Стихотворения в двух томах. Том второй

© Titel-Verlag, 55743 Idar-Oberstein, Germany, 2006

Строчки на белом листе

На белом листе синеватые строчки

 
На белом листе синеватые строчки,
Как жилки на белой руке,
Как тонкие в детском ботинке шнурочки,
Как нити в скрипичном смычке.
 
 
Но жилки под белою кожей ручною
Тепло разливают и жизнь.
Шнурочки в ботиночках детской порою
Дразнили: свяжи, развяжи!
 
 
И нити смычка, пробегая по струнам,
Мелодии дивные ткут,
И вяжут, и тянут, и режут, и руны
На сердца скрижали кладут.
 
 
Ведь есть у всего на земле назначенье –
На строчках листа голубых
Ложится, рожденный небес вдохновеньем,
Ритмичный, осмысленный стих.
 

Январь 1985

Язык ладоней

 
Я гляжу на ладони мои –
Вижу сеточку линий на них,
Переплытых озер колыханье…
Вижу гор превзойденных гряды,
Вижу стежек-дорожек ряды,
Отдаленных зарниц полыханье.
 
 
На ладонях усталых моих
Отразился мой трепетный стих
И оставил свой пульс и дыханье,
И когда ты мне руку пожмешь,
Ты взволнованный стих мой поймешь,
Ощутишь его смех и рыданье.
 
 
На ладонях моих пролегли
Строк нестройных зигзаги, узлы
Слов рожденных в слезах и страданье.
Здесь остались изгибы траншей
От пера и от карандашей,
От упорного рифм созиданья.
 
 
Если добрые руки твои
Заключу я в ладони мои,
На которых вся жизнь отразилась.
Ты, наверно, поймешь почему
Вдруг по сердцу всему твоему
От ладоней усталых моих,
И от линий глубоких на них
Теплота разлилась, заискрилась!
 

1987

Горе от ума

 
Можно писать бездумно,
Просто – слова под ноты.
Мне ж говорят: «Пишешь умно,
Слишком серьезно что-то»…
 
 
Не знаю, как и ответить, –
Обидой или улыбкой?
Хотите стихов, чтоб петь их
С певучестью плавно-гибкой?
 
 
Чтоб не о чем было думать,
И петь, как поется птицам,
Чтоб если на слово дунуть,
Оно, как прах, разлетится?
 
 
Сказал Грибоедов как-то
(И я ли начну с ним спорить?
В нем ли искать недостатков?),
Что от ума лишь горе.
 
 
Прав он, ох, как же прав он!
Меньше бы знать и ведать!
Пользоваться бы правом,
Что сохранено невеждам.
 
 
С тех же, кто много знает,
Знание взяв у Бога,
В час, что невежд не пугает,
Спросится ОЧЕНЬ МНОГО!
 

Май 1977

Продли…
Пс. 89:17

 
Где песенные взять слова,
Слова стозвучные,
Чтобы стихи из них слагать
Тебе певучие?
 
 
И сердца радость передать
Творцу спасения,
Кто жизнь дарил и благодать,
И вдохновение!
 
 
Кто много лет меня хранил
В Своем служении,
Елей на раны мои лил,
Смирял брожение.
 
 
Несчетно в горе утешал,
Прощал бесчисленно…
Не обижал, не унижал
Ни вслух, ни мысленно!
 
 
А я то ровненько иду,
То спотыкаюся,
Скольжу порою, как на льду,
Вновь выпрямляюся.
 
 
Но как бы ни было со мной,
В одном уверена:
Своею оградит стеной
Мой Друг проверенный!
 
 
Благодарю, Господь, Тебя
За дар служения.
Ты сохрани его, любя,
Средь разложения.
 
 
Пусть будут пажити мои
Богаты злаками,
Чтоб души в небеса вошли
Живыми знаками.
 
 
Благослови усилье рук,
Их напряжение…
Во имя ран Твоих и мук,
ПРОДЛИ служение!
 

