© Дорофея Ларичева, текст, 2015
© ЗАО «РОСМЭН», 2015
* * *
Земля-56. 2036 год. 3 августа. Город Барск. Дорофея
– Я не Дарья Фелисия! Слышите, я не Дельта!
Она снова барабанила в дверь, зная – не откроют.
– Позовите мне Нику! – требовала Дорофея. – Роберта Ноэля или Бронислава Соловьева!
Она сбила кулаки в кровь. Ноль реакции.
– Скажите хоть, что с Лансом! Пожалуйста! Он жив? Его клонировали?
Тишина.
«Не допускают к нему, пусть хотя бы скажут, что с ним, изверги!» – Девушка прижалась спиной к прохладному пластику двери и глубоко вздохнула, силясь успокоиться. Порой казалось, даже здесь она ощущала его боль и одиночество. Она помнила парня искалеченного, обожженного, замотанного в бинты. Только бы удалось вырастить клона и пересадить в него сознание Ланслота!
Как и она, Ланс был мигрантом. Здесь таких пришельцев из параллельной реальности называли пилигримами.
В свои шестнадцать с половиной лет Дорофея выяснила, что миров множество – чудесных, удивительных, порой ужасных, так не похожих друг на друга. Только на ее родине, Земле-1, было известно, как минимум, пятьдесят шесть миров. И когда обстоятельства сложились так, что Доре не стало места в родном мире, она решилась на миграцию. Именно на Землю-56 отправил ее Бета – таинственный и могущественный человек, один из Императорской Пятерки, которую Ланс поклялся уничтожить.
Воспоминания кружились перед глазами, вспыхивали и гасли капельками дождя за стеклом, дробились огнями далеких небоскребов на другом берегу Бездонного озера. Она на карантине. И даже когда заключение закончится, за ней все равно будут следить, она же пилигрим. Полтора месяца назад, 16 июня по местному счету, она впервые воспользовалась установкой ретросдвига, преодолела грань реальности и очутилась здесь.
Мирам нет числа, но попасть возможно лишь в тот, где живет двойник пилигрима, – часто похожий на него, его зеркальное отражение. На Земле-56 Дору «дожидалась» ее ровесница – Маша Иванова. Искра Дориной души отыскала собственное зеркало.
От подселения Дорофеи Машу спасло то, что в этом мире знали о мигрантах, чувствовали их приближение и могли подготовиться, не допустить слияния двух личностей.
Родители Маши, узнав об опасности, грозившей дочери, вырастили свободную оболочку – генетического клона Ивановой Марии. В это тело и вселилась душа Дорофеи. Миграция наделила Дору чудесными способностями и втянула в сложные интриги влиятельных людей и спецслужб. Девушке пришлось многое пережить, даже отправиться в родной мир и возвратиться обратно. И вот теперь она снова в Барске, на Земле-56, взаперти.
Пару раз Дорофея пыталась применить свои способности хамелеона (один из странных даров миграции) и выбраться из ловушки. Как бы не так! Стоило ей стать незаметной для других, пересечь невидимую черту в коридоре, как вдоль стен загорались красные линии, а по полу при каждом шаге растекались алые круги. Как сбежать, если не умеешь летать? Девушка почти отчаялась. Стоило ли возвращаться сюда, чтобы попасть в плен?!
– Я не она. Я не Дельта, – беззвучно повторяли губы. Но после очередной ночи в это верилось все меньше.
Сегодняшний сон – тяжелый и вязкий, точно загустевающий клей, вновь подорвал ее уверенность в себе. Дорофее привиделся пляж незнакомого мира. Волны лениво перекатывали мелкие камешки, скручивали в колтуны водоросли, перебирали ракушки. Утреннее небо светлело, тучи уползали за мыс, увенчанный белой башней маяка, точно восклицательным знаком. Готовое подняться из-за гор солнце робко прощупывало небо первыми лучами, золотило корпуса далеких рыболовецких кораблей. После трехдневного шторма те рискнули подойти ближе к берегу, растянуться тонкой линией вдоль горизонта.
Говорят, мигрантов тянет к большим водоемам. Что же, в том воплощении она отыскала целое море.
