Иван Московский. Том 3. Ливонская партия

Предыстория

Прожив большую и сложную жизнь, наш современник погиб в аварии. Однако, вместо того чтобы уйти в небытие, он пришёл в себя в теле юного подростка. На дворе медленно протекал 1467 год, а этот подросток оказался Иваном, прозванным Молодым, чтобы отличать его от отца, который позже стал известен как Иван III, а в те годы скромно именовался Государем и Великим князем Московским.

Вляпавшись в историю в прямом и переносном смысле, наш герой не стал дёргаться и попусту рефлексировать. Он осторожно осмотрелся и начал решительно действовать, борясь за своё место под солнцем, на которое явно покушались.

Первым делом он уничтожил тех, кто отравил его мать – Марию Тверскую. Ведь эти люди явно замышляли и его со света сжить, чтобы освободить место наследника Великого князя. Однако эта выходка нашего героя немедленно спровоцировала религиозный кризис весьма значительного масштаба. Ведь за исполнителями стояли церковные иерархи, что вели свою игру, в которой Ване не было места.

Параллельно Иоанн взялся за дела хозяйственные, но осторожно. Из новинок, опережающих эпоху, у него только стеарин да костяной фарфор. Остальное уже известно, но не тут и не тем и не так. Во всяком случае, бумага из лыка по самаркандскому методу, тигельные печи индийские, спирт и прочее – всё это давно существует на планете, но известно далеко не везде и не всем. Иоанн не сильно опережал эпоху, опираясь на максимально простые и доступные даже для кустарного производства технологии. Пока…

Несмотря на все надежды Иоанна, отсидеться в тылу, занимаясь хозяйственными делами и зарабатыванием денег, у него не вышло. Отец начал его привлекать ко всему, что связано с войной. Так что наш герой оказался вынужден заниматься созданием пусть небольшой, но регулярной армии, организованной по принципам войск Нового времени. Пикинёры, аркебузиры, лёгкие полевые орудия – очень действенная связка для тех лет. Вот их он и создал. А потом, приняв над ними командование, и отправился бить супостатов: польско-литовские войска, новгородские и татарские.

Но события развивались слишком быстро. Религиозный кризис, который спровоцировал Иоанн, привёл к гибели отца. И гость из нашего времени оказался вынужден возглавить страну, включившись в борьбу за титул короля Руси. Он ведь оспорил его у Казимира IV, заявляя, что шляхта польская или литовская не вправе распоряжаться титулом русским^[1]. Да и приведение Дикого поля к вассальной зависимости – то ещё испытание. А ведь его требовалось не номинально подчинить, а по-настоящему возглавить да так, чтобы они признали Иоанна своим лидером. Степь ценит и уважает только силу, и её требовалось продемонстрировать, что он и сделал. В итоге не только занял Казань с Астраханью, но и организовал три вассальных ханства, а также герцогство Боспорское, также вассальное Москве.

Производство, война, реформы… Всё это шло с огромным скрипом. Ведь людей, умеющих читать-писать, у него в державе было раз-два и обчёлся. Но он упорно двигался вперёд, управляя всей этой химерой государства в ручном режиме. Рисковая стратегия, но другая ему была пока недоступна.

Параллельно Иоанн вёл очень активную дипломатическую деятельность, установив контакты с Генуей, Миланом и Неаполем. А также пытался подружиться с Бургундией, которой в те годы принадлежали Нидерланды. Следствием всех этих перипетий стало то, что его супругой оказалась Элеонора Неаполитанская – дочь короля Неаполя. Кроме того, началась нерегулярная, но интересная «заморская» торговля, из-за чего в руки Иоанна потекли деньги. Большие деньги.

А в 1476 году битвой под Вильно удалось завершить спор Иоанна и Казимира за титул короля Руси. Ягеллон уступил его, отдав в довесок к нему ещё и земли Витебского, Полоцкого, Смоленского и Торопецкого княжеств, а также вассалитет над Ливонией – восточной частью Тевтонского рыцарского ордена.