Передышка в пути

 
Я забыла, когда я бывала одна,
Я забыла, что значит вокруг тишина,
Что никто не нарушит желанье писать,
Ни желание просто сидеть и мечтать,
Ни желанье молиться, хотя бы и вслух,
Не нарушит никто – ни противник, ни друг.
 
 
От давленья и шума устала душа,
Мозг устал оттого, что работал спеша.
Каждый мускул устал, каждый нерв и сустав, –
Все об отдыхе просит смертельно устав.
Как Ты милостив, добрый, понятливый Бог!
Только Ты на ходу придержать меня мог
И заставить склониться в тени на привал,
 
 
Зная – загнанный зверь все бы мчался и мчал…
И расходуя сил не бездонный запас,
Подкосился б и пал в преждевременный час.
Ты помог мне замедлить убийственный ход,
Сам повел за Собою спокойно вперед.
Умудри, укрепи и пополни урон.
За покой же прими самый низкий поклон.
 

1980

Пятьдесят лет
(1926–1976)

 
Их прошло пятьдесят… Я не все их запомнила.
Я запомнила часть. Остальное забылося…
Я запомнила то, что полезным заполнила.
Остальное туманом забвенья покрылося.
 
 
Я запомнила случай… Тот год был особенным.
Я девчонкой была восемнадцатилетнею.
Дождь осенний лупил по дорожным колдобинам
И по спинам у пленных хлестал, словно плетью.
 
 
Мне позволила жизнь улыбнуться тем пленникам,
Помахать им рукой, показать сострадание…
На них было клеймо: «Вы враги и изменники».
К ним улыбка моя не пришла с опозданием.
 
 
В каждом взоре печаль и тоска беспросветная.
Юность лиц не видна под щетиной небритою.
Но улыбка девчонки улыбку ответную
Все же вызвала в них… никогда не забытую.
 
 
Это мелочь, пустяк, но такими моментами
Наши лучшие годы земные отмечены.
Они высятся в сердце людей монументами,
Только их мы считаем святыми и вечными.
 
 
Все они в нашу память легли и осталися –
Кто-то хлеба просил, кто-то слов утешения,
С кем-то мы навсегда на земле распрощалися
И в слезах перед кем-то просили прощения.
 
 
Я запомнила год… В безысходном страдании
Мне явился Спаситель Звездой Путеводною,
Подарил мне спасение чрез покаяние,
И бесплодную жизнь превратил в плодородную.
 
 
Я запомнила годы, что были полезными,
Что в служении ближнему были проведены –
Благодарные взгляды и руки любезные
Тех, кто были в болезни и горе проведаны.
 
 
Я запомнила годы великих возможностей,
Годы юности трудной и годы супружества,
Материнства блаженство и горестей множество,
Сладость близости кровной и близости дружеской.
 
 
Их прошло пятьдесят… Я не все их запомнила.
Я запомнила часть. Остальное забылося…
Слава Богу за часть, что полезным заполнила!
Слава Богу за жизнь, что в Христе мне открылася!
 

1976

Перемены

 
За каждым поворотом что-то новое…
За дверью тайны новые видения.
Гляжу вперед восторженно, взволнованно.
Труда названье переименовано,
Но не переменилось направление.
 
 
Все та же устремеленность назначения,
Все то же чувство срочной неотложности,
Все та же острота, как ощущения,
Так и единой цели посвящения,
Все те же безграничные возможности.
 
 
В пути не раз менялось окружение,
Среда менялась, люди и условия,
Но не менялось с Господом сближение,
Ни жажда до последних дней служения
Достойному и жертв и славословия.
 
 
Я перемену принимаю радостно
С благодареньем и надеждой новою.
И поворот пути с нерезким градусом
Толкую для себя Небесной радугой –
И знаменьем того, что обетовано.
 

Январь 1980

За те годы…
Иоиль 2:25

 
Бог допускает саранчу –
Опустошенье.
И я тогда к Нему стучу,
Прошу прощенья.
 
 
Но вновь приходит суховей
Безводной тучей.
Бог говорит: себя проверь,
Дитя, получше.
 
