От Второго Иерусалима к Третьему Риму. Символы Священного Царства. Генезис идеократической парадигмы русской культуры в XI–XIII веках.

© Ларионов В.Е., 2019

© ООО «Издательство Родина», 2019

Введение

Данная книга посвящена комплексному рассмотрению раннего этапа становления мировоззренческой системы, определившей культурно-историческое своеобразие средневековой русской государственности, раскрытию ключевой роли в сложении ее базовых принципов в период крещения Руси князя Владимира и митрополита Киевского Илариона, а также князя Александра Невского, его предшественников и современников.

Историческое время от крещения Руси до времени жизни Александра Невского явилось осевым временем для становления русской цивилизационной парадигмы. Пережив расцвет культуры и политического могущества, старая удельная Русь князей Владимира и Ярослава была разгромлена монгольским нашествием, но уже в эпоху кризиса государственных институтов явно обозначились контуры нового государственного единения. Для характеристики таких периодов в истории можно применить термин «хронотопическая насыщенность» (М.М. Бахтин). В этот переломный период средневековой истории Руси князь Александр Невский явил собой уникальный тип правителя, сочетающего, в глазах его современников, личное благочестие, мудрость государственного мужа и мужество воина. Уже современники видели в нем канонический тип истинного христианского государя. Уникальная личность князя предопределила становление новой русской государственной идеологии послемонгольского периода.

Определенная новизна проблематики предопределяет и особенности в работе с имеющимся историческим материалом.

Исследование, представленное в книге, носит комплексный характер и охватывает как культурологический, так и мировоззренческий аспект древнерусской политической истории, связанный с вопросом наследования и хранения традиций духовной, государственной и культурной самобытности и самоидентификации. Для средневековой Руси архетипическим субстратом мировоззренческой системы стало заимствование ветхозаветной религиозной парадигмы, воспринятой опосредованно через византийскую культуру.

Задачи, поставленные автором в данном исследовании, связанные с анализом исторических материалов, можно охарактеризовать следующими словами: «Установление авторства текста, обстоятельств и причин его возникновения, способы его фиксации, транслирования, особенности восприятия… его внутренней логики смысла…»^[1] [1].

Автор исследования стремился сохранить преемственность как по отношению к дореволюционной русской историософии, так и в отношении историографии советского времени с целью оставаться в широких рамках традиционного академического взгляда на проблему генезиса мировоззренческих структур средневековья.

Обзор источников, которые затрагивают тему данной работы, необходимо разделить на три группы. Первая группа – это источники, посвященные вопросу становления идейной концепции «Третий Рим». Вторая группа источников посвящена вопросам древнерусского летописания и литературы киевского и владимирского периодов домонгольской Руси. И наконец, третья группа источников освещает время жизни князей Александра Невского и Даниила Галицкого, – время переходное и кризисное для русской истории, которым наше исследование ограничивается в рассмотрении вопросов становления древнерусской идейной парадигмы.

