© Ланин Г., наследники, 2023
© Хлебников М.В., составление, предисловие, 2023
© ООО «Издательство «Вече», 2023
Флеминг из Хабаровска
Судьба нашего сегодняшнего автора наглядно подтверждает, что жизнь зачастую куда изощрённей самого буйного писательского сознания. Георгий Георгиевич Пермяков родился в декабре 1917 года в Уссурийске. Социальное происхождение: отец – предприниматель, мать – дворянка, и близость границы предопределили судьбу семьи. В начале 1920-х семья перебирается в Китай. До 1927 года Пермяковы жили в Тяньцзине, а потом переезжают в Харбин – столицу русской эмиграции в Китае. В Харбине Георгий посещал русскую гимназию имени Достоевского. «Факультативно» Пермяков учил китайский и японский язык. Кроме изучения восточных языков, юный Пермяков увлекался спортом. По свидетельству его дочери, в сферу его интересов входила академическая гребля, теннис, прыжки в воду, плавание, бокс. Окончить курс в родной гимназии Пермякову не удалось. В шестнадцать лет он получил советский паспорт, что не нашло понимания у гимназического начальства. Для завершения курса пришлось перейти в другую гимназию. Образование продолжилось на китайском отделении Восточного института имени святого Владимира.
Получение советского паспорта не было личной прихотью Георгия. Вся его семья сохранило советское подданство. Собственно, за границу Пермяковы перебрались с помощью будущего маршала Блюхера, что рождает определённые версии. Во время Великой Отечественной войны Пермяков-старший неоднократно устраивал денежные сборы среди богатых русских харбинцев в фонд помощи Красной Армии. С 1939 года Пермяков-младший работает в советском Генеральном консульстве в Харбине. Он совмещает должности переводчика, преподавателя китайского и даже проявил себя в радиоперехвате. Харбин в те годы – проходной двор для мировых разведок: японской, американской, немецкой. Известно, что Пермяков был знаком с Рихардом Зорге, встречался с ним на приёме у японского посла. На следующий день после того, как Советский Союз объявил войну Японии, Пермякова арестовала японская контрразведка. Целую неделю он пробыл без еды в камере смертников.
После разгрома милитаристской Японии Георгий Пермяков продолжает работать переводчиком. Ему поручается важная миссия. 19 августа в Мукдене советский десант захватил в плен Пу И – последнего императора Маньчжурии. Его перевозят в лагерь военнопленных под Хабаровском и готовят для участия в Токийском процессе (август 1946 года) над главарями японской военщины. Дача показаний Пу И продолжалась восемь дней. Георгий Пермяков был личным переводчиком низложенного императора. Его должность звучала серьёзно и загадочно – старший переводчик спецобъекта № 45. Понятно, что помимо лингвистических обязанностей он выполнял ряд других функций и, видимо, неплохо. Есть свидетельство, что Пермяков предотвратил самоубийство бывшего главы Маньчжурии. В конце сороковых Пу И написал письмо Сталину, в котором признал правоту марксизма и предложил семейные драгоценности в фонд восстановления Советского Союза. Своему переводчику перевоспитавшийся император подарил часы и томик Конфуция. О времени, проведённом рядом с коронованной особой, рассказывают мемуары Пермякова «Пять лет с императором Пу И». Параллельно старший переводчик Пермяков участвовал в работе хабаровского трибунала, на котором всплыли подробности японской бактериологической программы.