Во сне у Дорофеи было незнакомое имя – Гелика. Но семилетняя кроха просила называть ее Дарьей Фелисией.
Будущая Дельта поставила плетеную корзину возле большого плоского валуна, расстелила на нем сложенное в четыре слоя одеяло из козьей шерсти, взобралась с ногами. Свежо. Прохладный ветер чуть коснулся заспанного лица, взъерошил длинную челку. Дарья Фелисия застегнула верхнюю пуговицу старой кофты, вытащила из корзины сверток с бутербродами и термос с чаем, неторопливо приступила к завтраку. В полдень она встречается с Петей (который вскоре прославится под именем Эпсилона) и отправляется искать остальных. Те где-то рядом, она чувствовала.
Хорошо, что в этом мире у нее только отец, и то – сам мигрант. Было бы неприятно объяснять, отчего она больше не Гелика, втолковывать – зачем тихоне, обожавшей играть в куклы, понадобились учебники по математике, механике, электротехнике. И не абы какие, а лучших светил науки.
Девочка покончила с завтраком, достала из корзинки книгу и блокнот – пора работать.
«Гелика!»
Это отец.
Отлично понимает, что она Дарья Фелисия, а не Гелика, но до сих пор не может привыкнуть. Тяжело переживает потерю дочери, но не отказывается от нее, даже помогать начал.
Порой совесть напоминала об отнятых чужих жизнях, о горе родных. Тем предстояло наблюдать, как тело любимого чада захватил чужак, не собирающийся дожить в принявшем его мире даже до совершеннолетия. Тогда Дельта напоминала себе: «А меня хоть кто-нибудь жалел?» – и совесть умолкала, уползала обиженной собачонкой, скуля и жалуясь.
«Гелика! Даша! – требовательно крикнул издали отец. – Тебя мальчик ищет, говорит, его зовут Вениамин!»
Дарья Фелисия рассмеялась, спрыгнула с камня и…
И Дорофея проснулась перепуганная, вспотевшая.
Неужели у Ноэля не получилось? Неужели в ней, точно неизлечимый недуг, осталась гадкая старуха Дельта? Или просто от монолита памяти погибшей мигрантки отшелушиваются чешуйки и падают к ногам Доры, мол, смотри, кого ты в себе победила?
Она, наверно, в миллионный раз попыталась вызвать макросеть, спрятаться от кошмаров там, но ощутила лишь пустоту вокруг.
Минуло восемь дней, как девушка вернулась в Барск, в дожидавшееся ее тело в лаборатории, и была направлена на карантин без объяснений и рассуждений. Не она одна в себе сомневалась. Другие тоже старались, убеждали: смотри, вылезет Дарья Фелисия наружу, натворит дел! Но проверить это было некому, почти все сенсы – люди, способные видеть и чувствовать энергетические потоки, умчалась по делам в столицу.
Дарья Фелисия Ярис, Дельта… Воспоминания о ней были болезненными и противными. Кто-то считает счастьем делить собственное тело с пилигримом, слышать его мысли в голове. Для Дорофеи это оказалось пыткой, едва не стоившей ей жизни. И если бы не Роберт Ноэль с его всевидящими очками и чудо-пультом, управляющим установкой ретросдвига, Доры уже не было бы в живых.
Невысокая женщина по имени Рита с аккуратной прической каре, курносым носом и темно-вишневой помадой на крупных губах внимательно осмотрела девушку, подробно расспросила ее о событиях на родине, заявила: «Вернется Ника, соберем консилиум насчет тебя» – и оставила скучать здесь, в трехкомнатных апартаментах.
Со стен скалились африканские разрисованные маски. С леопардово-пятнистых покрывал на мягкой мебели свисали длинные кисти с крупными бусинами. Гигантские засушенные бабочки в стеклянных рамах постепенно теряли блеск; время разъедало тонкий белый узор на их глянцевых синих крыльях. Вся эта роскошь выглядела насмешкой незнакомых людей и дождя над юной пленницей.
Доре выдали книги, поставили стереосистему с терабайтами музыки разных направлений. Девушку исправно кормили четыре раза в день вкусными, незнакомыми блюдами, а чтобы не растолстела от обилия пищи, в углу самой просторной из комнат установили велотренажер.
