Перевод со шведского Ольги Мяэотс
Художник Мария Нильссон Тор
Astrid, alltid Astrid!
Text © Charlotta Lannebo
Illustrations © Maria Nilsson Thore
First published by Rabén & Sjögren, Sweden, in 2019
Published by agreement with Rabén & Sjögren Agency.
© Мяэотс О. Н., перевод на русский язык, 2022
© Оформление, издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2022 Machaon®
Глава 1
Мне жаль всех, у кого нет такого замечательного имени – Астрид. Да, меня зовут Астрид. Я сама выбрала себе это имя, потому что, когда родилась, папа и мама не догадались меня так назвать.
Теперь у меня несколько отличных имён – Астрид Ева Мэри Ковач.
Звучит величественно. И мне подходит: величия мне не занимать, хоть ростом я ещё невелика. Почти самая маленькая в классе. Но ведь величие не в росте, главное, что у тебя внутри. Это я давно поняла.
Раньше меня звали просто – Ева Мэри Ковач. Но однажды вечером – дело было в рождественские каникулы, на крышах красиво лежал снег, в окнах уютно горели свечи – мама поднялась в нашу с Бланкой, моей сестрой, комнату с чашкой травяного чая и присела к нам на кровать.
– Хотите услышать про мою прабабушку, которая жила сто лет назад?
Если мама берётся что-то рассказывать, устраивайся поуютнее под одеялом и слушай. Потому что рассказывать она может долго-предолго.
– В ваших венах течёт вермландская кровь, – начала мама, – а не только венгерская. Бабушка моей мамы, Момма, жила в большом белом поместье у озера Фрюкен в Вермланде. Муж у неё был егерем. У них было пятеро детей. Много лет Момма вела хозяйство, следила за служанками и экономками, детьми, внуками и прочими родственниками, а также принимала детей-беженцев из Финляндии, где шла война. А егерь тем временем лишь пил пунш да крутил ус.
– Расскажи ещё! – попросила я.
– Момма была строгой, но благородной и справедливой. Волосы она собирала в высокую причёску. Чтобы её уложить, требовалась целая вечность, потому что волосы у неё были длинные – ниже пояса. Кстати, на поясе она носила связку ключей.
– Зачем? – спросила Бланка.
– Только она одна могла входить во все комнаты и закоулки, сараи и кладовки. Она была настоящий матриарх.
– А кто это – матриарх? – спросила я.
– Женщина, наделённая большой властью, она всегда сама всё решает.
Я попробовала слово на вкус. Оно мне понравилось. Я тоже люблю сама всё решать, по крайней мере в том, что касается меня.
Мама продолжала рассказывать о жизни в поместье. Момма воспитывала детей и следила, чтобы они делали уроки и ходили в школу, а тем временем егерь, в костюме с жилеткой и с часами в нагрудном кармане, обходил леса и поля. С ним была его верная собака Шайба. Впрочем, егерь часто делал перерывы и отдыхал в беседке, окружённой сиренью, пил кофе и пунш. Перед сном он надевал полосатую пижаму и специальную маску, чтобы усы не обвисли, и так спал всю ночь.
– А Момма, прежде чем отправиться отдыхать, проверяла расходные книги и планировала дела на следующий день. Потом запирала кладовку, чтобы никто не украл колбасу. И каждому в доме было ясно, кто всем заправляет.
– Совсем как ты, – сказала я.
Мама улыбнулась.
– А у тебя есть её фотография? – спросила Бланка.
– Да, – ответила мама. – Сейчас принесу.
Когда она вернулась, мы с Бланкой принялись рассматривать фотографию: статная женщина в красивом платье с кружевами и удивительной причёской строго смотрела на нас.
– Она что, всегда ходила в таком белом платье? – спросила я.
– Нет, обычно она надевала поверх передник.
– А какие у неё волосы! – восхитилась Бланка.
– На ночь Момма их распускала, и её дочка, моя бабушка, расчёсывала ей волосы гребнем не меньше ста раз.
– Наверное, на это уйма времени уходила! – сказала я.
– Момма любила порядок во всём, – ответила мама.
Она склонилась над нашими кроватями и подоткнула нам одеяла.
– На самом деле Момму звали Астрид, – сказала она.
– Но ведь и тебя тоже зовут Астрид! – удивилась я.
– Да, – кивнула мама. – И мою сестру, а твою тётю, зовут Астрид [1], и мою маму. Почти всех женщин в нашем роду звали Астрид.