 
Проверив, вновь к Нему иду,
Убрав все злое.
Так тяжело нести беду
И боль простоя!
 
 
И слышу голос: «Излечу,
Пошлю спасенье.
Воздам тебе за саранчу
Благословеньем!»
 

1980

Время

 
Как-то совершенно незаметно
Тянутся, бегут, уходят дни.
Вот июль прошел… Проходит лето,
Жизнь проходит, гаснет тихим светом,
Мы летим, но, к счастью, не одни!
 
 
Мы летим с другими плечи в плечи,
А порою и рука в руке.
Тени все длинней, все ближе вечер,
Нас несет вперед попутный ветер,
Словно парус легкий по реке.
 
 
Тот поток ничем не остановим.
Время создал Бог, чтобы текло.
И течет… А мы глазами ловим
Свет в окне в плену земных условий,
Но тускнеет с каждым днем стекло.
 
 
Время – поезд. Дни летят, как вехи,
Все назад, назад в глухую даль.
В мир забвенья, навсегда, навеки
Мчатся неудачи и успехи,
Мчится наша радость и печаль.
 
 
Только Тот, Кто здесь вот с нами рядом,
Только Тот, Кто делит наши дни,
Даже и холодным листопадом
Греет нас любви и дружбы взглядом,
Верностью прочней, чем у родни.
 
 
Только ради этой тесной связи,
Ради этой близости святой
Стоит жить, хранить себя от грязи
И под небом из ажурной бязи
Отыскать свой прииск золотой.
 

Переход

 
Тихий вечер. Удлинились тени.
Опустела улица моя.
Отдыхает от дневных волнений
У стола за ужином семья.
 
 
День ничем как будто не отмечен,
«Ныне» не отличишь от «вчера».
Были вкруг стола такие ж встречи,
На дворе такие ж вечера.
 
 
Все же этот день особо важен.
Праздничную подаю еду.
Чуть дрожит рука и взор мой влажен…
Это ж ведь последний день в году!
 
 
Поедим. Я приберу посуду.
Выйду в сад. (У нас ведь нет зимы).
Буду вспоминать и плакать буду,
Глядя в год, что пережили мы.
 
 
Жалко, что ушел и не вернется.
Поздний вечер, как немой, молчит.
Утром новый день нам улыбнется,
Новый год нам в сердце постучит.
 
 
Сколько их, отмеренных отрезков,
Полных треволнений и забот!
Боже, не возьми из жизни резко,
Пусть спокойным будет переход.
 
 
Пусть в такой обыкновенный вечер
Удлинятся тени, как всегда.
Дух Святой подует, как на свечи,
И погасит все мои года.
 

В плену часов…
(Мысли под новый год)

 
В плену часов, рабами циферблата
Мы стали с ученической скамьи.
Вихрастые девчонки и ребята
Уже считали дни-часы свои.
 
 
Считали годы чуть ли не с пеленок:
Пять с половиной, шесть, почти что семь!
И рос в семье потомок-постреленок,
В расчеты лет запутанный совсем.
 
 
Календари в расчетах помогали.
На них всегда виднелись наперед
Все выходные-праздники… Кругами
Мы обводили их, ведя учет.
 
 
Потом часы назначенных свиданий,
Биенью сердца вторя в унисон,
Пугали нас возможным опозданьем,
Или забвеньем, уносящим сон.
 
 
Часы томлений, долгих ожиданий,
Минуты счастья и блаженства миг,
Слагались в жизнь из смеха и рыданий,
Улыбок, слез, разрывов и интриг.
 
 
Дни юбилеев, бракосочетаний,
Рождения и смерти дорогих
Оставили рельефность очертаний
Неизгладимостью следов своих.
 
 
И врезалась навек на сердце дата
Сладчайшей встречи на пути земном,
Когда, признав греховность, виновато
Мы на колени пали пред Христом.
 
 
Совсем иное летоисчисленье
Мы начали с того святого дня,
Когда душою приняли прощенье
И искру от Небесного огня.
 