В конце восьмого дня появилось первое знакомое лицо. Кощей. Григорий Константинович Крылов, Председатель Комиссии по развитию города Барска вошел в ее палату неспешным шагом, пододвинул к себе стул и присел на самый его краешек, скрестил на груди руки. Казалось, от любого ее резкого движения он встрепенется и вылетит в окно черным вороном.
«Закрывается, как может», – поняла девушка, явственно ощущая его сомнение. Она молчала, изучая морщинистое лицо, холодные глаза, и понимала – сочувствия от этого человека лучше не ждать.
– Всех вызвали в столицу для дознания, – не здороваясь, сообщил Кощей и откинулся на высокую резную спинку стула. – Парень твой жив. На реабилитации сейчас там же. Клон не очень хорошо воспринял душу после миграции. Та разрывается между обожженным телом и новым костюмом из плоти и костей. Но это первая подобная пересадка. Могло быть и хуже.
– Что с ним? – испугалась Дора, подалась вперед и чуть не соскользнула с чересчур мягкого кресла. Между лопаток стало больно и зябко.
– Вроде с речью проблемы, координация движений нарушена. Почти все сенсы из Никиного центра помчались к нему. В столице, говорят, есть какая-то умная установка, которая помогает пилигримов из тела в тело перемещать. Будут пробовать пристроить несчастного в еще один клон. Оба твоих любимых профессора вызвались помогать.
– А я? – всполошилась девушка. Ланс там далеко, продолжает мучиться! По ее вине, между прочим! Позови она тогда на помощь, уберегла бы Ланса от Гаммы…
– Тебя некому проверять и контролировать. Я звонил Ноэлю. Он считает, что Дельту он убил, а тебе следует доверять. Однако, – Кощей поднял указательный палец, – оставшиеся здесь члены Комиссии предпочитают поостеречься. Но я, – он жестом предупредил рвущиеся у Доры возражения, – готов взять на себя такую ответственность. Мне нужен специалист по пилигримам, а в Никином центре я никого не знаю.
Кощей сделал эффектную паузу, наконец расплел руки – с облегчением, ведь он сказал все, что хотел, чего боялся. Он доверился девчонке – маленькой, дерзкой, из незнакомого ему мира. Он переступил через себя и сейчас даже рад, что не спасовал.
Дора засмотрелась на золотой перстень на его правой руке, на игру света в крупном зеленом камне. Кажется, тот назывался изумрудом и был невероятно дорог.
– После недавних событий в Комиссии открылись три вакансии. У меня на них есть свои люди. А из столицы сюда едет опасный для меня гость. Выясни, что у него на уме. Ты природный психолог, так?
Дора кивнула. Благодаря особым генам своего двойника она иногда чувствовала эмоции окружающих. Умение было неразвитым, требующим шлифовки и внимания со стороны наставников. Ника обещала начать обучение с сентября. Это было давно, целую жизнь назад. Причем не ее жизнь, а Дарьи Фелисии – ее зеркала. Попробовать стоит, это хотя бы даст ей шанс вырваться из тюрьмы, именуемой карантином.
– Сделаю все, что скажете, – вызвалась она.
– Хорошо! – Кощей явно обрадовался. Неожиданный гость волновал его гораздо сильнее, чем какая-то Дельта. – Тебе принесут одежду и проводят вниз. Я жду на крытой автостоянке слева от крыльца. Синий «фольксваген».
Неожиданно легко для своего возраста он вскочил со стула и вышел вон, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– Да! – тихо выдохнула девушка.
Наконец-то какие-то события! Наконец-то она нужна другим. Ей этого так не хватало и на родине, и восемь дней здесь. И у нее появится шанс узнать что-то про Ланса.
Она буквально выхватила из рук молоденькой медсестры пакет с одеждой. Натянула джинсы прямо на короткие шорты. Белый свитер с колючим воротником-стойкой оказался в самый раз. Туфли слегка жали, но разве стоило обращать внимание на подобные мелочи, когда вот она – свобода!