В августе 1950 года Пермякова увольняют из системы МВД СССР. Встал вопрос – где жить и чем заниматься дальше? Решение первого вопроса зависело от воли «вышестоящих органов». Одна из точек сбора бывших русских харбинцев – Хабаровск. Так, в нём в 1945 году поселился Всеволод Никанорович Иванов – фактически министр пропаганды в администрации Колчака, ставший в эмиграции историческим писателем. Иванов и Пермяков прекрасно знали друг друга с харбинских времён. Естественно, что их общение продолжилось и в хабаровский период. Вполне вероятно, что под влиянием старшего товарища Пермяков обратился к литературе. Он пишет рассказы на китайскую тему, сотрудничает с местными газетами. Все эти тексты и публикации имели умеренный успех. Пермяков изобрёл понятие «потиргаз», которое расшифровывается как «повышатель тиража газет». Ему нравилось писать сенсационные тексты, вызывающие оторопь у читателей. К сожалению, узкие рамки газетной работы, требующие связи публикаций с тем, что называется действительностью, мешали молодому автору развернуться. Богатое прошлое и хорошо развитое воображение подсказали жанр, в котором можно было добиться успеха. Молодой автор вспомнил о своём детстве. Из воспоминаний Пермякова: «Когда наша семья в 1927 году переехала в Харбин (мы бежали тогда от японцев), я обнаружил, что там продают гораздо больше детективных романов. И с 1932 года (мне было 15 лет) я стал зачитываться детективами. Когда мне исполнилось 16, я учился в 6-м классе гимназии, ‹…› написал свой первый роман. Это, конечно, очень громко сказано: “детективный роман “Фэрлезин – растворитель железа”. Сюжет был такой: английский ученый изобрел кислоту, которая растворяет камень, железо. Гангстеры, узнав об этом, подослали к нему красавицу шпионку, которая у него из-под носа [выкрала] патент на изобретение. Бандиты построили себе фабрику по производству этой кислоты и с ее помощью стали грабить банки. Расследовать эти преступления приезжает высокий, с большим носом сыщик сэр Смит».
Пермяков пишет свою первую шпионскую повесть «Синий тарантул». Книга вышла под псевдонимом «Г. Ланин», ставший основным для Пермякова. Её книжный вариант вышел в 1957 году в «Амурском книжном издательстве». Заявленный тираж – девяносто тысяч экземпляров – в полном объёме так и не добрался до читателей. В «Крокодиле» появился разгромный фельетон, издательство отозвало большую часть тиража. Но есть версия, куда более приятная для авторского самолюбия. Арлен Блюм – исследователь советской цензуры – считает, что «Тарантула» могли запретить по причине «разглашения государственной тайны». Она касалась методов добычи урановых руд и организации хранения стратегически важного металла. Неудача с первой повестью не остановила Пермякова. Он пишет новую повесть «Красная маска». Увы, её удалось напечатать только в газетах «Молодой дальневосточник» (Хабаровск) и «Амурский комсомолец» (Благовешенск) (1957–1958 гг.). Издательства не рискнули связываться с сомнительным автором. Тем не менее неофициальный успех обеих повестей был несомненным. Чем притягивали советского читателя повести Г. Ланина?
Ответ кроется в биографии Георгия Пермякова. Выросший в «свободном мире», он без проблем читал авантюрные и шпионские романы зарубежных и русских авторов, а потому придавал особое значение действию. Гремевшие в те годы романы Сакса Ромера о зловещем докторе Фу Манчу – гении преступного мира, ставящего своей целью завоевать мир, – широко переводились и издавались на русском языке в эмигрантских издательствах. На русском языке написано «Синее золото» Аркадия Бормана, изданное в 1939 году в Шанхае. В нём отважные белые эмигранты пробираются на золотой прииск в советской России… Как видим, переклички весьма явные, включая названия произведений. Формально главным героем «Синего тарантула» и «Красной маски» выступает полковник КГБ Язин – руководитель Бюро особых расследований. Обратим внимание на непозволительную вольность Г. Ланина со штатной структурой столь серьёзной организации. Но роль полковника в повествовании достаточно статична. Он хмурится, пьёт чай, даёт задания своим подчинённым. Символично, что имя-отчество Язина так и остаётся загадкой для читателя. В этом отношении полковник Язин недалеко ушёл от сыщика Смита с большим носом. Само же пространство в повестях наполнено действием, локации и ситуации стремительно сменяются. Здесь есть таинственные пещеры, ночные погони, переодевания. В одной из сцен иностранный агент растворяет в скафандре тело советского контрразведчика. Можно полагать, что при этом используется та самая кислота из первого гимназического романа Георгия Пермякова. Нигде в советских шпионских книгах нет такого пристального и любовного внимания к тому, что у нас сейчас называют «гаджетами». Вот часть эпизода, в котором враг пытается пробраться в здание Главурана:
«Вскоре у незнакомца в руках оказалась небольшая труба, напоминающая миномет малого калибра. Укрепив её перед окном чердака, человек стал определять оптическим дальномером расстояние между крышей дома водников и мрачным особняком напротив. Работа эта, видимо, была важной, так как человек в чёрном повторил её дважды, освещая прибор потайным фонариком. Установив, что от чердака до крыши дома напротив – семьдесят два метра, человек аккуратно заложил в короткую трубу небольшую мину, от которой, как от гарпуна, тянулся тонкий шнур. Проверив миномет и точность наводки, человек в чёрном нажал спуск. Раздался приглушённый взрыв, будто на землю упал тяжёлый мешок. Снаряд с мягким свистом вылетел из миномета и упал на крышу пятиэтажного дома, где прочно прилип к железным листам. Почти килограммовая мина была сделана из сверхмагнитной стали, с силой притяжения в сотни раз превышавшей обычный магнит. Снаряд укрепил на крыше шнур из мана – особо прочного медно-аммиачного волокна».
