Страстоцвет, или Петербургские подоконники

Без преувеличения могу сказать, что эта книга изменила мою жизнь. Месяц назад я спокойно проходила мимо цветочных магазинов, не замечала горшков на подоконниках, за всю жизнь я не прорастила ни одного семечка и не полила ни одного цветка. Уже после первых глав книги во мне зародился искренний интерес к домашнему цветоводству. Столько всего описано, да еще так увлекательно, разумеется, я полезла в гугл за цветными картинками… И понеслось. Теперь у меня заставлены подоконники на работе и дома, сегодня купила первый пакетик семян, обошла все цветочные лавки в округе. Уже две недели всю мою голову занимают домашние цветы. Что же такого было в этой книге, что привело к таким невероятным последствиям?Во-первых, чудесное издание. Черно-белые иллюстрации, заимствованные из дореволюционных трактатов, стилизованные под старинные свитки врезки с объемными цитатами из них же, титульные листы к главкам, просторные спусковые полосы, матовая обложка в пастельных тонах… Я увидела книгу краем глаза, когда выбирала подарок родственнику, и не удержалась, купила подарок себе. Во-вторых, оригинальность темы. Ведь книга-то не о цветах, а о поэзии серебряного века, об удивительном на первый взгляд их соотношении: не декадент «породил» орхидею, а орхидея – декадента. В-третьих, легкая, ироничная авторская интонация. Книга читается на одном дыхании, в текст органично вписываются и объемные цитаты из научной литературы рубежа веков, и стихотворения, и фрагменты пьес. Из кусочков мозаики складывается целое. Каждая главка – портрет поэта в неразрывной связи с цветами, попавшими в его стихотворения. Автор предполагает в читателе некоторую осведомленность, уверенное знание поэтической обстановки начала 20 века. Автор не рассказывает все с начала, но лишь выстраивает уже известные читателю факты в новом порядке, а вот цветочная составляющая книги подается именно как новая информация. Таким образом, это книга не о литературоведении для цветоводов, а о цветоводстве для литературоведов. Что же в итоге? Прекрасно изданная, приятная и легкая книга для настоящих филологинь, отличное чтение для отдохновения и вдохновения. Особенно рекомендую к прочтению во время каникул после сданной сессии по поэзии серебряного века ;)

Редко (никогда) читаю критику, хотя прекрасную Анна Сергеева-Клятис – Заложники любви (и утраченную аж 2 раза в бумаге) помню до сих пор. И пусть она больше о самих поэтах, всё же некая схожесть именно в них, несомненно, есть.Здесь же говорится именно о поэзии, но с использованием «языка цветов». Это крайне необычно и настолько интересно, что в пору брать кого-нибудь за руку и приглашать читать это вместе – каждый по странице, а лучше – по главе.Брошу здесь несколько намеков на интересные истории, что тут скрываются:* Как вам советы по уходу за растениями, например, такие (да, здесь не только поэзия, здесь настоящая история):(осторожно оставляю здесь «факт»:садовая земля – это земля, купленная у садовников)– воду для растений полезно настаивать на обрезках говядины и сала,– лучше всего поливать цветы кухонными помоями– против тли нужно заводить божьих коровок.* Минутка названий бальзамина в разных странах– Busy Lizzie (деловая Лиззи) у англичан,– Прилежная Лизхен – у немцев,– Ванька мокрый – у нас (настоящий цветок городских трущоб).* Вернемся к поэзии (но без восклицаний «Рододендрон!»), как вам отрывок программного (!) стихотворения господина Б. (ищите сами, кто это, будет интересно):Фиолетовые рукиНа эмалевой стенеПолусонно чертят звукиВ звонко-звучной тишине.* А парфюм? Упомяну без имен, но как вам (далее – частично цитаты) «всяческий смрад», ассоциирующийся с запахом белены и кокорыша (народное название – собачья петрушка)? Обольщение – розовый аромат мягкой, тихой Аткиносовой серинги. А порочность какова:…запах, сладкий, но странный, кружащий, туманно-светлый, как золотящаяся ранняя, но грешная заря за белою мглою.+…клопом засахаренным пахнет немножко= это сладкая амброзия, или же просто дряква.Огромное исследование буквально за руку проводит по известным (и «совершенно не») стихотворениям тех, кого ты помнишь и «когда-нибудь хотел всё-таки почитать больше». И не нужно мучительно думать, что же тут кроется, что там в очередной раз своими синими занавесками хотел сказать автор. Здесь покажут и, вооружив впечатляющими знаниями, отправят дальше путешествовать самостоятельно.Здесь так много всего интересного, что хочется цитировать всю книгу. Вот только зачем? Нужно её просто прочесть.Не обойдусь без минусов (а то похожа немного на сумасшедшую, désolé), правда, касаются они бумажного издания:✣ Не самая лучшая вёрстка – когда предложение начинается, но прерывается другой текстовой вставкой на несколько страниц, и только потом заканчивается, теряя смысл и вынуждая постоянно возвращаться назад.✣ Абсолютно нерациональное использование бумаги в каждой главе (а их достаточно здесь):И к чёрту эти минусы, книга прекрасна.