Через минуту она уже прижималась лбом к машинному стеклу, силясь рассмотреть хоть что-нибудь сквозь тугие ливневые струи. Но видела лишь огромные серые крылья воды, распахивающиеся из-под колес.
Кощей монотонно бурчал:
– В офисе тебя уже ждет моя секретарша. Столичного гостя встречать, а выглядишь замарашкой! Наташка тебя сводит в магазин, одежду поприличней подберет, в салон красоты зайдете. Знаешь, – вдруг произнес Председатель, – уж лучше бы к нам инопланетяне пожаловали, чем вы, пилигримы.
– Ну, извините, не оправдала надежд, – насупилась Дора. Скорей бы Ника вернулась! Рядом с наставницей девушка чувствовала себя куда уверенней.
Москва. Вероника Ильина
Ника с любопытством вертела в руках коробочку. Через прозрачную пластиковую крышку разглядывала шоколадную розу – хрупкую и невероятно красивую. На темных тонких лепестках светились капельки росы из белого шоколада.
– Даже есть жалко. Она подняла глаза на улыбающегося Роберта Ноэля. – Ты меня избаловал. То съедобные цветы, то лучший китайский чай пуэр, то мой портрет из янтаря и малахита. Привыкну, не ровен час.
Улыбка профессора стала еще шире. В строгом костюме, в своих невероятных очках, которые уже включили в состав обязательной формы всех специальных военных подразделений страны, Ноэль умудрялся выглядеть уютным, домашним. И оттого Ника начинала его бояться. Бояться ответственности за чужую привязанность, чувства и мысли. Оказывается, за годы одиночества она позабыла – как это: впустить в свою жизнь любимого, но далекого для тебя человека, подстраиваться под него, учитывать его желания.
Они встретились на пороге больницы. Ника еще раз взглянула на подарок и аккуратно положила его на сиденье машины. Неприятные предчувствия с утра мучили Веронику Ильину, заставляли оглядываться, прислушиваться к окружающим, чутко реагировать на малейшие изменения общего энергетического фона.
Вот и сейчас чей-то тяжелый, неприятный взгляд заставлял ее сводить вместе лопатки, держать ровнее спину. Взгляд провожал Нику с малолюдной узкой улочки внутрь больницы, ужом полз по коридорам. Хамелеона нельзя увидеть, но почувствовать – реально. Интересно, охраняют важного пациента или больницу целиком? О собственной важности Вероника не задумывалась. Кому она тут может понадобиться, раз в мире творятся столь глобальные и удивительные события?
Вчера, когда в Москве было шесть утра, какой-то немец выложил в Интернет неясным способом добытые данные о мигрантах, теперь повсеместно называемых пилигримами, сенсах, клонировании. Много информации, вплоть до имен конкретных людей. Это была не первая попытка рассказать миру правду, но самая удачная. Уже к девяти часам новость на всех языках разлетелась по Сети. Власти совершили ошибку – принялись отчаянно все отрицать, опровергать, объявлять неудачной мистификацией, чем только раззадорили журналистов. Ранее мелькавшие только в бульварной прессе сведения вызвали шквал комментариев.
А к ночи в Японии появилась публикация, что глава одной из самых крупных азиатских корпораций – пилигрим, пришелец из иного мира. К правдивым документам приплели короб домыслов и компромата. Несколько правительственных чиновников потребовали народного расследования, привлекли прессу. В результате утром начался обвал на Токийской фондовой бирже. Экономисты уже прогнозировали затяжной мировой кризис, красовались в телевизоре, рисуя сценарии развития событий один кошмарнее другого.
Нынешний день только выглядел солнечным. Любой сенс или природный психолог мог почувствовать, как закручиваются, завязываются в узлы темные энергии, ожидания чего-то недоброго, неизбежного.
Ника мотнула головой, растрепав аккуратно уложенные волосы. Прочь все лишнее, она пришла навестить ассистента Роберта и своего бывшего воспитанника. Вчера вместе с шестью сенсами они пересадили сознание Ланса в новый клон (невиданное дело для научного сообщества!). Час назад передали – юноша очнулся.
– Как он? – спросила она у Роберта, поднимаясь следом за ним по лестнице.