Первая группа источников представлена следующими основополагающими работами по тематике «Третьего Рима» в русской историографии. Тема «Третьего Рима», как основополагающая идейная матрица времен становления единодержавного Русского государства в XV–XVI веках, нашла свое отражение в работах всех крупнейших русских историков XIX–XX вв.: Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева, И.Е. Забелина, Д.И. Иловайского, Н.И. Костомарова, В.О. Ключевского, А.Д. Нечволодова, С.Ф. Платонова, в Истории русской Церкви Макария Булгакова и многих др. Специально вопросу становления идейной парадигмы «Третьего Рима» была посвящена работа М.А. Дьяконова «Власть московских государей. Очерки по истории политических идей Древней Руси до конца XVI в.», вышедшая в Санкт-Петербурге в 1889 г. В 1900 г. в Москве выходит капитальный труд церковного историка Е.Е. Голубинского, в котором вопросам духовной преемственности Руси от Византии уделено значительное внимание. В 1901 г. в Киеве вышла книга В.Н. Малинина «Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Историко-литературное исследование». В Русском Зарубежье в 1936 г. в журнале «Путь» № 51 выходит работа О.С. Зернова «Третий Рим». В Париже в 1937 г. выходит фундаментальный труд протоиерея Г. Флоровского «Пути русского богословия», в котором значительное место уделено вопросам становления в духовном поле русской православной церкви идеи преемственности по отношению к Византийской империи в деле сохранения чистоты православного вероисповедания на фоне эсхатологических ожиданий конца XV столетия в Русском государстве. В 1959 г. в Париже выходят «Очерки по истории Русской Церкви» А.В. Карташева, в которых автор уделяет внимание духовным аспектам становления комплекса понятий, выраженных в понятийной формуле «Святая Русь». Среди работ, вышедших в СССР, следует отметить работу Н.Н. Масленниковой «Идеологическая борьба в псковской литературе в период образования Русского централизованного государства», изданную в 1951 г. в Ленинграде, и ее же работу 1962 г. «К истории создания теории “Москва – Третий Рим”». В 1960 г. в Москве выходит работа Л.В. Черепнина «Русское централизованное государство в XIV–XVI веках». В этот же год в Ленинграде издается книга Я.С. Лурье «О возникновении теории “Москва – Третий Рим”». В 1972 г. выходит книга А.А. Зимина «Россия на пороге Нового времени (очерки по политической истории России первой трети XVI в.». Несколько позднее, в 1976 г., появляется интересный и содержательный труд А.Л. Гольдберга «К предыстории идеи “Москва – Третий Рим”» («Культурное наследие древней Руси. Истоки. Становление. Традиции»), изданный в Москве. Настоящий прорыв в исследовании вопросов, связанных со становлением теории «Москва – Третий Рим» произошел в девяностые годы XX столетия. Выходят работы А.Н. Сахарова «Политическое наследие Рима в идеологии Древней Руси» в 1990 г. в Москве, Р.Г. Скрынникова «Третий Рим» в 1994 г. в Санкт Петербурге, А.Б. Иванова «Третий Рим. Русь XIV–XVI вв. в Москве в 1996 г. Особенно следует отметить работу М.П. Кудрявцева «Москва – Третий Рим. Историко-градостроительное исследование», вышедшее в 1994 г. в Москве. М.П. Кудрявцев, наряду с новаторским прочтением топографии древней Москвы через структуру расположения ее главных храмовых святынь, дает блестящий историософский анализ и самой духовно-политической концепции «Третьего Рима». В 1996 г. в Москве издается работа Б.А. Успенского «Восприятие истории в Древней Руси и доктрина «Москва – Третий Рим». В определенном смысле итог работы целых поколений историков XX столетия по вопросу генезиса доктрины «Москва – Третий Рим» подводят работы Н.В. Синицыной «Третий Рим. Истоки эволюции русской средневековой концепции», вышедшей в издательстве «Индрик» в Москве в 1998 г., и ряд трудов Н.Н. Лисового, в частности «Три Рима: Таинство империи». Три Рима. М., 2001.

Вторая группа источников представляет работы, посвященные истории, культуре и летописанию древнерусского периода от момента крещения Руси до 70-х годов XIII столетия. Особое место в этом ряду принадлежит многочисленным трудам классиков отечественной исторической науки Б.А. Рыбакова, А.Г. Кузьмина, Д.С. Лихачева. А.Ю. Карпова. В своем исследовании автор опирался на такие фундаментальные труды, как «Исслдования по истории домонгольской Руси» Карпова А.Ю. и «Древняя Русь как культурный феномен» Прохорова Г.М. Необходимо отметить целый ряд трудов современных ученых, которые по достоинству могут быть оценены как продолжающие лучшие традиции отечественной историографии. В данной работе автор также опирался на труды по русской истории, культуре, летописанию отечественных авторов, таких как Ужанков А.Н. «Слово о законе и благодати» и другие творения митрополита Илариона Киевского», Толочко П.П. «Киев – соперник Константинополя» // Южная Русь и Византия: Сб. научных трудов (к XVIII Международному конгрессу византинистов), Пузанов В.В. «От праславян к Руси. Становление древнерусского государства», Свердлов М.Б. «Латиноязычные источники по Древней Руси IX–XIII вв. Правда Русская. История Текста. Киевский собор св. Софии как источник исторической информации» и ряд других работ.

