К читателю
Увенчается ли наше стремление к новому мировому порядку успехом, зависит от того, выучим ли мы уроки Холокоста.
Я. Дж. Кадеган
Эта работа была задумана несколько лет тому назад и складывалась по частям долго и трудно.
Тема оказалась чрезвычайно сложной и «горячей», если не раскаленной. Да и мировая жизнь все время добавляла топлива в этот мистический костер – вспомним хотя бы поистине библейскую судьбу несчастной Газы или поединок между Ватиканом и раввинатом по поводу Холокоста.
В полной мере своего собственного взгляда на предмет исследования мне выработать так и не удалось, и книга, выросшая из поначалу задуманной небольшой статьи, получилась весьма компилятивной.
Но я об этом и не сожалею: пусть читатели сами освоят избранные мною выдержки из разных книг, порой прямо враждебных друг другу, порой дополняющих или повторяющих одна другую.
Только при таком проходе «по лезвию ножа» мне удалось в меру своих сил склеить более или менее цельную картину исторического явления, именуемого Холокостом.
Несколько книг, откуда я брал оценки и факты для моей работы, образовали ее каркас. В первую очередь, это были два отчета с двух конференций – Стокгольмской (2000 год) и Тегеранской (2006 год). Немало пищи для размышлений дала мне совсем свежая книга «Отрицание отрицания, или Битва под Аушвицем», созданная двумя авторами-составителями и незаурядными профессионалами А. Кохом и П. Поляном. Чрезвычайно много фактов и сведений я почерпнул из книги американского историка Нормана Финкельштейна, которую несколько раз перечитал и всю испещрил своими заметками, восхищаясь правильным чувством меры и гражданской отвагой автора. Весьма помогла мне фундаментальная и предельно объективная работа российского историка Г. В. Костырченко «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм», а удивительную по лиризму и печальной правде книгу Исраэля Шамира «Сосна и олива» я проглотил взахлеб, как художественное произведение. Словно зловещий, но увлекательный детектив я прочитал «Протоколы допросов Эйхмана».
Пришлось изучить и некоторые книги, наполненные черной яростью, истерической клеветой и клиническими картинами жизни, рожденными больным воображением авторов, – некогда сенсационную повесть забытого ныне писателя Валентина Ерашова «Коридоры смерти», книгу женской прозы начала перестройки «Новые амазонки» и сборник «Уроки Холокоста и современная Россия», подготовленный российским фондом «Холокост», а также книгу Лунгиной «Подстрочник».
Поистине неоценимую помощь в работе оказали мне исследования знаменитого историка Холокоста французского еврея Роже Гароди «Основополагающие мифы израильской политики». Его работа настолько аргументированна и объективна, что даже П. Полян, с саркастическим пристрастием оценивший в книге «Отрицание отрицания» труды ревизионистских историков, предпочел воздержаться от комментариев по поводу этой образцовой работы знаменитого француза.
Поскольку почти все прочитанные и использованные книги были изданы крохотными тиражами и неизвестны массовому читателю, то я цитирую их довольно щедро. Может быть, что и чересчур щедро, за что прошу заранее читателей простить меня. Но лучше пересолить с аргументами на такую взрывоопасную тему, нежели не договорить чего-то.
На свои комментарии к прочитанному я тоже не скупился и не раз ощущал, что испытываю почти эстетическое удовлетворение от состояния творчества, довольно часто посещавшего меня.
Все другие источники, на которые я ссылался и которыми эпизодически и скупо пользовался, перечислены мною в заключении этой истерзавшей меня работы.
Март 2011
Post Scriptum
Вырожденцы
Моя книга «Жрецы и жертвы Холокоста» впервые публиковалась в течение всего 2010 года в журнале «Наш современник». Через год она была издана в издательстве «Алгоритм» и распродана в течение нескольких месяцев. Издательству пришлось печатать еще один тираж. А в 2012 году выпускать в свет второе книжное издание «Холокоста», дополненное по сравнению с первым многочисленными читательскими откликами, а также рецензиями и обширными статьями из массовой прессы.