Ощущение тяжести за спиной, казалось, вдвое усиливало гравитацию земли, вдавливало в пол. До чего же сильный охранник, она не думала, что такие бывают!
– Переведен из реанимации. Открыл глаза, попросил воды, напился и уснул, – покачал головой Ноэль. – Что-то подсказывает мне, – он постучал по висящим на вороте рубашки очкам, – что на этот раз все получилось. Тех жутких багрово-черных всплесков энергий вокруг мальчика я не разглядел.
Ника промолчала. С Лансом она намучилась. То ли обгоревшее тело не отпускало душу, то ли прежний клон вышел неудачным, потребовалась новая пересадка. Со страхом она приближалась к палате.
Пусть Роберт не чувствовал ее эмоций, не нацепил на длинный нос свои чудо-очки, он все понял. И взял ее за руку. Вероника была благодарна ему за эту поддержку, в ответ сжала теплые пальцы Ноэля и толкнула дверь.
Ланс лежал на широкой кровати бледный, абсолютно лысый, даже без бровей и ресниц (второй клон готовили в ускоренном порядке).
К голой груди парня и к голове крепились датчики. Провода уходили под одеяло. Всю стену за кроватью занимал диагностический комплекс – приборы, мониторы, сканеры состояния, прямо выставочный стенд последних достижений в медицинской технике. Показания снимались ежесекундно и передавались в соседний кабинет, где круглосуточно дежурила бригада врачей.
Слева от Ланса у стены в путах капельниц лежало обгоревшее тело, закутанное в бинты, точно мумия. На всякий случай, вдруг что-то пойдет не так.
Нике до жжения в глазах стало жаль мальчика. И какая разница, сколько ему лет накопилось за многочисленные миграции, все равно мальчик. Ланс давным-давно не тот инспектор, который отправился мстить убийцам своей семьи. Он проживал жизни ребенка, взрослел и вновь оказывался в детском теле. По мнению Ники, за эти годы он так и не повзрослел.
От цоканья каблуков по кафельному полу пациент открыл глаза.
– Курорт устроил, значит, разлегся! Тела, будто костюмы, выбирает: то ему плохо, это не по фигуре! – накинулся на него Ноэль. – Мне помощник нужен, слышишь, лентяй?
Ланс удивленно заморгал и улыбнулся.
– У меня отпуск, – ответил он тихо.
– Ну, слава богу, в своем уме! – обрадовался Роберт, уселся рядом с другом: аккуратно, чтобы не задеть провода. – У тебя максимум полторы недели на восстановление, – опередил он Нику. – Тут такие дела творятся! Ни Москва, ни Барск в стороне не останутся. Справишься за полторы недели?
– Постараюсь, – улыбнулся юноша. – Только я пока не чувствую дара.
– Насмешил дикобраза голой пяткой! – хмыкнул Роберт. – Я тебе даже без дара работу найду, не соскучишься.
– Дорофея…
– Вернулась, – мгновенно ответила Ника. – Тебя дожидается.
– Ага, мечтай дальше, – поддразнил своего ассистента профессор. – Какого-то московского гостя встречает. Кощей перепугался без сенсов-то, девочку экскурсоводом нанял.
«Зачем Кощею сенсы, способные управлять энергиями? Неужели даже в Барске не будет покоя?» – подумал Ланс.
– Что за фрукт? – встрепенулась Ника. – Кто к моей мухоловке пробрался?
Она вскинула голову, прощупывая помещение. Не следят. Значит, тот взгляд, что она чувствовала спиной, – все-таки чья-то охрана. Надо аккуратно навести справки. Даже интересно, кого столь усердно стерегут.
– Павел Левашов, – раздался позади них голос Бронислава. Профессор Соловьев тоже пришел проведать парня. «Хотя, – подумалось Нике, – скорее всего, меня или Роберта, Бронька просто так в гости не ходит». – Крылов и меня просил собрать информацию об этом типе.
– Собрал? – Ника начала закипать. – Почему все знают, что девчонкой распоряжаются без моего ведома? А я, наставница, ни сном ни духом? Выкладывайте, какой ревизор заставил трястись от страха самого Кощея?