Рассматривая третью группу источников, необходимо отметить, что количество документов, из которых нам доступна информация об Александре Ярославиче Невском и его времени, за последнее столетие существенно не изменилось. Определенный «информационный прорыв» можно ожидать от археологии. В частности, новгородский археологический материал позволяет надеяться, что при возрастающем количестве не только находок домонгольского и монгольского периодов из многочисленных городских раскопов, но и возрастающий объем берестяных грамот может дать нам дополнительные сведения о князе и его эпохе. На современном этапе мы можем привлечь ряд археологических находок. В качестве дополнительных источников будут привлечены тексты, которые не всегда попадали в поле зрения историков, занимающихся вопросами истории домонгольского периода древнерусской истории, а также материалы церковной истории.

Этот период нашел отражение в работах наших крупнейших историков императорского периода: В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, И.Е. Забелина.

Среди крупных работ советской историографии следует отметить две научно-популярные работы С.В. Глязера, вышедшие 1938 году. Далее, необходимо отметить статью А.А. Строкова, опубликованную в 1938 г. в сдвоенном выпуске № 3–4 Новгородского исторического сборника.

В 1939 г. была опубликована научно-популярная брошюра А.Я. Лурье, посвященная Александру Ярославичу. Приблизительно в одно время с работой А.Я. Лурье в третьем номере журнала «Знамя» за 1939 г. была опубликована работа высочайшего профессионального уровня М.Н. Тихомирова. Для нас важна оценка политических событий, предопределивших выход древнерусского государства из кризиса, вызванного ордынским нашествием. Важнейшее место здесь занимают победы князя Александра Невского на западных рубежах средневековой Руси. По оценке М.Н. Тихомирова, «Ледовое побоище было событием, спасавшим от немецкой агрессии не только Новгород, но и всю северо-восточную Русь. Падение Пскова и Новгорода заперло бы Русь наглухо и имело бы для нее катастрофические последствия»^[2] [2]. Эти работы ярко показывают определенную эволюцию взглядов историков советского периода, приведшую в итоге к фундаментальным выводам, которые тождественны взглядам классиков исторической науки императорского периода.

Определенное место в исследовании жизнедеятельности князя Александра Невского и его времени занимают труды В.Т. Пашуто. Новый теоретический уровень исследования того периода был достигнут им в его ранней работе, опубликованной в 1939 году в «Ученых записках ЛГУ». В.Т. Пашуто провел важный анализ, где вскрыл те причины, по которым политика централизации, начатая Александром, не могла дать немедленные плоды, хотя и создала более чем устойчивую тенденцию на столетия вперед и предопределила становление единодержавия в Московской Руси. Определенными вехами в советской историографии, посвященной XIII веку, можно считать работу 1937 г. Б.Д. Грекова, посвященной взаимоотношениям Орды и Руси. Еще одним событием того времени стала монография А.Н. Насонова, посвященная теме русско-ордынских отношений. В ней содержались важные наблюдения относительно упомянутых выше восстаний 1262 г., прокатившихся по городам Суздальской Руси.

В наше время крупнейшими специалистами по историческому периоду, в котором жил князь Александр Невский и в котором происходили судьбоносные события для становления нашей государственности и мировоззренческих установок, следует назвать А.Е. Преснякова, А.В. Назаренко, А.Л. Никитина, В.А. Кучкина и, конечно, Ю.А. Бегунова и А.Ю. Карпова. Работы этих ученых подняли уровень обсуждения проблематики исследуемого исторического периода на предельно возможную академическую высоту.

