000
ОтложитьЧитал
Вас когда-нибудь преследовало чувство, что вы находитесь в замкнутом пространстве и не можете выбраться наружу? Нет, я не имею в виду домашний арест из-за пачки сигарет, найденной в вашем кармане. Это совершенно другое. Меня зовут Колин Вуд. О своем возрасте я предпочитаю не распространяться малознакомым людям. Прочитайте хотя бы треть моей истории, тогда я вам начну доверять. Под конец, возможно, даже открою страшные тайны своего маленького городка Неверона, где и находится дом слез. Но давайте обо всем по порядку, замедлим пульс повествования. Отмотаем пленку и вернемся в то время, когда я еще жил с родителями.
Колин Вуд
Мама говорит, что ночью по нашему городу бродят монстры, поэтому заставляет меня ложиться спать до одиннадцати. Я ей не верю. За кого она меня принимает? Это ведь очередная выдумка для устрашения мнительных детишек. Однажды мы проезжали мимо бара со странным названием «Удильщик Неверона». Случайно заметив его, мама что есть сил надавила на педаль, разогнав машину под сотню! Интересно, кто еще из нас мнительный. Ничего не поделаешь с этими родителями.
Я живу в небольшом доме на самой тихой улице Неверона. Сюда не то что монстры, даже люди не заглядывают. Идеальное место, чтобы провести лето перед началом изнурительного учебного года. Все было заранее спланировано. Стопка старых книг ждет меня на прикроватной тумбочке. Рядом лежат яблоки, налитые июльским жаром. Комната надежно закрыта, а я защищен от непрошенных гостей.
И вот я уже вдыхаю аромат сирени, цветущей под окном. Надкусывая яблоко, ощущаю во рту приятный холодок. Сухие страницы шелестят под пальцами…
Как вдруг с первого этажа доносится:
– Колин, ты опять не доел завтрак! Для кого я готовила?
Это моя мама, человек-пулемет. Тра-та-та-та. Перевела дыхание. Перезарядилась. И снова стрелять: «Колин… тра-та-та. Колин, опять… тра-та-та». Вам лучше этого не слышать.
– Миссис Вуд, я ничего не понимаю. Не могли бы вы повторить чуть громче?
Мама быстро поднимается на второй этаж, стучит в дверь. Если я не открою, меня точно расстреляют.
– Будешь язвить, отправлю тебя к тете Розвуд, – процедила она сквозь зубы. – Открывай.
– Да, миссис Вуд.
Тетя Розвуд – настоящая пороховая бочка в сто двадцать килограмм, вспыхивающая при малейшем упрямстве со стороны мальчишек. Никакие монстры с ней не сравнятся. Что-что, а угрожать мне родители всегда умели. Я лениво открываю дверь, встречая негодующий взгляд мамы.
– Хватит называть меня миссис Вуд, – строго предупреждает она. – Ты обещал помочь отцу.
– Я помню. Но ведь сейчас только утро, а он возвращается в полдень.
– Выходит, ты свободен?
Мама берет меня за руку, и мы спускаемся по ступенькам прямиком на кухню в царство немытой посуды. Как вы уже догадались, в этом доме я – местный Посейдон. Все работы, связанные с водой, на мне.
– Съешь манную кашу и прибери за собой, – продолжает наступать мама. – А я схожу в магазин. Нужно успеть приготовить лазанью к возвращению твоего отца. И сходи наконец к парикмахеру, я устала собирать с пола твои отростки.
Мама любит готовить. А я, разумеется, просто обожаю мыть посуду. Вместе мы отличная команда, которая работает на папу. По этой же причине нам совсем не хочется появляться на первом этаже. Спальня родителей рядом с моей комнатой, через стенку, и они постоянно выясняют отношения. Мне уже не десять лет, чтобы непрекословно выполнять все их указания (попробуйте угадать мой возраст, в дальнейшем эта информация вам пригодится). Так вот, с недавнего времени мой возрастной статус позволяет еще немного пофасонить и даже закрыться у себя в комнате.
Но манную кашу я все-таки съем. У нас далеко не самая богатая семья, чтобы выкидывать еду. Каждые полгода на город обрушивается ураган и уносит около двадцати человек на тот свет. В этом году он разрушил мастерскую отца, прошел в нескольких метрах от нашего дома. Как я молился, чтобы этот ураган когда-нибудь забрал с собой школу. К сожалению, Неверон – не город чудес. Так что каждый день с трех до семи часов я помогаю отцу восстанавливать мастерскую, которую он недавно переименовал в гараж (да, нам хватило денег на подержанный автомобиль).
Со сверстниками почти не общаюсь. Так вышло, что персонажи книг куда интереснее людей, которые меня окружают. Либо в этом замешана магия писателей, либо мои одноклассники – очередная ошибка природы. В позапрошлом учебном году они подожгли волосы рыжему парню, чтобы тот походил на Джонни Шторма из «Фантастической четверки». Этих ребят всегда было сложно контролировать, но в последнее время они стали чересчур жестокими. Ну вот, говорю уже как пятидесятилетний старик, всем-то недоволен. На самом деле у меня просто хорошо развиты зеркальные нейроны, которые отвечают за эмпатию. Я прочел о них в одной из книг Иоахима Бауэра. Кстати, некоторые ученые сходятся во мнении, что большинство психических отклонений – это нарушение функции зеркальных нейронов. Может, все мои одноклассники больные, а я просто попал не в ту школу?
Однако с учителями у меня тоже не все гладко. Я наотрез отказываюсь читать старую литературу, которую суют под нос, вроде Шекспира и Твена. К Чарльзу Диккенсу разве что у меня нейтралитет, но как же раздражают его идеальные и безупречные персонажи, которые не меняют своих убеждений после многочисленных унижений и гонений. Так в жизни не бывает, это сказки. Я не верю этим авторам. А возьмем математику? Зачем изучать логарифмы, когда их можно посчитать с помощью калькулятора? Жизнь – это форма времени. А наше образование застряло в прошлом. Учителя не понимают, что сейчас нужно читать другую литературу, решать уравнения иными способами.
Что-то я разошелся, пока мыл посуду. Со мной такое бывает, не обращайте внимания. Я заранее знал, что от меня требовалось в мастерской, поэтому незамедлительно выдвинулся в сторону маленького магазинчика строительных материалов, расположенного на соседней улице. Отец вернется через три-четыре часа, я даже успею завязать нервы в узелок и заглянуть в городской парк. Целая миля пешком ради монтажной пены и герметика? Все-таки я был для этого создан родителями.
Город, сотканный из тишины, только-только начинал просыпаться. Ветер еще не успел разогнать облака, воздух – наполниться запахом цветов, солнце – сжечь сухую траву. Утром сложно выйти из дома. Ноги вязнут во влажных тенях. Прохожие растекаются по асфальту, идут на работу, поддаваясь слабому пульсу Неверона, его неспешному ритму. Быстро добраться до магазина не получится. Только не утром. Добрых полчаса я шатался возле городского парка, любуясь низкорослыми деревьями и миниатюрными фонтанчиками, пока поднявшийся ветер не выбросил меня на улицу Дифирамб прямо к порогу строительного магазина. В нос тут же ударил запах бензина и едких моющих средств.
Внутри оказалось совсем пусто и бедно, ни одного человека, кроме самого продавца – старого мужчины в потрепанной клетчатой рубашке и дешевых джинсах клеш. Я его знаю. Это Спенсер Форд, отец моего бывшего одноклассника, пропавшего без вести год назад. Когда Спенсер потерял сына, дела у него стали совсем плохи, сейчас он едва сводит концы с концами. Надеюсь, ураган никогда не разрушит этот небольшой магазинчик, иначе Спенсеру придется искать новую работу, а в нашем городе найти ее очень непросто.
– Доброе утро, мистер Форд, – поприветствовал я, придерживая входную дверь. – Вы не поможете? Мне нужна монтажная пена и огнеупорный герметик за два доллара.
Спенсер направил на меня растерянный взгляд, потом оглянулся по сторонам, словно не понимая, где находится.
– Мистер Форд?
– Да-да, – слабым голосом отозвался он. – Заходи, Колин. Посмотрим, что у нас есть.
Он медленно, прихрамывая, поковылял в кладовую и спустя пару минут принес стремянку.
– Ох, только один тюбик остался, – тяжело проговорил Спенсер. – Придется лезть наверх.
– Предоставьте это мне.
Я поднялся по стремянке и потянулся к последнему тюбику герметика, приняв позу парашютиста, готового самоотверженно спикировать на землю. Вы не замечали, что все важное постоянно находится в недоступных местах? Наша жизнь подчинена какому-то вселенскому абсурду.
– Готово, – весело сказал я. – Может, вам что-нибудь спустить вниз? Тут еще остались сверла и фрезы.
– Нет-нет, они нерабочие. Я их специально туда положил. Спускайся, Колин.