Все было бы хорошо, кроме одного: мои недруги из либеральной прессы, которые раньше всегда и сразу кидались со мной в спор то в «Московском комсомольце», то в «Новой газете», то в журнале «Знамя» и «Литературной России», то в «Еврейской газете», на этот раз не издали ни звука. Ни Марк Дейч, ни Леонид Радзиховский, ни Семен Резник, ни Павел Полян – никто ни гу-гу. А я, любивший открытую борьбу, ждал их нападения, но вскоре понял, что его не будет. Сам виноват. Слишком переборщил в аргументации, пользуясь аргументами из книг лорда Дизраэли-Биконсфильда, известной журналистки Ханны Арендт, историка из США Нормана Финкельштейна, министра иностранных дел Веймарской республики Вальтера Ратенау, профессора Иерусалимского университета Шломо Занда, партийной функционерки из ГДР Мишкет Либерман, знаменитого деятеля еврокоммунизма Роже Гароди… Так получилось из контекста, что спорить со мной означало спорить с ними, евреями по происхождению. Мне бы для приманки насовать в книгу цитаты из явных «черносотенцев и антисемитов» – Маркова Второго, Осипа Меньшикова, Ивана Шевцова, Валерия Хатюшина, а я «из страха иудейска» перестраховался и лишил своих закадычных врагов возможности впиться зубами в ненавистные им страницы.
Однако недавно мне стал известен единственный отзыв о книге «Жрецы и жертвы Холокоста» из лагеря моих персональных противников.
На сайте «Московского бюро по правам человека» один из моих почитателей обнаружил заявление, озаглавленное «Черносотенные книги снова на книжной ярмарке в Москве», подписанное председателем Московского антифашистского центра Евгением Прошечкиным, президентом фонда «Холокост» и членом общественной палаты Аллой Гербер и директором московского бюро по правам человека Александром Бродом. Народ серьезный, все при должностях. Правда, в литературном отношении это, конечно, не радзиховские и резники, но, как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Эти деятели жалуются и негодуют, что Московская книжная ярмарка «уже много лет подряд привлекает к себе внимание правозащитников-антифашистов как крупнейший центр распространения ксенофобской литературы. Год за годом на стендах издательств продавались труды, пропитанные махровой ксенофобией <…> Демонстрировало свои книги и печально знаменитое издательство «Алгоритм», специализирующееся на шовинистической литературе. Последнее их издание – труд ветерана «патриотического движения» поэта Станислава Куняева «Жрецы и жертвы Холокоста». Автор преуменьшает признанную трагедию XX века, а также обрушивается на «происки и преступления» евреев в самых разных сферах… <…> В то время, как во многих европейских странах публичное отрицание Холокоста, пропаганда национальной ненависти жестко карается законом». У меня от сердца отлегло. Слава Богу – первая серьезная поклевка, Пора подсекать. Но тут же мне повезло вторично: подписанты-антифашисты выразили возмущение книгой некоего, как они пишут, «научного расиста» Д. Раштана, «пытающегося отстоять тезис о неравенстве рас». Ну как же могли забыть борцы против расового неравенства о том, что именно идеология «неравенства рас» и помогла всем «цивилизованным народам» выстроить цивилизацию Европы и Североамериканского континента, когда в течение нескольких столетий «более развитые расы» заставили работать на себя бездельников, тунеядцев и дикарей Северной и Центральной Америки, ленивых рабов всего Африканского континента, Индии и Китая, Австралии и Новой Зеландии, Юго-Восточной Азии и бесчисленных островов Индонезийского архипелага. Выдающимися теоретиками этого мирового порядка были многие великие люди: англичане Томас Гоббс и Даниэль Дефо, Редьярд Киплинг и Оливер Кромвель, французы Жозеф Гобино и Наполеон Бонапарт, американцы Джон Вашингтон и Уолт Уитмен, немцы Адольф Розенберг и Адольф Гитлер. Но им всем было далеко до гениальных умов избранного народа, к которому принадлежит и наша антифашистская компания.
«Евреи, несомненно, представляют собой наиболее чистую расу из всех цивилизованных наций мира» (Нахум Соколов).
«Еврейская раса – одна из исходных рас <…> Еврейский тип сохранился – он существовал во все времена, во всех поколениях» (М. Гесс).
«Только одна сверхнация есть цвет и цель человеческого рода: остальные были созданы, чтобы служить этой цели, чтобы служить лестницей, по которой можно было бы подняться на вершину» (Ахад Хаам).
Вот какой гимн «неравенству рас» сложили отцы-основатели сионизма!
А за две с лишним тысячи лет до этого вожди ветхозаветного племени Ездра и Нехемия запретили своим соплеменникам заключать смешанные браки, а тем, кто уже успел совершить такую ошибку, они приказывали эти браки расторгнуть. Вот уже когда призрак нюрнбергских законов появился на горизонте истории, вот как ваши предки боролись за чистоту расы. Они знали все о неравенстве рас, не заглядывая ни в какие книги. Вы же являетесь их прямыми потомками, и вам бы поблагодарить «научного расиста» Раштана, а вы на него донос в Интернете публикуете. Ратуя за «равенство рас», вы попираете ногами постулаты великих основоположников сионистского государства о принадлежности Палестины «избранному народу», а не каким-то там нищим и оборванным бедуинам.