Всё это напоминает хорошо знакомые нам фильмы о похождениях Джеймса Бонда. Стихия чистого экшена выгодно отличает книги Г. Ланина от большинства книг советских писателей, которые зачастую лишь формально назывались «приключенческими». Жаль, что Пермякову не удалось полностью реализовать свой потенциал и стать советским Флемингом. Возможности для этого у него, несомненно, были. Но и то, что удалось напечатать под именем Г. Ланина, позволило переводчику императора Пу И занять своё особое место среди авторов советских шпионских романов.
Георгий Георгиевич Пермяков умер в 2005 году. До сих пор многие его произведения остаются ненапечатанными или разбросанными по страницам периодической печати. Надеемся, что знакомство с ними ещё состоится, и мы, быть может, ещё узнаем имя-отчество начальника Бюро особых расследований.
М.В. Хлебников, канд. философских наук
Синий тарантул
1. «Невидимка» в спецчасти
Утром 12 июля начальник спецчасти Главурана Ильин был сильно встревожен. Минуту назад он обнаружил, что главный журнал по учету атомных руд был кем-то тайно прочитан.
Вот уже два дня, как Ильин клал журнал в левый угол сейфа, прислонив его вплотную к стенке, а сегодня между нею и толстой черной книгой зияло пространство шириной в два пальца.
Стараясь не терять присутствия духа и не трогая журнала, Ильин уже в который раз спрашивал себя, не сам ли положил его так небрежно. Начальник спецчасти знал, что ошибки быть не могло, что он всегда проверял, касается ли журнал стенки. Но, может быть, изменили память и привычка?
Прежде чем сообщить о случившемся начальнику Главурана Пургину, Ильин решил собраться с мыслями. Он сел за письменный стол, сжав ладонями виски. Даже предположение, что кто-то мог прочитать совершенно секретный журнал, куда начальник Главурана лично вносит скупые цифры добычи стратегических руд целой области, наполняло Ильина трепетом.
Он смочил водой из графина носовой платок и приложил его ко лбу. Мысли потекли спокойнее. «Может быть, это просто мираж?» – Ильин еще раз заглянул в темную часть стального сундука, вмурованного в стену. Победитовая дверь толщиною в кирпич была раскрыта. Виднелись вишневый [лакуна] книги учета спецсталей, коричневый переплет журнала по редким землям. На третьей полке лежал журнал атомных руд. Начальник спецчасти закрыл глаза, вновь открыл их, однако увидел ту же картину [лакуна] пустого пространства между черной книгой и зеленой стенкой сейфа. Страшное зрелище для человека, который отвечал за главный журнал честью, именем, свободой!
Осторожно, боясь задеть книгу, он протянул руку к стенке сейфа и мизинцем измерил пустое пространство. Сомнений не оставалось! Щель в два пальца была слишком велика даже для рассеянного человека! Сняв телефонную трубку, Ильин набрал номер начальника.
– Товарищ Пургин, – глухо начал он, – говорит Ильин. Думаю, в моем кабинете произошла катастрофа.
– Немедленно иду, – встревожился Пургин и бросил трубку.
Чуть успокоившись, Ильин стал размышлять о пути, которым мог проникнуть враг. Пол кабинета имел под собой стальную броню, броневые плиты были заложены внутри стен и потолка. Очевидно, человек, похитивший секрет главного журнала, мог пробраться только через дверь или через окно. Подойдя к узким высоким окнам, Ильин раскрыл раму и сильно потряс решетку. Однако арочные, в палец толщиной прутья стояли недвижно.
Пургин, неторопливый человек лет пятидесяти, с правильным полным лицом, еще в дверях кабинета с ходу же тревожно спросил:
– Что случилось?