Вернувшись на землю и встретив потерянный взгляд Спенсера, я тут же растерял радостное оживление. Все-таки зеркальные нейроны – удивительная штука. Да, эту важную часть мозга я называю «штукой». Штука, которая делает нас людьми.
– Монтажная пена и огнеупорный герметик, верно? – уточнил мистер Форд. – За все два доллара.
Я встал на носочки, вынул помятую двухдолларовую купюру из кармана и положил ее на огромный стол рядом со счетной машинкой, чтобы Спенсеру не пришлось далеко тянуться. Уголки его губ дрогнули, и он неожиданно спросил:
– Готов к новому учебному году, Колин? Каникулы подходят к концу.
Обычно Спенсер ни с кем не начинает диалог, и люди ему отвечают тем же. Нужно отметить, что и со мной никто не общается…
Ла-а-а-дно, я обманываю, пытаясь выставить себя в выгодном свете. Давайте начистоту. Я. Ни. С кем. Не. Общаюсь. Мы со Спенсером – два продавца в круглосуточном аттракционе под названием «странная жизнь». Один сменяет другого, когда рабочее время заканчивается. Тысячи людей проходят мимо, берут билеты и отправляются в незабываемое путешествие. Тысячи людей сходят с ума, подлетая в воздух на «орбите амбиций» или в «стратосфере желаний». Тысячи людей… а мы стоим с кислыми минами и со стороны наблюдаем за этим безобразием. Мы легко можем продать билет в другой мир, но сами туда ни за что не сунемся. Да, мы боимся всех этих сумасшедших аттракционов. Я понимаю Спенсера как никто другой, потому что Спенсер – это я.
– Не знаю, мистер Форд. Школа мне не нравится. Лучше бы я работал по восемь часов вместе с вами, чем учил логарифмы и пределы. Миссис Вуд состоит в родительском комитете с другими незанятыми мамочками, мечтающими получить грамоту за активную работу с учениками. И никому до меня нет дела. Отец пропадает на работе, а в свободное время занимается машиной. За стеной постоянно слышны крики о коробке передач и о плохих машиностроителях. А я все это слушаю и думаю: может, мне стоило родиться травоядным животным и жить в Каролинском лесу, скрываясь от браконьеров и хищников?
Мистер Форд сделал движение двумя пальцами, подзывая меня поближе.
– Ты кому-нибудь рассказывал об этом?
– О чем? – недоуменно спросил я. – О том, что хочу жить в лесу?
Спенсер кивнул.
– Нет, – быстро ответил я. – Родители не поймут, и тогда появится еще больше проблем. Психологи, собрания, кружки всякие.
– Говори чуть тише, – попросил Спенсер, оглянувшись по сторонам. – Нас могут услышать.
– Кто?
– Разведчики. Лампочки Неверона. Загораются преимущественно ночью, но и днем никуда не исчезают…
– Лампочки Неверона? – переспросил я. – Никогда о них не слышал.
Мне стало очень неловко. Бедный Спенсер. Совсем потерял связь с реальностью. Но что я мог сделать? Сказать старику, что мне пора идти? Это было бы очень грубо.
– Они забрали моего Джона, – шепотом продолжил Спенсер. – Они его забрали, Колин…
– Джона забрали? Куда?
Спенсер помолчал секунду, затем наклонился ко мне и прошептал на ухо:
– В дом слез.
Дом слез.
Дом слез.
Дом слез.
– Они забрали Джона… Они его не отпустят раньше срока, – произнес прерывисто Спенсер. – Запомни, Колин, никогда не выходи на улицу ночью. И берегись огней. Они следят… за каждым следят и не остановятся, если узнают…
– Что узнают? – шепотом спросил я, чувствуя, как по рукам пробегают мурашки.
– Сомнения… Если у тебя есть сомнения, они это обязательно узнают.
Внезапно открылась входная дверь
Спенсер быстро схватил меня за запястья, притянул к себе. В магазин проник запах тухлой рыбы и болотного ила. Воздух наполнился влагой, прохладный ветер поднял мои волосы вверх. Сзади прозвучал странный голос, такой металлический, до скрипа противный:
– Вам пос-с-сылка от Виктора Бормана.
Мистер Форд дал мне сигнал, чтобы я не вздумал оборачиваться. Загадочный посетитель подошел к нам вплотную. Спенсер крепко прижал мое лицо к своему телу. Но одним глазом я все-таки успел заметить склизкую длинную руку посетителя, тянущуюся через огромный стол. Мертвенно-бледную руку утопленника, с темно-синими пятнами. Зловоние ударило в нос. Казалось, меня с головы до ног облили застоявшейся водой.