– Только не меня, – сказала я, и мне сразу стало завидно.
– И не меня, – сказала Бланка.
Пусть Бланку не назвали Астрид, но у неё и без того три имени, так что она может быть довольна. Но у меня-то имён всего два: Ева и Мэри, и ещё фамилия – Ковач. Раньше я была этим вполне довольна, но после маминого рассказа поняла, что имя Астрид очень бы мне подошло.
Я так и видела её перед собой – эту Астрид-матриарха. Представляла, как она ходит в белом платье по своему поместью, всеми командует и всем управляет. Следит, чтобы обед подали вовремя, чтобы всегда были деньги на хозяйство и чтобы муженёк не спал в шезлонге на солнышке с непременным бокалом пунша.
Я села в постели, усталость как рукой сняло.
– Хочу, чтобы меня тоже звали Астрид! – потребовала я. – Ну почему вы до этого не додумались, когда я родилась?
– Но у тебя и так прекрасные имена, – удивилась мама. – Ева – это очень красиво!
– А у Бланки вон три имени! – сказала я. – И я хочу три! Хочу, чтобы меня звали Астрид Ева Мэри Ковач.
Бланка застонала – она так делает, если ей кажется, что я слишком упрямлюсь. А она так почти всегда считает.
– Сколько можно! – проворчала она сонно.
– Хочу, чтобы меня звали Астрид! – повторила я ещё более решительно. – Отныне зовите меня Астрид!
– Ева, ну что на тебя нашло! Спи-ка лучше, – сказала мама, обняла меня и поцеловала на ночь.
Но у меня сна не было ни в одном глазу. Я вспоминала всех Астрид у нас в роду. Взять, например, тётю Астрид, я её очень люблю. Она ездит в старом, допотопном автомобиле, носит весёленькие цветастые платья и завивает волосы специальными щипцами.
Или бабушку Астрид, которую я, к сожалению, никогда не видела, потому что она умерла очень молодой. На фотографии, что на мамином столе, она очень красивая.
Ясное дело, меня тоже должны звать Астрид!
Три недели я уговаривала маму и папу. Тётя Астрид сказала, что я должна убедить родителей, и я старалась изо всех сил, хотя Бланка говорит, что я просто ныла. Всякий раз, когда папа и мама были вечером в хорошем настроении, я заводила разговор о новом имени. А ещё когда помогала накрывать на стол.
И наконец они решились. Оставалось только заполнить бланк Налогового управления [2].
– Придётся подписать, – сдался папа.
– Хорошо ещё, что она выбрала Астрид, – вздохнула мама. – Могла ведь и чего похуже придумать!
– Вот именно! – сказала я. – Какую-нибудь Карамбу!
И вот теперь я Астрид. На веки вечные! Мне восемь лет, я живу с мамой и папой, Данте, Юлле и Бланкой на улице Ладугорд, 8, в жёлтом таунхаусе.
Давайте я расскажу вам о своей жизни.
Глава 2
В воскресенье мы с Бланкой сидели за письменным столом в своей комнате и вырезали животных из альбома, который подарила нам бабушка. Потом наклеивали их на отдельные листочки, чтобы получались красивые картины.
Бланка на два года меня старше. К сожалению, мы до сих пор живём в одной комнате, но ждём не дождёмся, когда наш старший брат Данте станет студентом и переедет от нас. Тогда другой мой брат, Юлле, займёт его комнату, а Бланка – комнату Юлле.
Похоже на игру в домино, где, как вы понимаете, я – самая последняя.
– Следи за порядком на своей территории! Какая же ты неловкая! – проворчала Бланка.
Я вырезала льва и так старалась, что нечаянно опрокинула банку с карандашами, и они рассыпались по всем бумагам. Признаю: это было немного неаккуратно с моей стороны. Но у меня просто не получается соблюдать порядок! Бланка этого не понимает, она ведь чистюля. На её половине все заготовки картинок сложены аккуратной стопочкой.
– Очень трудно вырезать гриву, – объяснила я.
Бланка рассмеялась. Когда она в хорошем настроении, с ней вполне можно ладить. Она отличная выдумщица, мы играем в компьютерные игры, складываем мозаику или ставим театр. Но когда она не в духе, то вечно ругается. Меня это просто бесит.
Бланка ловко управляется с ножницами. Скоро её картинка была готова, и она пошла на кухню – показать её маме. Я осталась одна и продолжила вырезать, слушая Веронику Маджио [3].