– Его биологический возраст – тридцать четыре года. Общий – больше полувека. Природный психолог, слабый сенс, журналюга и лицедей, – емко охарактеризовал его Роберт. – У себя на родине был успешным фокусником. Гастролировал по всему континенту, пока при странных обстоятельствах не угодил сюда. У нас он занялся маркетингом и политикой. Помогал Зиновьеву в прошлой избирательной кампании. Успешно отмыл депутата от политической грязи, на которую не скупились конкуренты и пресса. Доброго слова о нем я не слышал.
– Я тоже, – вставил свои пять копеек Броня. – При миграции занял тело местного парня по имени Семен. Сема сильно перетрусил, после разделения полностью попал под его влияние. Недавно Павла Левашова резко повысили с должности рядового сотрудника отдела информации, назначив каким-то экспертом…
– Не каким-то, а начальником отдела пропаганды.
Роберт с удовольствием вступил с Брониславом в соревнование «кто больше знает». Тренировались они каждый день, и Нике эти перепалки начали надоедать. Она приблизилась к юноше и внимательно его осмотрела. Вроде все получилось. Энергия в норме, таланты сенса и психолога никуда не делись, просто не успели проснуться. Прежнее тело можно отключать от аппаратуры.
– Этот отдел долгие годы объяснял людям, что пилигримов не существует, сенсы и прочие – горячечный бред фантастов. У них даже сценарист какой-то в штате, кажется, был. Сериал молодежный делали, недалекий от правды, чтобы объяснять слухи и домыслы, – продолжал Роберт Ноэль. – По их версии всякие мутации – результат плохой экологии, солнечных вспышек, козней инопланетян, а не мигрантов.
– Садись, пять! – буркнул Броня. – Много начирикал, бойкий воробышек.
– Упражняешься в птичьих сравнениях, о звонкая услада моих ушей! Спой, соловушка, не каркай.
Ника отвлеклась от их перепалки. Похоже, профессора поладили. Враги и конкуренты не станут часами придумывать колкости, а потом сообща делать общее дело, понимая друг друга с полуслова. Хотя Бронькина зависть никуда не делась, притаилась, точно краб под камнем.
– Спасибо, – тем временем коснулся ее запястья Ланс.
– Чепуха, – отмахнулась Ника. – Отращивай шевелюру и возвращайся к нам. Не то какой-нибудь красавчик твою Дору уведет.
Она встала с кровати, задумчиво потерла переносицу и улыбнулась, приняв решение:
– Я отправляюсь в Барск, пока нашу мухоловку конкуренты не перевербовали. Обойдетесь без меня.
– А мне расскажете, что творится? – взмолился Ланс.
– Лечись, детка, тебе сказали – всему свое время. – Роберт поправил одеяло и вышел за Никой.
Броня молча кивнул парню и двинулся следом. На лестнице он подотстал, пропуская вынырнувшего из бокового коридора мужчину, половина лица которого была заклеена пластырем, и кудрявую девочку в полосатой кофте, с объемным рюкзаком. Раненый цепко оглядел удаляющуюся парочку и Бронислава, подтолкнул девочку вперед, поторапливая.
– Ноэль, – окликнул Соловьев проворного профессора. – Те аномалии, о которых сегодня говорил генерал, могут быть результатом отключения метеоритов. Ты не думал об этом?
– Не имею понятия, – пожал плечами Роберт не останавливаясь. – Пока я ни одной своими глазами не увидел.
Ника ускорила шаг, словно пытаясь убежать от прошлого. Метеориты – мощнейшие излучатели, сброшенные на Землю-56 из иной реальности, стали причиной генетических мутаций многих людей, в том числе и ее самой. Именно благодаря метеоритам Ника стала сенсом, природным психологом. А ведь были еще и другие таланты, гораздо более опасные, чем управление энергиями или ощущение чужих эмоций.
Императорская Пятерка – Альфа, Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон – под руководством древнего-древнего пилигрима по прозвищу Координатор мечтали превратить ее мир в аттракцион для пилигримов. Даже название придумали – проект «Эдем». Они предприняли просто фантастические усилия, чтобы изменить реальность, и, если бы не Илья Рюкин, Дорофея с Лансом и Робертом, нынешняя и шумиха и биржевой кризис показались бы комариным укусом по сравнению с ожидаемыми бедствиями.