– Виктор будет ждать вас-с-с в «Удильщике Неверона» завтра в полночь. Не опаздывайте.
Произнеся это, посетитель удалился с невероятным скрипом и скрежетом, оставив после себя лужицы неизвестной субстанции по всему полу – от входной двери до стола. Мне стало совсем жутко.
– Кто это был? – тихо спросил я, все еще держась руками за мистера Форда. Тот посмотрел на меня с опаской.
– Тебе лучше не знать, Колин. Я уже и так много разболтал… иди домой и постарайся не оборачиваться.
– Разболтали? Но этот человек…
– Нет, Колин. Это не человек. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?
Я ошеломленно попятился назад, ступив ногой в склизкую лужу. Мне это все мерещится из-за того, что я надышался алкидной краской. «Удильщик Неверона», мама тогда испугалась этого заведения. Вы помните? У меня прямо молния в голове вспыхнула.
– Иди домой, Колин. Пожалуйста, забирай герметик, пену… иначе тебя заметят… и тогда точно заберут.
– Хорошо.
Миновав минное поле, оставленное загадочным посетителем, я изо всех сил побежал домой, прижав к груди герметик с монтажной пеной. У Спенсера странные знакомые. Да и сам он, похоже, совсем из ума выжил. Лампочки Неверона, дом слез, это похоже на страшный сон.
Один день в мастерской
Никогда бы не подумал, что работа в мастерской спасет меня от навязчивых мыслей о монстрах. Часто нам говорят о том, что нужно ценить каждый миг, проведенный с родителями. Так вот, я ценю. Стою возле папиного форда и смиренно улыбаюсь, испачканный с ног до головы в машинном масле. Масло применяют для снижения трения между движущимися деталями поршневых и роторных двигателей внутреннего сгорания. Поэтому в него добавляют модификаторы трения, а также защитные присадки, наделяющие противозадирными и противоизносными свойствами. Ну как по-вашему, готов я к вступительным экзаменам?
Отец: Колин пойдет учиться в институт машиностроения!
Мама: Колин станет первоклассным юристом в Невероне!
Колин: Я хочу жить в лесу…
У меня внутри с недавнего времени поселилось такое съедающее чувство, будто на самом деле это я – ошибка природы. Будто там, наверху, всем смертным хорошо прописали характер, логичное поведение, мотивацию, а на меня просто не осталось божественных чернил.
– Колин, не стой как истукан, – сказал отец. – Подай мне ключ на восемнадцать.
Ключ на восемнадцать. Я каждый день подаю ключ на восемнадцать.
– Снова воздушный фильтр забился? – с поддельным интересом спросил я. – Недавно ведь проверяли.
– Неполадки с холостыми оборотами. Думаю, да, стоит еще раз взглянуть на фильтр.
Иногда мне кажется, что у отца нет других увлечений, кроме бесконечной возни с машиной. С этим старым фордом образца девяносто восьмого года. Мне больно смотреть, как отец каждый день капля за каплей выливает свое драгоценное время в канистру с бензином, чтобы потом залить чудодейственную смесь в проклятую машину. Залить. Воспламенить. Сжечь. И вот уже время отца вылетает в выхлопную трубу вместе с углекислым газом, растворяясь в воздухе. Если меня в будущем спросят, как умер отец, я отвечу – в двигателе внутреннего сгорания.
– Папа, у тебя никогда не возникало ощущения, что наш мир работает неправильно?
Отец недоуменно взглянул на меня.
– Интересно, как он может работать неправильно? – спросил он. – Может, и океан тогда работает неправильно?
– Океан?
– Да, океан.
Вопрос отца озадачил меня.
– Но… разве океан похож на нашу жизнь?
Отец рассмеялся.
– Разумеется, похож! Океану плевать, как он работает. Он просто есть, и все тут.
– А те, кто в нем обитают? Разве им плевать?
– Им – особенно. А что они могут сделать с океаном? Выпить его? Жизнь такая штука, приходится шевелить плавниками. Ведь если утонешь, всем будет что? Правильно. На-пле-вать. А некоторые даже обрадуются. Большая рыбка всегда ест маленькую рыбку.
– Обрадуются чужой смерти?
– Да-а, – устало протянул отец. – Меньше конкуренции.
Ну и ну, радужные перспективы вырисовываются.
– Не хочу я жить в этом океане, – коротко заключил я.