После этой победы под Вильно слава Иоанна стала греметь по всей округе – от Кастилии до Ак-Коюнлу. Ведь он разбил там швейцарцев – лучшую пехоту тех лет, не говоря уже про татар, османов и литовцев с поляками, битыми ранее. Новый «Александр Македонский», не иначе…

Но такая слава – это палка о двух концах. Особенно если ты отдавил многим уважаемым людям мозоли, а у тебя в стране семимильными шагами прогрессирует религиозный и административный кризис. И устроения особого нет. Один сплошной бардак и хаос, среди которых поблёскивают маленькие островки порядка, да и те – на «ручном приводе».

Новые территории и новое международное положение породили новые сложные проблемы перед страной. А у той лишь фасад сменился, за которым как было дремучее архаичное нутро, так и осталось. Как голодали крестьяне, так и голодают. Как имелся монарх, что лихорадочно метался в попытках всё это исправить, как и остался. А время утекало. А соседи и собственные подданные бросали всё новые и новые вызовы, на которые нужно достойно отвечать… причём быстро… желательно вчера…

Ставки повысились.

И эта партия в покер продолжилась.

И чтобы хотя бы удержать свои успехи, нашему герою скоро нужно будет переходить на уровень крепкого такого, матёрого гипноденсера.

Примечание

Титул «король Руси» не ошибка.

В первом томе был поднят этот вопрос и закрыт во втором. Иоанн обратился к Папе Римскому Сиксту IV как к арбитру в вопросе наследства. Суть вопроса проста.

Папа Римский Иннокентий IV даровал Даниилу Галицкому титул «король Руси». Ему унаследовал его внук, Юрий Львович, после междуцарствия 1264–1293 годов. И далее титул передавался по наследству, пока в 1349 году король Польши Казимир III Великий из династии Пястов не завоевал доменные земли королевства Русь, что позволило ему принять этот титул по праву завоевания.

Однако Казимир III умер, не оставив наследников-сыновей, и шляхта Польши с Литвой избрали на престол правителя со стороны, на основании брака с дочерью Казимира. Польская шляхта пригласила этого мужчину на польский престол, литовская – на литовский. Законное же наследование титула «король Руси» пресеклось.

Иоанн обратился к Папе с просьбой подтвердить право наследования этого титула, заинтересовав его проектом Персидской торговли, который должен был сильно бить по карману османов, ослабляя их. Прямых наследников у Даниила не осталось, поэтому титул должен был отойти по праву кровного родства главе дома Рюриковичей. Спорный момент. Но в любом случае у Казимира IV Ягеллона прав на этот титул было ещё меньше.

Папа Сикст IV подтвердил наследственные права отца Иоанна. Тот принял титул, который и унаследовал Иоанн после смерти родителя. После чего Иоанн провёл успешную войну с Казимиром IV, вынудив того отказаться от своих претензий на титул и признать Иоанна королём Руси.

Важный момент. Иоанн не испрашивал у Папы Римского титул. Он просил выступить арбитром и подтвердить правомерность его требований с юридической точки зрения. Папа это сделал. И это автоматически легитимизовало Иоанна в глазах правителей Европы не как самозваного монарха, а как легального и законного, не выходящего за пределы принципов Единой Империи.

Для сравнения: Иоанн IV Грозный, возложив на себя корону царя, очень долго не мог вынудить признать этот статус остальных правителей окружающих стран. В его случае квест с легализацией затянулся на более чем полвека и более-менее устоялся только в Смуту, когда король Польши, претендующий на этот титул, вынужден был его признать.

Пролог

1477 год, 11 января, Константинополь

Султан Мехмед II, прозванный за миролюбие Завоевателем, напряжённо вслушивался в отдалённый шум, напоминающий чем-то рокот прибоя. И нервничал… нервничал… нервничал…

Там, в отдалении, за несколькими дверьми шёл Поместный собор Константинопольского Патриархата, официально собранный для того, чтобы осудить Иоанна Московского за его гонения на православных священников. А на самом деле Мануил пытался провернуть предложенную им султану схему «возвращения в Москву» лояльных Константинополю православных клириков.