В конце 2009 года в издательстве «Евразия» вышла книга Д.Г. Хрусталева «Северные крестоносцы»^[3] [3]. Это вторая работа петербургского автора, посвященная XIII веку. На данную работу интересную рецензию составил А.А. Селин в «Староладожском сборнике» в своей статье «XIII век: взгляд из XXI». А.А. Селин пишет о книге Д.Г. Хрусталева: ««Северные крестоносцы» очерчивает тот круг проблем, которые интересуют современных историков и вызывают острую дискуссию. В научной литературе на сегодняшний день оценки личности Александра Невского часто подвержены идеологической, так сказать, партийной приверженности ученых и лежат, как правило, на экстремальных точках следующего диапазона: Это был национальный герой Руси… Это был циничный политик, сделавший выбор в пользу Орды против Запада, предавший своего брата князя Андрея (так сказать, “западника”) и приведший монголов в свободный от их власти Новгород»^[4] [4]. Мировоззренческие позиции князя в данной работе специально не рассматриваются, но богатейший исторический материал и анализ источников дают возможность сделать ряд важных выводов касательно вопросов идеологического и духовного характера, характеризующих эпоху.

Среди исследований, посвященных интересующему нас периоду русской истории, нельзя не выделить работу А.В. Майорова «Русь, Византия и Западная Европа. Из истории внешнеполитических и культурных связей XII–XIII вв.». Именно исследования А.В. Майорова во многом предопределили направление поиска и концептуальный стержень данной работы.

Синтез гуманитарных наук, анализ и согласование информации светских и церковных источников позволяет рассматривать данное исследование как отвечающее современным требованиям по методологии и подходам в трактовках фактического материала и итоговых выводах.

Впервые ставится вопрос о том, что структурное ядро средневековой русской идейной парадигмы складывается задолго до того периода, который принят в отечественной историографии за точку отсчета исторического момента, когда Русское государство осознало и официально объявило себя правопреемницей, павшей под ударами турок-османов Ромейской империи.

Особое внимание уделяется тем историческим фигурам, которые не только предопределили параметры и особенности структуры идеологии «эсхатологического последнего царства», каковым стала пониматься вся Русская земля, но и сами стали неотъемлемой частью «текста» новой идеологической парадигмы, ее символами.

Определенную роль в новом прочтении текстовых сообщений, в расширении трактовок играет привлечение новых, прямых и косвенных по отношению к исследованию, исторических источников, научных достижений смежных дисциплин, введение в научный оборот новейших археологических находок, связанных с исследуемым периодом.

Становление идейной парадигмы русского средневекового общества к середине XIII столетия впервые рассматривается как один из важнейших факторов преодоления кризиса русской государственности, связанного с разрушительными последствиями татаро-монгольского нашествия.

Глава 1
Средневековая Русь как «Новый Израиль» в контексте Древнерусской книжной культуры

1.1. Идея «избранного народа Божия» в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона и ее влияние на становление идеократической парадигмы раннего русского средневековья

Цель настоящего исследования – собрать разрозненные исторические факты, которые сами по себе являются знаковыми формами определенной, складывающейся после крещения Руси при князе Владимире идеологии, в систему, которая может быть прочитана как единый текст. Сопоставление различных исторических памятников: отечественного летописания, агиографической литературы, геральдики, сфрагистики, нумизматики, храмового зодчества, созданных в раннем русском средневековье архитектурных комплексов, новых сакральных топосов – все это, будучи систематизированным для периода, которому посвящено данное исследование, предстает перед нами как единый текст, связанный «смысловым ядром», определенной идейной парадигмой. Экзегетика структуры этой парадигмы, складывающейся в средневековье мировоззренческой системы, позволит увидеть ее основополагающее, определяющее значение для становления государствообразующих институтов, культуротворческих импульсов и социальных структур средневековой Руси.

Исторический период от времен крещения Руси до периода жизни и деятельности князя Александра Невского, безусловно, явился осевым временем для становления русской цивилизационной парадигмы. Старая удельная Русь потомков князей Владимира Крестителя и Ярослава Мудрого была разгромлена монгольским нашествием, но уже в эпоху кризиса государственных институтов явно обозначились контуры нового государственного единения, сохранявшего, а главное, сознающего свою культурно-историческую преемственность по отношению к домонгольской Руси. Для характеристики таких периодов в истории можно применить термин «хронотопическая насыщенность» (М.М. Бахтин).