Отец вновь залился смехом.
– Не бери в голову, – с улыбкой добавил он. – Это я образно говорю.
Раз уж зашла речь про образы, может, спросить о монстрах? Хоть мне и запрещают поднимать эту тему, стоит попробовать.
– Папа, ты что-нибудь знаешь о лампочках Неверона?
– Лампочки Неверона? Первый раз слышу, – ответил отец, отбрасывая в сторону подшипники.
– А о доме слёз?
Отец высунул голову из капота машины, подозрительно глянул на меня.
– Ты что, вчера нарезал круги вокруг детского дома?
– Нет, – смущенно ответил я.
Нельзя рассказывать отцу об инциденте с мистером Фордом, иначе у старика возникнут проблемы. Родители его завалят вопросами и обвинениями, я их знаю. Ладно, спрошу прямо.
– Мама говорит, что ночью по нашему городу ходят монстры. Это правда?
Отец снял перчатки, аккуратно закрыл капот и, облокотившись на него, обнял меня за голову, притянул к себе.
– Эх, Колин-Колин. Какие только монстры не ходят по нашим улицам ночью. Убийцы. Наркоманы. Воры. Тебе огласить весь список?
– Нет, это другое, – я попытался высвободиться из отцовских объятий. – Я имею в виду настоящих монстров. Понимаешь?
– Так это и есть самые настоящие монстры, – сказал отец. – Поэтому тебе нельзя гулять в незнакомых местах без разрешения.
– Я не шучу, папа! Мне нужно знать, что происходит в нашем городе ночью. Почему мама, например, боится заведения «Удильщик Неверона»?
Лицо отца внезапно изменилось, в глазах промелькнула темная искорка.
– Откуда ты узнал об удильщике? – серьезно спросил он.
Если сказать, что об удильщике я узнал от мамы, отец начнет выкручиваться, играть со мной. А мне сейчас не до смеха. Совсем.
– Я сегодня видел Виктора Бормана, – солгал я. – Он предложил мне зайти к нему в бар.
– Что-что тебе предложил Виктор Борман?
– Заглянуть в его заведение.
Черт побери, смотреть прямо в глаза отцу и откровенно лгать – не самое комфортное занятие. У меня даже коленки задрожали, но взгляда я не отвел. Если уж начал крутиться – крутись, пока не остановят.
– То есть Виктор Борман подошел к тебе сегодня, представился и предложил пойти вместе с ним в бар?
– Да, сказал, что в полночь там начнется интересное представление. Ну и я сразу отказался, побежал обратно домой. Странный какой-то этот Виктор Борман.
– Страннее в городе не найти, – задумчиво добавил отец. – А не обманываешь ли ты меня, Колин? Посмотри-ка в глаза.
– Нет. Не обманываю, – через силу выдавил я. – Мне просто… страшно ходить по незнакомым улицам. Еще и этот удильщик Неверона, звучит очень мрачно. Может, все-таки, расскажешь о нем?
Отец глубоко вздохнул, взял меня за плечи и медленно проговорил, делая акцент на каждом слове:
– Тебе. Лучше. Не знать.
– Нет, – воспротивился я. – Знать – это всегда лучше!
Отец тактично промолчал. Хотя мог бы уже придумать целый рассказ, чтобы я наконец успокоился. Например, Виктор Борман – сумасшедший, потерявший сына несколько лет назад, поэтому теперь пристает ко всем мальчишкам, держись от него подальше. Неужели фантазия в этом доме работает только у меня?
– Тебе действительно так сложно ответить?
– В удильщике обитают странные личности, – устало ответил отец. – Держись подальше от этого места.
– Я уже понял. Но что за странные личности?
– Монстры, Колин. Монстры.
Допытывать отца бессмысленно, он уже начал иронизировать. А на что я надеялся? На честность и открытость родителей? Ладно, я ведь и сам хорош, подставил Виктора Бормана, хотя даже не знаю, кто это. Может, он обыкновенный человек, а я все выдумал? Так или иначе, весомых аргументов и доказательств, кроме прилипшей слизи на ботинках, у меня нет. Одни догадки. Единственное, тело Джорджа Форда так и не нашли. Раньше я не задумывался над причинами его исчезновения, но после встречи со Спенсером мне стало совсем жутко.
– Раз уж ты удовлетворил свое любопытство, давай начнем штробить стены, – сказал отец, выпуская меня из объятий. – Нужно закончить ремонт до начала осени.
