Глава 1
Я спешила вверх по эскалатору станции метро «Ломоносовский проспект». Двери у выхода из метро никак не хотели выпускать меня. Как всегда, в конце весны было достаточно прохладно. Сильный ветер, казалось, имел личные счёты с моими волосами и неистово прохаживался по ним своими властными порывами. Я немного поёжилась, поплотнее закутавшись в ветровку. В Москве в конце мая всегда довольно зябко, а солнце не спешит радовать теплом.
Неприветливые прохожие торопливо проталкивались мимо меня. В основном это были студенты, которые, как и я, спешили в университет. Я уже опаздывала на встречу с деканом, поэтому ускорила темп. Декан нашего факультета, активный мужчина с проседью в волосах, возглавлял преподавательский коллектив уже несколько лет. Я не знала точно, для чего он вызвал меня в разгар сессии. В этом году мне как аспиранту второго года доверили принимать экзамены у студентов третьего курса. Я читала им лекции по английской литературе XIX века в течение года. Группа была небольшая, в основном девушки, но и несколько молодых людей периодически радовали нас своим присутствием. С девушками проблем не было, все готовились и исправно посещали пары, а вот один молодой человек никак не хотел вникать в суть моего предмета, постоянно пропускал занятия, а если и удостаивал нас визитом, то демонстративно спал на задних партах, прячась за чёрными солнцезащитными очками.
Конечно, на экзамене, который я принимала два дня назад, он продемонстрировал полное невежество, и я не без удовольствия отправила парня на пересдачу. А что мне ещё оставалось? Если делать поблажки одному, то и остальные студенты расслабятся. Тем более, он настолько вызывающе вёл себя весь год, что делать ему одолжение не было никакого желания. В роли преподавателя я взглянула на учебный процесс по-другому. Оказалось, что стать крутым, задорным и популярным среди студентов преподом, каким я мечтала быть ещё будучи студенткой, не так-то легко.
Зайдя в нужный корпус, я быстро побежала по лестнице на третий этаж и уже через несколько минут с сильно колотящимся сердцем стучалась в дверь кабинета декана.
– Добрый день! Я к Анатолию Степановичу, – сказала я секретарю, жадно глотая воздух.
Секретарь приветливо улыбнулась мне, и я прошмыгнула в кабинет. До сих пор чувствую себя тут вороватой студенткой.
Анатолий Степанович оживлённо разговаривал по телефону:
– Конечно, конечно! Мы очень его ждём! Студенты будут в восторге! Сегодня в 13:00? Да, мы всё подготовим ко встрече. Да, и вам всего доброго!
Он отключился и с довольным видом посмотрел в мою сторону.
– Присаживайтесь, Кира Петровна, я как раз вас жду, – сказал он, расплываясь в улыбке. Так радушно он меня ещё никогда не встречал.
– Как ваша первая сессия в роли преподавателя? – он быстро оглядел меня. – Со студентами не всегда просто, особенно когда вы сами не сильно старше их.
Я внутренне сжалась, понимая, как я, должно быть, раскраснелась от быстрой пробежки по лестнице. Этот невольный румянец не добавлял мне преподавательской представительности.
– Спасибо, Анатолий Степанович, с сессией пока справляюсь, – сказала я, пытаясь выровнять дыхание. – На нашей кафедре студенты достаточно добросовестные, приятно работать.
– Рад, рад слышать! Но, конечно, не без исключений? – он многозначительно подмигнул. – Я слышал, вы уже успели отправить одного юношу на пересдачу. Строгость – прекрасное качество, без неё, к сожалению, мы не сможем воспитать юное поколение, однако не лучше ли сначала использовать пряник, а уже потом кнут? Уж поверьте моему опыту. Тем более что молодой человек, как мне рассказывали, подаёт надежды, верно?
– Какой молодой человек? – удивилась я. Я не помнила, чтобы отправляла на пересдачу кого-то ещё, кроме того хамского парня.
– Преображенский, конечно же. Виктор. Я слышал о нём много положительного от самого ректора, – Анатолий Степанович расплылся в своей самой слащавой улыбке.
– Вы, наверное, что-то путаете, – я задумчиво закусила губу. – Он прогульщик и бездарь, почти не ходил на лекции. Вот, у меня тут есть журнал посещаемости, сами посмотрите, – я начала растерянно рыться в сумочке, думая, что такого уникального я могла упустить в этом Викторе.
– Послушайте, Кира, – Анатолий Степанович убрал с лица дурацкую улыбку, снял очки и потёр переносицу. – Виктор очень одарённый молодой человек, племянник профессора Преображенского, автора нескольких учебников по истории и методологии языкознания. Вы, наверное, просто его не разглядели.
Я вспыхнула, начиная понимать, к чему он клонит. Предательский румянец стал только ярче. Я потупилась, но не хотела так просто сдаваться.
– Если он такой одарённый, то пусть придёт на пересдачу и ответит хотя бы на один вопрос! – тихо, но чётко сказала я, разглядывая свои пальцы. Не могла поднять глаза на декана. Мне было неудобно и противно.
– Вот как мы с вами поступим, – Декан сделал вид, что не расслышал меня. – Вы поставите ему четвёрку, и он к осени сдаст письменную работу по вашему предмету.
– Работу он, конечно же, напишет сам? – я не могла удержаться от усмешки.
– Кира, вам нравится работать в нашем дружном коллективе? – в его тоне не осталось дружелюбия. Он медленно выдвинул ящик стола и достал какую-то папку. – А то у нас тут много соискателей на вашу должность. Вот, сами посмотрите, – он разложил передо мной несколько десятков резюме и отошёл к окну.
Я ещё в студенческие времена заметила эту его любовь к театральности – декан задавал каверзный вопрос и отходил в сторону, оставляя человека наедине с проблемой. Какая деликатность! Повисла пауза, отчего движение секундной стрелки на часах в тишине казалось оглушительным.
– Мне нравится тут работать, – я не смотрела на лица людей с фотографий, ненавидя всю эту комнату с доской его достижений, дурацкими картинами и хрустальной фигуркой совы – подарком какого-то успешного выпускника, участника игры «Что? Где? Когда?».
– Значит, мы поняли друг друга? – Анатолий Степанович вернулся на место и вновь надел очки. Одним движением он убрал талантливых соискателей на место, запирая их в своём столе. Потом посмотрел на меня и продолжил:
– Сегодня в 15:00 Виктор придёт на кафедру со своей зачёткой. Подождите его.
Не говоря ни слова, я выбежала из кабинета. Сейчас было 12:40. Мне нужно ждать этого придурка ещё два часа! Я была вне себя от негодования. Какая несправедливость! Мои губы были плотно сжаты, я быстро шла по коридору, размахивая руками. Внутри себя я проигрывала возможные варианты ответов декану, колкие фразы, которые нужно было бросить в него. Один вариант лучше другого! Какая же я мягкотелая и безвольная! Всю жизнь мне приходилось иметь дело с мажорами, которые вытирали об меня ноги, а я даже ничего не могла возразить.
От злости мне захотелось выкурить сигарету, хотя последние несколько месяцев я успешно боролась с этой дурной привычкой, появившейся у меня ещё в подростковом возрасте. Я решила купить сигареты, и, конечно же, у меня потребовали паспорт. Его у меня не было, и я предложила преподавательское удостоверение. Но парень продавец только развёл руками – мол, не положено. Я выглядела очень молодо, особенно без косметики, и в кроссовках вполне могла сойти за незадачливую старшеклассницу. Прекрасно! Мой день становился всё более чудесным. Я решила пойти в укромную курилку для преподавателей – она находилась в закутке, во внутреннем дворе нашего кампуса.
Придя туда, я угостилась сигареткой у знакомого с исторической кафедры. Он ушёл, а я осталась в одиночестве, надела наушники и стала придумывать пост, который опубликую в своём блоге в «Лайв Джорнал». Я вела блог уже пять лет, и последнее время он становился достаточно популярным. Я всегда обожала литературу, находила в писательстве отдушину. Хоть и не верила, что когда-то смогу стать известным автором, поэтому блог вела скорее для себя.
Приехав в Москву семь лет назад, я была так одинока, а книги и литература всегда помогали мне пережить тяжёлые времена. Это была моя вторая личность, свободная и остроумная, вольная и гибкая. И, конечно же, защищённая вымышленным именем. Она могла говорить, и никто не имел права её заткнуть. Начинала я с остроумных заметок о Москве, об организме города, о его мышцах и артериях, скелете и мозге. И о нас – микроскопических клетках, из которых состояло это могучее тело. Мы рождались, жили и умирали в нем, встраиваясь в ткани этого монстра, а он даже и не замечал нас, переваривая и выплёвывая отработанные части. На место отработанных уже спешили новые, стекаясь к сердцу города с площади трёх вокзалов.
Я не любила современных авторов, предпочитая им проверенных временем. Мёртвые писатели стали моими друзьями ещё со школьных времён. Именно они помогли мне вырваться из своего маленького города и поступить в столичный вуз. Они были моими старыми боевыми товарищами, проверенными и удобными. Приятно знать, что ты обладаешь всей полнотой творений автора, можешь изучить его, углубиться в него. Он никогда не преподнесёт тебе неприятных сюрпризов – он ведь уже умер. Я любила изучать не только их творчество, но и жизнь. Творчество не может быть правильно понято без контекста жизни.
Я вспоминала своих любимых писателей и предвкушала, кого из них прочитаю, когда вернусь сегодня домой, когда внезапно ощутила, что кто-то находится рядом со мной. От энергетики этого человека по моей голове пробежались мурашки.
Я открыла глаза и увидела напротив себя мужчину. Он был интересный, ничего не скажешь. Весь вид его источал некую бунтарскую небрежность. Мне сразу бросились в глаза причудливые завитки татуировок, которые подобно рукавам покрывали его крепкие руки. Волосы у этого мужчины были тёмными и взъерошенными. Они спускались на лицо, создавая яркий контраст с острыми серыми глазами. Я поёжилась под его оценивающим взглядом и стала с преувеличенным интересом изучать собственные ладони. Я не смогла рассмотреть его подробно, так как привитое с детства правило не пялиться на незнакомых людей так плотно укоренилось в моём подсознании, что при встрече взглядом с незнакомыми людьми, особенно с привлекательными, я сразу опускала глаза. Я лишь успела отметить его строгий тяжёлый взгляд, блуждающий по мне. Мне вдруг стало неуютно, мои щёки предательски вспыхнули, и я поёрзала на скамейке, пытаясь принять нарочито расслабленную позу.
Однако мужчина явно игнорировал правила этикета и продолжал нагло рассматривать меня, цепко и остро. Почему-то мне всегда казалось, что если незнакомые люди рассматривают меня, то это значит, что в моём внешнем виде что-то не так. Я постаралась припомнить, в каком состоянии пребывали мои волосы, и не застряло ли что-то в зубах.
Я осмелилась ещё раз посмотреть на мужчину. Он что-то говорил мне, а я, конечно же, не слышала его из-за наушников. Я сняла наушники и сказала:
– Извините, не расслышала вас, – мой голос прозвучал как-то неестественно высоко, поэтому я откашлялась.
– Я говорю, не рано ли тебе курить, девочка? Тебе сколько лет? – проговорил мужчина хрипловатым голосом.
Я подняла на него глаза и отметила лёгкую усмешку на его тонких губах. Он как-то косо скривил их, и непонятно было, что это значит – издевку, веселье или агрессию.
– Мне есть восемнадцать, – пробурчала я. Как же все достали сегодня моим возрастом! Декан, с его покровительственными вопросами, продавец сигарет, а теперь ещё и этот тип. – Я вообще-то преподаю в этом университете, – зачем-то добавила я и, сказав это, сразу поняла, как по-детски это, должно быть, прозвучало. Будто я кичусь своей должностью.