– Кажется, кто-то был в сейфе, трогал главный журнал, – забыв о приветствии, сказал Ильин.
Пургин резко шагнул к сейфу. В одно мгновение он мысленно представил себе всю систему защиты кабинета спецчасти: дверь бронирована, открывается электричеством, замки ее не поддаются отмычкам, днем и ночью по этажам главка с точностью часовых механизмов ходят вооруженные обходчики.
– Главный журнал, точно по инструкции, всегда кладу на полку вплотную к стенке, – продолжал Ильин. – А сейчас хотел достать журнал – и вижу щель в два пальца.
– Как электрорегистратор?
– Еще не смотрел.
– Надо проверить.
Ильин достал из кармана длинный ключ, похожий на цветок лилии, и открыл нижний ящик письменного стола. На темном сукне тускло блеснула металлом черная коробка размером с обычный электросчетчик. Ильин, волнуясь, взглянул на продолговатое оконце аппарата, где живым дрожащим светляком бегал вертикальный зеленый огонек. Нижний указатель отмечал каждое движение дверцы сейфа с шести вечера, когда Ильин оставлял кабинет, и до девяти утра, когда он возвращался. Однако все было в порядке: в смотровом глазке белела совершенно чистая лента.
Пургин облегченно вздохнул, однако в душе Ильина все не утихало сомнение: он знал, что не мог нарушить инструкцию. Почему между главным журналом и стенкой зияет роковое пространство? Забыв о Пургине, он упорно размышлял. Чужой не мог пробраться сюда через сталь, мимо вахтеров, обходчиков, открыть шифрованные дисковые замки. Неужели свой? И от одной этой мысли становилось нестерпимо больно. Вдруг мелькнуло подозрение: «А что, если это Селянин?»
Селянин, демобилизованный гвардеец, убирал оба кабинета спецчасти, отвечая за каждую вещь, стоящую в них.
«Нет! Нет! – гнал позорное предположение Ильин. – В сейф пробрался враг, только враг, неусыпно следящий за Ясногорском, – одним из центров атомной металлургии СССР».
Голос Пургина вывел его из раздумья:
– Все же надо связаться с охрангруппой.
«От винтовых самолетов человек шагнул к реактивным, – думал Ильин, набирая номер 18-12. Такой скачок, верно, сделан и в технике шпионажа. Что, если шифры, броня, сейфы устарели, как устарели аэропланы и динамитные взрывы?»
– Товарищ майор, это Ильин, – сказал он в трубку, – у меня тревога… Через пятнадцать минут? Ждем.
2. Тайна бронированного кабинета
Группа охраны работала с точностью хронометра. Не успели большие, черного дерева часы в кабинете Ильина пробить десятый удар, как секретарь сообщил:
– К вам три товарища.
Кнопкой под доскою письменного стола Ильин включил мотор, и стальные двери кабинета поползли в стороны. Тотчас же торопливо вошли трое в штатском. Впереди был майор Ганин – лет 45, высокий, с темными, короткими усиками, за ним – капитан Скопин, румяный, большелобый. Чуть поодаль остановился человек в очках; он держал небольшой чемоданчик, какой обычно носят врачи.
– Здравствуйте, товарищи! – поздоровались вошедшие.
– Доброе утро, – приподнялся Ильин. – Сюда, товарищ майор, сюда, товарищ капитан! Сюда, товарищ не знаю вашей фамилии.
– Горлов.
За три года работы в Главуране майор Ганин впервые находился в кабинете спецчасти. Поэтому он с любопытством осматривал его: статуэтки на столе, розы в вазоне, шкаф с книгами, гардины на окнах.
Ильин сразу приступил к делу:
– Простите, что потревожил вас, но мне самому очень тревожно. Здесь, как вам известно, собираются главные атомные тайны нашей области. – Говоря это, Ильин оглянулся на раскрытую дверь массивного сейфа. – Стратегические секреты же, в полном смысле этого слова, сосредоточиваются в главном журнале, который хранится в этом сейфе. Согласно инструкции, – продолжал Ильин, – я должен заявлять в группу охраны при малейшем подозрении…
– Правильно! – энергично кивнул Ганин.
– …вот почему я и позвонил вам. Сделаю некоторое разъяснение. Цифровой материал по стратегическим рудам обрабатывают отделы, затем передают его в спецгруппу при начальнике главка. Работу группы подытоживает лично товарищ Пургин, и он же собственноручно вписывает цифры в главный журнал, – Ильин посмотрел на сидевшего рядам начальника.