Мы работали четыре часа. Я замазывал мелкие щели герметиком, отец орудовал болгаркой, проводя ровные борозды от одной стене к другой. Время от времени мне приходилось придерживать стремянку, пока отец возился с потолком. Мелкая бетонная пыль сыпалась на лицо, забивалась в нос, передавая воздушный поцелуй моим легким. Но – все закончилось, я отработал половину рабочего дня и теперь мог претендовать на законный отдых.
– Уже уходишь? – спохватился отец. – А как же обнять своего папу?
Мне стало вдруг очень смешно. Ох уж этот внезапный порыв родительской любви, неожиданный, как ураган весной. Я неохотно вытянул руки вперед, уже готовый отдать свое бренное тело богу объятий. Но не тут-то было. Отец внезапно подкинул меня вверх и так громко засмеялся, что задребезжали старые оконные рамы, осевшая бетонная пыль поднялась в воздух. И мы начали кружиться в ней, кружиться вихрем.
– Папа! – крикнул я. – Не надо!
– Когда ты был совсем маленький, мы с тобой играли каждый день, – напомнил он, продолжая кружить меня. – А что теперь?
– Папа, я помню. Но ведь я уже не маленький!
– Если я могу поднять тебя в воздух, то какой же ты? Для нас с мамой ты всегда будешь маленьким.
– Ладно-ладно, только остановись! Или у меня сейчас голова взорвется.
Отец опустил меня на землю, взъерошил мои волосы, затем развернулся и (не поверите) молча, как ни в чем не бывало, открыл капот, надел перчатки и принялся копаться в машине. Чуть пошатываясь, я поковылял к выходу. Конечно,
«Когда ты был совсем маленький, мы с тобой играли каждый день. Что же теперь? А теперь ты подрос, Колин, поэтому давай как-нибудь сам. Тем более у меня недавно появилась маленькая машина. Теперь я буду играть с ней. Читай, что называется, между строк.
И вообще, Колин. Взрослым тоже нужны игрушки. Войди в положение, ведь когда-нибудь ты и сам станешь взрослым. Как только почувствуешь, что твое время безвозвратно утекает в канистру с бензином или в грамоты от родительского комитета. А хотя, знаешь, Колин… к черту все! Никогда не становись взрослым. Иначе глазом не успеешь моргнуть, как твое время полностью утечет в вещи, и в какой-то момент ты сам станешь вещью. Вещью не в себе. Подделкой. Насмешкой».
Мне нелегко общаться с родителями. Иногда хочется от них абстрагироваться, заняться своими делами…а иногда прижаться к родному, взять за руку и никогда не отпускать. Это сложное чувство. Я хочу, чтобы от меня отстали. И в то же время никуда не отпускали. Не меняли ни на машины, ни на комитеты.
Что-то я опять разгорячился. Вы все еще тут? Да, я не сахар. Мне очень сложно выплескивать эмоции, так что я их коплю в себе. Если моя мама – это автомат, то я скорее бомба замедленного действия, которая совсем не хочет взрываться и задевать посторонних людей. Это ведь мои проблемы, и они других не касаются.
– Колин! – голос мамы внезапно донесся из прихожей. – Помоги прикрутить полки над шкафом.
– Но я ведь только освободился. Мама, дай отдохнуть!
– Отдохнешь потом. Скоро наступит осень, и кто тогда будет домом заниматься? Меня, между прочим, назначали в этом году председателем родительского комитета. Это большая ответственность! Нужно набросать перечень изменений в вашем классе, а еще организовать годовые и праздничные фотосъемки…
– Это меня не касается. Скоро наступит вечер, мне тоже хочется заняться своими делами.
– Завтра будешь заниматься, чем захочешь. А сейчас иди сюда. Быстро!
Ага, займусь, как же. Я заперся у себя в комнате, забаррикадировался книгами. Давай, Патрик Зюскинд, замаскируй меня от родителей, сделай невидимым.
– Колин! Давай спускайся! Колин!
Пуля «Колин» еще не достигла цели, а мама уже перезаряжалась.
– Колин!
Нельзя останавливаться, пока враг не повержен. Мама не меняет укрытия, она безотрывно стреляет и стреляет во все стороны, как в фильме про гангстеров из восьмидесятых.
– Колин!
– Колин!
– Колин!
Ладно. Я глубоко вздыхаю и неспешно открываю дверь. Работу до ночи мне обеспечили, о безделье в этом доме можно не беспокоиться. Но когда-нибудь я куплю и надену маме на ее стрелялку глушитель.
– Где там эта полка?