Я была рада побыть в комнате одна: обычно-то у нас в семье не посидишь спокойно. Когда в доме два брата и сестра, тебя ни на минуту не оставляют в покое – прямо мука мученическая!
Вот и на этот раз, только я сделала музыку погромче, потому что она мне нравилась, в дверях появился папа.
– Ева, что ты тут устроила?! – сказал он. И голос у него был совсем не «доброго папочки», каким он обычно бывает.
– Вообще-то меня зовут Астрид, – напомнила я.
– Ах да, я забыл. Но посмотри: у тебя на полу сугробы из бумажек! Не забудь убрать до обеда.
Ну, несколько бумажек и впрямь упали на ковёр, но уж точно не сугробы. В сугробах-то так весело прыгать!
– Это не только я вырезала, и Бланка тоже, – запротестовала я.
Стоит только сказать «Бланка» – и она уже тут как тут, даже если была далеко. Словно у неё не уши, а радары.
– Я за собой всё убрала, – крикнула она елейным голоском ещё с первого этажа.
– Старушка, придётся и тебе за собой убрать, – сказал мне папа. – А потом спускайся в кухню, у нас сегодня рыбные палочки.
Я вздохнула, но принялась за уборку. Вечно мне выпадает уборки больше, чем Бланке, ведь я не такая чистюля. Между прочим, я нашла бумажки, оставшиеся от картинки с леопардом, а они уж точно Бланкины. А мне теперь за ней убирай! Несправедливо. Вообще-то ко мне часто бывают несправедливы просто потому, что я младшая. У Бланки, например, есть собственный мобильник. Данте может делать всё, что и взрослые, ведь ему уже стукнуло восемнадцать. А Юлле позволено целыми днями стучать на барабанах.
Только я вспомнила про Юлле, как он влетел в комнату, размахивая руками.
– Выруби эту гадость, от неё уши вянут! – заорал он и подскочил к динамику, чтобы выключить его.
– Это моя комната и моя музыка, что хочу, то и слушаю! – закричала я.
– Всё равно мы сейчас идём ужинать, – буркнул он и вышел, даже не подумав снова включить проигрыватель.
Ну я и разозлилась! Типичный Юлле! Самый большой зануда в нашей семье, так все считают. Юлле на семь лет меня старше, но по нему никогда не скажешь, в каком он настроении – то вроде добрый, а то как налетит коршуном, если я слушаю музыку, которая ему не по нраву, вот как сейчас. Сам-то он считает, что слушать можно только рэп Кендрика Ламара.
Юлле и на Бланку набрасывается, особенно если мы с ней заходим к нему в комнату, когда у него в гостях какая-нибудь девчонка. Пока он играет на компьютере, его ещё можно терпеть. А в остальное время лучше держаться от него подальше. Мама говорит, что у него сейчас мозги перепрограммируются, потому что он в пубертатном возрасте. Он даже разговаривать нормально не может, только стонет или ворчит.
– А я теперь включу Лале [4], – крикнула я Юлле вдогонку, но он не услышал.
Вот так всегда. Никто меня не слушает. Если вас в семье шестеро, то и словечка не вставишь. Мама хоть и пробует устраивать семейные советы, где каждый может высказать своё мнение, но кончается всегда тем, что она сама всё решает. Такой уж у нас матриархат.
Когда я наконец закончила уборку и спустилась в кухню, все, кроме Данте, уже сидели за столом и болтали наперебой. Даже Юлле, хоть он и набил рот рыбными палочками.
– Проходи и садись, старушка! – пригласила мама.
Ненавижу есть последней.
– А где Данте? – спросила я.
Данте мне нравится, он ко мне хорошо относится и смеётся, когда я что-нибудь рассказываю. А вот Юлле – никогда.
– Данте ушёл к Софии, – ответила мама.
– Он что, туда переехал? Вечно там торчит, – съязвила Бланка.
– Я бы тоже переехала, – сказала я, но все пропустили это мимо ушей.
… Данте вернулся домой через час, и мы стали обсуждать распорядок на следующую неделю. Мы делаем это каждое воскресенье.
У Юлле почти всё время репетиции, он играет на барабанах. Отлично!
– В среду я иду к Алексу, там и поужинаю, – объявила Бланка.
– А я буду у Софии. Мне надо закончить мой фотопроект, – сказал Данте.
Всё шло своим чередом. Каждый рассказывал, чем собирается заняться, про всякие свои интересные дела.