– Так! – произнес майор.
– Руды же спецкатегорий учитывает только спецгруппа. И опять-таки товарищ Пургин лично заносит итоги в журнал. Как поставлена охрана нашей спецчасти да и всего главка – вам известно лучше меня. И все же мне кажется, что кто-то в мое отсутствие раскрывал сейф, трогал главный журнал.
Лицо майора стало очень внимательным, его длинные брови сдвинулись у переносицы. Скопин подался всем телом вперед.
– Какие признаки?
– Я всегда кладу журнал в левый угол верхней полки вплотную к стенке сейфа. Так требует инструкция. Сегодня же обнаружил, что между стеной и журналом щель.
– Была ли цела печать?
– Да.
– Где храните печать?
– В кармане для часов. – Ильин достал серебряную печать на толстой цепочке.
– Что показал регистратор? – спросил Скопин, специалист по электротехнике.
– Лента чиста.
– Регистратор можно отключить. Позвольте осмотреть.
Все пятеро подошли к ящику стола. Склонившись над прибором, Скопин проверил кварцевые оконца аппарата, винты, на которых держалась черная коробка, затем внимательно осмотрел провода в лупу. Прошло несколько минут, прежде чем капитан сказал:
– Как будто никто не трогал.
– Журнал этого года? – продолжал Ганин.
– Да.
– Окна целы?
– Целы. Но не мешало бы осмотреть их вашим людям.
– Кто был у вас здесь вчера?
– Никого.
– Кроме Селянина?
– Да.
– Когда вы обнаружили, что журнал сдвинут?
– Полчаса назад.
Ганин и Скопин интересовались всем: устройством замков сейфа, местом хранения ключей, шифрами дисков, лицами, посещавшими кабинет за последние дни.
– А теперь, Николай Иванович, ваша очередь, – обратился Ганин к молодому человеку в очках.
Горлов раскрыл чемоданчик с дактилоскопическими приборами и задал лишь один вопрос:
– Брали ли вы сегодня журнал в руки, товарищ Ильин?
– Нет.
Большим пинцетом Горлов извлек журнал из сейфа и положил его на стол. Это была тяжелая книга с кожаным корешком без единой надписи на переплете. Обмакнув небольшую широкую кисть в графитовый порошок, Горлов покрыл им обложку журнала, включил лампу с ярким голубым светом и, приложив вплотную к глазу сильную лупу, долго изучал поверхность переплета, время от времени издавая неопределенные звуки:
– Гм!.. Гм!.. Странно!..
Затем он осмотрел уголки нескольких страниц, все так же посыпая их темным порошком, и кратко сообщил:
– Переплет обследован с обеих сторон. Проверено девять уголков у страниц. На переплете и внутри – отпечатки одних и тех же пальцев…
– Пальцев? – встревожился Ильин.
– Да, возможно, это отпечатки ваших пальцев. Но помимо них, имеются еще и следы резиновых перчаток.
Слова дактилоскописта заставили всех насторожиться.
– Графит не взял следы резины. Помог аргенторат. Подушечки от пальцев оставили следы на переплете, на уголках каждой страницы. Рука левая, пальцы широкие. Толщина резины на перчатках – примерно двадцатая миллиметра.
– А ну, Николай Иванович, проверь и последние страницы, – попросил Ганин.
Ильин был бледен. Все увидели, как дрожат его руки, когда он прикрывал бумагой цифры, оставляя для обследования лишь уголки страниц.
Черный порошок аргентората, голубой свет, двойная лупа – все это снова было пущено в ход, и вскоре Горлов нашел те же следы и на последних страницах журнала. Затем дактилоскопист спросил:
– Товарищ Ильин, листая журнал, вы пользуетесь иглой?
– Никогда!
– Очевидно, – заключил Горлов, – резиновые перчатки мешали человеку листать журнал, и он помогал себе иглой или шилом.
Теперь было несомненно, что кто-то проник в сейф. Пока Скопин задавал короткие вопросы Ильину, Горлову и Пургину, майор обдумывал, как составить доклад начальнику Управления госбезопасности и как просить его, чтобы в расследовании помог знаменитый контрразведчик Язин, раскрывший не один десяток самых запутанных дел.