В работе использован также «генетический» метод А.Н. Ужанкова, предусматривающий выявление исторической преемственности отдельных смысловых блоков древних литературных памятников отечественной словесности. Сохранение этих смысловых блоков в духовной и светской литературе играло роль ретранслятора того идейного ядра, которое, сохраняясь, предопределяло идентичность русского православного этноса на протяжении сложного периода отечественной истории, сохраняя его политическую и культурную целостность.

Основополагающим памятником, в котором с очевидностью выявляются духовно-политические константы идейного ядра, является произведение ранней русской христианской литературы. Речь идет об одном из первых древнерусских литературных памятников – «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона, сыгравшего роль «программного документа» для формирования духовного и культурного лица целой эпохи, впервые постулирующего тот «смысловой блок», который стал матричным для древнерусского этнического самосознания и социокультурной идентификации. Системный и теоретико-методологический подход настоящего исследования определен работами отечественного культуролога Ю.М. Лотмана. Данное исследование исходит из того, что структура текста подобна семиотической структуре культуры, что позволяет в целом уподоблять культуру и текст, отождествлять их. Воссоздание фундаментальных основ культуры, становления ее ядра в истории есть по существу работа с текстом, с особым символическим языком средневекового текста, рождающего семиотическую ткань культуры и ее внутренней идейной парадигмы. Семиотический аспект культуры заключается не только в том, что культура обнаруживает себя как знаковая система, а в том, что весь мир ноуменальный есть сложный и многоплановый «текст».

Культура в концепции Ю.М. Лотмана выступает как универсальный код, который обеспечивает актуальность множества периферийных текстов, структурируя их в органическое понятийное единство. Базовым в структурно-семиотической теории Ю.М. Лотмана является понятие «семиосфера».

Применение данной методологии позволило автору структурировать базовые элементы семиосферы русского средневековья и органично расположить их в «структурном поле» вокруг смыслового ядра. Через понятие «ядро культуры» автор показывает, как складывается определенный самобытный тип средневековой русской культурной общности, предопределенный базовыми элементами идейной парадигматической конструкции.

Культурно-исторический тип, определивший своеобразие средневековой Руси, развивался в определенных границах исторического ландшафта, в рамках которого происходили сложные процессы взаимоотношений средневекового социума, его государственных, церковных, общинных институтов и осваиваемой им среды, повлиявших на становление определенных идейных матричных систем, которые будут определять понятийные границы идейной парадигмы обособленной цивилизационной структуры.

В данном исследовании автор исходит из общепринятого положения, которое рассматривает парадигму в качестве идейной основы, содержащей в себе исходные, образцовые и устойчивые представления о предмете рассмотрения. Иными словами, здесь под парадигмой автор будет понимать набор принципов и понятий, которые были сформированы в качестве идейной основы древнерусского религиозного сознания по отношению к своей роли в мировой истории христианской ойкумены. Термин идеократия, («власть идей, идеалов»; от идея + κράτος «власть») в данном исследовании всегда используется для обозначения средневекового общественного строя христианских государственных образований, которые складывались под влиянием религиозных идей средневековья.

Вопрос генезиса идеократической парадигмы на Руси с момента крещения при князе Владимире Святославиче до периода монгольского нашествия, на столетия определивший этапы развития русской духовной и политической культуры, символов и структуры государственности, особенностей становления и развития светской культуры, в традициях отечественной историософской мысли далеко не случайно связаны с рядом знаковых фигур русской истории, среди которых ключевыми, на взгляд автора исследования, являются: князь Владимир Святославич, митрополит Иларион, князь Ярослав Владимирович, князь Владимир Мономах, князь Андрей Боголюбский, князь Всеволод Юрьевич, митрополит Кирилл и, конечно, князь Александр Ярославич Невский. «Слово» митрополита Илариона, произнесенное, вероятно, как проповедь, стало, по сути, смысловым паттерном, предопределившим развитие русской средневековой мысли и русского этнического самосознания.

«Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, первого русского митрополита на киевской кафедре, носит полное название «О Законе, через Моисея данном, и о Благодати и Истине через Исуса Христа явленной, и как Закон отошел, а Благодать и Истина всю землю наполнили, и вера на все народы распространилась, и до нашего народа русского дошла. И похвала кагану нашему Владимиру, которым мы крещены были. И молитва Богу от всей земли нашей».

«Слово о законе и благодати», а именно такое сокращение этого произведения стало уже привычным в научной литературе, есть один из древнейших памятников древнерусской литературы, созданный раньше «Повести временных лет». «Слово», по мнению специалистов, есть не что иное, как торжественная речь или проповедь с церковной кафедры митрополита Киевского и всея Руси Илариона. Мнения о том, когда эта проповедь была произнесена и когда записана, став нашим первым национальным литературным памятником, несколько расходятся в оценках. Это могло произойти между 1037 и 1050 годами.

В целом именно в этом диапазоне и происходит дискуссия ученых по установлению более точной датировки. М.Д. Приселков сужал хронологические рамки в пределах 1037–1043 годов. Автору близка позиция А.Н. Ужанкова, который полагает, что «Слово о законе и благодати» было произнесено 25 марта 1038 года в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы на Золотых воротах древнего Киева^[5] [5]. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и мысль о том, что местом произнесения «Слова» мог быть Софийский собор в Киеве, бывший кафедральным храмом киевских митрополитов. Особенностью этого раннего русского памятника является высокая степень национальной самоидентификации ее автора, что является явлением уникальным для периода раннего средневековья. Причем эта самоидентификация звучит вполне современно и примечательно модернистски для своего времени. На эту мысль наталкивают широкие обобщения и отождествления Иларионом таких понятий, как «Русский язык», «Русская земля», «Русская земля и язык» и «Русь». И еще необходимо выделить один значимый момент данного произведения. «…Трудно найти другое древнерусское произведение, в котором сакрализация города (в данном случае – Киева) достигла бы столь высокой степени, как у Илариона»^[6] [6].

Митрополит Иларион в своем «Слове» противопоставляет ветхозаветный «Закон» новозаветной «Благодати». Он подчеркивает с определенным полемическим заострением, что «Закон» не истина, а лишь тень истины, хотя и подготавливал народ Израиля к принятию истины. «Закон» оправдывает только племя Авраама. «Благодать» все народы ведет к истинному спасению, открывая им «пакибытие» и врата Царствия^[7] [7].

Для русского митрополита вселенскость «Благодати» есть залог ее истинности. Фактически перед нами, и это уже давно было замечено исследователями, первое русское богословское произведение с уникальной историософской парадигмой, на века определившей мировоззренческие установки древнерусского общества.

Иларион перерабатывает ветхозаветную историю Агари, служанки праотца Авраама, и его жены Сарры, приравняв ее сына Исаака, свободнорожденного от законной супруги Авраама, к христианским народам и задав определенные ценностные ориентиры. Иудеев он уравнивает с сыном рабыни Агари – Измаилом.

Митрополит Иларион подчеркивает, что Закон появился по времени до благодати так же, как Измаил родился до Исаака. Однако предшествование по времени не только не дает преимуществ сыну рабыни, но и как бы свидетельствует о его неполноценности. Совершенство рождается после несовершенства. Это очень важная мысль митрополита, которая дает ему возможность сделать оценочные характеристики русского народа, последним принявшего Благую весть среди потомков библейского праотца Иафета. Иларион свидетельствует, что как праотец Авраам отверг Агарь, так и Господь отвергает ветхозаветный Израиль. Свидетельством и ручательством тому опять же критерий вселенскости. Евангельская истина распространится по всей земле, в то время как «озеро Закона пересохло»^[8] [8]. Здесь ограниченность Закона передана метафорически образом «озера», т. е. весьма ограниченным водным пространством.

Далее он излагает христианское учение, согласно которому Бог вочеловечился в утробе непорочной Девы, родился, совершил евангельские чудеса, был распят, умер на кресте и воскрес. Поскольку иудеи не приняли Иисуса, то пришли римляне и разрушили Иерусалим, не оставив буквально камня на камне от Второго храма. «Иудейство оттоле погыбе», – подытоживает Иларион.