– Серьёзно? – он поднял брови в притворном изумлении. – Крутая у тебя, должно быть, работа! Важная! – он затянулся сигаретой. – А почему тогда выглядишь, как мелкая школьница?
Я смутилась и потупила взгляд. Спорить было бесполезно, особенно сегодня, когда моя одежда не отличалась элегантностью.
– Смешно представить, как ты там пищишь своим студентам, стоя у доски в большой аудитории. Наверное, никто с задних парт и разобрать не может твоей болтовни, – он расплылся в улыбке, как будто сделал мне комплимент. Я заметила, что в уголках его глаз появлялась лёгкая паутинка морщинок, когда он улыбался. Он был явно старше, чем обычные студенты, но на преподавателя он был тоже не похож. Интересно, что он тут забыл?
Я делала вид, что его тут нет, продолжая разглядывать ногти, и только дурацкий румянец выдавал мои чувства.
– Я вообще считаю, что ошибкой человечества было допустить женщин к наукам, а тем более разрешить им преподавать, – небрежно продолжал мой новый знакомый. – От этого все демографические проблемы, упадок в Европе, который скоро придёт и к нам, – он смачно плюнул на землю.
Выкинув окурок под ноги, мужчина продолжил:
– Как там говорят? «Лучшее для женщины – быть босой, беременной и на кухне»? Хотя лично мне больше нравится вариант, если она босая и в моей постели, – сказав это, незнакомец пошло подмигнул мне, будто намекал на более интимное продолжение нашего знакомства.
Меня прямо захлестнуло негодование. Я сжала кулаки, поднялась и бросила в него недокуренной сигаретой.
– Знаешь, что мне было бы интересно? – гневно сказала я. – Посмотреть, что такой неотёсанный мужлан, как ты, говорил бы, стоя за кафедрой в аудитории! Уверена, ты настолько тупой, что и двух слов связать не сможешь! Чёртов сексист!
Я круто развернулась, успев заметить, как его губы сжимаются в тонкую линию, а брови стремительно сдвигаются к переносице.
Не дожидаясь, пока он опомнится, я бросилась ко входу в соседний корпус университета, весьма довольная собой. Я улыбалась себе, пока обдумывала свои слова. Этот идиот, с его рваными джинсами и татухами, вряд ли обладал хотя бы подобием интеллекта!
Я шла по коридорам, мысленно продолжая нашу перепалку. Пока я придумывала ещё сто и один способ унизить высокомерного засранца, мне навстречу хлынул поток студентов. Они взволнованно и с энтузиазмом обсуждали что-то. Девушки хихикали и игриво бросали взгляды то в одну, то в другую сторону, как будто высматривали кого-то в толпе. Наверное, мероприятие какое-то? Я увидела знакомую преподавателя с кафедры русской филологии.
– Анна Павловна, добрый день! Что тут у вас творится? – я оглядела коридор и человек сто студентов, толпившихся около входа в актовый зал. Большинство из них были хихикающие девушки, весело толкавшие друг друга в бок.
– Кира, добрый день! У нас тут помешательство! – улыбнулась преподаватель. – Сегодня в нашем университете даёт лекцию популярный писатель Кирилл Миронов. Знаете такого?
– Анна Павловна, я не особенно увлекаюсь современной прозой, – я озадаченно почесала висок. – Не думала, что наши студенты так хорошо разбираются в современных русских авторах. Почему такой ажиотаж? – я окинула взглядом коридор.
– Ах, Кирочка, я думаю, что любовь к литературе тут не на первом месте! – Анна Павловна вздохнула. – Дело в том, что этот писатель достаточно популярен в светской тусовке. Он эксцентричен и даже эпатажен. Привлекает внимание к своей персоне всеми возможными способами, что, конечно же, положительно сказывается на продажах его книг. Если у вас есть время, можете пойти со мной, послушать кумира молодёжи. У меня лишний билет в первом ряду.
Я посмотрела на часы. Оставалось ещё чуть больше часа свободного времени.
– С удовольствием, Анна Павловна, составлю вам компанию, – сказала я с улыбкой. Ну что ж, оценю современное искусство.
Мы зашли в зал, уже битком набитый людьми. Это был просторный актовый зал, недавно отремонтированный. Его использовали для различных массовых мероприятий. Я проследовала за своей знакомой к нашим местам в первом ряду. Погас свет, и шёпот сотен голосов стих. Я думала о том, каким образом этому модному писателю удалось собрать тут столько людей. Он не известный актёр, не певец, не телеведущий. Почему стольким молодым девушкам не терпится на него посмотреть? Я начала немного переживать, что моё место было на первом ряду. Ведь прямо во время его лекции мне придётся уйти, так как нужно встретиться с этим Преображенским, поставить ему оценку и забыть уже об этой неловкой ситуации.
Погружённая в свои мысли, я перевела взгляд на сцену и увидела мужчину, выходящего под бурные аплодисменты. Внутри всё похолодело, а сердце забилось так отчаянно, будто я пробежала марафон, в тот момент, когда я разглядела уже знакомые рваные джинсы, небрежную футболку и руки в татуировках. Это был он, сексист из курилки.
Глава 2
Кирилл
Последнее время все чаще думаю о нерациональности своей жизни. Конечно, какая может быть последовательность и рациональность в моем творчестве, когда оно, являясь единственным смыслом моей жизни, схватило меня за самое горло, причем так крепко, что порой не вздохнуть?
Оно диктует мне, как я должен поступать, вынуждая на отчаянные действия.
Периодически так хочется вырваться из этого яростного захвата и вздохнуть полной грудью, взять под контроль свою жизнь! Ведь так и должны поступать настоящие мужчины. Но я не мужчина, я писатель.
Я сидел в небольшой комнате, которая, видимо, выполняла роль гримерки в актовом зале университета. Я так давно не возвращался в родную альма-матер. Прошло уже пятнадцать лет с того момента, как я со скандалом ушел из этого опостылевшего «дома знаний». Классическое образование, с его напыщенными лицемерными преподавателями, было мне противно. До сих пор помню, как мой научный руководитель орал мне в спину: «Ты никто! А без диплома ты так и останешься никем!».
Мне нравилось разрушать чужие планы. Я знал, что талантлив, но, по всей видимости, мне всегда не хватало немного лизоблюдства, чтобы закрепиться в обществе.
Каково же было мое удивление, когда мой агент позвонила мне месяц назад и озвучила предложение ректора прочитать лекцию студентам! «Нашим студентам будет очень интересно послушать молодого талантливого писателя, который когда-то учился в стенах нашего вуза. Я уверен, вы их вдохновите», – передала мне слова Его Святейшества ректора МГУ Алина, мой агент.
Я сначала отказался, но, по мере того как извращенная литературная хватка стала все крепче сдавливать горло, я решил согласиться. Конечно же, я пришел сюда не вдохновлять молодых и задорных студентов. Я преследую свои цели. Или цели преследуют меня.
Я посмотрел на себя в зеркало. Когда я думал о предстоящей работе, на моем лице возникало какое-то нездоровое маниакальное выражение. Руки стиснуты в замок до побелевших костяшек, губы плотно сжаты в тонкую линию, на скулах играют желваки. Черт, иногда я сам себя боюсь!
Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Каждый человек хоть раз в жизни задается этим вопросом: «Все ли со мной в порядке?». Но, откровенно говоря, мне похер.
Я уже давно переступил все возможные рамки и останавливаться теперь не собираюсь. Если цена моему таланту – психическая невменяемость, то я уже сполна заплатил по этому счету. Не я первый, не я последний.
Когда-то давно я заглянул в свою бездну, и когда она посмотрела в ответ, то поглотила меня целиком, без остатка.
Я провел рукой по лицу и попытался выкинуть из головы непрошеные размышления. Уметь абстрагироваться, иметь дом для мыслей с множеством комнат, чуланов и даже подвалом, где можно расчленить и спрятать труп, – вот оплот творца.
Нужно всего лишь взять свои сопротивляющиеся мысли за волосы, протащить их по коридору памяти в заранее заготовленную темную комнатку без окон, бросить на диван, а потом быстро выйти и захлопнуть дверь. Закрыть на ключ и уйти.
До начала лекции оставалось примерно полчаса, я решил выйти и покурить. Я вышел через запасной ход, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания.
Еще со студенческих времен я знал одно укромное место и решил пойти именно туда, надеясь, что там я буду один: хотел сосредоточиться.
Но я ошибся. Там сидела какая-то девчонка. Ее глаза были закрыты, в ушах – наушники. Русые волосы в беспорядке, как будто она только что пришла с урока физкультуры.
Робкие лучики майского солнца освещали ее белое – нет, даже бледное – лицо. Кожа казалась очень тонкой и нежной. Интересно, она везде такая бледная? Мне захотелось представить, как легкий румянец трогает эти фарфоровые щечки в ответ на мое прикосновение. Да, сосредоточиться эта картинка не помогает.
Я продолжал наблюдать за девочкой. Она сидела в расслабленной позе, прислонившись к стене. Контраст с бордовым кирпичом за ее спиной делал ее кожу неестественно светлой, даже сероватой.
Она выглядела как девушка со старинной картины, фон которой уже немного потрескался и потемнел, а краска поблекла. Из-за этого контраста бледно-серое лицо казалось слишком ярким и оттого еще более притягательным.
И тут моя незнакомка затянулась сигаретой. Это прозаичное действие разрушило весь образ. Невесомая невинность дамы с картины испарилась, и теперь я видел в ней лишь очередную простушку в кроссовках и джинсах. Меня начала раздражать ее глупая мечтательность, и захотелось вернуть ее на землю так же резко, как и она только что оборвала мое минутное любование.
Я решил испытать ее терпение, не особенно напрягаясь, чтобы выдумать что-то изощренное, просто бил словами наугад. Что в наши дни может безотказно вывести из себя девушку? Конечно, посягательство на святая святых – женское достоинство, феминизм и прочую херню.
Мне было приятно смотреть, как покорно она выслушивает мои колкости. Покорность весьма необычна для современного молодняка. Захотелось во что бы то ни стало исследовать ее лимиты. Как далеко я могу зайти, чтобы ей стало невыносимо? Во что бы то ни стало мне нужно получить хоть какую-то ответную реакцию! Поистине виктимное поведение женщин само притягивает агрессоров.
С любопытством трехлетнего ребенка я пытался дойти до грани, у которой мне скажут: «Все, дальше нельзя». Так где же она, эта грань?
Я ее нащупал, когда выдал откровенную пошлость. Тогда моя незнакомка вспыхнула, открыла свой бледно-розовый ротик и поставила меня на место – как она думала! Да, малышка, это было забавно!
Меня одновременно развеселила и взбесила эта ее несколько театральная выходка с сигаретой. Конечно же, она тут же решила сбежать от меня. Еще одна ошибка неопытных зверят – пытаться убежать от хищника. Побег жертвы рождает непреодолимый азарт погони. Но сегодня ей повезло, я не буду преследовать ее.
Ухмыляясь, я потушил сигарету и неторопливо вернулся в свою душную гримерку. Там меня уже дожидалась Алина. Пришла проверить, готов ли к своему номеру ее цирковой конь. Мой агент – единственная женщина, чье присутствие в своей жизни я могу терпеть.
– Кирилл, ты готов? – спросила она, не отрываясь от экрана своего смартфона.
– Конечно, босс, – я умышленно сделал ударение на последнем слове.
– Слушай, давай в этот раз без глупостей. Помнишь прошлое интервью на первом канале? Вот так делать не надо! Всем будет лучше, если ты будешь вести себя хорошо. Помнишь, что говорил декан? Давай без матерщины и пошлостей, ладно? – она оторвалась от телефона и требовательно посмотрела на меня поверх своих очков. Потом оглядела с ног до головы и поджала губы. – Я же тебе говорила, не надевай эти джинсы с дырками! У тебя что, нет денег на приличную одежду?!
– К службе на благо Отечества готов! – я приложил открытую ладонь к виску, будто отдавая честь.
– Это важный шаг в твоей карьере, Кирилл. Признание научным сообществом твоих заслуг на литературном поприще очень важно. Было бы здорово, если бы тебя позвали преподавать в этот университет. Это придаст твоей заднице серьезности. Возможно, твое творчество даже включат в учебную программу. Там, глядишь, и до Букеровской премии недалеко, – она заговорщически подмигнула мне.
Я знаю, она пытается манипулировать моим писательским эго. Не виню ее. Со мной бывает непросто.
Алина ушла, оставив меня одного. Я последний раз посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся своему отражению, пытаясь запомнить, с какой улыбкой я выгляжу располагающе, а с какой больше напоминаю маньяка на первом свидании с жертвой. Выбрав нечто среднее, вышел на сцену. Пошел себя продавать.
Я уже не первый раз был на сцене, поэтому не чувствовал себя скованно. Я знал, что могу расположить к себе аудиторию, периодически вставляя относительно безобидные шутки в свою лекцию по современной литературе.
Даже не будь я харизматичным, скандально известным автором, бедным студентам все равно было бы интересно. Они так привыкли томиться в душных аудиториях, внемля старым занудным хрычам, бубнящим себе под нос скучный бред о мертвых писателях.
А в моем творчестве жизнь бьет ключом. Пусть и неприглядная, но завораживающая своей откровенностью жизнь. Мое творчество словно проститутка, которая до поры до времени прикидывается девственницей, стыдливо прячется и прикрывается, пока ты не срываешь с нее остатки одежды и не проникаешь в ее плоть, чтобы ощупывать, исследовать этот невыразимый жар, скрытый внутри. Тогда шлюха раскрывается и уже сама начинает умело засасывать тебя.
Тебе одновременно противно и любопытно. Когда любопытство перевешивает, ты уже не можешь оторваться от этой порочной плоти, желая все глубже и глубже проникать в нее, познавать каждый сантиметр кожи, раскрывать каждую тайну.
Однозначно мои книги как ненасытная шлюха: однажды попробовав, уже не хочешь возвращаться к скромным авторам, которые так заводили тебя еще недавно.
Моя лекция подходила к концу. Я отыскал глазами Алину. Она довольно улыбнулась. Я улыбнулся ей в ответ: «Вот видишь, я был хорошим мальчиком, я сдержался», – мысленно сообщил ей.
Закончил я выступление под бурные овации. Встал декан, произнес приторную речь и предложил перейти к «Вопросам и ответам».
Я оглядел аудиторию. Студенты были возбуждены и явно заинтересованы. Один молодой человек с копной черных волос встал и задал вопрос:
– Литературные критики называют вас новатором. Скажите, что вы подразумеваете под жанром «брутальный реализм», изобретение которого вам приписывают журналисты?
– «Брутальный» – от английского слова «brutal», что значит «зверский, жестокий, отвратительный». Мне кажется, слова «брутальный» и «жизнь» – синонимы, так как наша реальность часто ставит нас в коленно-локтевую позу и объезжает до изнеможения и боли в затекших конечностях. Если говорить о реализме, то да, я могу писать лишь о том, что пережил сам. Для меня это единственная реальность.
Паренек сел. Встала девушка и, заливаясь краской, выпалила:
– Ваши романы содержат много жестокости и злости. Вы так видите мир?
– Правда в том, что творчество – это боль. Слова – это боль. Они проникают в тебя и живут своей жизнью, ты просто стараешься не шевелиться, пока они берут контроль над твоей личностью. В итоге уже не ты у руля. Ты – пассажир своего тела, безвольный и обреченный на долгое странствие. Твой корабль несется по волнам слов, а ты только молишься, чтобы он не разбился о скалы.