 
Но счет идет… Мы все еще под небом
С размеренным движением светил.
И близок день, единый на потребу,
Когда Господь нас снова посетит.
 
 
И уведет в страну совсем иную,
Без циферблатов и календарей,
И без понятий, что теперь волнуют,
Без пресловутых позже и скорей.
 
 
Утратят смысл часы, недели, годы,
И прекратится времени учет.
С надеждою на этот вид свободы,
Еще один встречаем Новый Год!
 

Годы

 
Были годы колен материнских и каш,
Безответности детской беспечный шабаш.
 
 
Были годы скакалок, мячей, пузырей,
Были годы русалок и богатырей.
 
 
Были куклы-матрешки, из листьев компот,
Были годы зубрежки, контрольных работ.
 
 
Были годы мечтаний и планов и грез.
А один год был полностью соткан из роз…
 
 
Мчались годы-курьеры своим чередом,
И делились на эры: на «после» и «до».
 
 
Старой эры года, новой эры места
Разошлись навсегда: до и после Христа!
 
 
Новых лет исчисленье с Него началось,
От второго рожденья оно повелось.
 
 
Были годы служенья для блага людей,
Были годы суженья широких путей,
 
 
Были годы рыданья, молитв и постов,
Были годы сжиганья пройденных мостов.
 
 
Были годы восходов до высших вершин,
Были годы походов до низших низин.
 
 
Были годы броженья, открытых концов,
Были годы сближенья с Небесным Отцом.
 
 
Были годы падений и годы побед,
Были годы видений и тихих бесед,
 
 
Поворотов лихих, перевалов крутых…
Я писала стихи о годах золотых,
 
 
Я писала стихи и поныне пишу,
Потому что стихами живу и дышу.
 
 
Будут годы еще впереди предо мной.
Они будут вставать темно-бурой стеной.
 
 
Они будут хрупки, словно первый ледок,
То горьки, как полынь, то сладки, как медок.
 
 
Будут старости годы, болезней, невзгод…
Будут радостей годы и будет ТОТ год…
 
 
Будет год предвкушения встречи с Христом,
Год серьезных решений настанет потом…
 
 
Мой прощальный, последний, не конченный год…
Он придет… Но зачем забегать наперед?
 

Бег с препятствиями

 
Моя жизнь – с препятствиями бег.
Гладкий был бы малоинтересным,
Как без слез неинтересен смех,
И без грусти песни, как не песни.
 
 
В радости хвалить Творца – одно,
А в беде – совсем другое дело.
Я души нащупывала дно,
Когда в лапах горя было тело.
 
 
Я ценю вернувшийся покой
Лишь за то, что был он мной потерян.
Дорожу Спасителя рукой,
Вырвавшей меня из пасти зверя.
 
 
Все беру усилием, в поту.
Ничего легко не достигаю.
За преграду рвуся, за черту,
Падаю, встаю, изнемогаю…
 
 
Смотрит память на препятствий ряд,
На преодоленные барьеры.
А вдали огни манят, горят
И зовут на испытанья веры.
 
 
И когда последний перевал
Позади останется пройденным,
Я по праву сделаю привал,
Богом данный от Него рожденным.
 

Ноябрь 1983

Новое и старое

 
Мне новый день, как дар нежданный,
Как первый вздох,
Как мир Адама первозданный,
Как в яслях Бог.
 
 
Все поражает новизною,
Когда вперед
Иду дорогою земною
За годом год…
 
 
Гляжу на небо, как впервые,
Который раз!
Мне переливы голубые
Ласкают глаз.
 
 
Мне облаков пушистых клочья,
Как первый снег,
Как первый зуб во рту молочный,
И первый смех.
 
 
И смерть мне будет чем-то новым,
Но не чужим,
Как гость, что приходил к знакомым,
К родным моим.
 
 
Когда же там за жизни гранью,
Где смерти нет,
Приду на вечное свиданье
В небесный свет,
 
 
Там даже тело будет новым,
Но только вдруг
Там голос Пастыря знакомый
Уловит слух.
 
 
Я руки там к рукам Христовым
Тогда простру,
И для меня не будет новым
Мой старый Друг.
 

Тире

 
Сойдут на нет житейские дороги.
Закончим жизнь когда-то я и ты.
В газетах и журналах некрологи,
А на могилах свежие цветы.
 
 
Цветок прильнет к холодному надгробью,
Где высечены раз и навсегда
Две даты и, как мостика подобье,
ТИРЕ, соединившее года.
 
 
Тире, черта, штришок едва заметный –
Земной наш путь с начала до конца,
Вся наша жизнь, весь бег наш эстафетный
В одном коротком росчерке резца.
 
 
Что кроется за этим знаком малым?
Пустое прозябанье, суета?
Погоня за обманным капиталом?
Безделье, бесполезность, маета?
 
 
Что шепчет, глядя на тире, потомок?
Зачем ты умер иль зачем ты жил?
Штришок короток, неглубок и тонок.
Каким был тот, кто здесь под ним почил?
 
 
Весь год читая чьи-то некрологи,
Задумалась невольно над собой.
Проходит жизнь, но как? Всецело в Боге,
Иль как попало, с Богом вразнобой?
 
 
Божественный нектар или снадобье
Давала близким и далеким пить?
Меж датами тире… Мое надгробье
О чем потомкам будет говорить?
 
 
Была ли жизнь моя теплом и светом,
И идеалы были ль высоки?
Возьмут ли дети их, как эстафету,
Из тихо опустившейся руки?
 

Весной

 
Повсюду веянье весны,
Теплом все дышит влажным,
И кофты больше не нужны,
Забыл пальто? – не важно!
 
 
Верба пушистит на дворе
Свои кошачьи лапки,
Стоит мимоза в январе
В пуховой, желтой шапке.
 
 
Прошли дожди, пал даже снег,
Хоть, правда, только где-то
Там на горах, где пасть не грех
Ему и среди лета!
 
 
А тут внизу совсем весна:
Журчит вода в речонке…
Седая я, а чувств волна
Совсем, как у девчонки.
 
 
Какой-то трепет и тоска,
Какое-то волненье…
Глядеть не в силах свысока
На это пробужденье.
 
 
Быть может, час придет, что я
К весне остыну вовсе,
И стану равнодушная,
Всего увидев вдосталь.
 
 
Но признаюсь, что я молюсь,
Чтоб этого не сталось.
С весной в душе встречать стремлюсь
Все, что еще осталось.
 
 
Пусть будет веянье весны
До смерти ощутимо.
Простите мне такие сны!
Ведь это же простимо!
 

Он знал…
Матф. 26:30

 
Накрытый стол… Христос, ученики,
Хлеб и вино… Вечерняя прохлада…
Вдали мелькают в окнах огоньки,
А тут предатель с преданными рядом.
 
 
Так близок час предательства, суда,
Оставленности всеми, отреченья…
Христос призвал учеников сюда,
Чтоб суть окрыть им Своего ученья.
 
 
Он им открыл, что плоти предстоит
Ломимой быть, а крови быть пролитой.
Он знал, что на Голгофу путь лежит,
Знал, что пойдет туда Один, избитый…
 
 
Пойдет туда оплеванный, босой,
Под крик толпы насмешливой, жестокой,
И крест проклятья тяжкий и большой
Сам понесет на лобный холм высокий.
 
 
Он знал про Гефсиманскую борьбу,
И называл все это горькой чашей,
Но Сам избрал кровавую судьбу,
В виду имея Искупленье наше.
 
 
И зная все, душою ликовал.
«Ученики, воспев, пошли на гору…»
Я думаю, что Он им подпевал
В ту страшную, решающую пору.
 
 
Я думаю, Он вместе с ними пел
В сознании, что вот еще немного,
И СОВЕРШИТСЯ все, что Он хотел:
СПАСЕНЬЕ ЧЕЛОВЕКУ! СЛАВА БОГУ!
 