Алла Гербер много лет заседает в Общественной палате рядом с Николаем Сванидзе, знатоком истории. И это естественно, потому что Общественная палата у нас является своеобразным Синедрионом, куда попадают антифашисты самой высшей пробы. Давайте вспомним, как яростно сражался за свои идеалы Николай Сванидзе в программе «Суд истории». Правда, он проиграл все поединки с Кургиняном, а потом даже и с Дмитрием Киселевым. Но это только потому, что голосовали против него сплошные «совки», ничего не понимающие ни в историческом процессе, ни в национальном вопросе, не знающие того, что светлейший ум еврейства Макс Нордау утверждал: «Евреи обладают большей предприимчивостью и большими способностями, чем средний европеец, не говоря уже о всех этих инертных азиатах и африканцах»…
Но глядя на подписантов антифашистского письма, я понимаю, что это, к сожалению, не относится к таким умам, как Евгений Прошечкин и Александр Брод, хотя оба они являются представителями того избранного народа, о котором великий Генрих Гейне, лежа в кровати, парализованный, страдающий от сухотки спинного мозга, изъеденного сифилисом, писал: «Еврейство – аристократия, единый бог сотворил мир и правит им, все люди его дети, но евреи – его любимцы». Но какой из Александра Брода «аристократ» и божий «любимец», если его изгнали из нового состава Общественной палаты? Хотя в древности бывали похожие репрессии: именно так ветхозаветная иерусалимская бюрократическая элита изгоняла из святого города своих пророков и даже побивала их камнями за обличение властей. Но Александр Брод поступил, как недостойный сын своих великих пращуров: борясь за свои права человека и директора Московского бюро по этим самым правам, под покровом московской ночи он прокрался в апартаменты Общественной палаты и объявил там политическую голодовку. Смех да и только! И это вместо того, чтобы выйти на Красную площадь, на Лобное место, как это сделала в 1968 году семерка храбрых диссидентов, возглавляемых грудным ребенком Натальи Горбаневской, и закричать на весь мир: «Все расы – не равны, и потому мы являемся избранным народом!»
Как выродились потомки Ездры! Единственное, что они умеют – сочинять кляузы:
«Мы призываем организаторов выставки, генеральную прокуратуру РФ, Российской книжный союз – прекратить этот ежегодный черносотенный шабаш <…> высказать свои позиции в связи с непрекращающейся пропагандой неонацизма, расизма, агрессивной ксенофобии, антисемитизма». Ну хотя бы вспомнили Брод и Прошечкин слова Генриха Гейне, полные восхитительной гордыни:
«Если бы евреев не стало и если бы кто-нибудь узнал, что где-то находится экземпляр представителей этого народа, он бы пропутешествовал хоть сотню часов, чтобы увидеть его и пожать ему руку»… Слава Богу, у нас далеко ходить не надо. Люди самой чистой расы везде – куда ни плюнь… Но таким, как вы, Генрих Гейне руки бы не пожал…
Сентябрь 2012
I
Брызги шампанского
Начался совершенно дикий шабаш.
Л. Коваль
Мягкой прибалтийской зимой 1962 или 1963 года я жил на Рижском взморье, в Дубултах, и переводил стихи литовского поэта Малдониса.
В это время в литературной среде еще не было мировоззренческого раскола, и в Доме творчества я радушно компанействовал с Василием Аксеновым, с Анатолием Гладилиным, с Григорием Поженяном и сотрудником журнала «Знамя» Самуилом Дмитриевым, которого все звали попросту Мулей. Никто тогда и не мог себе представить, что через несколько лет после арабо-израильской войны 1967 года воздух в мире неожиданно изменится и многие мои друзья вдруг почувствуют себя евреями.
Помню, как добродушный Муля вдруг с восторгом заявил: «Ну и дали мы этим арабам!» – как будто он воевал на Голанских высотах и отрывал окопы в песках Синая.
А я несколько позже, осмысливая эти перемены, написал стихотворенье, вспомнив о мягкой прибалтийской зиме 1962 года:
Пятнадцать лет тому назад
Три друга жили здесь беспечно.
Ну что ж! Никто не виноват,
Что это не продлилось вечно.
Ужель предопределена
Судьбой вся наша доля свыше?