– У меня есть координаты двух мест в Подмосковье, – сообщил Бронислав, нагнав влюбленных. – Нам обоим нужен ассистент. Пока Ланс выздоравливает, поработаем вместе?
Ну вот, все и прояснилось, Ника даже ощутила облегчение. Бывший муженек решил пристроиться за «паровозиком» гения, авось что-то да перепадет. У Броньки сейчас не лучшие времена, ему пинок творческий нужен.
Роберт задумался. Даже с шага сбился. И кивнул.
– Судя по фото и видео – штука нехорошая. А два ума надежней одного, – согласился он, заставив спутницу удивленно изогнуть брови. Неужто в голосе гения прозвучали радость и облегчение? С чего бы?
Если Роберт Ноэль ожидал, что Соловьев отстанет и даст ему возможность пообщаться с Никой, он жестоко ошибался. В чужом городе Бронислав не знал, куда себя деть, и искренне обрадовался компании.
– Подбрось до метро, – попросил он Нику.
Та кивнула. Она даже понимала Броню. После уютного Барска, где они входили в число градоправителей, здесь над директором центра клонирования и именитым профессором обнаружился десяток разного плана начальников. На них по поводу и без ругались военные, политики, гоняли из кабинета в кабинет. Без уважения, без малейшего «спасибо» за совершенные подвиги. Наоборот, удивлялись, как это сенсы с учеными до сих пор не навели порядка в стране, не разобрались с невесть откуда взявшимися аномалиями и людьми, потерявшими чувство реальности. А таких было достаточно.
Сегодня, например, генерал так рассказывал про обрушение Токийской фондовой биржи, будто Ника и компания были виновны в этом лично. Хотя события разворачивались прямо по сценарию Ильи Рюкина. И от грядущих перспектив бросало в холодный пот.
Ника вырулила из тихого переулка, где располагалась больница, на широкий проспект, проехала пару кварталов, но вдруг резко крутанула руль влево, едва успев проскочить на зеленый, помчалась на ощутимый только для нее сигнал.
– Эй, шеф, мы гонки не заказывали, – попробовал остановить ее Роберт.
Ильина проигнорировала предупреждение. Неприятные предчувствия, мучившие ее с раннего утра, выкристаллизовались в осознание непоправимости происходящего. И она не успевала что-либо изменить.
Несколько улиц они миновали, невзирая на ограничения скорости, затем выехали на проспект. И сразу оказались в пробке. В конце квартала в воздухе висела машина и медленно вращалась. Белый корпус блестел на солнце, на стеклах и зеркалах плясали солнечные блики.
– Далеко! – выдохнула Вероника, выпрыгнула из своего служебного авто и кинулась к нежданному аттракциону, посмотреть на который собралась приличная толпа.
Роберт с Брониславом поспешили следом.
Под кружащейся машиной стоял человек в белых одеждах, громко выкрикивал про преображение мира, суд над грешниками, про то, что он вестник чего-то там темного, мрачного, нехорошего. Всю речь было не разобрать, ибо в пойманной им машине человек сигналил, кричал, колотил в закрытые двери.
Ника добежала до толпы и врезалась в широкую спину сотрудника ДПС.
– Уводите людей! Скорее! – потребовала она.
Полицейский медленно повернулся к ней, посмотрел мимо остекленевшими глазами. Проклятье! Их противник еще и гипнотизер!
Ника растерла ладони, концентрируя энергию, и что есть силы залепила мужчине пощечину. Тот покачнулся, но в себя пришел.
– Людей уводи! – Ильина потрясла у него перед носом удостоверением.
Она встряхнула кисти рук и двинулась сквозь толпу, одного за другим пробуждая загипнотизированных.
– Уходите, здесь опасно. Уходите, тут ничего интересного. Вас дома ждут, – заглядывала она в их лица.
Бронислав, как самый высокий, рассмотрел пробивающегося с другой стороны полковника Марата Тагаева с командой бойцов в изобретенных Ноэлем очках. Те действовали проще, эффективней.