Только у меня ничего интересного не намечалось. Сперва будет гимнастическая тренировка, это я в принципе люблю, но потом придётся дудеть на флейте и, как обычно, умирать от скуки на продлёнке.
– Я хочу… – начала я.
– Ева, не придумывай, у тебя тренировка во вторник и флейта в среду, – перебила меня мама.
– Меня зовут Астрид!
Но всем до лампочки.
– В пятницу я иду на вечеринку, – объявил Юлле.
– Это мы ещё обсудим, – сказал папа. – Чтобы не вышло, как в прошлый раз. А ты, Данте, всё-таки приходи домой ужинать. Хотя бы иногда.
– Мне нужна отдельная комната, – проворчала я.
Но на мои слова опять никто не обратил внимания.
– Бланка, а у тебя будет танцкласс? – спросила мама.
– Да, в четверг.
– Я тоже хочу заниматься чем-нибудь весёлым после школы! – надулась я. – Мне нужна свобода!
Все повернулись ко мне и сказали хором:
– Но, Ева, ты же будешь на продлёнке, как обычно.
Тут я разозлилась:
– Меня зовут Астрид! И мне надоела ваша продлёнка!
Глава 3
Несколько дней спустя мы с моей лучшей подружкой Марьям сидели на продлёнке и складывали мозаику. Марьям – волка, а я – картинку, похожую на дом из «Майнкрафта», у меня хорошо получаются сложные орнаменты. Было непривычно тихо, потому что большинство детей ушли гулять и играли на улице в снегу. Мы с Марьям устроились подальше от комнаты, где Яннис и Рафаэль сражались в настольный теннис – уж больно они кричали.
Вообще-то я люблю круговой пинг-понг, но, к сожалению, на продлёнке почти все ракетки рваные. Единственную целую пару быстренько подхватили Яннис и Рафаэль, мы даже глазом не успели моргнуть.
Но главная проблема в том, что я не люблю быть в группе, а на продлёнке всё битком набито детьми. И от них нигде не скроешься. А ещё нас там кормят бутербродами с очень странным сыром, на вкус он как замазка.
Вдруг из большой комнаты раздались крики и музыка. Я откинулась на стуле назад – посмотреть, что там происходит.
– Ну вот теперь Элли и Вибеке вздумалось танцевать под хиты музыкального фестиваля Мелло, – вздохнула я. – Только у них не танцы, а сплошное кривлянье.
– Просто тебе не нравится этот фестиваль, – сказала Марьям. – А всё из-за того, что он нравится Юлле и Данте.
Я об этом и не думала. Хотя, может, и так. Ну, немножечко.
– Просто мне не нравится такая музыка. О нет, они ещё и на всю громкость врубили!
– Hello! Hello! – принялась подпевать Марьям.
Тут все прибежали с улицы назад и подняли страшный шум. Вот так всегда. Лучше бы я дома сидела: забралась бы на кровать с толстой книгой и растворилась в ней. Читала бы в тишине. Так ведь нет же! Продлёнка – настоящая тюрьма, хоть двери и не заперты, вечный шум и гам. И вот, когда мне показалось, что я больше ни секунды не выдержу в этом бедламе, мимо прошёл Янне:
– Астрид, ты вроде шить хотела? Одна машинка свободна.
Я страшно обрадовалась – обожаю шить! Но на продлёнке швейные машинки вечно заняты, так что нужно записываться заранее. Да и то часто приходится шить с кем-то по очереди, а мне это не по нраву – не люблю ни с кем делиться.
Я решила сшить сумку. Достала бирюзовую ткань и заправила красную нитку – отличное сочетание! Я начала шить, стараясь вести строчку ровно-ровно. У меня получалось просто классно – шик-блеск!
Но тут появился Адам – выскочил, словно чёрт из табакерки, встал позади и запыхтел мне в спину.
– Янне сказал, чтобы мы шили по очереди, – заявил он.
– Ты же видишь, я сейчас шью.
Я ужасно разозлилась: у меня работа в самом разгаре, а он отвлекает. К тому же Адам страшный копуша, худшего напарника и представить трудно. Если он засядет за машинку, я никогда не дошью свою сумку. Будет едва шевелить педалью, всё переделывать, строчить назад или зигзагом – он вечно так!
– Вы же можете чередоваться, – предложил Янне. – Ты согласна, Астрид?
– Ладно, – буркнула я и отодвинулась.
Вот так всегда, думала я, пока смётывала две стороны сумки. У бабушки я могу шить часами, а на продлёнке стоит мне только сесть за швейную машинку, как тут же кто-нибудь приходит и мешает. Вдруг я заметила, что Адам вынимает мою нитку.