Дверь осторожно распахнулась, и в неё вошёл тихий, неприметный человек в чалме и обычных для обитателей дворца одеждах. Не слишком богатых, доступных лишь элите, но и не бедных, дабы со слугами не спутали.

– Что там? – заметив его, спросил султан.

– Они с ума сошли… – покачал головой этот мужчина.

– С ума сошли?

– Мануил им рассказал о том знамении, что ему явилось в Москве.

– Что за знамение?

– Нищий какой-то схватил Мануила за полу одежды и, не зная греческого, произнёс на нём: «Люди в красном изгонят османов из Города!».

– Люди в красном?

– Мануил считает, что это воины Иоанна Московского. Они ведь носят красный цвет.

– Красный цвет носят многие, – возразил визирь, что сидел на мягкой подушке недалеко от султана. – Но даже если и идёт речь об Иоанне и его людях, то какой город имел в виду этот нищий? Времена, когда так называли город Константина, прошли. Кроме того, после знамения Иоанн ведь взял и Смоленск, и Полоцк, и много иных городов. Так что, знамение можно считать исполнившимся.

– Этот нищий действительно не знал греческого? – подавшись вперёд, спросил уважаемый законник и знаток Корана, что также присутствовал тут.

– Мануил утверждает, что да.

– У него есть доказательства? – вновь спросил этот законник.

– Битва при Вильно охватила умы многих. И им не нужны доказательства, – заметил визирь. – Ведь я прав?

– Правы, – кивнул неприметный человек.

– Знамение и знамение, – пожал руками Мехмед. – И что в нём такого? Эти болваны подобные слова говорят с самого моего завоевания Константинополя. Это их грёзы. Это их мечты. Иоанн отказался от Зои Палеолог и вообще заявил, что не желает иметь с Палеологами ничего общего, поэтому не полезет ко мне воевать. Во всяком случае, за Константинополь.

– Мануил убеждает Поместный собор, что если преподнести ему венец, провозгласив его наследником, то это сподобит Иоанна отправиться в Крестовый поход.

– Иоанна в Крестовый поход? – переспросил с улыбкой Мехмед. Он уже несколько лет наблюдал за этим человеком и прекрасно знал, что высокие духовные идеалы тому чужды. Особенной набожности за ним не наблюдал никто. – Но зачем?

– Ради того, чтобы сесть править в Константинополе.

– Вздор, – покачал головой Мехмед. – А свою страну он на кого оставит? Она далеко. Те же люди, что отправлялись в Крестовый поход, оставляли дела на своей родине, доверяя их своим близким. У Иоанна есть только дядя, что ныне сидит в Крыму, и отношения между ними натянутые. Да малолетний сын, который ещё к сиське тянется.

Султан, как и визирь, был в курсе задуманного Патриархом дела, поэтому воспринимал все эти острые слова спокойно. Остальные же, включая законника, несколько напряглись. Тем более что наблюдатель раз за разом вываливал на них всё новые и новые слова пугающего толка. Ведь Османская Империя в 1477 году хоть и была исламской, но лишь условно. Она к этому году занимала только центральную и западную часть Анатолии да юг Балканского полуострова, то есть земли, которые в те годы были населены христианами. И в отличие от Сирии и Египта, завоёванных мусульманами в далёком VII веке, не имели крупного и значимого магометанского населения^[2]. Иными словами – мусульмане были в Великой Порте лишь гостями в своей стране, просто прослойкой правящей элиты и небольшой массой вооружённых мужчин. А потому держались они здесь весьма условно, прекрасно осознавая свои птичьи права. Оттого с Патриархом и иными иерархами султан был вынужден очень осторожно работать. И ТАКИЕ слова, что, по словам наблюдателя, звучали на соборе, были смертельно опасны для власти Мехмеда в представлении любого здравомыслящего человека.