Как развела друзей она:
Один в гробу, другой в Париже.
А третий зимний воздух ртом
Хватает весело и жадно
И снова думает о том,
Что жизнь, как совесть, беспощадна.
Что вздохи матери земли,
Ее озноб, ее тревога
Затем, чтоб в мировой пыли
Не сгинула твоя дорога.
«В гробу» к тому времени был Муля Дмитриев, так радовавшийся победе евреев над арабами, «другой» – это Аксенов с Гладилиным в одном флаконе, а третий – это я. Рядом с нами постоянно возникала журналистка Алла Гербер, неумело изображавшая из себя еврейскую красавицу, что вызывало у меня искреннюю жалость к ней.
На дворе стоял сырой прибалтийский январь, ветер с моря раскачивал под моими окнами старые сосны, с которых обрушивались тяжелые, влажные хлопья снега.
В Дубултах было ветрено и неуютно, все забегаловки в округе нам надоели, и мы решили отпраздновать Старый Новый год в Риге, тем более что наши старшие собутыльники – моряк Гриша Поженян и бывший разведчик Овидий Горчаков – имели доступ в рижский Дом кино и соблазнили нас провести новогоднюю ночь среди киношной богемы.
Столик для известных столичных писателей нашелся чуть ли не в центре низкого зала. Мы уселись, заказали традиционный латышский «Кристалл», шампанское, миноги и начали потихоньку провожать Старый Новый год.
Поскольку среди нас была единственная женщина – Алла Гербер, то вскоре то ли Гладилин, то ли Аксенов предложил выпить за нее. Мы подняли бокалы шампанского, стали чокаться с нашей Эсфирью, но тут, встав из-за соседнего стола, к нам выдвинулся грузный, крепко выпивший великан-латыш и, обращаясь к Гербер на ломаном русском языке, громко и отчетливо сказал фразу, смысл которой заключался в том, что он пьет за то, чтобы древняя латышская столица как можно скорее освободилась от таких жидовок, как наша Алла.
Зал в Доме кино был небольшой, потолки низкие, голос у латыша зычный… Наступила тягостная тишина, которая тут же разрешилась взрывом, потому что я, умевший в молодые годы (хлебом не корми!) попадать в любые скверные истории, свободной рукою резко ударил снизу лапу латышского медведя-антисемита, да так удачно, что его бокал с шампанским вырвался из толстых пальцев, ударился в низкий потолок, и мы все тут же оказались осыпанными осколками хрусталя и янтарными брызгами божественного напитка.
Что было дальше в эту хрустальную ночь, помню смутно. Меня вырвали из медвежьих объятий латыша, нас растащили, его вывели из зала, празднество продолжалось, латышские киношники (не только евреи!) бросились поздравлять меня с благородным поступком, все восторгались моей спортивной реакцией. Словом, ночь пролетела как нельзя лучше… К утру мы вернулись на такси в Дом творчества. Напомню, что это все случилось сорок с лишним лет тому назад…
А осенью 2007 года в жизни нашей Общественной палаты произошло знаменательное событие. В результате ротации, предусмотренной положением о палате, туда вошли два крупных еврейских функционера – председатель фонда «Холокост» Алла Ефремовна Гербер и руководитель организации со странным названием МБПЧ – «Московское бюро по правам человека» некий Александр Брод, которые заменили собою в Общественной палате двух известных русских писателей Валерия Ганичева и Леонида Бородина… Радиостанция «Свобода», естественно, поздравила новых членов палаты и устроила с Аллой Гербер пространную беседу. Гербер сразу же сказала, что понятие «Холокост» должно войти в российские школьные учебники, что страна больна ксенофобией и не знать этой страницы истории ей нельзя, что ее, Гербер, усилиями в Ростовской области в Змиевской балке, где во время войны было расстреляно несколько тысяч евреев, поставлен памятник жертвам Холокоста – за счет областного бюджета – на 59 млн. руб. (надо было бы с немцев взять, как с правопреемников гитлеровской Германии); что в Общественной палате, кроме нее и Брода, есть «много порядочных и достойных людей» (она вспомнила Тишкова, Сванидзе, Резника); что Холокост – это не еврейская тема, а общечеловеческая; что все цивилизованные государства поощряют изучение Холокоста; что она хотела бы видеть в Общественной палате Егора Гайдара и Михаила Ходорковского (ну, тогда уж и Невзлина с Березовским!), что евреям плохо было жить в «фашистской стране СССР», «им жить здесь не давали»; что у нас в стране «был фашизм»… Вот такими кадрами пополнилась в 2007 году наша Общественная палата.