И здесь Иларион делает смелое обобщение, которое, конечно, не ускользало от внимания научного мира, но не нашло еще должного отражения в работах, посвященных становлению идеологической парадигмы древнерусского средневековья.

Старые мехи из евангельской притчи Иларион уподобляет иудеям, а новые – язычникам, воспринявшим благодать посредством крещения и причастия. И тема новизны становится лейтмотивом дальнейшего повествования и выстраивания главной смысловой линии проповеди, обращенной к русским слушателям^[9] [9].

Во второй части Иларион, сужая тему, от вселенского характера христианства переходит к описанию распространения христианства в Русской земле, которое осуществил, ревнуя славе императора Константина, равноапостольный «въ владыкахъ апостоле» каган Владимир. Сравнение князя Владимира с императором Константином в деле крещения найдет затем продолжение в церковной службе князю Владимиру. Митрополит создает прецедент в воззрении на крещение народа князем Владимиром как на деяние равноапостольское. Иларион настойчиво использует титул «каган» для обозначения великих князей киевских Владимира и Ярослава, недвусмысленно равняя его в ранге с высшим императорским достоинством византийских василевсов. Сын кагана Владимира Ярослав-Георгий уподобляется Иларионом царю Соломону, который довершил начатое отцом. Современные исследователи видят здесь намек на то, что строительство Софийского собора в Киеве было начато Владимиром, а окончено в 1037 г. Ярославом, что может свидетельствовать в пользу версии Д.С. Лихачева о том, что впервые данная проповедь была прочитана в стенах Софийского собора^[10] [10].

Завершается «Слово о законе и благодати» молитвой Богу, прославлением Троицы. Приводится Никео-Цареградским символ веры, где церковь именуется соборной. Делается важное добавление о семи Вселенских соборах и о поклонении Богородице и мощам святых.

На наш взгляд, ключевые древнерусские тексты домонгольского и послемонгольского периодов отражают определенную трансформацию идеи «Нового Израиля», ярко и самобытно выраженную в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона, в идею Третьего Рима, вобравшую в себя и семантическую полифонию смыслов «Нового Израиля» и отобразившего идею не только единого народа, хранителя истинной веры на земле, но и идею единственной и одновременно универсальной христианской государственной идеи. Уже к середине XIII века сложился комплекс идей, которые станут в будущем основой официальной идеологемы Москва – Третий Рим. Фундаментальные основы этой идеологии были, безусловно, заложены в «Слове». Экзегезе идеологемы инока Филофея будет посвящен отдельный параграф в нашем исследовании.

Стержневым понятием для митрополита Иллариона и последующих древнерусских писателей было понятие не только последнего, эсхатологического Царства, но и равноценная ей идея нового народа, будто бы специально сохраненного в недрах древней истории для полного принятия Благой вести. Наверняка от древнерусских книжников не укрылся тот знаменательный факт, что древнерусский народ сформировался вне границ Римского мира^[11] [11]. Этот народ, не вкусивший от плодов античной языческой культуры, принимает христианскую веру из рук Ромейской империи в тот момент, когда богословские споры самого высокого накала позади, главные еретические вызовы преодолены. Именно в силу этих причин Иларион был вправе рассматривать своих соплеменников в качестве особого, избранного народа, евангельскими «новыми мехами», куда и должно вливаться «новое вино», очищенное от скверны ересей вино. Митрополит Иларион усматривал в факте того, что Русь последней вошла в число христианских народов Европы, особый символический смысл, который прочитывался в соответствии с евангельскими реминисценциями на тему того, что «последние станут первыми», а «малые будут почитаться выше вятших». Илариону важно было подчеркнуть современникам, что Русь приняла истинную веру, вошла всем своим государственным организмом в Церковь, прошедшую горнило богословских споров и еретических расколов, недавно преодолевшую еретический уклон иконоборчества, ставшего одним из последних реальных угроз чистоте православного вероучения, как последняя избранница Благодати.