Наконец, устав от «никак не унимавшегося паникёра», султан согласился пройти в специальную нишу, чтобы послушать и посмотреть на ход Поместного собора. И каково же оказалось его удивление, когда он заметил на нём представителей духовенства Александрии, Антиохии и Иерусалима. Как они тут оказались? Собор-то Поместный и с этими епархиями в весьма сложных обстоятельствах. Ведь они ходили под египетскими мамлюками, с которыми султан враждовал.

Но и это ещё не всё.

Сам собор совсем не походил на то, что предлагал ему провести Мануил. Эти все смиренные люди, что обычно перед султаном честно пресмыкались, ныне кипели. И призывали к таким вещам, что у Мехмеда волосы становились дыбом, а по спине медленно текли капли холодного пота, пробираясь между мурашек.

Десять минут наблюдений. И он не выдержал:

– Разогнать! – рявкнул он. – А этого мерзавца мне доставить! Живьём!

Но Мануил был готов к этому, поэтому благоразумно заимел вооружённую охрану, которая ничем себя не выдавала, будучи обряжена в представителей духовенства. Так что, когда в помещение, где шёл собор, ворвались янычары, им дали серьёзный отпор. Полилась кровь. А иерархи очень оперативно эвакуировались, избежав захвата и уничтожения. Хуже того, не прошло и часа, как Константинополь, население которого было всё ещё в значительной массе христианское^[3], вскипел. И толпы верующих вышли на улицу.

После завоевания города в 1453 году христианам было разрешено оставаться жить в столице, но с запретом ездить на лошадях, носить оружие и проходить военную службу. Но Патриарх обошёл это ограничение. Под «соусом» паломников и зевак он с помощью своих сторонников не только привёл в город около десяти тысяч христиан, включая воинов, но и завёз оружие. Так что, когда полыхнуло, «внезапно» у восставших оказалось оружие, и они бросились громить исламские кварталы. Там ведь селилось много богатых людей, а также ремесленники, и было что грабить.

Всё так бурно и стремительно закипело, что Мехмеду даже пришлось бежать из города, опасаясь быть растерзанным возмущённой толпой. Понятно, что вскоре к городу подошла армия, и он смирился перед султаном под обещание не преследовать бунтовщиков. И султан был вынужден выполнить своё слово, опасаясь начала масштабного восстания христиан, к которому он был совсем не готов. Ведь, как ему донесли, основные массы бунтовщиков уже ушли из города, разорив и вырезав перед этим практически все дома магометан. А значит, восстания с их помощью могут начаться в самые сжатые сроки и в Вифинии, и во Фракии, и вообще – всюду.

Мануил также покинул столицу, вывезя из неё всё, что планировал, ведь сбежавший в панике Мехмед бросил практически всё, включая сокровищницу и гарем. Чем Патриарх и воспользовался.

Так, например, он сумел вызволить из гарема Алексию^[4], племянницу последнего Императора Трапезунда. Дама эта, рождённая в 1443 году, попала в гарем в 1463 году, но к 1476 году она не только не приняла ислама, но и ни разу не имела интима с султаном. Тот ведь её взял в жёны больше для статуса, чтобы символически обозначить свои права на Трапезунд не только по праву завоевания. Памятуя опыт с Анной, двоюродной сестрой Алексии, что чуть не убила султана при попытке взять её силой, Мехмед не лез к Алексии, даже несмотря на то, что ту считали одной из самых красивых женщин эпохи.

Мануил помог ей бежать по вполне понятным причинам. Она ведь являлась, по сути, последним живым представителем Великих Комнинов на свободе^[5]. А эти ребята стояли по уважению и почёту никак не ниже Палеологов в византийском обществе. Свергнутая династия Василевсов, что держалась дольше всех против османской угрозы. Так что, даже не вступая ни с кем в брак, Алексия выглядела знатной головной болью для Мехмеда. Просто одним фактом своего существования на свободе.