Итак, меня настолько заинтересовала данная книга и впечатлила, что я впервые (!) решила написать рецензию для того, чтобы ее куда-то потом выложить. В сущности, рецензий я не писала вовсе, но этим непременно надо поделиться.Но обо всем по порядку. А привлекла меня обложка. Оформление у книги чудесное. Обложка, я считаю, вообще произведение искусства. А вставки из книг по садоводству как-то сразу окунают не только в саму тему выращивания растений, но и в другую эпоху, проникнутую особой эстетикой.Но дело, конечно, не в обложке… Редко встретишь книгу, сама идея которой кажется настолько гениальной, что боишься разочароваться, завысив ожидания заранее. Сидишь и думаешь: «Ну это звучит как нечто, что я написала бы сама. Если бы, конечно, вообще когда-либо что-либо писала». Но, к большому счастью, эта книга не только оправдала ожидания, но даже превзошла их. Надо заметить, что я не увлекаюсь как-то по-особенному темой русского модернизма, и многие из приведенных в книге произведений мне или вовсе незнакомы, или когда-то были услышаны лишь в виде упоминаний. Но это не помешало с большим интересом прочитать данную работу от начала и до конца, что многое говорит о таланте Ольги Кушлиной доносить мысли увлекательно и поворачивать-переплетать их таким образом, чтобы оставалось только задумываться в восхищении и понимать, что я и не связала бы два этих факта вместе, пожалуй. По крайней мере, так логично и изящно. Порой мысль здесь витиевата, но это не доходит до той степени, когда начинает отталкивать. Однако, пожалуй, стоит перечитать эту книгу спустя время, чтобы постараться понять до конца. Возможно, уже с новым багажом литературных знаний…А теперь, собственно, о знаниях и о фактах (многие из которых стали для меня чем-то не только совершенно новым, но и поразительным). Из поразившего своей простотой и гениальностью литературного:Главное, чтобы горшочек был тесным, почва скудной и воздух не слишком теплым, – скромный «маленький человек» растительного мира. Так пишет Кошлина о бальзамине, который встречает нас на окне в романе «Бедные люди» Достоевского. Не впервые отмечено, что этот цветок – частый житель окон людей небогатых. Однако какая красивая параллель литературы и жизни: ему ведь, этому цветку, словно и не надо ничего больше. Он, как и эти самые бедные люди, привык в своей жизни довольствоваться малым.А вот уже из фактов не только литературных, но тоже интересных и органично вплетенных в канву повествования:…благолепными именами взамен неприличных, несообразных с духовным званием, некогда весьма щедро одаривали священников: Тюльпановы, Гиацинтовы. Вот и у Н. Лескова в «Соборянах» «добродетельный поп» носит имя Савелия Туберозова. (Сиротам-подкидышам в воспитательных домах порою в утешение тоже кое-что из цветочных фамилий перепадало, а о сценических псевдонимах тут не место говорить, да с ними и так все ясно.) И гораздо более печальным становится рассказ Гаршина о пальме, когда мы понимаем, что за всем этим стоит реальная подоплека и культурный контекст: в Петербурге действительно проводили своего рода эксперимент по озеленению крыш пальмами. Но растения эти, теплолюбивые, конечно со временем не прижились (их перед зимой, еле живые, приходилось заносить прислуге обратно в дома). Такова была мода, а южная пальма к суровым для нее условиям оказалась не приспособлена (зато заняла свое место в домах как неизменный атрибут эпохи и определенного достатка).Кстати, о пальмах: «лопасти латаний» из знаменитого стихотворения Брюсова «Творчество» – это ведь тоже о них самых (вернее, о вполне определенном виде пальмы). Почему-то, когда изучали это в школе, все мне казалось, что это некий абстрактный образ движения или чувства. А все оказалось гораздо любопытнее: у матери поэта дома росли такие вот пальмы, которые и послужили одним из источников вдохновения и воплотились в программном стихотворении.Любопытны здесь и курьезные литературные случаи: вроде тех, когда в стихах не видевших их никогда поэтов зацветали отродясь не цветущие пышными цветами криптомерии (из конкретного растение превратилось в некий абстрактный образ, которому додумали не свойственные ему черты). Не менее любопытны характерные явления эпохи (культуры и моды, такие как, например, «двойные прозрачные бокалы, в которых нижний цветок распускался прямо в воде и „вниз головой“».Впрочем… слишком много всего любопытного для того, чтобы это можно было хотя бы перечислить. Да и зачем? Если гораздо увлекательнее – прочитать. Взглянуть по-новому на то, что казалось обыденным, или – напротив – увидеть, возможно, и не самую интересную для вас эпоху сразу вот так: ярко, сквозь калейдоскоп из разноцветных лепестков. Увидеть красоту в поэзии и в жизни, а еще в том, насколько порой в этой области явления тесно взаимосвязаны и перетекают одно в другое.