А вспоминая историю с «брызгами шампанского», можно только добавить, что скандал, разразившийся в новогоднюю ночь в рижском Доме кино, был не случаен, поскольку латышское «гражданское общество» перед началом Второй мировой войны было насквозь пропитано сочным антисемитизмом, о чем рассказала подруга Ахматовой, известная литературоведка Эмма Герштейн в своих воспоминаниях, опубликованных в конце 90-х годов в «Новом мире». Герштейн так вспоминала о встрече с другом Есенина поэтом Иваном Приблудным:
«С собой он привел писателя, сына известного экономиста М. И. Туган-Барановского. Он жил в буржуазной Латвии… рассказывал о своей жизни в Риге. Он был женат на еврейке. На взморье были разные пляжи – для евреев и христиан. Он шокировал родню своей жены, показываясь на еврейском участке, а она выглядела белой вороной на христианском. Туган рассказывал об этом, смеясь, а мне казалось, что я слушаю какие-то сказки о доисторических временах».
В России – царской ли, советской – такое средневековое разделение по разным пляжам – иудейским и христианским – было немыслимо…
Недели через две после новогодней ночи в Риге я зашел в пивной бар возле нашего Дома творчества в Дубултах, сел за столик – и в шумной атмосфере мужского полупьяного веселья выпил пару кружек холодного рижского пива. Перед уходом огляделся. Грузный высокий человек, сидевший за соседним столиком, показался мне знакомым. Более того, несколько раз я уловил на себе его внимательные взгляды. Не придав этому значения, я вскоре встал, оделся и вышел на пустынную заснеженную улочку. Сделал несколько шагов и почувствовал: меня кто-то догоняет. Я прибавил шагу, но меня окликнули со спины, я обернулся и тут же получил удар кулаком в лицо – прямо в переносицу. Очки разлетелись вдребезги, а неизвестный, пользуясь моим замешательством, бросился бежать в безлюдный переулок.
Взрыв ярости, столь знакомый мне по юношеским уличным дракам, сорвал меня с места, я рванулся за ним и, поскольку в те годы еще был в приличной спортивной форме, через несколько мгновений догнал его и беспрерывно, как боксер на ринге, стал молотить бегущего от меня широкими изломанными шагами двухметрового пьяного, грузного человека ударами – в затылок, в ухо, в бычью шею. Мне приходилось чуть ли не подпрыгивать, чтобы достать до его лица, которое он старался закрыть на бегу обеими ладонями. А он еще и кричал при этом что-то латышское или фашистское.
Моя справедливая ярость после нескольких достигших цели ударов сразу же и схлынула… Удовлетворенный исходом короткой схватки, я набрал жменю свежего снега, умыл свое разгоряченное и окровавленное лицо, вернулся на перекресток, пошарил руками в снегу, нашел разбитые очки… «Сволочь! По очкам ударил!» – я посмотрел вслед своему подлому сопернику, который по инерции еще бежал от меня, уже успокоившегося и утолившего жажду мести…
Печально вздохнув, я пошел к Дому творчества, прищуривая близорукие глаза. Но, прокрутив по дороге, словно кинокадры, все происшедшее, понял, что этот латыш и есть обидчик нашей Аллы Гербер.
Жалко, что я не знал тогда ничего о том, кто зверствовал в Хатыни и в Саласпилсе, о латышском Холокосте, о фашистских карательных отрядах айзсаргов – я бы еще добавил этому лесному брату…
Ореол защитника оскорбленной Аллы довольно долго светился над моей головой и не раз, как я теперь понимаю, помогал мне в моей литературной жизни. Но как я его мгновенно заработал, так быстро и промотал в течение одного вечера – 21 декабря 1977 года во время знаменитой дискуссии «Классика и мы».
Гербер же, рассказывая в 2008 году на «Свободе» о музее Освенцима, выразила озабоченность тем, что наши музеи чересчур приукрашивают историю Отечественной войны, что на нее нужно взглянуть по-новому. А тут как раз «по-новому» и взглянули: «бронзового солдата» эстонские неофашисты упрятали с глаз долой, старики-эсэсовцы из батальонов латышских карателей потянулись шеренгами по улицам Риги… Наверняка в их рядах марширует, если он жив, и обидчик Аллы Ефремовны из рижского Дома кино. Вот кого ей надо просвещать и перевоспитывать, вот из какой почвы ей, вместе со Сванидзе и Александром Бродом, надо вырывать корни антисемитизма.