Кроме того, Мануил сумел со своими людьми обчистить сокровищницу султана, вывезя из неё под шумок массу всяких интересных вещей. Так, например, он забрал фрагмент черепа апостола Петра, руку св. Иоанна Предтечи, жезл Моисея, меч царя Давида и многое другое. Не забыл Мануил и инсигнии Византии, причём не только новые, но и старые. Вроде двух эмалированных щитов, по легенде восходящих к помазанию на престол Василия II из Македонской династии.

Драгоценностей собственно византийских там было мало, так как совсем старые разграбили ещё латиняне, а те, что посвежее, распродали Палеологи в последние десятилетия своего правления. Потому что им всё время были нужны деньги. А вот османских камушков и жемчугов во дворце хватало. Как и монет разных, ведь в Топкапы находилось казначейство и казна. Вот Мануил со своими ребятами и обчистили её до последнего акче. Не с пустыми же руками ехать к королю Руси.

Книги, опять же, прихватили. Как те, что интересовали Иоанна, так и те, что Патриарх посчитал ценными и важными. Причём не только для христиан, но и мусульман.

– Мерзавец! – орал взбешённый Мехмед, когда узнал о произошедшем.

Но было уже поздно.

Мануил отработал грамотно и оперативно. Ибо готовился. Быстро прошёлся по дворцам и всем ключевым храмам, забирая нужные и важные вещи. Зарезал своих старых врагов из числа тех, кто не успел сбежать. После чего, погрузившись на несколько ждущих его кораблей, ушёл в Чёрное море, а оттуда в Днепр и далее на север. Причём без всякого стеснения поднял красный флаг с восставшим золотым львом, дабы обезопасить себя от домогательств окружающих. Иоанна боялись и уважали, поэтому его кораблям не было никакого притеснения.

Несмотря на попытку разогнать Поместный собор со стороны Мехмеда, Мануил успел достигнуть главного – письменного оформления его решения. А решение там было таким, что у султана аж зуба от злобы сводило. Не об этом он договаривался с Мануилом, не об этом…

Опираясь на риторику Иоанна, Патриарх объяснил гибель Византии через грехопадение правящих династий. И спасение, то есть возрождение её из небытия, как некогда после «латинского плена», считал возможным. Но не абы как, а «выучив уроки», то есть не плодя беззаконие. Дом Ангелов был признан «воровским домом», потому как они свергли законных правителей, Комнинов, и привели в Константинополь захватчиков-латинян.

С Палеологами обошлись не лучше.

Их провозгласили «проклятым змеиным домом», который своим ядом и интригами сгубил все христианские державы Востока. Проще говоря, Мануил вслед за Иоанном обвинил Палеологов в падении и государств крестоносцев, и Восточной Римской Империи с её осколками. А также признал права Андрея Палеолога, что числился с 1463 года титулярным Василевсом, ничтожными, как и всех прочих Палеологов. Включая Мехмеда II, который с 1453 года пытался добиться признания себя их наследником и законным правителем Восточной Римской Империи.

Комнинов же провозгласили последней законной династией. А Иоанна, как единственного мужчину, в жилах которого текла кровь старшей ветви Комнинов, – главой дома. И как следствие, наследным Василевсом.

Очень опасное решение для Мехмеда. Особенно в связи с тем, что султан Египта, как только это узнал, немедленно приказал своим Патриархам^[6] собрать свои поместные соборы и подтвердить решение коллег из Константинополя. Чтобы ещё сильнее дискредитировать Мехмеда в глазах его подданных и окружающих христианских держав…

Часть 1. Банка с пауками

Простить, мама, значит понять. А понять, что я Шниперсон, я не в состоянии! Пробки перегорают!

Василий Кроликов, к/ф «Ширли-Мырли»

Глава 1

1477 год, 15 января, Москва

Семён сын Безухов вышел из казармы и, поскрипывая свежим снежком, направился к кремлю. Прогулка недолгая, но приятная, ибо снег и бодрящий морозец немало поднимали настроение.

– Эй! Куда прёшь?! – окрикнули его на воротах.

– В класс учебный.

