами с собой! Наверное, пора в психбольницу.

Они смотрели друг на друга через пересадыш.

– Ты не дуреха, бабушка.

– И я так полагаю, ты только что вернулась, – сказала Розалинда невзначай, начав рыхлить почву в горшке.

«Так она знает, где я была», – подумала Роуз. Ключевым словом было «вернулась». Не из спальни, а из пяти веков назад. Роуз пыталась понять, что ответить. Можно выдать: «Да, и черт бы побрал эту ведьму Марию! Но я добилась хороших успехов с ее коронационным платьем». Но вместо этого она посмотрела на маленький скрученный пересадыш, в который бабушка тыкала старой палочкой для еды. Саженец был привязан ко второй палочке. Они с бабушкой собирали их потому, что те идеально подходили для посадки молодых растений.

– Что это, бабушка?

– А, просто эксперимент по прививанию.

– Что за растение?

– Э-э-э… новый сорт… э-э-э… розы.

– Он приживется?

– Кто знает, приживется ли. Они такие хрупкие на этом этапе роста. Но, кстати говоря, ты вернулась как раз вовремя.

Вернулась. Что же, подумала Роуз, она и не отрицала, что «блуждала».

– Почему вовремя?

– Не могла бы ты отнести другую дамасскую розу в теплицу? Думаю, она готовится расцвести. И, конечно же, поставь ее на рассвете в миску. Оранжерейные цветы открываются как раз в эту пору.

Роуз взяла приготовившуюся цвести розу и понесла ее в оранжерею – круглую комнату, обращенную на юг, с арочными окнами, сквозь которые светило солнце. Там же они завтракали и обедали.

– Который час? – спросила ее бабушка, когда Роуз вернулась. Девочка уже хотела было уточнить: «О каком именно времени ты говоришь? О стандартном времени двадцать первого века или о времени в Уайтхолле в шестнадцатом веке?» Но сунула руку в карман джинсов и нашла там айфон с наушниками:

– Девять тридцать.

Ее не было всего четыре минуты. Она снова задумалась, почему наушники попали вместе с ней в прошлое, а айфон – нет. Загадка.

– Девять тридцать. Я уже хочу есть. А ты?

– Ага, наверно.

– Не говори «ага», дорогая. Это так безграмотно!

Розалинда была строга в отношении грамматики, произношения и правильного употребления слов.

– Как думаешь, «Маленький Китай» еще открыт?

– Может быть. Посмотрю на сайте. – Десятью секундами позже Роуз подняла глаза. – Да, еще открыт. Чего ты хочешь?

– Как обычно.

– Курицу генерала Цо? – спросила Роуз, а потом добавила: – И я буду, как обычно, фун юнь «Три сокровища» с креветками.

– Добавь к этому лепешки с зеленым луком, дорогая.

– Все, я отправила заказ.

– Можешь сказать, чтобы не звонили в дверь? Их ведь можно попросить, правда? Они отправят тебе текстовое послание, когда приедут?

– Они мне эсэмэснут, – ответила Роуз.

Бабушка сморщилась:

– Звучит как-то неприлично. Я просто не хочу беспокоить Бетти. Это ее «шокирует», как ты выражаешься. Какое замечательное слово! Кто бы мог подумать, что слово «шок» превратится в глагол? Прекрасная идея.

* * *

В ожидании еды они помещали рассаду в два новых длинных ящика к сезону, который бабушка Роуз называла «почти, но не совсем весна». Ранним мартом этой «не совсем весны» семена раскладывают в холодные лотки, а к середине апреля они будут готовы к посадке на открытом воздухе. Роуз едва закончила со своим лотком, когда почувствовала вибрацию телефона.

– Приехали, – сказала она. – Схожу за едой.

Грузовик с доставкой из «Маленького Китая» подъехал к обочине. Роуз лишь приоткрыла дверь, потому что дул сильный холодный ветер. Ей стало жалко курьера, который, сгорбившись от сильного ветра, натянул капюшон своей толстовки. На нем даже не было куртки.

– О, большое спасибо, – сказала Роуз, принимая заказ.

– De nada, в смысле, не стоит.

– Марисоль?

– Эм… – В ее темных глазах кометой промелькнул страх.

Роуз поставила заказ на столик и затащила Марисоль в прихожую.

– Ты в одной толстовке. Ты же так замерзнешь!

– Все в порядке, не волнуйся.

– Нет, не в порядке.

– Слушай, мне пора. Водитель разозлится.

– Но… нельзя ведь идти вот так.

– Все нормально.

– Подожди секунду. – Роуз подбежала к шкафу с пальто. Водитель грузовика «Маленький Китай» сигналил, когда она вернулась.

– Вот, держи. – Она передала Марисоль новую куртку, которую ей совсем недавно купила бабушка.

– Нет, я не могу ее взять.

– Почему?

Водитель засигналил громче.

– Я не могу объяснить. Будет плохо.

– Почему?

– Люди задают слишком много вопросов.

Марисоль рванула обратно.

Роуз осталась с широко распахнутой дверью. Она пребывала в изумлении. Кто задавал слишком много вопросов? Марисоль злилась на Роуз, что та задавала слишком много вопросов, или на кого-то другого? Она взяла еду и принесла в оранжерею.

– А-а-ах! – воскликнула Розалинда. – Я уже отсюда чувствую запах курочки генерала Цо. Как вкусно!

Горячий воздух из теплицы объял Роуз. Внезапно она почувствовала сокрушительную вину и поставила еду на пустые лотки для рассады. Ветер с воем дул над стеклянными куполами, где висели виноградные лозы, украшенные цветами. Отсюда мир казался ненастоящим. Тепло, ароматно, безопасно и вдали… но от чего? Когда Марисоль вошла в прихожую, дрожащая и испуганная, то словно пришла из другого мира. Как хрупкий лист, который занесло из какой-то далекой страны.

– Ты какая-то встревоженная, милая. Что-нибудь случилось?

– Нет… я… гм, просто волнуюсь о кошке, которая иногда ко мне приходит. Кажется, на улице сегодня холодно. Думаю, надо проверить переулок. Я оставляла ей блюдце с молоком.

– Иди, но захвати пальто. Проверь, если тебе так станет спокойнее.

– Спокойнее?

– Ты сама не своя, милая.

– Я… я просто беспокоюсь об одиноких существах, которые оказались на холоде в такую ночь.

Роуз вышла через заднюю дверь оранжереи, не позаботившись о пальто. Она стояла и дрожала, со слезами, бегущими по лицу. Обхватив себя за плечи, Роуз подошла к мусорным бакам, куда до этого поставила блюдце с молоком. Молоко замерзло. Но она не беспокоилась о Сентябрине. Хоть у той и было всего три лапы, эта кошка смогла бы выжить где угодно.

Роуз больше волновалась за Марисоль.