Он жив!
Лк. 24:13

 
Бежали двое пыльною дорогой,
Волнуясь, задыхаясь, в Еммаус.
Душа болела, думая о многом,
Но центром дум был Друг их Иисус.
 
 
Событий потрясающих картины
Кружились в утомленной голове.
Но ярче всех. Распятье Божья Сына
И мертвый взгляд полузакрытых век.
 
 
«Он умер. Нет Его. Он был изгнанник.
Куда пойдем? Как будем дальше жить?»
Вдруг к ним приблизился какой-то странник
И тихо начал с ними говорить.
 
 
«О чем, волнуясь, громко говорите?» –
Спросил спокойно, обращаясь к ним.
«Ты разве не слыхал о тех событьях,
Какие видел наш Иерусалим?»
 
 
И повторили, но еще с задышкой,
Все то, что пережили только вот.
Был близок вечер, и достигнув крыши,
Спросили, может, Странник к ним зайдет.
 
 
И Он зашел. За ужин вместе сели.
Вино и хлеб, еще другая снедь…
Он поднял хлеб и преломил, чтоб ели,
И подал им, но так, как будут впредь…
 
 
И вдруг они Спасителя узнали
В движенье рук, в Вечере и в Лице…
Он жив! И в один голос закричали:
«Он жив! Он здесь в бессмертия венце!»
 
 
Да, Он воскрес, и смерть не удержала
Того, Кто Путь и Истина и Жизнь.
О смерть, скажи, где ныне твое жало?
Ад, от победы лучше откажись.
 
 
Он жив! Он жив! И мы Его узнали.
Мы приняли Его в свои сердца.
Хвала Ему! Нет места для печали.
Мы вечно живы. Жизни нет конца!
 

Пасха 1984

Прозрение

Тогда отверз им ум

к уразумению Писаний

Луки 24:45

 
Можно слушать и не слышать,
Посмотреть и не увидеть,
Прикоснувшись, не поверить,
Сути дела не понять.
Вместе ели, пили, спали,
Вместе плакали и пели,
Вместе страны Палестины
Обошли за пядью пядь.
 
 
Иисус с учениками
Говорил неоднократно.
Говорил, напоминая
Все пророчества о Нем.
Говорил, что Он – Мессия,
Он – Спаситель, Он от Бога,
Что отныне загорится
Мир Божественным огнем.
 
 
«Я есмь Путь и Жизнь и Правда,
Я есмь Свет и Божье Слово.
Я умру и вновь восстану,
Чтобы грешных искупить…
Я пришел, чтобы разрушить
Сатанинский план лукавый,
Чтоб ногой на череп змея
Со всей силы наступить».
 
 
Все слыхали, все видали:
Исцеленья, воскрешенья,
Наставленья, насыщенья
И прощение грехов!
Все слыхали и видали,
А когда Его поймали
Злые люди и распяли,
Всяк бежал и был таков…
 
 
Все уныли, все забыли
Утешительное слово
О счастливом третьем утре,
О победе над грехом.
О победе над могилой,
Над врагом последним – смертью,
Над губителем Едемским,
Лютым душ людских врагом.
 
 
Сам Христос открыл им очи,
Исцелил глухие уши,
Ум отверз для разуменья
И огнем зажег сердца.
Мироносицы в восторге
Возвестили, задыхаясь:
ОН ВОСКРЕС! ВОСКРЕС ИЗ ГРОБА
СИЛОЙ ВЕЧНОГО ОТЦА!
 

Пасха 1979

Явление при море
от Иоанна 21:12

Пасхальный акростих

 
Хорошо рыбачить на рассвете.
Рыбаки закинули их сети
И глядят во тьму из-под руки
С верою на сеть и поплавки.
Так всю ночь прождали терпеливо.
О, как было на душе тоскливо!
Сколько было пережито ими
 
 
В эти дни в святом Иерусалиме!
Он, Иисус, повешен был позорно,
Сам отдался в руки злых покорно…
Как они Его терзали, били!
Руки, ноги ко кресту прибили…
Еле-еле удалось им бедным
Скрыться от гонителей зловредных.
 
