© Пронин Ю. А., илл., 2015
© ООО «Издательство АСТ», 2015
* * *
Каждый год в субботу накануне Пасхи флорентийские жители собираются на главной площади, чтобы увидеть, как горящая ракета в форме голубя взлетает в воздух и воспламеняет огромную деревянную повозку.
По легенде, ритуал сожжения повозки связан с именем флорентийца Паццино ди Раньери. Этот храбрый воин первым водрузил знамя крестоносцев над стенами Иерусалима. За это он получил в награду два камушка от Гроба Господня, которые стали использоваться для получения святого огня. Паццино доставил камушки и огонь, разожжённый с их помощью, на повозке из Иерусалима во Флоренцию. С тех пор камушки хранятся в церкви Святых Апостолов и каждый год, накануне Пасхи, священник зажигает с их помощью пасхальную свечу.
В старину огонь возили в повозке по всему городу, он должен был освятить и очистить улицы и дома флорентийцев. Со временем огонь превратился в большую свечу, а повозка – в девятиметровый, богато украшенный ковчег, который движется по улицам города в сопровождении музыкантов, знаменосцев и горожан, одетых в средневековые костюмы. Святой огонь везут из церкви Святых Апостолов в кафедральный собор, и там, во время богослужения, запускается горящая ракета в форме голубя. Она пересекает собор и падает на повозку, поджигая её.
Если ритуал проходит гладко, то город ждёт удача на весь год.
Текст легенды, обработанный Сельмой Лагерлёф, несколько отличается от традиционного флорентийского предания.
* * *
По мотивам известного сказочного цикла шведской писательницы Сельмы Лагерлёф (1858–1940) «Легенды о Христе», повествующего о жизни Спасителя, о том, как вера в Него чудесно преобразует и воскрешает человеческие души.
Много, много лет тому назад, когда Флоренция только что была провозглашена республикой, жил в ней человек по имени Раньеро ди Раньери. Отец его был оружейным мастером, и он хорошо знал ремесло своего отца, но не очень-то любил его.
Этот Раньеро отличался необыкновенной силой. О нём говорили, что железные доспехи он мог бы носить так же легко, как другой – шёлковую рубашку. Несмотря на молодость, он уже много раз доказывал свою силу. Однажды ему пришлось быть в одном доме, на чердаке которого было ссыпано зерно. Но зерна оказалось слишком много, и как раз тогда, когда Раньеро был в доме, одна из чердачных балок надломилась, и на потолке появилась трещина. Все выбежали на улицу. Все, кроме Раньеро. Он поднял руки и поддерживал потолок до тех пор, пока люди не натаскали балок и жердей, чтобы подпереть его.
Раньеро слыл также величайшим храбрецом, какой когда-либо жил во Флоренции. Любил он и подраться. Как только с улицы доносился шум, он тут же бросался вон из мастерской: а вдруг это драка, и он сможет принять в ней участие?! А подраться он любил, и одинаково охотно сражался и с одетыми в железные латы рыцарями, и с простыми поселянами. Как бешеный, он кидался в бой, не считая, сколько у него противников.
В то время молодая республика Флоренция была ещё не особенно сильна. Население её состояло главным образом из прядильщиков и ткачей, которые больше всего хотели мирно жить и трудиться. В городе было немало даровитых людей, но они не были воинственны и славу для себя видели в том, чтобы установить во Флоренции наилучшие законы и порядок.
Раньеро мечтал: вот бы родиться в стране, управляемой королём, который собирал бы вокруг себя храбрых воинов. В такой стране он, без сомнения, стяжал бы великую славу, добился всяческих почестей и достиг высокого положения.
Раньеро был хвастлив и криклив, жесток с животными, груб со своей женой и неуживчив с людьми. Его можно было бы назвать красивым, если бы несколько глубоких шрамов не безобразили его лица. Его решения были обычно быстрыми и потому не всегда продуманными, а поступки, хотя часто необузданные, говорили о широкой натуре.
Раньеро был женат на Франческе, дочери Джакопо дель Уберти, мудрого и влиятельного человека.
Джакопо не очень-то хотелось выдавать свою дочь за такого буяна, как Раньеро, и он изо всех сил противился этому браку. Но ему пришлось уступить: любимая дочь заявила, что никогда не выйдет замуж ни за кого другого.
Когда Джакопо дал, наконец, своё согласие, он обратился к Раньеро со следующими словами: