На подводной лодке

© Вадим Кулинченко

Об авторе

КУЛИНЧЕНКО ВАДИМ ТИМОФЕЕВИЧ

АТВТОБИОГРАФИЯ, или скорее размышления о прожитых годах.

Родился я 23 декабря 1936 года в городе Острогожске (конкретно тогда слобода Новая Сотня, по улице Ленина д.22, теперь это ул. Освобождения д.66) в семье бондаря, который организовал артель бондарей, а потом перешёл в разряд служащих. До войны мой отец Куличенко (именно так, это особая тема, почему я один в семье остался Кулинченко, хотя мои исследования привели к тому, что моя фамилия истинно подлинная нашего рода) Тимофей Афанасьевич, рождения 1912 года стал председателем профкома Острогожского пищевого комбината. На фронт он ушёл добровольцем – политбойцом, так как был членом партии большевиков (ВКП(б)), где в 1941 году в боях за Ленинград был ранен в голову, пуля прошла навылет через голову. Там при ранении был утерян партбилет (к слову, его нашли поисковики в 1981 году, но отец отказался восстанавливаться в партии из-за бюрократического отношения райкома партии к этому вопросу). После ранения он потерял всю грамотность, шесть месяцев не разговаривал, врачи определили ему срок жизни в один год, а он прожил ещё более сорока. Всю жизнь после освобождения города от оккупации он проработал бондарем на различных предприятиях города. Мама, Анна Леонтьевна, великая труженица, воспитала троих достойных детей. Мой брат Владимир Тимофеевич Куличенко, полковник КГБ, разведчик был резидентом в Берлине в горячие 60-70-е годы прошлого столетия, умер рано, в возрасте 55 лет – настоящие разведчики долго не живут. Сестра Куличенко (Бондарь) Екатерина Тимофеевна, скромная труженица, живёт ныне в Нововоронеже у дочери, но её помнят и сегодня в Острогожском райпотребсоюзе.

Себя я помню с момента оккупации г. Острогожска гитлеровцами (немцами, мадьярами, итальянцами и прочей нечестью) в 1942–1943 годах (читай мой рассказ «Война моего детства»).

В 1943 году в после оккупационном Острогожске меня приняли в первый класс Романовской начальной школы (по улице Прохоренко). Помню, как я шёл в школу в 1-й класс: мама несла стол, а я табурет (это сегодня дети и родители несут цветы, а тогда…). В школах не было никакой мебели, кроме классной доски, поэтому ученики приходили со своими столами и стульями (непременное условие принятия в школу). Тетрадей не хватало, писали на газетах между строк, а вместо чернильниц непроливаек использовались всякие баночки, поэтому кругом были чернильные пятна. (О шариковых ручках тогда никто и не знал. В школах процветала тогда игра в металлические пёрышки для ручек, они были разных форм – с носиками, и без. Помню даже названия некоторых из перьев – «рондо», «скелете» и т. д.).

С нами 7–8 – летними учились и более взрослые дети (14–15 лет). Тогда, чтобы поступить в РУ (ремесленное училище), нужно было иметь начальное образование, о чём выдавалось Свидетельство об окончании 4-х классов. Учились все увлечённо, с верой в будущее…. Сегодня я полностью согласен с мнением моего друга искусствоведа и историка Виктора Листова: «Вадим, ты хорошо знаешь историю и понимаешь, что в истории происходит перманентная постоянная борьба, и даже война. Но есть особые моменты, один из которых достался нам с тобой (Витя с 1939 г.) – это жестокое детство (война) и печальная старость (рыночная экономика)!» Лучше, на мой взгляд, и не скажешь о «детях войны», к которым я отношу и себя.

В 1946–1947 годах, когда я был в 4-м классе и десятилетний возраст требовал отличного питания, в нашем регионе разразился настоящий голод. Мы по ночам с друзьями одногодками ночевали у магазина на Новом базаре (сегодня это пересечение улиц Пушкина и Ленина), тогда там был один продмагазин (здание барачного типа), где отоваривались карточки на хлеб, которого даже по карточкам на всех не хватало. Это теперь там возник целый квартал. А утром, когда привозили хлеб, сварливые бабы старались нас пацанов выбросить из очереди. Толпа во все времена агрессивна к слабым, тем более, когда толпа голодная….

Ходили в лес, собирали жёлуди, мололи из них муку, из которой наши мамы, добавляя ещё что-нибудь, пекли фиолетовые лепёшки, из картофельных очисток делали «драники» – одним словом, выживали. И выжили, стали, слава Богу, не последними людьми. Об этих годах мало кто вспоминает. Обычно в памяти остаётся больше хорошее, но иногда не грех вспомнить и плохое. Среди тех, с кем я окончил среднюю школу № 1 г. Острогожска (ОСШ№ 1) в 1954 году нет ни одного плохого человека. В этом большая заслуга наших учителей и преподавателей, которые в своих учениках видели будущее страны….

Я со своими друзьями с детства грезил морем, не знаю почему, наверное, под влиянием книги Новикова-Прибоя «Цусима», которая стала первой моей личной книгой, которую я выменял за самые дорогие для меня вещи. Мы, Алексей Попов, Борис Чернышев и я, попытались поступить в среднюю мореходку после 7-го класса. Повезло только Борису Чернышеву, который поступил и окончил Ростовское мореходное училище, стал впоследствии капитаном дальнего плавания, притом Лойдовским (право входа в любой порт мира без лоцмана), плавал на Тихом океане. Мне было отказано в поступлении «по малолетству», ко времени поступления не исполнилось 15 лет. Пришлось работать и учиться дальше, на чём настоял директор школы Алексей Дмитриевич Халимонов. У нас в семье было трое детей, отец и мама выбивались из сил, государство тогда не помогало, но люди рожали детей и воспитывали, и все старались, чтобы дети учились. Нам с братом приходилось ухаживать и за малой сестрой. Справлялись и не жаловались.

В школе мне трудно давался русский язык, по слогу все сочинения шли на отлично, а вот ошибки… Незабвенная Татьяна Ивановна Скворцова, зная мою заветную мечту, часто говорила: «Вадим, не станешь ты адмиралом, пока не научишься писать без ошибок!». Я старался, адмиралом не стал, но кое-чего достиг в морском деле и публицистике. К слову, в нашем крае, который когда-то относился к Новослободской Украине, смешанный язык – «Лез-лез по дробине, а упал с лестницы!». Наверное, отсюда и такое произношение и, конечно, правописание.

В школе я был активным общественником, и мне Военкомат выделил комсомольскую путёвку в высшее военно-морское училище им. С.М. Кирова в Баку. Но судьба распорядилась иначе. По рекомендации нашего зятя капитана 1 ранга Прокофьева Михаила Ефимовича, который был мужем моей тёти Екатерины Афанасьевны, сестры моего отца, мы с бабушкой поехали в Ленинград, где дядя проходил службу. Меня определили в свободную ленинградскую группу кандидатов в курсанты, где я и стал сдавать вступительные экзамены в Высшее военно-морское училище Подводного плавания. Это было тогда секретным училищем и именовалось Первым Балтийским училищем или войсковая часть 62651. Из 25 баллов я набрал 23 и был зачислен в училище. Что удивительно, сочинение на тему «Великие русские флотоводцы» я написал без единой ошибки. Потерял по одному баллу на физике и химии. Из двух факультетов: штурманский и минно-торпедный, выбрал последний. Контингент нашего потока курсантов, был в основном рабочее – крестьянский, из малых городов и деревень, Парни были все патриоты и стремились к знаниям. Когда нас впервые повели на экскурсию на подводную лодку «Лимбит», стоящую на Ниве, мы ужаснулись. Но как говорил мой брат: «Вадька, человек такое животное, ко всему привыкает!». И это так. Многие из моих сокурсников стали командирами подводных лодок, командирами соединений и героями Советского Союза. Главное, всегда нужно быть уверенным в себе!

Окончил училище в 1958 году, получил звание лейтенанта, и был направлен для прохождения службы на Северный флот, на котором и прослужил полных 22 календарных года. Ещё в училище вступил в ряды КПСС, в которой состоял до её распада, потом ни в какие партии не вступал. Я давно понял, что дело не в партиях, а в «лихих людях», которые ищут выгоду только для себя. Нужно только, чтобы в стране было больше порядочных людей, и она начнёт расцветать.

В октябре 1958 года я начал офицерскую службу на Северном флоте с начальной должности – командир торпедной группы средней подводной лодки «С-344» проекта 613. Лодки этого проекта в нашем послевоенном подводном флоте стали тем, чем во время войны был средний танк «Т-34», легендарная тридцатьчетвёрка для танковых войск. Фактически 613 проект (фото есть на диске под именем «Лодка») стал основой, из которой вырос весь наш послевоенный подводный флот, в том числе и атомный.

В 1962 году был назначен командиром БЧ – 3 (минно-торпедная боевая часть) на крейсерскую (большую) ракетную, но дизельную, подводную лодку «К-72» 629 проекта, с которой в 1965 году ушёл на строившуюся атомную ракетную лодку с крылатыми ракетами (ПЛАРК) «К-131» помощником командира. В декабре 1965 года лодка пришла с завода на Северный флот и вступила в его боевой состав. На ней я прослужил до 1970 года, став в 1969 году на короткое время её командиром. На «К-131» я совершил несколько боевых служб (автономок), пережил столкновение в подводном положении в Баренцевом море (смотри стр.335–336 книги «Тайны подводного шпионажа против СССР»), участвовал в арабо-израильской войне 1967 года, находясь в Средиземном море (смотри материал «Так это было» и главу «гонки в Средиземном море» книги «Тайны подводного шпионажа…»). За что и считаюсь и ветераном боевых действий.

После учений «Океан-70» командование Флотилии подводных лодок обнаружило у меня «штабной талант», и мне предложили службу в штабе Северного флота. Многие военачальники прошлого считали штабы мозгом Армии и Флотов. И это истина.

В конце 1970 года, после 12 лет службы на подводных лодках, дизельных и атомных, я перешёл на штабную работу.

В штабе Северного флота, где я прослужил до 1980 года в Оперативном управлении, моя служба была связана с подводными лодками. Мне приходилось заниматься планированием боевой службы для подводных лодок. В этот период я закончил и академические курсы по управленческому направлению.

Флот рос и развивался. Возникали новые управленческие структуры. Для них нужны были кадры. И в 1980 году меня пригласили в Москву, в Главный штаб ВМФ, на должность старшего офицера-оператора Воздушного командного пункта ВМФ (ВЗПу), который входил в систему Центрального командного пункта ВМФ. Там я пролетал на самолётах воздушного командного пункта до 1897 года, откуда в звании капитана 1 ранга ушёл в запас в возрасте 50 лет, с выслугой 52 года (календарная выслуга 32,5 года).

В период службы в Главном штабе ВМФ бывали различные случаи. Приходилось часто вылетать на Флоты с Главнокомандующими ВМФ, как-то Адмиралом Флота Советского Союза Сергеем Георгиевичем Горшковым и Адмиралом флота Владимиром Николаевичем Чернавиным, последний даже не хотел меня отпускать, собираясь, продлить мне службу ещё на пять лет, но я отказался. Любая военная служба не сахар – свобода стеснена, приказы – распорядки – командировки, и всё бегом – бегом. Хотелось заняться чем-то по своему усмотрению.

Относительно наград хочу сказать, что, к сожалению, а возможно к счастью, орденов нет. А медали все юбилейные, за исключением трёх – за выслугу лет. Мне как-то уже в Главном штабе один из начальников, прослуживший в штабах с лейтенантов, сказал: «Что ж ты, Вадим Тимофеевич, говоришь, в автономки ходил, Израиль воевал, а орденов не имеешь. Я вот уже третий получаю». Это было сказано в присутствии офицеров. На что я ответил: «Как будто Вы не знаете, что на фронте орденов не дают!». Раздался громкий хохот, и смутившийся начальник покинул помещение.

Уйдя в запас в 1987 году, я продолжал работать и заниматься любимым делом. Просиживал в библиотеках, накапливал материал и писал статьи. Конкретно меня интересовало не писательство, а публицистика. Веду своё исчисление в этом деле с 1989 года, когда в «Подмосковной неделе» появилась первая большая моя серьёзная статья. По скромным подсчётам на сегодня имею более 1500 публикаций различного объёма и характера, в основном на морские темы. Сегодня с полным правом подписываюсь «публицист».

Раз пять участвовал в различных журналистских и литературных конкурсах, в основном на военно – патриотические темы, становился Лауреатом этих конкурсов. В 2002 году стал Лауреатом международного конкурса славянских журналистов «России верные сыны».

В 2010 году к 50-летию юбилею Центрального командного пункта ВМФ вышла моя книга «50 лет ЦКП ВМФ». За книгу меня наградили грамотой Татарстана.

В 2016 г. стал дипломатом Всероссийского литературного конкурса «Щит и меч Отечества».

На сегодняшний день (идёт 86-й год моей жизни) я официально не работаю, но пишу….

За всю свою жизнь я не пропустил ни одного года, чтобы не побывать на своей малой Родине, городе Острогожске, где мои корни… Конечно, город меняется, к сожалению, не всегда в лучшую сторону.

Относительно того, что все мои родные имеют фамилию КУЛИЧЕНКО, а я Кулинченко. При оформлении свидетельства о рождении так записали и это обнаружили, когда оформляли брата в КГБ – разнобой в паспортах мамы и отца. Всех привели к одному знаменателю. Я был уже капитан-лейтенантом, уже было пухлое личное дело, и его не стали менять…. Но я не обижаюсь, я знаю свои корни.

Часть первая

Наверное, ни для кого не является большим секретом, что история Военно-морского флота России, в частности, подводного, не только для рядовых граждан, но, к сожалению, и для многих флотских офицеров, остаётся во многом «чистым листом»…. Курса истории отечественного флота в программах наших ВВМУЗов не предусматривалось. Да и особого значения этому вопросу не придавалось. И поэтому, очень важно, чтобы всё больше и чаще появлялись в нашей печати старые и новые, дотоле неизвестные, факты, материалы и имена людей, которые в своё время сделали всё от них зависящее, чтобы слава флота Российского росла вместе с флотом, а Флот России способствовал укреплению авторитета и могущества нашей Родины…. Одной из главных составляющих силы современных флотов являются подводные лодки, которые 116 лет назад были введены в состав Российского Военно-морского флота! 100 летний юбилей Подводных сил России, отмеченный 19 марта 2006 года, прошёл скромно и особо не повлиял на правительственные умы.

Метаморфозы «потаённого судна»
(Об истории возникновения подводного плавания и его развитии в российском флоте)

Более чем вековую историю подводных сил России изложить в одной статье весьма сложно, но обозначить канву их развития можно. Если отсчёт вести с постройки первой боевой лодки, таковой является «Дельфин» (распоряжение Балтийскому заводу о постройке последовало 5 июня 1901 года – испытания закончены 13 августа 1903 года), то Российские подводные силы уже перевалили свой вековой рубеж. Но, из-за сложных финансовых причин, ещё в 2000 году решено было этот юбилей приурочить к выходу в свет Указа Императора Николая 2 «О классификации судов Военного Российского Императорского флота» от 6(19) марта 1906 года, когда подводные лодки были выделены в отдельный класс боевых судов. Таким образом, официальная дата 100-летнего юбилея Подводных сил России отнесена к 19 марта 2006 года.

Подготовка к этому юбилею проводилась на честном энтузиазме преданных своей профессии ветеранов-подводников. Так и не была подписана Государственная программа подготовки к юбилею, хотя она была разработана энтузиастами ещё за два года до юбилея. И на фоне всех прошедших юбилеев Подводных сил в других странах, наш выглядел весьма скромно, несмотря на то, что наш Президент посвящён в почётные подводники. Видимо, не по традиции, а, как всегда, по низкопоклонству. Но это к слову. Жизнь продолжается, и подводные силы ещё покажут свою значимость в защите Отечества!…

ПРЕДШЕСТВЕННИКАМИ БОЕВЫХ СУБМАРИН являются подводные лодки, так называемого, «бытового» предназначения. Первая известная подводная лодка, построенная в Англии в 1620 году голландским механиком Корнелием Ван-Дреббелем, была экзотическим прогулочным подводным судном.

Человек с давних пор мечтал проникнуть в морские глубины, поэтому естественно его стремление к изобретению различных конструкций, способствующих этому. И всё же основная направленность всех этих изобретений со времён Александра Македонского была направлена на борьбу с надводными кораблями противника.

Через 100 лет в 1720 году, уже в России, было заведено «Дело» о постройке «потаённого судна» Ефима Прокофьевича Никонова. Идея была построить «боевую лодку», о чём говорит само название «огненное потаённое судно», которое в море в тихое время будет из снаряду разбивать корабли…». Но дерево было не тем материалом, из которого можно было построить добротную субмарину, поэтому первая подводная лодка для военных целей была построена более чем через полвека в Америке.

«Черепаха» (Тurtle) Давида Бюшнеля «отца подводного плавания» была построена из меди. Экипаж лодки состоял из одного человека, управляющим погружением и движением. Запаса воздуха для дыхания хватало лишь на полчаса подводного плавания. В 1777 году по инициативе генерала Джорджа Вашингтона подлодка Бюшнеля была использована для атаки английских кораблей, блокирующих Нью-Йорк. Это была первая попытка боевого применения подводных лодок.

В конце 18 – начале 19 веков строительство подводных судов застопорилось, было много противников подводного кораблестроения, особенно в Англии, которая разглядела в этом новом деле угрозу своему морскому владычеству. Она была законодательницей морской моды. Но жизнь остановить невозможно, и идеи продолжали развиваться на бумаге и в умах неугомонных изобретателей.

В НАЧАЛЕ 19-го СТОЛЕТИЯ за границей было построено несколько подводных лодок для военных целей. К ним можно отнести лодку Монжери (1825), Кастера (1826) и Жана-Пти (1834) во Франции и другие. На их фоне выгодно отличалась подводная лодка Шильдера, построенная в Петербурге (1834) на Александровском литейном заводе. И изобретатель доложил, что «главный механизм, на котором основано гибельное действие сей лодки, готов и только при отправлении лодки в Петергоф или Кронштадт лодка сия снарядится всеми разрушительными средствами для действия под водою, дабы, таким образом, простоту сего механизма сохранить по возможности в тайне».

Подводная лодка Шильдера является наиболее оригинальной из всех построенных почти до конца 19 столетия. На этой лодке впервые появились подводные якоря, позволявшие удерживать лодку на любой глубине без хода; впервые был применён оптический прибор для наблюдения в подводном положении – прообраз перископа; применён новый вид движения – гребки. Кроме применявшейся и другими изобретателями мины с гальваническим взрывателем, на лодке Шильдера были применены ракеты – «лодка была снабжена прикреплёнными к боковым стенам оной зажигательными и фугасными ракетами, а на стержне, прикреплённом к носовой части оной, имела одну мину в 20 фунтов пороху…» (из донесения об испытаниях 24.7.1838 г.).

Временным командиром на подводную лодку Шильдера был назначен мичман Н.Р. Жмелёв, который и является первым офицером-подводником Российского флота. Лодка Шильдера явилась заметной вехой в истории подводных сил России, но не положила начала их развитию. Значительный толчок к дальнейшему развитию подводного кораблестроения в России дала Крымская война 1853–1856 годов. В Крымской войне Россия по всем статьям проиграла войну на море, выход из положения нужно было искать в неординарных идеях, почему и было обращено внимание на проекты «потаённых судов». Наиболее известны изобретения Н. Полевого, Н. Спиридонова, А. Титкова, Г.Г. (автор скрыл свою фамилию за этими буквами), И. Александровского, а также предложение иностранца Бауэра, проекту которого царское правительство и отдало предпочтение перед всеми русскими проектами. Осуществлены были только два проекта – Бауэра и Александровского; другие проекты не были приняты, хотя они и заслуживали внимания.

Многие историки Российского флота в своих работах, косаимых подводного кораблестроения, максимум внимания уделяют лодке Бауэра. Вокруг неё даже стали возникать легенды, начиная от её наименования «Морской чёрт», которым она никогда не была. Изобретатель больше выколачивал деньги из царского правительства, говоря современным сленгом «кочевряжился», но не одного из 10 предъявленных требований проект Бауэра не выдержал. Лодка немца Бауэра скорее эпизод, чем веха в истории российского кораблестроения.

БОЛЬШЕГО ВНИМАНИЯ заслуживает проект, притворённый волей скромного русского изобретателя Ивана Фёдоровича Александровского. Мысль о постройке подводной лодки возникла у него в 1853 году, когда он, будучи в Англии по делам своего фотоателье, увидел грозный флот, готовившийся к нападению на Россию.

В 1856 году Александровский увидел в Кронштадте подлодку Бауэра, она показалась ему несовершенной, но он всё-таки прекратил после этого работу над своим проектом, «опасаясь подвергнуться нареканию в несостоятельности и подражании». И только после того, когда Бауэра с его лодкой в 1857 году выдворили из России, Иван Фёдорович возобновил работу над своим проектом. В мае 1862 года Морской Учёный комитет с подачи инженера-кораблестроителя С.О. Бурочка ознакомился с проектом. 14 июня Комитет одобрил проект Александровского, указав, однако, что у Морского министерства средств на постройку нет. Александровский, приложив немало усилий и хлопот, добился получения 140 тысяч рублей, и 18 июня 1863 года Балтийскому заводу был выдан заказ на постройку подводной лодки – в мае 1866 года лодка была построена.

Первое погружение осуществлял сам Александровский и человек со стороны некто Ватсон, незнакомый с устройством лодки. При погружении произошёл один неприятный момент – разрыв балластной цистерны. Этот случай показал, что на подводную лодку нельзя допускать людей, не обученных управлению механизмами, системами и устройствами. После исправления повреждений на лодку был назначен командир и команда из 6 офицеров и 15 матросов, которые после изучения лодки, совершили несколько погружений и небольших плаваний. Испытания продолжались три года, после чего Морской Учёный комитет дал своё заключение.

Осуществлённая идея Александровского была признана «отважной» и «патриотической». А главное, лодка Александровского заставила Морской Учёный комитет поверить в подводную идею, и он призвал оказать всемерную поддержку делу, которое «осуществляя русское изобретение, при ожидаемом вероятном успехе, призвано, к великой будущности совершить огромный переворот в морских войнах и дать на море такую силу, какой не обладают ещё другие народы».

Заслуги И.Ф. Александровского в истории развития отечественного подводного плавания бесспорны. Ему удалось решить задачу постройки большой металлической подводной лодки с механическим двигателем, причём, впервые была осуществлена двух вальная машинная установка. На своей лодке Александровский применил (также впервые) продувание водяного балласта сжатым воздухом, как это осуществляется и на современных подлодках. Впервые на русской подводной лодке был применён магнитный компас. Александровский на целый год опередил англичанина Уайтхеда в изобретении торпеды, но, как всегда, чиновники предпочли своему делу хорошему, плохое, но иностранное.

В это время над конструкциями подводных лодок трудились и другие изобретатели. Крымская война показала необходимость иметь небольшие, малозаметные морские средства. Именно этим целям соответствовали идеи генерал-майора П.Б. Герна, инженера по образованию. По его проектам были построены 3 подводные лодки: деревянный подводный брандер и две железные подводные лодки (в 1855 и 1863 гг.). Лодки строились по инициативе Инженерного ведомства и его средства для минной обороны Кронштадтской крепости. Они были построены, но не нашли применения.

В этом направлении больше повезло Степану Карловичу Джевецкому, его «колесницам», которые он начал конструировать в свои 33 года, имея уже достаточный жизненный и боевой опыт.

Опытами Джевецкого заинтересовалось Военное ведомство, решившее использовать подлодки для обороны берегов в помощь приморским крепостям. В 1879–1881 годах было построено 50 подводных лодок. Из них 34 были отправлены по железной дороге в Севастополь, 16 – оставлены в Кронштадте.

Подводные лодки Военного ведомства пробыли в строю около пяти лет, но с появлением торпед оказались устаревшими. После списания они хранились на складах Кронштадта. Им пришлось ещё поучаствовать в русско-японской войне 1904–1905 годов, а одна из них «Кета», переоборудованная лейтенантом Яновичем-вторым, даже участвовала в боевых действиях, атаковав в Татарском проливе японский миноносец.

Джевецкий одним из первых оценил возможности применения новых мощных источников электрической энергии – аккумуляторов и не только. С появлением двигателя внутреннего сгорания он начал работу по созданию на его основе единого двигателя для подводных лодок, и ему удалось решить эту проблему на лодке «Почтовый». Оценил он и новое оружие – торпеды, изобретя удачные наружные торпедные аппараты решетчатого типа. Он начал работу по созданию мореходных лодок большого размера.

НО ЧЕСТИ СОЗДАТЬ первую отечественную, боевую лодку удостоились Иван Григорьевич Бубнов и его соавторы М.Н. Беклемишев и И.С. Горюнов. К началу 20 века подводное кораблестроение за границей сделало значительный шаг. Бубнов и Беклемишев хорошо знали все зарубежные достижения, и, опираясь на них, разработали свой проект, отличавшийся от иностранных.

К весне 1901 года проект был разработан и представлен на рассмотрение Морского Технического комитета, а 5 июля 1901 года последовало распоряжение Балтийскому заводу о постройке лодки по этому проекту. Лодка, строившаяся сначала под названием «Миноносец № 113», а затем «Миноносец № 150», получила название «Дельфин». Удачные испытания «Дельфина» доказали возможность самостоятельной постройки подводных лодок на отечественных заводах. В связи с этим Морское министерство 13 августа 1903 года дало указание начать разработку проекта подводной лодки увеличенного водоизмещения до 140 тонн.

Согласно принятой в 1903 году десятилетней судостроительной программе Морское министерство предполагало к 1914 году построить 10 подводных лодок. В соответствии с этой программой 2 января 1904 года Балтийскому заводу был выдан заказ на постройку первой подводной лодки типа «Касатка» водоизмещением 140 тонн по проекту Бубнова и Беклемишева.

ПОРАЖЕНИЕ РУССКОГО ФЛОТА в русско-японской войне вынудило царское правительство искать возможности восстановления морских сил. Одним из путей решения этой задачи являлась срочная постройка подводных лодок.

24 февраля 1904 года Балтийскому заводу был выдан заказ на постройку 4-х подлодок типа «Касатка» (кроме, ранее заказанной лодки), а 26 марта была заказана ещё одна лодка на средства, собранные Комитетом по сбору пожертвований на усиление флота. Ввиду ограниченных возможностей Балтийского завода Морское министерство 26 марта выдало заказ и Невскому заводу на постройку 6 подводных лодок по иностранному проекту Голланда.