– Служивый?

Семён вместо ответа отвернул тулуп, продемонстрировав форменный красный полукафтан с нашитым на него золотым львом, что скрывался под ним.

– А чего пёхом? – пошутили стражники, стараясь задеть этого юного паренька.

– Хочу.

– Ну раз хочешь, так иди, – хмыкнул недовольный стражник, которому не удалось вызвать на пособачиться его визави. Отчего интерес к нему резко стал увядать. Скучно ему стоять тут, вот и развеивается как может.

Семён же, старательно игнорируя скисшую морду лица этого персонажа, молча направился за провожающим. В кремле находиться случайным людям было запрещено, поэтому вот таких гостей обязательно провожали.

Быстро подошли к царскому терему. А там Семёна приняли, сверяясь со списками…

Парню повезло.

Когда весной 1475 года в Москве была открыта начальная школа, он сразу туда и попал. Там учили ровно трём вещам: чтению, письму и счёту. Чтению, понятно, всякому на русском языке. Письму по новым правилам, установленным для секретариата короля. А счёту всего четырём основным арифметическим действиям^[7], но сразу с арабскими цифрами да по десятичной системе. Плюс ко всему заучивали таблицу умножения 10 на 10. В общем – ничего сложного. Но отбор такой, что только смышлёных брали, таких, чтобы за год освоили программу, не имея никакой подготовки. Король лично отбирал. И Семён смог попасть. И отучиться. И экзамены выпускные сдать, которые также Иоанн свет Иоаннович принимал, контролируя качество выпускников.

Это ему аукнулось. Он ведь служил уже в его армии, обычным аркебузиром. Начинал ещё на Шелони. Вот по совокупности его в младшие командиры и подняли, приставив к орудию – трёхфунтовому фальконету.

Успех? Для вчерашнего крестьянина – невероятный.

А после кампании 1476 года его среди прочих выпускников первого года направили во 2-й класс начальной школы. Там преподавали более продвинутую математику, основы физики и основы химии. Самые азы. Базис из базисов. И параллельно Семён посещал артиллерийский класс, также основанный в 1476 году. Занятия и там, и там вёл лично государь с помощниками. Иногда сам вещал, иногда наблюдал за будущими преподавателями, корректируя их или дополняя.

Вот туда-то Семён сын Безухов, и направлялся.

Вошёл в сени. Снял тулуп. Обстучал валенки^[8]. Снял их, поставив на решётку, чтобы они просохли. Надел выделенные ему тапочки. Положил шапку на специальную полку и прошёл в учебный класс.

У входа стояла небольшая групка^[9], весело потрескивающая углями, что недурно отсекала уличную прохладу. У стен на цепных подвесках – восемь спиртовых ламп^[10].

Между ними четыре ряда по две двойные парты вроде поделки Короткова, что развивал идею Эрисмана, то есть это были те самые классические парты с наклонной поверхностью, сблокированные с лавочкой. На каждой стояла керамическая чернильница-непроливайка с тушью, прикрытая откидной крышечкой, коробочек с мелом для присыпки и металлическое перо на деревянной палочке для письма. Всего этого за пределами королевской администрации и окружения Иоанна Семён не видел. Хотя уже успел поглазеть на быт уважаемых людей. И не то что не видел – даже не слышал, поэтому особо гордился своей сопричастностью к чему-то передовому.

На стене висел большой такой деревянный щит, густо закрашенный чёрной краской. У его основания на небольшой полочке лежали кусочки мела и тряпки. А ещё указка.

Никаких учебников не было. Не успел король их сделал, так что работал по кое-как состряпанным конспектам, рассказывая о том, почему перегревается пушка при выстреле, почему происходит откат, как летит снаряд, и так далее. В предельно простом и доходчивом научно-популярном ключе. Однако про формулы не забывал и пусть в предельно ограниченном формате, но их давал.