– Тот, кто немедленно не покинет проезжую часть, будет арестован! Не задерживайте движение! – кричал помощник Марата в микрофон.
Народ зашевелился, зашумел, кто-то поспешил прочь, кто-то, наоборот, вытащил мобильный телефон или планшет и начал снимать происходящее.
Ника отступила назад, позволяя людям пройти. Напряжение нарастало, заставляя сердце громко колотиться о ребра. Что-то грядет. Человек, поднявший машину в воздух, безумен. Сильный сенс, только осознавший свой талант, может быть опасен. Он не понимает открывшегося ему мира, боится его, ищет любые, даже самые нелогичные, сумасшедшие объяснения наполняющим пространство энергиям, бьющемуся и пульсирующему дыханию земли, яркому мерцанию вокруг живых созданий. А то и вовсе лишается рассудка, если рядом не оказывается опытный наставник.
– Никки, это что за клоун? – Сзади подкрались Роберт с Броней.
– Дикарь, – тихо ответила она, наблюдая, как помощники Марата грамотно отводят людей на безопасное расстояние, как Марат подходит к безумцу, негромко успокаивает, тянется к багетке на поясе. – Вчера или сегодня дар в себе открыл, с катушек съехал без присмотра.
После расследования дела Пятерки Ника с Тагаевым не пересекалась и сейчас рада была его увидеть.
Что-то в словах сенса задело дикаря, взволновало. Энергии закрутились бурыми и густо-фиолетовыми смерчами, заставили машину в воздухе завертеться с удвоенной скоростью, воздух вокруг человека сгустился, пошел чуть заметной рябью. Ильина отстегнула свою багетку – энергетическое оружие сенсов, сжала быстро нагревшуюся трубку в ладони, сконцентрировалась.
– Марат, уходи! – завопила Ника, подалась вперед, но Броня успел схватить женщину за плечо.
Псих что-то выкрикнул и отшвырнул Марата на обочину, метнул следом машину – туда, где еще оставались любопытные. Марат хоть и ударился, притормозил полет груды железа над собой, но не выдержал тяжести груза. Машина с грохотом рухнула прямо на полковника.
– Не-е-ет! – закричала Ника.
Раздались выстрелы, псих осел на мостовую, зажимая раны на груди и животе. Белые рубашка и брюки окрасились алым.
Целую секунду над кварталом висела тишина, потом звуки вернулись, зашумели люди. Кто-то кричал, вызывал «скорую», ругался. Искореженная машина задела еще несколько любопытных.
Ника вырвалась из цепкой хватки Брони и побежала к обломкам. Роберт не отставал.
Бронислав Соловьев оперся о ближайшую машину, пытался справиться с головокружением и дурнотой. Вопли, стоны, кровь… Ника, усевшись на асфальт, раскурочивала протянутую кем-то аптечку, помогала Роберту перетягивать жгутом кровоточащую ногу молодой женщины.
– Оцепите район! Проверьте, не было ли у него сообщников!
– Кто стрелял? Кто отдал приказ стрелять?
– Помоги-ите-е-е!
– Пропустите врачей!
– Кто стрелял, я спрашиваю?
Броня стоял в стороне, не в силах пошевелиться, не в состоянии смотреть на чужие раны. Во рту было горько, желудок сворачивало от боли, Соловьев искал в себе силы и мужество выстоять. Не нужно иметь способности сенса, чтобы понять: мир никогда не станет прежним. Не из-за сенсов или пилигримов. Из-за людей, из-за их желания применить свою силу во имя разрушения.
Воздух пах пылью, выхлопами миллионов машин. Ветер уносил прочь конфетный фантик, гнал его между замерших в пробке авто. И Бронислав сконцентрировался на этом желто-зеленом клочке полиэтилена от лимонной конфеты, чтобы не видеть, что ветер помимо фантика уносит чужие жизни.
«Наверняка кто-то уже выложил кадры случившегося в Интернет, – подумал профессор с какой-то отрешенностью. – Вместо того чтобы помочь или хотя бы отойти в сторону, освобождая путь спасателям и полиции, люди стремятся растиражировать свою причастность к любому сколь угодно малому событию. Как это низко, недостойно мыслящего человека!»