 
Вот они теперь опять рыбачат.
Он же мертв… и сердце плачет, плачет…
И глядят с тоской на побережье.
Свет зари едва заметно брезжит.
Там костер разведен. Светлый Кто-то
Им на завтрак приготовил что-то…
Невод полный вынесли на берег.
Уж не Он ли? И глазам не верят…
 
 
Верно, Он! Да, как же, неужели?
Он воскрес! Он жив! А мы робели.
Сколько раз Он говорил об этом!
Как могли забыть Его обеты!
Радости их не было предела.
Ели рыбу, хлеб… а сердце пело
Славу вечносущему Творцу!
 

Пасхальная декламация

1 (Иоанна 12:1–7)
Приготовление к смерти

 
До Пасхи оставалося шесть дней.
Иисус пришел в Вифанию к друзьям.
Чтоб будущее сделалось видней,
Учеников туда с Собою взял.
Вечеря приготовлена была
Руками Марфы, дельной, как всегда,
А Лазарь лег поближе у стола,
Где гости разместились кто куда.
Мария же, взяв мира целый фунт,
Помазала Иисуса ноги им
И волосами вытерла… и бунт
В душе Иуды поднялся, как дым:
«Какая трата!» – прошипел злодей.
Христос заметил: «Не мешайте ей»…
 

2 (Иоанна 12:12–15)
Въезд в Иерусалим

 
На утро шел Иисус в Иерусалим.
Повсюду раскатилась весть, как гром.
Народ толпою повалил за Ним
Кто как горазд: верхом или пешком…
Иисус же, водрузившись на осла,
Во исполненье древних слов о Нем,
В священный город въехал, где ждала
Его Голгофа с гибельным крестом…
Пока ж восторг толпы и веток хруст,
Одежд и листьев ласковый настил,
И крик: «Осанна! Царь наш Иисус!
Давидов Сын, благословен еси!»
Иисус глядел на город и людей,
И слышал звук вбиваемых гвоздей…
 

3 (Иоанна 12:1-15)
Урок служения

 
Под праздник Пасхи, зная, что пора
Пришла Ему оставить этот мир,
И отойти к Отцу, Иисус собрал
Учеников на тайный скромный пир.
И в час вечери, когда диавол мысль
Уже вложил Иуде, чтоб предать
Христа врагам, Иисусу Высший Смысл
Внушил урок служенья преподать.
Он снял одежду верхнюю Свою,
Взяв полотенце, бедра повязал,
Влил в таз воды и по обычаю
Гостям подряд всем ноги омывал…
«Я, ваш Учитель, ноги вам омыл.
Хочу, чтоб каждый так другим служил».
 

4 (Иоанна 13:21–30)
Тайная вечеря

 
«Один из вас предаст Меня» –
«Не я ли, Господи, не я ли?»
Ученики, семья, друзья
В тот час самих себя не знали.
 
 
И даже кроткий Иоанн,
Прильнув к груди Христа щекою,
Искал в своей душе изъян
И не имел в ту ночь покоя.
 
 
А тот, кто в темноте ковал
Убийства заговор за плату,
«Не я ли?» – тоже прошептал,
В вопросе том лукавство спрятав.
 
 
Дай верность сохранить, Христос,
Средь испытаний и печали,
Чтоб о предательстве вопрос
Не вызвал: «Господи, не я ли?»
 

5 (Луки 22:39–44)
Гефсимания

 
Иисус пошел с друзьями за Кедрон,
Где сад был Гефсиманский на холме.
Там отошел от них в сторонку Он
И преклонил колени в полутьме.
В борении душевном находясь,
Прилежнее молился пред Отцом
И вместо пота кровь с чела лилась,
И капала на брови и лицо…
«О, если б, Отче, Ты благоволил
Мучений чашу мимо пронести»…
Но Ангел Сына Божья укрепил,
И Он другое смог произнести:
«Пусть, Отче, воля будет не Моя,
А только лишь всегда Твоя, Твоя…»