А слушатели сидели и со всем радением записывали уже свои конспекты. Бумагу для этого им выдавали, как и специальные подставки со стеариновыми свечами, дабы больше света. После каждой темы – беседа. Аудитория маленькая и предельно заинтересованная в обучении. Все вчерашние крестьяне да посадские из бедных. Для них эти знания – калитка в большое будущее, поэтому старались от души и вдумывались в то, что им преподаватель августейший вещал.

Особенного огонька добавлял тот момент, что они понимали – если не здесь, то нигде более этой науки не обретут. Во всяком случае, на Москве того им никто рассказать не мог. Да и, по слухам, в Новгороде тоже, как и в Киеве. Так что для этих людей, что ещё пару лет назад даже букв не различали, подобная учёба выглядела чем-то сродни божественному откровению.

Да, она была предельно однобокой и упрощённой. Да, в норме тех лет её и учёбой-то назвать было нельзя, ибо ни Святого Писания, ни греческого, ни латыни, ни прочих гуманитарных фундаментов классического образования им не преподавали. Однако Иоанну не требовались творцы или универсалы широкого профиля. Ему требовались нормальные прикладные специалисты как административного, так и военного толка. Плевать он хотел на всякие местные нормы. Тем более что как такового мощного церковного аппарата на Руси не было в те годы. Ещё толком сложиться не успел, а то, что было в 1471–1472 годах, разгромили, оставив жалкие обрывки. И образованной интеллигенции, косной в своих классовых предрассудках, также не наблюдалось. Если, конечно, не считать едва несколько сотен человек на всю Русь, что умели читать-писать сносно. А значит, возражать было некому…

Ну вот и конец занятий.

Большие песочные часы отмерили час. И король, попрощавшись со всеми, покинул класс, напомнив всем потушить свечи, чтобы зря не горели. Их ведь зажигали тут только во время урока, чтобы писать легче.

Король ушёл. И молодые артиллеристы, собрав свои записи в специальные папки из толстой кожи, засобирались кто куда. Семён тоже. Он вышел в сени. Переобулся в валенки. Накинул тулуп с шапкой. И выбравшись на свежий морозный воздух, глубоко и блаженно вдохнул. В классе было душновато. Его проветривали, но не очень часто, иначе тепло убегало. А дров на отопление улицы не напасёшься.

– Ну что, ты куда сейчас? – хлопнув Семёна по плечу, спросил его друг Кирьян сын Зайцев. Тот на кулеврине стоял и был из посадских мелких ремесленников. В обычной жизни даже бы и не общались, а тут – сдружились. Ещё по первому классу. – Пошли в кабак?

– Нет. Мне к отцу надо зайти.

– К отцу? Зайти? Ой шутник! – воскликнул Кирьян. Он ведь прекрасно знал, откуда парень родом.

– Он вчера с сестрой приехал. У большого Афони на постое.

– С сестрой? – оживился Кирьян. – А давай я с тобой.

– Ты смотри у меня, – шутливо погрозил Семён. – Не шали. Девка она молодая, дурная.

– А чего тогда в Москву отец её взял?

– Обещался. Как матушка умерла, так не может устоять перед её просьбами. Жалеет.

– Совсем-совсем?

– Не дури, – серьёзно произнёс Семён. – Я знаю твою любовь до бабьей ласки.

– Слово даю – ничего дурного от меня сестрица твоя не увидит. Мне же любопытно.

– Ну коли любопытно, пошли, – после несколько затянувшейся паузы ответил сын Безухов. И оправив тулуп с шапкой, пошёл вперёд. А Кирьян за ним.

Не молча, само собой, пошли.

Поначалу-то Кирьян пытался про сестру расспрашивать, но очень быстро разговор скатился к их страсти – к артиллерии. И к тому, что новые знания вызывали в их умах только новые вопросы. А почему так? А отчего этак? И вопросам этим не было числа. Время государя было строго регламентировано. Он не мог часами напролёт уделять своим ученикам, поэтому многие вопросы зависали в воздухе. Вот ребята и решили их обсудить да покумекать – может, что получится сообразить.

Но не всё коту масленица.