– Что это ты делаешь? – возмутилась я.
– Мне не нужна красная нитка, – ответил он.
– Но я-то шью красной!
– А я нет. Мне нужна чёрная.
Снова вмешался Янне:
– Может, вам лучше шить одной и той же ниткой?
– Но мне нужна красная!
– А чёрная не подойдёт? Она менее заметная, – попробовал уговорить меня Янне.
Я посмотрела на него в упор. Он что, ничего не понимает? Не видел мою сумку? Да на этой строчке всё держится!
– Я не хочу быть незаметной, – сказала я, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. – Я хочу быть неповторимой!
Янне раскрыл рот, но я не унималась:
– Пусть Адам тоже шьёт красными нитками либо пересаживается за другую машинку!
– Но другой нет, – сказал Янне. – Тогда поменяй нитку, когда придёт твоя очередь.
Адам стал вдевать чёрную нитку, но никак не мог попасть в иголку. А я злилась всё больше и больше и вышагивала у него за спиной, пока он там копался.
У меня чуть не случился нервный срыв. Но Адам вдруг бросил всё, встал и пошёл к теннисному столу. Значит, не так-то ему и нужна была швейная машинка! От этого я негодовала ещё больше. Зато теперь можно было спокойно шить дальше.
Я снова заправила красную нитку и нажала на педаль. Вскоре сумка была готова – получилось классно. Но я всё ещё злилась и со стуком поставила машинку на место.
Янне захотел поговорить со мной. Это тоже типично для продлёнки – вечно нужно с кем-то о чём-то говорить, нельзя просто побыть в одиночестве и спокойно чем-нибудь заниматься.
– В чём дело, Астрид? – спросил Янне, наклонив голову, как делают взрослые, когда хотят залезть вам в душу.
– Почему только я постоянно должна менять нитку?
– Мне казалось, что проще шить одной ниткой, но теперь я вижу, что был неправ. Адам мог строчить и красной. Мне надо было сперва спросить тебя.
Злость никак не проходила. Словно на мне была какая-то злая одежда, которую просто так не снимешь. Крики и смех отдавались в моей голове, и от этого становилось только хуже.
– Оставьте меня наконец в покое! – рассердилась я. – Я хочу просто сесть и почитать, но разве почитаешь в таком грохоте!
– Иди в комнату для персонала, там тихо, – посоветовал Янне.
Там и правда было тихо. И уютно. За окном шёл снег. В углу стоял цветастый диван. На столе – банка с имбирным печеньем, наверное, ещё с рождественских каникул. Я взяла одно и с хрустом откусила. Издалека доносились голоса играющих в пинг-понг и звуки музыки с фестиваля. Я раскрыла сказку «Мио, мой Мио».
Вдруг в дверях появился папа.
– Ты тут? – удивился он.
Я не ответила, просто взяла книгу и пошла к своей вешалке, дочитывая по дороге главу.
Потом закрыла книгу и оделась. Наконец я была свободна.
На обратном пути мы с папой шлёпали по слякоти и держались за руки. Папе на усы прилипли снежинки.
У некоторых детей в школе есть папы с бородой, но с усами – только у меня. Мой папа работает в банке, но и там нет никого с усами – так он говорит. И никто не носит галстук-бабочку и подтяжки, а мой папа – всегда, особенно когда дела на фондовой бирже идут хорошо.
– Не могу я больше в этом концлагере, папа, – пожаловалась я, когда готова была снова разговаривать.
– Что же там такого ужасного?
– Сегодня вот у нас с Адамом был кризис из-за швейной машинки. Ничего не могу решать сама!
– Ого, настоящий кризис?
– Ну почти.
– Но так уж устроена продлёнка, все всё делают сообща. И так будет и в дальнейшем: люди собираются вместе и работают сообща и всем делятся.
– А я не хочу делиться. И с Бланкой делить комнату не хочу!
– Ты уже это говорила.
– И на продлёнке не хочу оставаться. Там меня ни на минуту в покое не оставляют! Не могу больше!
Папа вздохнул.
– Ты же сам любишь, когда есть возможность, побыть одному, – сказала я. – Тебе тоже нужно время, чтобы в тишине обо всём подумать.
– Верно, – согласился папа. – Но попробуй всё-таки сохранять спокойствие духа и на продлёнке.
– Как? – вспылила я.
У папы не было ответа, он лишь крепче сжал мою руку.