Лодки должны были быть построены в течение шести месяцев. Подлодки Балтийского завода получили имена: «Скат», «Налим», «Макрель», «Окунь» и «Фельдмаршал граф Шереметев». Лодки Невского завода: «Щука», «Стерлядь», «Пескарь», «Белуга», «Лосось» и «Судак». Но задача этими лодками не решалась, и царское правительство оказалось вынужденным заказывать подводные лодки иностранным фирмам: фирма Лэка – подлодка «Протектор» – в дальнейшем «Осётр»; фирма Голланд – подлодка «Фультон» – в дальнейшем «Сом»; фирма Крупа – 3 подлодки типа «Карп» и плюс подлодка «Форель». Почему я поименно назвал 17 лодок и 18-й «Дельфин», – с них начинался уже не опытный, а настоящий подводный флот России. Каждая из названных подводных лодок имела свою, неповторимую историю.

ПОСТРОИТЬ ПОДВОДНЫЕ ЛОДКИ в начале их пути было сложной задачей. Но не менее сложной проблемой была подготовка экипажей для них. В России не было никакой организации и опыта подготовки специалистов-подводников. Единственным авторитетом в этом вопросе считался Беклемишев, на которого и возложили эту задачу.

У Беклемишева был единственный путь – готовить команды из специалистов, взятых с надводных кораблей, практическим путём, в процессе постройки и испытания лодок. К слову, этот метод практикуется и сегодня, только команды на новостроящиеся подлодки формируются уже из специалистов-подводников. А тогда, пока не было ни специалистов, ни лодок, решено было использовать для этой цели подводную лодку «Дельфин». Чрезмерная спешка в обучении команд на «Дельфине», имевшем конструктивные недостатки, привела к аварии и гибели обучающихся на ней людей. Но задача была решена. И к концу лета 1905 года во Владивостоке оказалось 13 подводных лодок, укомплектованных подготовленными экипажами.

Присутствие подводных лодок на Тихоокеанском театре военных действий в период русско-японской войны 1904-05 годов оказало больше психологическое влияние на её ход (японцы отказались от штурма Владивостока), чем зримо ощутимое боевое воздействие. Это объясняется неподготовленностью условий для лодок на театре военных действий. И всё же прогрессивная часть офицеров флота увидела в подводных лодках перспективный класс кораблей. Война дала определённый толчок развитию подводного флота. Проходили многочисленные дискуссии на темы развития подводного кораблестроения, где офицеры-подводники горячо ратовали за новый класс боевых кораблей. Так, например, участник войны с Японией командир лодки «Кефаль», поручик Подгорный, выступая на собрании в Обществе офицеров флота в Кронштадте, говорил: «…Постройка лодок производилась спешно, лодки собирались во Владивостоке на театре военных действий, где не было ни знающих людей, ни хорошо оборудованных заводов; некоторые детали сборки приходилось заканчивать, ведя параллельно погружение. Если вспомнить, что подводное дело было совершенно незнакомо, то всё вместе взятое лучше всего объясняет, почему даже у многих бывших во Владивостоке на подводных лодках во время войны явилось разочарование в лодках. Все неуспехи, происходившие, главным образом, от новизны дела, были объяснены негодностью лодок».

Победил здравый смысл. Особенно, как всегда, опыт русско-японской войны оценили за границей. Более всех поверили в новое морское, боевое средство немцы, но и Россия не осталась в стороне. В феврале 1906 года на рассмотрение Государственного совета был внесён проект организации Учебного Отряда подводного плавания, а в марте подводные лодки были выделены в отдельный класс кораблей. 29 мая 1906 года было утверждено «Положение об Учебном Отряде подводного плавания», командиром которого был назначен контр-адмирал Э.Н. Щенснович. Служившие ранее на подводных лодках офицеры, а их было уже более 100 человек, в 1907 году были подвергнуты специальному экзамену и особым циркуляром Главного Морского штаба 68 офицерам, выдержавшим экзамены, было присвоено звание «офицера подводного плавания». Появление дипломированных специалистов-подводников положительно повлияло на строительство Подводных сил России.