Едва они отошли от кремля шагов на двести, как услышали какую-то возню в переулке. Заглянули туда и немало удивились.

– Ефим, ты?! – воскликнул Семён, увидев знакомого купца.

Тот подавленно кивнул, продолжая прикрывать сына-недоросля от обступивших их удальцов с дубинками в руках.

– Что этим от тебя надобно? Кто вы такие?!

– Катись, мил человек. Катись, – холодно, с шипящими нотками произнёс один из этих удальцов. Его лицо перечёркивал шрам. Один глаз был подёрнут бельмом. Да и вообще вид он имел удивительно матёрый и опасный.

Вместо ответа Семён потянулся за эспадой, что ему полагалась как пусть и младшему, но командиру. Король специально ввёл боевую шпагу, которую в эти времена именовали эспадой, как отличительный признак командного состава.

Так вот. Выхватил Семён свою эспаду. И повёл ей из стороны в сторону, демонстрируя, так сказать. Его клинок испанской работы с развитым эфесом выглядел до крайности хищно.

Боевая шпага – это ведь не тростиночка из советских фильмов про мушкетёров. Это меч. Узкий, длинный меч, клинок которого годился и для того, чтобы рубить, и для того, чтобы колоть. Понятно, с акцентом на укол, однако если супостата рубануть таким оружием, то мало не покажется. А развитый эфес прикрывал кисть, улучшая управляемость оружия.

Ясно дело, что Семён этой шпагой почти что сражаться и не мог. Он упражнялся помаленьку, но не более того. Всё же не пушка. Статусное оружие. Но всё одно – опасное, от вида которого бандитская братия явно напряглась. Там хочешь не хочешь, а демонстрация такого «шампура» вызовет нужные эмоции.

Рядом раздался звук второго извлекаемого клинка. Это Кирьян решал поддержать Семёна.

Они приняли стойку, какой их обучали. И заведя левую руку за спину, пошли вперёд. Молча. Медленно. Осторожно. Сохраняя голову и держась плеча друг друга.

Разбойнички отреагировали очень здраво и сразу в драку не кинулись. Они стали окружать Семёна с Кирьяном, поигрывая дубинками. Очень примитивным на первый взгляд, но весьма опасным оружием. У парочки даже имелись простенькие кистени на верёвочке. А кистенём по башке раз приложить – и всё – можно отпевать, если там шлема нет или хотя бы какой крепкой и толстой меховой шапки для смягчения удара.

Осторожно сблизились.

Медленно сошлись. И оказалось, что Кирьян с Семёном прикрыли Ефима с сыном, что прижались к стене безоружными. А эти работники ножа и топора окружили их.

– И что дальше? – хрипло спросил их тот самый одноглазый, что был явно их главным.

– Что вам от Ефима нужно?

– Деньги, вестимо. Что ещё от купчишки нужно честным людям? – произнёс он и заскрежетал очень неприятным смехом.

– Ясно, – кивнул Семён, глянув на развороченный воз саней, стоящий невдалеке. Его видно обыскивали, но желаемого так и не нашли.

– СТРАЖА! – что есть мочи заорал Кирьян, отчего все вздрогнули, особенно разбойнички.

– Заткни пасть! – процедил главарь.

– СТРАЖА! – нарочито улыбнувшись, вновь проорал Кирьян. – НА ПОМОЩЬ!

На что разбойнички, повинуясь приказу своего предводителя, пошли вперёд. Но лезть на обнажённые эспады им совсем не хотелось. Очень уж опасно выглядели клинки, время от времени ныряющие вперёд в выпадах. Всем им было совершенно очевидно: нарвёшься на такой – и всё – пронзит насквозь, ни одежда не поможет, ни кожа.

Секунд пятнадцать пляски.

Наконец один разбойничек попытался достать Семёна своей дубиной, но тот оперативно отреагировал и ткнул эспадой, пронзив противнику живот, отчего бедолага в высокой тональности завыл и, схватившись за рану обоими руками, упал на снег, начав перебирать ногами.