Следующий вопрос от милашки в третьем ряду:
– Ваш второй роман «Ревность» вышел год назад. Скажите, скоро ли мир увидит вашу новую работу? О чем будет этот роман?
– Я думаю, что очень скоро вы сможете его прочитать. Пока не могу сказать больше. Таинство творчества… – я многозначительно подмигнул ей.
Милашка села, немного недовольная отсутствием подробностей.
Блондинка из середины зала задала вопрос с места:
– В чем вы черпаете вдохновение?
– В алкоголе и женщинах. Я вдохновляюсь многоликостью жизни. Вдохновение – опасная тварь, которая любит адреналин и дурную компанию.
Я наслаждался, видя, как блондинка смущенно отводит взгляд.
Парень откуда-то сбоку поднял руку:
– Кто ваш любимый писатель?
– Это все равно что спросить у меломана: «Какая твоя любимая музыка?». Керуак, Миллер, Буковски… Вам огласить весь список?
Он продолжил, явно не удовлетворившись моим ответом:
– Дайте совет начинающим авторам. С чего начать, о чем писать?
– Если вы не знаете, о чем писать, то не могу вам помочь. А совет дам: лучше не пишите. Это может поглотить вас. Если вы еще хотите жить своей жизнью, беззаботной и простой, то не вступайте на этот путь.
Взрослая женщина, видимо, преподаватель, тоже решила взять слово:
– Вы признавались, что сами испытали многое из того, через что проходят главные герои ваших романов. Скажите, считаете ли вы, что опыт писательства сродни актерскому опыту? Вы примеряете на себя маски разных людей?
– Актеры ничего не создают, они лишь воплощают в жизнь те образы, которые создали для них писатели. Писатель как Бог, он истинный творец жизни.
Следующий вопрос прозвучал от хмурой брюнетки в середине зала. Она даже не потрудилась встать:
– Герои ваших романов не очень хорошо относятся к женщинам. Разделяете ли вы сами подобное потребительское отношение в реальной жизни?
– Лучше спросите об этом у моих бывших. Я уважаю выбор женщин и не делаю ничего, что они сами не разрешают мне делать с ними, – и гадко ухмыльнулся брюнетке в лицо.
В зале послышались сдавленные смешки. Я встретился с недовольным взглядом декана. Старый пердун, для тебя это слишком? Ну что ж, ты сам меня сюда пригласил. Мысленно показал ему средний палец. Уже хотел перейти к следующему вопросу, скользнул взглядом по аудитории и тут увидел ее. Мелкая сидела в первом ряду, втянув голову в плечи, – наверное, хотела казаться незаметной. Но теперь я ее заметил. Бледное лицо в темноте. Моя луна в ночи.
– Если говорить о выборе женщин, – решил я продолжить ответ на последний вопрос, – то сразу могу сказать: какого черта? Никакой логики нет и не может быть в их действиях. Если вы хотите управлять женщиной, то никогда не пытайтесь воздействовать на нее с позиции здравого смысла. Это бесполезно, – я произнес это, глядя только на нее, не отводя взгляда, даже не мигая. – Женщина может ненавидеть вас всем разумом и одновременно хотеть всем телом. Воздействовать нужно на ее эмоции и чувства – именно они в итоге всегда одерживают верх в ее внутреннем споре. И женщины, конечно, не виноваты. Сама природа наградила их этим защитным механизмом. Главная цель женщины, биологическая установка, если хотите, – продолжить род. Для этого нужно выбрать самца, который сможет защитить ее, быть сильнее нее, подчинить, если нужно. И как только женщина встречает такого самца, инстинкты берут верх над разумом. Он гипнотизирует ее, не дает убежать, – я продолжал неотрывно смотреть на нее. Некоторые люди в аудитории заметили мой интерес и начали поворачиваться и искать объект моего внимания. – Но если вы не альфа-самец, то всегда можете просто заплатить. Женщинам это тоже придется по вкусу, – я ехидно усмехнулся мелкой в лицо.
